Других целей не имеем

      Крыло самолёта разрезает ряд кучевых облаков, открывая взор на город, в котором в это время жизнь только начинается. Глядя из иллюминатора на яркие огни ночного Сочи, кажется, что она в нём не прекращается в принципе. По крайней мере Антон так думал всегда потому, что всё то множество раз, когда он прилетал в этот город, он чувствовал какой-то нескончаемый поток энергии и абсолютно не свойственную ему — особенно после перелётов и долгих поездок — активность, от которой страдали все близ сидящие люди. Чаще всего жертвой становился, конечно же, Поз, потому что его дедовское ворчание и лицо рыбы-капли забавляли ещё сильнее.       Перед сегодняшней посадкой он был особенно выдохшийся. Съёмки «контактов» вчера длились до самой ночи, а чёртовому будильнику и нескончаемым делам в офисе нет дела до того, что ты спишь по четыре часа в сутки, так что в самолёт Антон садился с одной единственной целью — поспать несчастных три часа, — до «Красной Поляны» он бы не дотерпел чисто физически.       Вот только в аэропорту его ждал Игорь — какой-то чересчур вдохновлённый и прибывающий в раздражающе хорошем настроении. Нет, Антон сам бесконечно рад предстоящему покерному турниру и ждал его так, как не ждал январского отпуска. Просто его вечные заёбанность и намертво приклеившееся состояние апатии забаррикадировали путь к наслаждению этим предвкушением хорошей игры. А про Игоря он, по правде говоря, просто забыл. Пиздец. Он настолько в состоянии нестояния, что забыл о звонке сорокаминутной давности.       Тот факт, что поспать в полёте у него не получится, Антон принимает в первую же минуту, стоит Игорю улыбнуться во все тридцать два и в привычном жесте бодро похлопать по спине, сжимая в приветственных объятиях. Игорь вообще один из немногих людей из окружения Шастуна, который может заставить его улыбнуться одним своим появлением, — улыбнуться искренне, что немаловажно.       Стоит им с комфортом расположиться в бизнесе, как разговор завязывается сам по себе. А потом Игорь предлагает виски, и сон как рукой сняло. Антону стыдно признаться, но навязчивые мысли съедают мозг до костей, — он зачастил. В январском отпуске он в совокупности был трезв примерно четверо суток, и то, когда уже совсем было невмоготу, — ему давно не семнадцать, как-никак. После — встреча с Арсом и нахлынувшие воспоминания, — он и не вспомнит сколько раз приходил в офис с жёсткого похмелья, — а потом — день рождения Катьки, Коса, потом ещё чей-то, какой-то менее значительный повод, день рождения Арсения, в который они так и не пересеклись, Дубай, пятилетие дыммашины, и вот он здесь, — в нескольких тысячах метров от земли, со стаканом в руке и снова внушительно пьяный. — Скажите, вы лесбиянка? — наводя камеру на Игоря, спрашивает он серьёзным тоном. — Не-ет. Я Натуралеса, — Игорь не сдерживается и ржёт, сбивая ауру мнимой серьезности. — Бля, это рилс! — Это рилс нахуй, — хором говорят они, окончательно сгибаясь пополам.       И так большую часть полёта. В коллекцию пошло ещё одно видео с «чиназес», а на другом Антон весьма недвусмысленно лижет Игорю ухо, — такой интим сразу же отправился в скрытую папку на его телефоне и в свет не выйдет никогда.       Вообще, сама идея напиваться с Игорем никогда не заканчивалась хорошо. Напиваться с Игорем, когда ты не то что вусмерть разругался, — в принципе расстался со своим мужиком, — тем более. Антон знает, проходил уже. А ещё об этом знал Арсений, — у них как-никак были почти здоровые отношения, — посему на Игоря он всегда смотрел с недоверием. И нет, Антон не блядина и Арсению он не изменял, — по крайней мере после того момента, когда они окончательно разобрались в том, кто они друг для друга и статус отношений подтвердили (почти) официально.       Но как бы то ни было, отношения между двумя — медийными! — мужчинами в гомофобной стране априори обречены на нелёгкую судьбу. Если между Антоном и Арсом даже спустя много времени всё ещё всплывал тысяча и один подводный камень, а обстоятельства и сотни причин «почему нет» наваливались друг на друга чуть ли не ежедневно, то изначально они вполне были способны поджечь целый континент. Неумение держать язык за зубами и пассивная агрессия Попова отлично справлялись с задачей воззвать к вполне себе активной агрессии Антона, а шастуновская агрессия, в свою очередь, заставляла Матвиенко сжимать кулаки и готовиться пиздить Шастуна ногами, Позова — вздыхать и пытаться призвать к здравому рассудку, а Стаса — просто путаться в происходящем и иногда вешаться. Это уже потом, когда ребята начали догадываться один за другим, их просто начали оставлять наедине, а то и вообще запирали в кабинете, или наоборот — делали так, чтобы в офисе они пересекались как можно реже, пусть это и было практически невозможно.       У Антона всегда было плохо с выдержкой. Это для большинства фанатов он «хорошенький, улыбчивый, вечно уставший кот Тоша», но когда Тоша злился — тряслись стены, а спорящие с ним люди сдавались быстро, прекрасно понимая, что оппонента своего не переубедят.       И если рабочие моменты приводили к тому, что Антон просто без сил заваливался домой и сразу вырубался, то стоило ему хорошенько кусануться с Арсением, злость одолевала такая, что становилось буквально тяжело дышать. Попов обладает необычайной способностью — выцеживать из Шастуна каждую эмоцию до последней крупинки, чтобы до срыва голоса, до царапин от ногтей на ладонях, до остервенелого желания вцепиться намертво и либо собственноручно задушить, либо вытрахать всю спесь, — в зависимости от ситуации.       И когда такая ситуация произошла впервые, — в двадцать втором году, когда, казалось бы, они уже научились понимать друг друга, — Антону просто не хватило терпения, а в следующую секунду в Арсения уже летел стул. Нет, Антон не любитель драматично крушить всё вокруг, чувствуя себя главным героем фильма, и сделано это было лишь для того, чтобы Арсения не ударить. Эмоции зашкаливали настолько, что он даже не запомнил конкретную причину конфликта, зато отчётливо помнит всепоглощающее отчаяние, полное опустошение и чувство безнадёжности.       