Кинцуги

— Я переспал с ним, — выдавил Джин. Подобного рода ложь давалась ему нелегко. Джину было не впервой умалчивать, утаивать и подвирать, но обычно дело касалось только его самого, поэтому он прекрасно контролировал свою легенду, но теперь, когда в этом были замешаны двое, у него еле-еле язык ворочался во рту. Господин Кан, с которым он говорил по телефону, удовлетворённо хмыкнул, и спросил: — Как оно? Джин скривился, словно съел лимон. Дахён, безмолвно присутствовавшая при первом разговоре, изобразила на лице страдание и руками показало нечто внушительное между своих ног. — … Это больно. Это ужасно больно, — выпалил омега. — Я чуть сознание не потерял, папа! Всё было в крови… и ноги слиплись. До сих пор жжётся! — Терпи! — прошипел в ответ господин Кан. — Когда рожать будешь, будет в тысячу раз больнее! Так что привыкай. Можешь отдохнуть пару дней, а затем приведи себя в порядок и трахни его снова. И вообще делай это почаще! Как вы это делали? С презервативами? — Нет, но он не… Он не… — Сокджин был красный от неловкости и чуть не умирал перед Дахён от всего этого бреда. — В следующий раз делай что хочешь, но заставь его кончить внутрь! — взбесился омега. — Ты даже этого сделать не можешь?! — Я слышал, что с первого раза невозможно забеременеть, поэтому решил не заострять на этом внимания… — пролепетал Джин. Он знал, что это всего лишь миф, но это отлично подходило образу омеги, который он демонстрировал. — Чушь собачья! Ты должен постараться и зачать ребёнка как можно скорее, желательно альфу! Помни, что я тебе говорил! Во-первых, ты стареешь, ещё пара лет, и ты вообще родить не сможешь! Во-вторых, не жди, пока Чонгук решит заделать ребёнка кому-то ещё и выставит тебя вон! Кому ты тогда будешь нужен, использованный и выброшенный? И в-третьих, если ты не родишь, ты даже омегой себя не вправе называть! И продолжай говорить мне, где его носит! — Ну, сейчас он на работе, — уверенно сказал Сокджин. — Я подружился с его секретарём, так что он выдаёт мне всё о Чонгуке. Я тут же узнаю, когда он выходит из офиса и куда едет. — Неплохо, — одобрил господин Кан. — Хоть что-то ты сообразил сделать. Я помню этого секретаришку с его тощей задницей. Присматривай за ним одним глазком. Сокджин сделал вид, что его тошнит. Дахён прикрыла ладошкой рот, сдерживая смех. — На связи, — бросил господин Кан, и Джин с облегчением повесил трубку. — Это какой-то кошмар, — он смахнул пот со лба. — Этот разговор отнял у меня год жизни и молодости! Не удивлюсь, если через месяц я поседею. — Он такой, да, — кивнула Дахён. — Настоящий кладезь кейсов для изучения. К сожалению, не все методы можно применить на практике. Чонгук сейчас под прицелом, он всегда под прицелом, он и миллионер, и красавчик, и бизнесмен, и инвестор, он может только немного сдерживать своего отца, урезонивать его, но Кан продолжает гнуть свою линию. Если бы был какой-то способ… угомонить его, — она поморщилась. — Мы бы это уже сделали. Но он не сделал ничего, чтобы его законно ограничить. И это всё ещё отец Чонгука… хотя он сепарируется, как может, он был с самого детства очень зависим от его похвалы. Это может показаться странным, но Чонгук очень любил своего папу. И я думаю, он всё ещё любит его. — Я понимаю больше, чем ты думаешь, потому что я сам через это прошёл, — Сокджин сполз немного вниз на диване. — Когда твоя семья тебя ненавидит, и ты видишь, что у остальных детей родители и помогут, и приголубят, невольно начинаешь думать, что с тобой что-то не так. Пытаешься стать лучше, заслужить похвалу. Если это получается, то эффект словно от наркотика — эйфория, счастье. Любовь… Но, как и от наркотиков, следом происходит жёсткий отходняк, когда реальность даёт тебе пощёчину. С годами я просто понял, что мой отец меня не любит. А моя мачеха меня ненавидит. — А что твои братья? Вы ведь почти ровесники. — Я их любимая груша для битья, — усмехнулся Сокджин. — Родители меня били, если я провинился. Но Урам и Ушик любят изощряться, потому что