И взгляд Арсения: непонимающий, уставший и окончательно сдавшийся.       Первый большой разрыв дался с трудом. И ведь обиднее всего было то, что они даже виноваты не были, — виноваты были обстоятельства, на которые они просто по-разному смотрели. Гиперконтроль со стороны фанатов, доёбки Стаса из-за каждой мелочи, каждое случайное касание, когда просто не уследил за собственной рукой, уже тянущейся к родному запястью, и ещё целый список действий и фраз, способных перечеркнуть историю длиною почти в десять лет.       Хождение по офису со стиснутыми зубами и намертво приклеившаяся дежурная улыбка на камерах сводили с ума, и в какой-то момент от сдерживаемых эмоций стало откровенно хуёво, — сначала ручьём хлынула кровь из носа, а потом Антон чуть не упал в обморок. На тысячу вопросов «в чём дело?» был один ответ — переутомление. Поверили все и лишних вопросов задавать не стали.       В какой-то момент перед глазами вырос Игорь. На его «выглядишь отвратительно» Антон лишь угукнул и хотел было скрыться от посторонних глаз, но тот позвал бухать к ним в крыло. Ни одной причины отказаться не нашлось.       Из-за и без того шаткого состояния накочегарился Антон быстро, а дальше в ход пошли гейские приколы, резко проснувшийся тактильный голод, потеря в пространстве, — из-за чего Антон и упал к Игорю на коленки, — ну и дурацкий кружок в «круги на полях», ставший поводом для сотни шуток.       Стоявшее напротив такое же пустое кресло было, наверное, поудобнее, чем костлявые ноги Игоря, но согревающий изнутри алкоголь и жар чужого тела расслабляли так, что в какой-то момент Антон не заметил, как начал то ли сопеть, то ли сонно постанывать, ёрзая на Игоре, как на самом удобном в мире матрасе.       Антон в принципе был пьян настолько, что многого не заметил в тот вечер: как рассосался народ, как закончился алкоголь, как рассказал Игорю про разрыв с Арсом.       Как Игорь ему в этом кресле подрочил.       И вся эта ситуация не то чтобы забылась, но на истории их дружбы отпечаталась жирным пятном, — абсолютно не в плохом смысле. Антон вообще по сей день удивляется, насколько у Игоря в жизни всё просто. Он просто делает, если  действительно этого хочет, не взирая на какие-то противоречия или внешние запреты.       Конечно Антону было неловко как из-за самой ситуации, так и перед Игорем. Но когда тот выпалил «да пох, забавный опыт», он сначала удивился, а потом также забил.       Чего уж греха таить, мужскую руку на своем члене Антон любит ровно настолько же, насколько и женскую, а сомнения по поводу того, как к этому относится Игорь рассеялись тут же, стоило этой ситуации произойти в принципе.       И стоило этой ситуации повториться.       А когда Антон сошёлся с Арсением, Игорь вновь превратился в «просто друга», не претендующего ни на шастуновский член, ни на шастуновскую жопу тем более. При этом не было традиционного «ведём себя так, будто ничего не происходило», — и то же общение, и те же гейские приколы, и те же крепкие объятия при встрече — всё сохранилось, и это не могло не радовать.       Сейчас Антон снова один, снова пьяный, а рядом снова такой же пьяный Игорь, и если бы существовал анекдот с таким началом, он бы обязательно закончился абсолютно не двусмысленным «спасибо, друг!».       Им приносят ещё виски, и стоит стюардессе выйти за пределы их обители, Антон сначала бодает Игоря лбом, а потом начинает чесать нос о его плечо, абсолютно ничего в свои действия не вкладывая. — Че ты?       Антон поднимает на него сонный взгляд. — Да рубит жёстко. — Потерпи. Через двадцать минут сядем уже. — Ага, а потом ещё до «Красной Поляны» в два раза дольше ебошить. Не хочу, — ноет Шастун. — Я тебя до такси не потащу. — А если я хорошо попрошу? — к своему пьяно-томному шёпоту Антон добавляет незамысловатое поглаживание Игоря по коленке. — Начинается, — вздыхает Игорь. — Арс потом снова дыру во мне прожигать будет. — Причем тут он? Мы расстались, я же говорил. — Надолго ли? — Блять, — раздраженно хрипит Антон. — Он сказал, что в этот раз это окончательно и попросил не при каких обстоятельствах не пытаться все исправить, а я его желания уважаю.       Игорь фыркает каким-то своим мыслям и молчит.       Разговаривать о бывшем, когда ты пытаешься соблазнить другого мужика — такая себе перспектива, но шальное настроение Антона сейчас сможет сбить разве что крушение самолёта, да и сон магическим образом прошёл, стоило посмотреть на Игоря под необходимым углом и вспомнить картинки из прошлого.       Просто в этом году Антон как-то по-особенному одинок, несмотря на большой круг друзей и бесчисленные праздники.       Если бы дело было в этом. — Или, ну... Ты уже не видишь в этом прикола? — Шаст, не хочу разговаривать как уебан, — многообещающе начинает Игорь, — но с тобой я во всём вижу прикол, хоть чё ты мне предложи.       На уебана сейчас похож Антон, потому что контролировать широченную улыбку от уха до уха не получается. Он уже было напугался, что допустил лишнего, или просто включил свой поганый флирт не вовремя, но он каждый раз забывает и каждый раз удивляется, — это Игорь, и никаких «не вовремя» с ним действительно не бывает.       Антон всё ещё пьян и всё ещё хочет тактильного контакта, поэтому живущая собственной жизнью рука начинает действовать увереннее, переползая с колена к внутренней стороне бедра, а нос тычется куда-то в ухо. Вообще Антон хотел попасть в шею, но с координацией у него сейчас не очень. — Ты сопишь, как псина, — беззлобно ворчит Игорь. — Иди в пизду. Я когда бухаю у меня нос закладывает. — В жопе ничё не закладывает? — А что, хочешь проверить? — Еблан. — Пизди меньше.       На этих словах Антон сползает носом ниже, прикусывая где-то под челюстью и сильнее сжимая рукой его бедро. Игорь шумно вздыхает и как-то нервно вертит головой, будто помимо них в бизнесе есть кто-то ещё, и Антону это не нравится. Он тут, вообще-то, свой коварный план выполняет, а у него прямо перед глазами носом воротят. Поэтому в следующее мгновенье он перемещает руку Игорю на подбородок и поворачивает к себе. — Угомонись, блять, Шаст, — цедит Игорь, перехватывая его за запястье. — Не здесь же. — То есть мы продолжим? — Да. Нет. Наверное. Но щас сядь на жопу ровно. — Так да или нет? — Да что ты как дитё-то, а? — Игорь устало вздыхает, откидывая голову назад. — Посмотрим, если угомонишься.       Запала Антон не теряет, но цокает и отворачивается к окну, высушивая ещё один стакан. Фальшиво улыбаться и пиздеть в глаза он может кому угодно, но себя обманывать нет смысла: он на грани. Одиночество и каждая подваленная эмоция сжимает горло когтистыми лапами, и если он не сменит фокус внимания на какое-то более острое ощущение, то просто заработает нервный срыв.       Поэтому несчастные эмоции и заглушаются этой ночью алкоголем, а концентрация вполне себе успешно останавливается на, как ему кажется, самом ярком ощущении — возбуждении.       Вот только теперь перед Антоном встаёт ещё одна задача: убедить Игоря поучаствовать в этом увлекательном мероприятии и догнаться в отеле. ***       На месте событий царит непринужденная беготня. Десятки операторов настраивают свои чудо-машины, большинство прибывших участников уже во всю чокаются наполненными бокалами, кто-то записывает кружки в телеграм, кто-то даёт интервью, организаторы суетятся из стороны в сторону, решая свои организаторские дела, а кто-то — просто Антон, которого после поездки в такси будто развезло пуще прежнего.       Сонно хрюкать на плече Игоря всю дорогу было увлекательно, но ещё увлекательнее подобраться к небольшой гудящей толкучке и тут же раздобыть откуда-то полный стакан. Компания чокается, улюлюкая, и тут же начинает обсуждать предстоящий турнир. Кто-то елейно тянет, что сегодня всех разъебёт, кто-то признаётся, что вообще на игру не настроен, а кто-то честно говорит, что приехал просто весело провести время. Атмосфера просто невероятная.       Спустя несколько жалких мгновений Антон понимает, что просто пялит в одну точку и молчит как минимум минуты три. Либо отходняки всё-таки подкрались, либо он действительно устал после перелёта. В реальность его возвращает хриплое «да мой ты хороший» где-то позади, и, обернувшись, Антон застает привычную картину, как Бебур зажимает Игоря в объятиях, а тот — как и всегда — не сопротивляется.       А в самолёте с Антоном сопротивлялся.       Нет, Антон не ревнует, — у этих двоих своя любовь, о которой они не только активно оповещают в социальных сетях, но и к которой уже все давно привыкли.       Ладно, Антон ревнует. Но это не такая ревность, когда ты смотришь на человека, к которому у тебя есть романтические чувства, а тот активно флиртует или позволяет кому-то флиртовать с собой. Это, скорее, снова о том, что у каждого из его окружения есть человек, которого будут больше любить, больше ценить, крепче обнимать  и... да. Кто-то, кто не Антон.       Драмой-квин Антон не был никогда, а конкретно в данный момент его душевными терзаниями управляет, скорее всего, алкоголь. Но если задуматься, всё ведь в действительности так: у Поза и Стаса любимые жёны и дети, Барбарисыч всегда был ближе к Арсению, с ребятами из Медиум Кволити, с которыми Антон общается почти ежедневно и также хорошо дружит — та же история.       Был только Арсений, который действительно крепче всех обнимал, смотрел неотрывно, любуясь, всегда говорил, как он Антоном гордится и просто, как говорится, стоял за его спиной и подавал ему пули, — вне зависимости от ситуации.       А потом случился чертов Бали, заранее назревающий конфликт и лопнувшее терпение Арса. Антон просто отнёсся к этому всему предельно спокойно, на что получил упрёк Арсения, что ему просто напросто плевать и встречать Новый год с любимым человеком ему на самом деле не всралось. Антона это, конечно же, обидело, потому что разговор насчёт январского отпуска поднимался неоднократно, и также неоднократно обсуждались планы, что делать двум несчастным влюблённым, которым на Бали нельзя появляться вдвоём ни под каким предлогом.       Грёбанная арсеньевская биполярка. Ну как можно сначала хоть и сквозь зубы, но согласиться, а в преддверии самого события учинить такой скандал, что уже не то что ехать куда-то, — жить не хочется. Не понравилась тебе идея — скажи ты сразу! Нет же, надо ходить с лицом грозовой тучи и копить в себе весь этот негатив на протяжении чуть ли не месяцев. Сказал бы сразу, Антон бы что-нибудь придумал.       Но Арсений не сказал, посему сейчас они оба имеют груз невысказанных фраз и так до конца и не решившихся вопросов. Нет, Антон в расставании его не винит, — оба молодцы. Но одна мысль о том, что всё могло бы решиться более простым путём, — а именно — словами через рот, — его всё ещё злит. Хотя давно надо было уже понять, что с Арсением просто не бывает. — Тофифи, ты чего? — рука Игоря оплетает шею, и Антон выныривает из мыслей о прошлом, непроизвольно улыбаясь. — Всё нормально, — почти не врёт. — На, попей.       Игорь впихивает ему очередной стакан и всё ещё виснет на нём коалой, и Антон снова выдыхает. Он с таким нетерпением ждал этот турнир, что портить настроение сейчас было бы нечестно по отношению к себе. Нахер это прошлое. У него есть целых три дня в этом городе, чтобы не только с кайфом поиграть, но и отдохнуть хотя бы головой.       Он оставляет Игоря и других подошедших ребят и поднимается в номер. Трезвый рассудок кричит откуда-то из недр сознания, что надо занести вещи, а то не хватало ещё окончательно уйти в отрыв и посеять где-то свою сумку. Помним, проходили.       Стоит Антону спуститься обратно, на горизонте появляется Поз. Димка хоть и здоровается с улыбкой, но в глазах читается явное неодобрение. Понять истинную причину Антон даже пытаться не будет, — виски новой волной ударяет в голову и о чём-то думать получается в принципе плохо.       «Как же завтра будет хуёво», — единственная пробежавшая в голове мысль, заглушаемая очередной порцией.       Заглушается и съедающее чувство одиночества. Макс начинает забавно тупить, из-за чего даёт Игорю и Бебуру тысячу поводов для шуток, Олеся совсем не по-партнёрски ржёт над своим же парнем, между делом Поз что-то хмуро печатает в телефоне, а потом умело вклинивается в общую атмосферу, а спустя мгновенье присоединяется и Ваш, тут же начиная стебать Антона. Сам Шастун не обижается, даёт обстебать себя полностью и расслабляется окончательно.       