для них это развлечение. Это гораздо хуже. — Я постараюсь выключить психолога и просто посочувствовать, — сказала Дахён. — Это так нечестно. Но хорошо, что ты сам очень многое понимаешь. Я заметила, ты книги купил? — Да, я обычно слушаю подкасты про бизнес, но там много говорится обо всяких новых штуках, а базы я знаю не так много, — признался Сокджин. — Но когда я читаю, мне нравится, что я понимаю, о чём речь. Я специально вёл список книг, которые хотел купить, чтобы потом делать в них заметки… хочу наведаться ещё в изакая Чонгука, чтобы посмотреть, как там всё устроено. — Это можно устроить, — оживилась Дахён. — Меня знают почти по всех его изакая, я даже была на открытии пару раз. Может, если я попрошу, мы сможем встретиться с управляющим! — Ого! Это потрясающе! — обрадовался Джин. — Можем съездить вместе! — Я буду очень рада. Нужно выбрать денёк, чтобы сгонять, можем и пообедать там заодно! — О, кстати, не хочешь перекусить? Я приготовил вяленое мясо с папоротником, наверняка оно уже остудилось в холодильнике, хочешь попробовать? — Ты даже такие вещи делаешь? Боже мой! Сокджин зарумянился, слыша искреннее удивление и восхищение в голосе Дахён. Он действительно хотел приготовить вяленое мясо, но это заняло бы у него как минимум месяц, поэтому пока что ему пришлось ограничиться покупным. Но он редко ел мясо с такой обработкой, и после того, как он попробовал сырую рыбу, ему захотелось поэкспериментировать и попробовать разные доселе неизвестные вкусы и их сочетания. — Это не слишком калорийно, — сказал он. — Самое калорийное тут мясо, но кусочки очень маленькие и тоненькие, потому что вкус чрезвычайно насыщенный из-за специй. — Ого! Это, должно быть, хамон, — Дахён взяла тарелку из его рук и пальцами вытащила крошечный ломтик мяса. — Я никогда не пробовала такие вещи! — Правда? — улыбнулся Сокджин. — Разве Чонгук не водит тебя по ресторанам? Он похож на такого человека. Они устроились в гостиной второго этажа на полу, дегустируя салат, и Дахён положила вытащенный кусочек в рот. — Вау, действительно насыщенно! Попробуем вместе, — она наколола вилкой все ингредиенты. Она делала так же, как и Сокджин — старательно насаживала на вилку каждую часть салата, чтобы точно попробовать всё вместе. Омега нашёл эту деталь в ней весьма занимательной и милой, и весьма порадовался, что это у них общее — он-то понятно почему так делал, он ведь считал себя кулинаром. — Что касается Чонгука, — Дахён вздохнула. — Он довольно болезненно воспринимает новое. Он вырос в Пусане в семье рыбака и предпочитает питаться рыбой и рыбной похлёбкой. Даже если он водит меня куда-то, это обычно его изакая, где он берёт своего тунца или рыбный суп. Или рыбное рагу. Или рис с рыбой. Я не заставляю его водить меня в итальянские или французские рестораны, потому что знаю, что он будет сидеть там, надутый, как мышь на крупу, и мрачно уставится в меню в поисках чего-то знакомого. Я неприхотливая, я ведь нищая, как храмовый таракан, для меня и поход в Макдональдс был уже праздником. Хотя люди едят преимущественно корейскую еду, как правило есть то, что пробовали все — пицца, тако, паста «Карбонара», такие вещи. Но я думаю, Чонгук никогда этого не ел. — О боже, — Сокджин схватился за сердце. — Этот факт делает мне физически больно. Он не попробовал столько всего вкусного… мне трудно это представить. Ох но… это значит, что я зря ему готовлю. Он всё равно это не съест… — Что ты ему приготовил? — Утку, — признался Сокджин, вяло ковыряясь в салате. — Он же не выкинул обед?.. — Чонгук никогда не выкидывает еду, — уверенно сказала Дахён, покачав вилкой в воздухе. — Он слишком её ценит. Даже если она ему не понравится, он отдаст её кому-нибудь. Даже если в ресторане ему еда не нравится, он доест её до конца. — Хах, да, когда я не доел салат, он смотрел на меня, как на врага народа, — кивнул Сокджин. — Если подумать, тогда он тоже заказал одну только рыбу… — Да, Чонгук предпочитает знакомые продукты. Лапшу, батат, пянсе, кимчи, и