Спустя несколько минут бурной беседы Антона чуть ли не силой усаживают в кресло, потому что перестать смеяться и сконцентрироваться на происходящем вокруг не получается. Он даже не до конца помнит какую именно тему они разогнали, — от ржача уже рот трескается, а из уголков глаз слёзы выступают. Как он сейчас интервью давать будет? Антон уверен — у него глаза друг друга нахуй посылают, и определить это будет легче лёгкого.       Где-то сбоку начинает в шутку подпёздывать такой же пьяный Игорь, а стоящий напротив него Ваш голосит «уволен!», снимая его на телефон, на что Антон абсолютно неправдоподобно уверяет всех, что он в порядке. Нет, он правда в порядке, — духовно — так точно, — только штормить немного начинает. А обязательно сейчас этим заниматься? Вот бы на свежий воздух...       На вопросы он отвечает расслабленно, в своей привычной манере, пусть где-то и ловит тупняки и заминки, которые тут же скрываются искренним смехом. У Антона в принципе всегда живая мимика, наблюдая за которой сложно понять в каком он состоянии, и он этим активно пользуется, — подбирается, даже рассуждает о чём-то и под конец понимает, что вышло вполне себе хорошо. Профессионализм не пропьёшь.       Пошатываясь, он поднимается из кресла под всеобщее «о-о-о», не означающее ничего хорошего. Да ну их всех, думает Антон. Нашлись тут, видите ли, трезвенники. Он просто после перелёта устал.       Сигареты находятся не сразу, и Антон уже было хочет психануть то ли на них, то ли на себя, но в последний момент обнаруживает их в заднем кармане штанов. Наверное, курить, когда ты и без того едва держишься на ногах — не самая лучшая идея, но Антон хочет глотнуть свежего воздуха, а делать это без зажатой в руках сигаретки — не комильфо.       В другом заднем кармане вибрирует телефон, и Антон останавливается прямо на проходе к заднему выходу, хмурясь. Кому он понадобился на ночь глядя?       А, ну конечно. Стоило только вспомнить. Арс Почему ты в дерьмину опять?       Ну нихуя себе! Ни здрасьте, ни до свидания! А ничего, что последнее сообщение в их диалоге было месяц назад, — и то по рабочему моменту. И вообще, с какого это перепугу он в дерьмину? Да, пьян. Но за свои действия и слова Антон отвечает целиком, а потому, гневно тыкая пальцами по сенсору, он отвечает ёмкое:

Антон Где блять?

      Чёрт. Нет, это немного не то, что Антон хотел написать, но давать задом поздно, — Арсений читает быстро и сразу начинает печатать.       И судя по тому, что печатает он долго, там что-то отнюдь не позитивное. Арс Не прикидывайся, а? Я видел кружок у Саши. По шарам все видно и по голосу слышно. Как подросток, Шаст, ей богу. Ты зачастил. Прекращай.       Вы посмотрите на эту заботливую мамочку! Где были твои переживания, когда ты из Антона все соки выжимал и в молчанку играл? А, Арс? Когда на этих блядских качелях раскачал так, что в прямом смысле становилось тошно после очередной срачки? Когда глазищами своими пронзительными смотрел так, что в ноги хотелось падать и не только прощать каждую истерику, но и самому из раза в раз извиняться? Какой же ты, блять... Арсений. Даже язык не поворачивается назвать тебя как-то некрасиво. Только примитивное «стерва» красной строкой пробегает.       Эти и миллион других мыслей гудят в шастуновской голове сиреной, заставляя руки дрожать, а пальцы — печатать одно слово за другим, чтобы тут же стереть.       Как снег на голову, блять. Он аж забыл, куда вообще шёл. Нет, нет, нет. Арсений не собьет его с панталыку своей очередной причиной написать и добрыми намерениями. А как же установленное им же самим правило «не пытаться всё исправить, что бы там не происходило»?       Нахуй. Сам не знает, чего хочет, ещё и Антона в этот водоворот эмоций затащить пытается.

Антон Ниче не говори мне, Арс Своими делами занимайся

      Что ж, вполне себе трезвое сообщение, не сквозящее ни единой каплей пассивной агрессии. По нему и не скажешь даже, что Антон сейчас краснеет, как рак, и с громким «сука блядская» ногой дверь вышибает, выходя наконец на свежий воздух.       Пачка в трясущихся руках мнётся, а сигарета поджигается не с первого раза, и Антон мысленно считает до десяти, старясь хоть немного сбить зарождающуюся злость. Повеселился перед турниром, блять.       На экране красуется новое сообщение. Арс Я понял тебя. Хорошо. — Да что ты там, сука, понял?! — рявкает Антон, до побелевших пальцев сжимая ни в чём неповинный телефон. — Чё вообще с ума сошёл?       Антон дёргается от неожиданности и поворачивается на полу-смешливый, полу-непонимающий голос Поза. Тот достаёт из пачки сигарету и смотрит тем самым взглядом, говорящим «хорош заниматься хуйнёй», который Антон стоически игнорирует, — собственно, как и его вопрос. — Отмалчиваешься, как всегда, — говорит Дима без обиды, но с едва заметным упрёком. — Да о чём говорить? — устало тянет Антон и замолкает.       Нет, он правда устал каждый раз мусолить одну и ту же тему. Тем более с Позом. Тот, конечно же, в курсе каждой ругачки, каждого нервного срыва, и Антону хочется истерично просмеяться от мысли, что если разбудить Диму посреди ночи, он без запинки расскажет всю историю отношений своих коллег, — настолько он в курсе.       Но сейчас Дима молчит. Даже плечами не пожал, сохраняя то же нейтральное лицо, с каким он обычно наблюдает за объяснениями ответов в «Громком вопросе». И это почему-то начинает бесить. Может это психологический ход такой — не давить, и оппонент сам вывалит тебе всё, что покоится в его голове? Антон на этот трюк почти ведётся, но во время захлопывает варежку, хмуро выдыхая дым. Он не какой-то там глупый мальчишка, не способный сам справиться со своими головняками.       И Антон бы придерживался своей тактики дальше, если бы Поз не дышал так шумно в двух метрах от него, а сигарета не тлела так медленно. Да чтоб вас всех! — Вот блять! Как можно говорить одно, а делать совершенно другое?! — не выдерживает Антон под сдавленный позовский хмык. — Спокойно.       Ну ахуеть теперь. — Да это залупа какая-то, Поз. У меня уже глаз дёргается, отвечаю. — Не знаю. Как мне всегда казалось, ты — как никто другой должен был свыкнуться. Либо ты косячишь бесконечно. — Ну пиздец! Хочешь сказать, за почти шесть лет отношений я так и не смог к нему подход найти? А с меня кто пылинки сдувать будет?       И так всегда! Ну что за несправедливость? Почему вне зависимости от ситуации за свои слова и действия отвечать должен только Антон? Он, может быть, хочет просто лапки свесить и мотылять ими в воздухе, не боясь напороться на очередной упрёк. А если судить по большинству произошедших ситуаций, то напрашивается вывод, что сделать так — действительно проще. — Ты чё, блять, серьёзно щас? — истеричный смешок Димы Антону совсем не нравится, но он молчит, ожидая фактов, которыми его, видимо, сейчас закопают. — Ты вспомни, что восемь лет назад было. Ты же от Арсения как от прокажённого бегал, а он просто поговорить с тобой пытался и разобраться во всём. Шаст, да он с женой развёлся! Не из-за тебя, конечно, но как минимум из-за того, что начал ощущать что-то неладное и в чувствах своих путаться. — Меня тоже можно было понять, — бурчит Антон под нос. — Я не спорю, я и был всегда на твоей стороне. Но почему-то вместо того, чтобы либо рискнуть, либо оборвать всё с концами, ты выбрал невзначай представить всем Иру и молча съебаться с ней в отель. Удивительно вообще, что после того случая он не возненавидел тебя.       Не то чтобы эта тема между ним и Арсом табуирована, — как-никак Ира часть их команды и такой же друг, — но стоило ненароком вспомнить о том дне, Арсений становился чернее тучи и сразу замолкал, не желая развивать разговор. Антон, наверное, будет идиотом, если скажет, что в тот день он уехал с Ирой без какой-либо задней мысли. Но он именно так и скажет, потому что — надо же! — в тот вечер он был пьян и, как бы то ни было, ему было плевать.       Поступок скотский, Антон не спорит. Но находить себе оправдания спустя столько времени смысла нет, а поступить тогда так, как подобает взрослому человеку и сжать яйца в кулаке — у него просто напросто не хватило смелости. Ситуация переварена, ошибки учтены, но перед Арсением ему немного стыдно до сих пор.       А Позов, как и всегда, бьёт своей проницательностью прям под дых. Конечно Антон не тупой и всё прекрасно понимает без чьих-либо упоминаний и подсказок, но у него создаётся ощущение, что после одного особо сильного косяка он теперь должен расплачиваться до конца своих дней. И лучше бы он платил деньгами, чем не восстанавливающимися нервными клетками. — Да лучше бы возненавидел, — говорит Антон совсем не то, что хотел сказать. — Может.       А вот это вообще с толку сбивает. Антон аж сигарету до рта не доносит и на Диму смотрит, как на предателя родины. То есть, настолько всё было бы проще? Да не, херня какая-то. Очередной психологический трюк Поза, чтобы вывести Антона из себя.       А ведь у него ещё и получается, гусь какой.       Хватит с Антона на сегодня сеансов психологии и разборов ошибок прошлого. У него есть незаконченные дела, о которых всё это время он не забывал, несмотря на хорошенькую эмоционально встряску. — Где Джабр? — Не знаю.       От этого невозмутимого вида у Антона задница подгорает сильнее. Ну что за человек? Он так манипулирует им? Или пытается доказать своё превосходство? Пытается ли вообще показать хоть что-то? Боже, Антону кажется, что с годами он так и не научился понимать своих же друзей. Может это он отвратительный друг? Какая же ёбаная херня... — Поз, ну только ты не начинай... — его тон жалок и немощен, но от подступающей обиды становится откровенно дурно. — Да я вообще молчу, Антох. — Вот именно!       Стыдно становится от того, что Антон откровенно ноет. Стоит перед Димой, как насравший в штаны ребёнок перед родителем, и сам понять не может, чего вообще хочет. Дима молчит — плохо, Дима вправляет мозги — тоже плохо, а у самого Антона в голове каша из всевозможных пробежавших обид и доводов. Ещё и голова кружиться начинает. Блин, всё-таки сигарета была лишней... — Иди спать, Шаст, — вздыхает Дима и тушит сигарету. — Тебе уже достаточно.       Пошатываясь, Антон заходит обратно, чувствуя, как Дима поддерживает его под локоть. Ну ещё чего! Он не настолько пьян, чтобы его до номера тащили. Попытка вырваться из захвата с треском проваливается, — стоит Антону брыкнуться, он тут же вписывается в косяк плечом под Димино «да ёбан бобан». Антон ржёт, — он тот ещё бобан. Жаль не ёбан.       Кстати о нём. — Где Игорь? — Да что ты заладил-то? — бурчит Дима, заталкивая его в лифт. — Мы договаривались, ну... — он запинается, словив угрюмый взгляд Поза. — Договаривались. — Ты дурак? — Антон не спорит. — О чём договаривались? — Секрет.       Браво, Шастун. Вообще не вызываешь подозрений.       В лифте он хочет драматично скатиться по стене, — потому что такое настроение! — но Дима ловит его под мышку, вздыхая, наверно, двадцатый раз за минуту. Ебучая сигарета того не стоила. — Да ты в зюзю, брат. — Вообще-то это ты зизи. — Какая зизи? — Которая госпожа.       Антон ржёт, вспоминая легендарный прикол. Вот Поз дурак, конечно. — Ты еблан? — Антон вообще не понимает, чем заслужил такое отношение. — Я говорю «в зюзю», — а, теперь понимает. И от этого становится ещё смешнее. Как же его атакует бодун завтра...       Поз помогает ему найти в кармане карточку от номера, вот только стоит приложить её к сенсору, характерного щелчка открытия двери не слышится. И чё это за хуйня? — Чё за хуйня? — озвучивает свои мысли Антон и резко давит на ручку, распахивая дверь.       Ввалившись в номер, он первым делом сжимает кулаки, готовясь к драке с нарушителем его личных границ, но стоит проморгаться, как в глаза бросается скромно сидящий на кровати Игорь. — Ферреро! — тут же смягчается Антон, шагая вперед. — А ты чё тут? — хмурится Поз.       Антон шумно заваливается на горизонтальную поверхность, обхватывая Игоря поперёк живота и стараясь завалить его за собой. О присутствии Поза он, кажется, в мгновенье забыл. — Блять, — шепчет Игорь, отцепляя от себя его конечности. — Так я это, искал его, а он дверь не закрыл и... — Так, слушайте сюда, козлы, — строго говорит Дима, заставляя Антона подобраться и немного прийти в себя. — Говорите быстро, куда собрались? Не дай бог во что-то вляпаетесь!       