всё, что плавает в море, — кивнула Дахён. — Я не думаю, что он ненавидит тебя. Хотя он ведёт себя, как гремлин, он не злой человек. Даже если первое впечатление было плохим, он оттает. Я хочу поговорить с ним ещё раз. Он просто… упрямый и тяжело переносит изменения. — Я заметил, — вздохнул Сокджин. — Он… он был таким милым на свадьбе. И внимательным. Я думал, мы подружимся. — А наутро карета превратилась в тыкву, — подвела итог Дахён. — Он пообещал тебе защиту и он должен тебя защитить. Видишь ли, он считает, что ты всё ждёшь, как бы залезть к нему в трусы. Сокджин поперхнулся и закашлялся, чуть не рыдая от вставшего в горле воздуха. Нет, ну он, конечно, подозревал, но… Дахён похлопала его по спине. — Наверное, я слишком резко выразилась. Я имела в виду, что всё, что ты делаешь, и твою манеру поведения Чонгук видит… ну, как флирт. — Я не умею флиртовать! — панически воскликнул Сокджин. — Это то, как меня учили себя вести перед альфой! Хихикать, прикрывая рот ладошкой, и не сметь смотреть ему в глаза, всё это дерьмо! — О, хороший мальчик знает слово «дерьмо», — ухмыльнулась Дахён. — Моя бы воля, я бы вообще к нему не приблизился! — фыркнул Сокджин. — Он действительно настоящий гремлин!.. Дахён захихикала. Сокджин улыбнулся. В этом было что-то забавное, как они обсуждали одного и того же мужчину, являясь супругом и любовницей. Омега находил это действительно занимательным. Несмотря на то, что Чонгук занимал всё его сердце, Сокджин не собирался ничего делать на самом деле. Во-первых, Чонгук счастлив с Дахён, Сокджин не станет рушить его счастье. Во-вторых, Чонгук его презирает, глупо на что-то надеяться. В-третьих, Сокджин легко влюблялся. Он влюблялся во всех героев романов и дорам, во всех красивых парней и девчонок, во всех людей, кто был с ним вежлив и хоть немного добр. Он привык к этой своей особенности и привык держать себя в узде — для его сердца не было действительно большой разницы между Чонгуком, с котором он жил в одном доме, и актёром Пак Соджуном, которого он видел только на экране и биллбордах с рекламой соджу. Как бы ни было его сердце полно этими чудесными мужчинами, делать что-то было бесполезно. Только трата времени. И конечно, видя отношения к себе, Сокджин действительно хотел постучать себя по груди и сказать: «Эй, давай менять объект гиперфиксации. Этот что-то не очень.» — На самом деле, хотя он и гремлин, это видно, что он не злой, — сказал Сокджин. — Я видел людей, которые меня по-настоящему презирают и ненавидят. Чонгук рычит на меня, словно хочет напугать, чтобы я убежал. Но хотя мне это неприятно, вряд ли это меня отвадит. Он не знает, с кем связался, и с чем я имел дело, — омега с показной гордостью задрал нос. — В любом случае, напоминай ему, что ты не его мальчик на побегушках, — посоветовала Дахён. — А то он так и привыкнет рычать на тебя. — Спасибо, что стараешься наладить между нами контакт, — улыбнулся Сокджин. Внизу что-то щёлкнуло. — Это не Чонгук, — прошептала Дахён. — Боже, это господин Кан! — Значит, это правда? Он действительно сюда приходит?.. — Быстрее, быстрее уходи! — прошептал Сокджин, — как можно тише! Если он увидит тебя здесь, нам обоим конец! Он нарочно загремел всем, чем мог, затопал навстречу гостю и как можно громче спросил: — Кто пришёл? Я спускаюсь! Дахён выскользнула по второй лестнице, и Сокджин похвалил предусмотрительность Чонгука. — Это я, сынок, — послышался голос господина Кана. — Поставь-ка чаю! — Я не ждал вас так скоро! — вежливо удивился Сокджин, торопясь на кухню. — Вы пришли спросить о чём-то? — Я хотел поподробнее поговорить с тобой о твоём омежьем долге, — ласково улыбнулся господин Кан, вплывая на кухню и устраиваясь за столом. — Я хотел тебя похвалить за то, что ты взялся за ум и последовал моим советам. Сокджин растянул губы в вежливой улыбке, тут же устраивая чаепитие. Разве сегодня квота на общение с господином Каном не была выполнена? Какая, блять, жалость. — Я готовлю ему каждый день на работу, — проговорил