Кажется Антон слышит, как Игорь выдыхает с ним одновременно. Они настолько хорошо свыклись с этим фактом и продолжают дружить как ни в чём не бывало, что никто из их окружения даже не подразумевает, что эти двое надрачивают друг другу в особо отчаянные времена. — Бля, Поз, жопу ставлю, никуда не собираемся, — достаточно правдоподобно уверяет его Игорь.       Дима смеряет их ещё одним недоверчивым взглядом, но в итоге машет рукой и захлопывает за собой дверь. Все эти минуты Антон старался не дышать, нагло перекладывая ответственность на Игорька, который, судя по шумному выдоху, сам чуть не обосрался. Нечестно, но Антон без зазрения совести в таких ситуациях притворяется ещё более пьяным, чем он есть на самом деле. — Я тебя искал, — строит щенячьи глазки Шастун, кладя подбородок ему на плечо. — Думал, ты хуй забил и спать ушёл. — Ну я на самом деле вздремнул тут, пока ты шлялся где-то. — Это что за ревностные нотки в вашем голосе? — елейно тянет Антон, улыбаясь. — Не, я просто успел немного протрезветь, — Игорь поворачивается к нему лицом и смотрит поплывшим взглядом. — Бля, ты когда пьяный такой милый, пиздец.       В это же мгновенье его рука ложится на Антонову ляжку и начинает ненавязчиво поглаживать, а его ощутимо положительный настрой передаётся как по щелчку. Антон уже переживал, что придётся поуговаривать. — Сосаться будем? — Ну а ты думаешь чё я тут сидел и ждал тебя? — А в самолёте чё выёбывался тогда? — Не выёбывался, а предостерегался. — Ой, вы посмотрите на него, — дразнит Антон. — А вспомнить офис, прям не оторвать было. — Это потому то ты стонешь, как шалава. — Приму это за комплимент. — Да завались.       Антон даже рот не успевает открыть, как Игорь настойчиво целует его, тут же оплетая руками и прижимая ближе. Этот пидрила то ли внутреннюю гомофобию не до конца проработал, то ли так и не признал тот факт, что в мужицком сексе не обязательно один всегда ведёт, а второй всегда под ним прогибается, потому что Антону он даже своим телом управлять не даёт, — сразу на спину заваливает, колени раздвигает, в шею мёртвой хваткой вцепляется.       Доминантом Антон был так себе, но Арсений чаще любил пассивную позицию, посему уверенно вести кем-то ему пришлось учиться. А Арсений старше, опытнее и в принципе любил создавать иллюзию для своего контролёра, что тот действительно управляет ситуацией, — в начале их отношений он буквально диктовал Антону каждое действие: где сжать, где шлёпнуть, где укусить, когда остановиться, а когда начать вбиваться в бешеном темпе. Уже со временем Антон изучил каждую точку на Арсовом теле, из-за чего с каждым последующим разом становился увереннее, а после — действительно рулил ситуацией, восхищаясь тем, насколько Арсений ему доверяет.       Да что ж такое-то, а! Слишком много Арсения в мыслях и разговорах сегодня. И вообще, Игорь отрывается от его губ и слишком приятно целует в шею, чтобы думать о чём-то или ком-то ещё помимо этих ласк. Укус в чувствительное место под ухом так вообще вызывает звёздочки перед глазами, из-за чего Антон начинает тихонько постанывать и откидывать голову назад, открывая больше пространства.       Руки тянутся к замку на бомбере, но их тут же перехватывают за запястья и прижимают к постели. Антон в сексе вообще не привередлив, — управлять, дарить ласку, задавать темп ему нравится ровно настолько же, насколько просто разнежиться и позволять партнёру контролировать себя, но разыгравшийся азарт подстрекает сломить броню Игоря и чисто из вредности показать, что Антон тут вообще-то тоже не лыком шит. — Ты так боишься, что кто-то может управлять тобой? — спрашивает Антон, отрываясь от его губ. — Не понимаю, о чём ты, — упрямится Игорь и снова тянется к его губам, но Антон, почувствовав, как на мгновенье хватка ослабла, резко обхватывает ногами его талию и в одно движение меняет их местами.       К ощутимому возбуждению прибавляется неожиданное веселье, потому что смотреть на брыкающегося под ним Игоря оказывается презабавно. Антон вообще-то выше и тяжелее, и пусть физическая подготовка у них примерно одинаковая, его комплектация даёт ему какое-никакое преимущество. — Ой, да не пизди. Боишься, что я могу начать претендовать на твою задницу? — Тебе ответить «да», чтобы ты перестал так по-дурацки лыбиться? — Не-е, — лыбиться Антон не перестаёт. — Давай по-чесноку. — Окей. Меня больше пугает то, что ещё парочка таких разов, и я начну претендовать на твою.       Антон округляет глаза и перестаёт так довольно улыбаться, неловко ёрзая на Игоре. То есть, это как? А как же их негласное правило «ни сантиметра в жопу»? Нет, конечно никаких правил установлено не было, но они как-то быстро словили коннект на мысли, что взаимной дрочки будет вполне достаточно, — о минетах оба тактично промолчали. Мол, трах в жопу — это чересчур интимно, чересчур «по-романтичному», да в принципе слишком для их пусть и привилегированных, но всё ещё дружеских отношений. Поэтому неожиданная откровенность Игоря не то чтобы пугает, но удивляет так, что Антон забывает, зачем они вообще здесь собрались.       Лицо Игоря выражает полное удовлетворение Антоновым потерянным лицом, а очередь довольно лыбиться по праву переходит к нему. Вот козёл. Будто специально с панталыку сбивает. — Да не ссы, Шаст, — он высвобождает руки и поднимает корпус, оказываясь с Антоном лицом к лицу, — твоя тощая задница в безопасности, — и, в противовес своим словам, скользит руками от поясницы к ягодицам, слегка сжимая их. — Бля, вот ты пидор. — Тебя не перепидорю, — уверяет Игорь и кивает на его выбеленную башку. — Хотя бы не пидорская чёлка. — И та у тебя была. — Всё равно пидор. — Пока в жопу не ебали — не пидор.       Игорь закапывает его живьём одним существенным аргументом за другим, заставляя недовольно пропыхтеть, а после выплюнуть с вызовом: — Значит, отсосать — слабо?       И коварная улыбка напротив не предвещает ничего приличного. — Да нихуя.       