Джин. — Я узнал, что Чонгук больше любит рыбные блюда. Он со мной немногословен, расскажите о нём побольше, чтобы я побыстрее нашёл к нему путь. Будет лучше, если Кан сам будет болтать. Насколько Джин понял, этому человеку чрезвычайно важно поучать других, так что можно будет просто развесить уши. — Вы же его папа, — проговорил Джин. — Наверняка вы знаете о нём то, что никто другой не знает. Вот так, побольше лести. Джин тоже не лыком шит. — Кстати, папа, не хотите апельсиновых цукатов? Я недавно приготовил. — Отлично, давай, давай, — пробурчал господин Кан, наблюдая за тем, как Джин суетится. Нужно просто потянуть время. Сегодня Чонгук должен вернуться домой, так как Дахён вечером занимается подготовкой к университету со своей сестрой, а значит, они точно не будут вдвоём. Сокджин едва сдержал кислое выражение лица, когда подумал, что господин Кан будет говорить о сексе, которого не было. — Чонгук действительно любит рыбу, — начал разглагольствовать господин Кан. — Когда он только родился, у нас был только маленький рыбный магазинчик в Пусане. Всего лишь рыбная лавка. Я всё пытался замотивировать своего мужа развивать бизнес, но он так и не смог этого сделать, как бы я ни пытался. Но с Чонгуком я не совершил подобной ошибки. Я начал его готовить с самых ранних лет! Тебе очень повезло, сынок, я практически сделал твою работу за тебя! Конечно, Чонгук любит рыбу. У нас не было ничего другого, и мы не были особо богаты, так что я следил, чтобы он съедал всё до крошки! Дети должны съесть всё. Когда у тебя появятся свои, ты поймёшь это. Ребёнок должен расти крепким и сильным, или у него потом не хватит сил на учёбу, а затем и на работу! Слава родителей — это их дети. Я сделал из Чонгука миллионера. Ты сделаешь из него миллиардера. А из вашего сына ты можешь сделать самого великого человека на свете. Сокджин вдруг подумал, что он может вызнать от Кана больше полезной информации о Чонгуке. Дахён называла его кладезем кейсов, и возможно, это ящик Пандоры стоит приоткрыть, чтобы узнать, каково было Чонгуку действительно под этим контролем. — Как сделать ребёнка успешным? — спросил Сокджин. — И кто научил вас, папа? — Я много смотрел и наблюдал за тем, как родители растят своих детей, — важно ответил тот, держа чашку с оттопыренным пальцем. — Когда твой ребёнок идёт в школу, ты тут же оказываешься в условиях дичайшей конкуренции детей с детьми и родителей с родителями, зачатки которой проявляются ещё в детском саду! Конечно, детям хочется играть и развлекаться, это же дети! Но эти шалости не стоят того, чтобы менять на них своё будущее. Ребёнка нужно сразу ставить перед реальностью, что он попадёт в жестокий мир, где, если ты не добился успеха, то ты всего лишь отброс! Чонгук рос под моим жёстким контролем. Он знает, что всё воздаётся по заслугам. Сколько ты заработал, столько ты и получишь. Чем усерднее работать, тем больше можно обрести выгоды! Что-то я не заметил, чтобы у тебя была работа, мрачно подумал Сокджин. Даже у него была работа, пусть и тайная! Он не осуждал людей, что предпочли остаться на домашнем хозяйстве, но для такого человека господин Кан уж слишком много рассуждал об успехе и выгоде. — Значит, Чонгук хорошо учился? — Из рук вон плохо! — яростно возразил господин Кан, уплетая апельсиновые сахарные палочки. — Я столько раз его наказывал, поначалу всё было бестолку. Даже если что-то могло работать, то только на короткий срок. Я сёк его розгами и ставил на горох, но, пока ему не исполнилось шестнадцать, он упрямился. Но после шестнадцати я наконец доломал его. У Сокджина волосы на голове встали дыбом. Он не подал вида, но внутри всё заледенело. С такой гордостью говорить «доломал». Словно это новенькие пуанты, которые нужно разбить, измять, чтобы они лучше подошли, чтобы их удобнее было использовать. И как у балерины есть таланты и навыки, у господина Кана был полный набор аналогичных инструментов для исполнения своего жуткого перформанса «успеха». — В шестнадцать Чонгук начал