А потом Антона вновь одним движением сбрасывают с себя и придавливают к матрасу. Страшный человек этот Игорь Джабраилов, — как выплюнет что-нибудь эдакое, что потом сиди и думай серьёзно ли он, или это всё — очередной «дружеский» прикол. Полностью заверив себя, что всё происходящее — лютейший дружеский прикол, Антон стягивает с себя бомбер и внимательно наблюдает за тем, как Игорь тянет за резинку штанов и стягивает их с длиннющих ног. — Бля, с тебя пока штаны стянешь пропотеешь весь. — Кто-то, кажется, отсасывать собирался, — сучит в ответ Антон. — Да подожди, тут ещё трусы на подходе.       Вот говнюк, думает Антон, не сдерживая смешка. Может, таков ход Игоря? Скрыть лёгкое волнение шутками и растянуть момент, в котором он настроит себя окончательно, — члены тот не сосал ни разу, Антон знает. Чёрт, а может он и не хочет вовсе? А Антон, забывшись в возбуждении, так некрасиво подловил его. Они бы и дрочкой обошлись...       Последний элемент одежды, — футболка, — отлетает куда-то в сторону. Антон даже не заметил, как без трусов остался. Подождите, в смысле он полностью голый? А этот козёл чё одетый перед ним сидит? Так не пойдёт, надо... — Не судите строго, — с улыбкой говорит Игорь и как-то чересчур мило клюёт его в губы, начиная спускаться ниже.       Когда зубы цепляют сосок, а язык мокро лижет вокруг, вызывая тихий стон, Антон шлёт к чёрту эмпатию и сомнения. Член от таких забытых ласк крепнет окончательно, и Антон предполагает, что с позором обкончается через минуту.       Закрывать глаза он боится, — вертолёты никто не отменял, — но Игорь так влажно и приятно ведёт губами по низу живота, крепко сжимая бёдра, что Антон не выдерживает давящего на веки приятного напряжения и по инерции вцепляется в его чёлку мёртвой хваткой. — Не груби, тофифи.       Антон выдыхает тихое «прости», но стоит Игорю взять в руку член и обхватить губами головку, он снова сжимает его волосы, гортанно выстанывая ругательства. Чёрт. Это всё — плоды его трёхмесячного воздержания, — настолько ему сейчас приятно от немудреных ласк.       Игорь с тихим рыком отстраняется и цепляет зубами внутреннюю сторону бедра, явно намереваясь его успокоить. Реакция не заставляет себя ждать. — Ещё.       Антон едва шевелит губами, но даже не смотря вниз, он знает, что его прекрасно услышали. Следующий поцелуй отпечатывается на паховой складке, после — на пару сантиметров ниже, а третье обманчиво нежное прикосновение резко заменяется ещё одним укусом, а рука сжимается где-то под левой ягодицей до красных отпечатков. В нетрезвом состоянии и без того эрогенная зона становится ещё более чувствительной, из-за чего сдерживать беспорядочные стоны становится труднее.       Каждый возглас Игорь воспринимает правильно, продолжая покрывать укусами-поцелуями покрасневшую кожу, а потом вообще использует запрещённый приём — плюёт на член и насаживается почти наполовину, слишком резко переключая фокус внимания с одной точки на другую. — Бля-ядь, — хрипит Антон, снова не сдерживаясь и зарываясь в его волосы, но не надавливая. — Как ахуенно-то, а.       Игорь ведёт языком от основания к головке, втягивает щёки и в принципе не похож на человека, берущего в рот в первый раз в жизни. Либо же в те редкие разы, когда они поддавались неминуемой страсти, Игорь как-то слишком основательно изучил и запомнил особо чувствительные точки кипения, чтобы сейчас, в особо важный момент, этими знаниями воспользоваться. И несмотря на острое возбуждение, Антон этому умиляется, — даже поглаживать его по голове начинает, будто нахваливая.       В какой-то момент Игорь, не выпуская член изо рта, вновь цепляет его под ягодицей и закидывает ногу себе на плечо. Как же хорошо просто плавиться и нихуя не делать, успевает подумать Антон, прежде чем Игорь с особым давлением обведет языком головку, а пальцами заберётся выше и вновь сожмёт ягодицу, оттянув её в сторону и аккуратно проведя пальцами по чувствительному месту между мошонкой и анусом. — Бля-я, Игорь, блять! — бессвязно выкрикивает Антон, стараясь оттянуть его голову. — Я щас, блять...       Игорь проводит языком по члену ещё пару раз, обильно смачивая его слюной, и начинает расстёгивать собственный ремень, подползая к Антону. — Да что ты так орёшь-то, а... — его голос совсем не узнать: на пару тонов ниже, а слова, дающиеся с трудом, звучат без упрёка, — наоборот, — будто спрашивают, как вообще возможно, что ты такой.       А в момент, когда Антон едва открытыми глазами ловит потемневший взгляд Игоря, рот зажимает крепкая ладонь. Он не против, — у него голос уже совсем охрип.       Рукой он помогает Игорю стянуть штаны с трусами ниже и только хочет прикоснуться к его горячему члену, как запястье привычным жестом перехватывают и пригвождают к кровати. — Да лежи ты.       Антон опять не против. Игорь удобнее устраивается у него между ног и обхватывает оба члена ладонью, начиная аккуратно водить вверх-вниз.       Какой кошмар. Он действительно просто расслабляется и лежит под Игорем бревном, но тот так жадно скользит взглядом от его лица к шее, к подрагивающим плечам, к ходящей ходуном груди, что создаётся впечатление, что такая картинка его полностью устраивает. Антону от его взгляда даже спрятаться захотелось, но понимание, что тебя хотят вот такого — долговязого, с неидеальным телом, запахом перегара изо рта, глубокими мешками под глазами и вечным переполохом в голове — вдруг согревает так сильно, что Антон начинает активнее поддаваться движению его руки, мычать в ладонь протяжнее, закатывать глаза, выгибаться сильнее, лишь бы эту картинку дополнить.       И план срабатывает идеально. Игорь ускоряет движение руки на членах, бормочет под нос ругательства и, не сдерживаясь, проталкивает в приоткрытый рот два пальца. И без того не трезвая крышечка Антона съезжает окончательно и он начинает двигать головой вперёд-назад, не сводя с Игоря взгляда и чувствуя, как от таких немудреных дополнений к дрочке начинает подступать оргазм.       В особо пиковый момент Игорь убирает ладонь, вновь плюёт на неё и, опустив её обратно, таким правильным движением оттягивает крайнюю плоть, что Антон не сдерживается в очередной раз, выстанывая какие-то нечленораздельные звуки, и кончает себе на живот.       Это всё, нахуй. ГГ ВП. Антон на пару секунд уносится куда-то в другое измерение, забывая, где он, кто над ним и куда ему завтра надо. Лишь хриплое дыхание Игоря куда-то в шею возвращает ему способность думать. — Дав... — он давится и аккуратно вынимает его пальцы изо рта, — давай я... я помогу. — Постони. — А? — Постони, говорю.       Антон переваривает ровно две секунды, а в следующую — вновь обхватывает губами пальцы Игоря и начинает тихонько мычать, прикрывая глаза. И ведь имитацией не назовёшь, — посторгазменная нега всё ещё проходится по телу мурашками, вводя его в ещё более опьянённое состояние, а когда Игорь поднимает на него взгляд, он особо сладко стонет и полностью закрывает глаза, в эту же секунду чувствуя, как Игорь кончает следом.       Дрёма одолевает слишком резко и Антон, всё ещё находясь в полубессознанке, поворачивает голову к лежащему рядом Игорю и хрюкает со смеху. — Что это, блять, было? — Я сам в ахуе.       Антон чувствует мокрую от пота простыню под спиной, хлопает глазами и понимает, что окончательно протрезвел. Надо же. Всего-то требовалось с кем-нибудь перепихнуться, чтобы опустошить голову и расслабиться так, как он и планировал изначально. — Бля, я передумал, — вырывает его из дрёмы голос Игоря. — В следующий раз, когда расстанешься с Арсом, ты должен будешь мне жопу. — Чё? Какой следующий раз? — Антон сначала не догоняет, а когда вдумывается в сказанное, хмурится и стреляет в Игоря осуждающим взглядом. — Вы, блять, сегодня все решили мне мозг с этим Арсением вынести? — О, Поз тоже не идиот? Слава богу. — Да что вы знаете вообще?! — возмущается Антон, поднимаясь в порыве на кровати и тут же жалея об этом — следы их плотских утех начинают стекать на постельное бельё. — То, что вас друг от друга скальпелем не отдерёшь, — вздыхает Игорь, поднимаясь следом. — Не тупи, Шаст. Я не какой-то хуй с горы, и точно так же знаю ваш путь, пусть и не во всех подробностях. Не каждый бы решился, но вы — какое-то девятое, или какое там, чудо света, раз когда-то смогли прийти к тому, что имели, несмотря на всякую внешнюю хуйню. — Всё, хорош. Слушать не хочу. — Так слушать и не надо. Надо понимать.       Да что ж ты будешь делать. Все такие дохуя проницательные и понимающие, что дурно становится. Неужели их с Арсением связь настолько нерушима, что даже самые паршивые обстоятельства не смогут разорвать эту нить окончательно? А Антон что? Уже третье расставание подряд он падает в койку к другому человеку, а Арсений…       Твою ж мать. Грёбанное третье расставание. Только сейчас, мысленно крутя эту фразу на повторе, Антон осознаёт всю ущербность ситуации. Каждый конфликт, каждое «это окончательно», каждое «ненавижу», каждое «люблю», каждый долбанный период порознь послужили фундаментом буквально для всего: с трудом заслуженного доверия, возможности понимать друг друга с полуслова, прощения, тысячи разговоров о прошлом и будущем, любви, в конце концов.       Нет, это какое-то безумие. Не бывает настолько крепкой связи, чтобы ни собственноручно, ни внешними обстоятельствами, ни кем-то ещё ни распутать, ни раздробить, чтобы даже самый убедительный повод превратился лишь в слабое подобие жалкой попытки.       Наблюдение показывает, что каждый, кто узнал о расставании отнёсся к нему безразлично, не задавая лишних вопросов и даже не пытаясь проявить хотя бы слабую заинтересованность, — грубо говоря, приняли, как само собой разумеющееся. И нет, не в том смысле, означающем «ну, этого следовало ожидать».       «Этого следовало ожидать, но об этом можно не переживать» — вот в каком.       Антон вспоминает. С момента, когда он оказался на Бали, он может и превратился в бездонную бочку, но это скорее от отчаяния и усталости, чем от горя и безнадёги. Арс пусть и находился в нескольких тысячах километров от него, но словно продолжал сидеть маленькой копией в кармашке и подначивать за то, что встал позднее всех и за слишком частое курение; будто просил «Шаст, сфоткай меня здесь» или предлагал «а может ночью на пляж сбежим?»; будто в толпе звучал его смех, а не видно его среди компании только потому, что быстрее всех ускакал вперёд.       И Антон был спокоен. Он знал, что Арсений сейчас не один; что они встретятся через месяц; что несмотря на тоску, он спокоен также; что из жизни своей его — действительно — скальпелем не отдерёшь. Слишком плотно под кожу въелся и слишком большой угол в сердце занял, чтобы очередное всратое, независящее от них обстоятельство перечеркнуло всё одним рывком.       Что касается Арсения, сейчас он… не один. Да, точно не один. Они с Шастуном стоят друг друга, — найти человечка на «забыться» с их положением никогда не составляло проблем. Но у Антона это хотя бы Игорь — ничего от него не ждущий человек, с абсолютно такими же целями, а у Арсения один хуй с горы краше другого был. Но Антон на него обижаться не смеет. Сам не лучше.       И пока Антон задумчиво пялил на расползающееся по простыни пятно, Игорь успел сходить в ванную, вернуться обратно, а теперь стоит и верится по сторонам в поиске телефона. — Ты куда? — Как куда? К себе.       Это чё, придётся со своими мыслями наедине оставаться? Антон не готов. Он, вообще-то, спать собирался. — Оставайся, — предпринимает он жалкую попытку. — Не-не-не, брат. Нас ты послушал, осудил, а теперь давай как-нибудь сам.       Да чтоб вас всех, дохуя понимающих друзей. Антон обречённо вздыхает, но удерживать не собирается. Игорь и так тут все соки из себя выжал, чтобы не только временно кайфануть, но ещё и ему помочь опустошить голову.       Ага, чтобы тут же вновь её загрузить.       Проходя мимо, Игорь треплет его по голове и желает спокойной ночи. Кого там, спокойной, понуро думает Антон. Особенно она перестаёт быть спокойной в тот момент, когда он тянется к забытому на прикроватной тумбе телефону.       Разблокирован, и что дальше? Первая пробежавшая мысль — идея откровенно хуёвая, вторая — он всё ещё не до конца трезв, третья — он так делал уже сотню раз, четвёртая пробежать не успевает, потому что пальцы сами тянутся к нужному диалогу и уже печатают многообещающее:

Антон Поговорим после турнира?