хорошо учиться?.. По его спине сбежала капля холодного пота. — Он вгрызся в бизнес и учёбу, — с гордостью ответил омега. — Не только помогал нам в магазине, как раньше, а сам искал места сбыта, делал рекламу, выискивал способы увеличить добычу, продлял лицензию, даже свою первую зарплату потратил на технику. Уже к двадцати он смог зарегистрировать свою торговую марку! А в двадцать три он открыл свою первую эту… как её? — Изакая? — подсказал Сокджин. — Верно! Ты и сам всё знаешь. Поэтому, сынок, вместо того, чтобы няньчиться с детьми и утирать им сопли, нужно жёстко вести их вперёд. Тогда ты добьёшься успеха. Я вижу, ты слишком мягкий и робкий. Я научу тебя, когда появятся внуки. Можешь даже отдавать их мне, и я помогу с воспитанием, и тебе будет отдых. Боже, если у меня когда-нибудь будут дети, я их на пушечный выстрел к тебе не подпущу, подумал Сокджин. Но вслух сказал: — Папа, вы очень разумны. — Что ж, теперь поговорим о твоих успехах на брачном ложе. О нет. — Как ты смог его убедить? На губах господина Кана появилась масляная улыбочка. Сокджин ощутил себя угрём на сковородке. Кан вообще выглядел, как немножко помешанный. И его чрезвычайная заинтересованность постелью собственного сына была откровенно отвращающей. — Ну, вы знаете, папа, что на этот брак Чонгук пошёл скорее под давлением обстоятельств, чем от чувств, — Сокджин знал, что ничто не делает ложь такой убедительной, как кусочек правды. — О да. Он так упрямился. Он всегда таким был. — Но я ведь довольно-таки хорош собой, — сказал Сокджин. — И я намекнул ему, что, раз уж я его законный муж, он мог бы и попробовать… слово за слово, и всё более-менее получилось. А где первый раз, там и второй будет. У него аж живот скрутило от этих слов, от этой лжи. Ему было тошно даже смотреть на это лицо и знать, что его собственное лицо сейчас отражает эту физиономию. — Верно, верно, — покивал господин Кан. — К сожалению, он будет упрямиться и появлению детей. Но ты знаешь, что делать. — Я могу соврать, что принимаю гормональные таблетки, чтобы он не использовал защиту, — оскалился Сокджин. — Отличная идея! Решив, что почва достаточно увлажнена, Джин решил попытать свою удачу. — Вы обещали мне кое-что вернуть, папа, правда ведь? — О чём ты говоришь? — захлопал ресницами господин Кан. — Кредитка моего мужа, — напомнил Сокджин. — Ах, это… но зачем она тебе? Да я её и не взял сегодня? — выражение лица господина Кана сменилось на недовольное. — Я не пойму, зачем тебе деньги? Чтобы покупать всяческие безделушки? Не глупи, Сокджин. Вот когда у тебя будет две полоски, тогда тебе действительно понадобятся деньги. — Но папа… вы обещали. — Сокджин, ты не сделал ещё ничего, чтобы заслужить эту карточку. То, что ты делаешь, это твои обязанности, не делай из этого какого-то подвига. Это всего лишь начало. — Мне нужно поддерживать имидж семьи, — вежливо напомнил омега. — Конечно, я покупаю себе безделушки, папа, но это часть моей работы. Я должен сохранять образ достойного и ухоженного омеги. — Если тебе нужны деньги на какую-то вещь, просто скажи мне, и я тебе выделю, — ответил господин Кан. Он достал кошелёк, покопался в нём и вынул пару купюр. — Этого тебе на твои безделушки хватит? Сто тысяч вон?! По сравнению с десятью тысячами долларов каждый месяц это были гроши! — Благодарю, папа, — Сокджин не прикоснулся к деньгам, но склонил свою голову. — Чай был очень вкусный, и твои цукатики тоже хороши. Сделай для меня коробочку и пришли мне, — велел господин Кан. Сокджин поджал губы тайком. У него только на ингредиенты для готовки может уйти сто тысяч вон, а то и больше. Конечно, не на цукаты, а на другие вещи, но он уже привык готовить из того, чем домработница заполняла холодильник. Видимо, как раз господин Кан и подъедал эти вещи… — Я провожу вас. Сокджин кусал губы с досады. Он думал, что Кан приехал как раз вернуть ему карту! Но видимо, сделанного недостаточно. Нужно придумать что-то, чтобы впечатлить его!.. — А это что? Господин Кан остановился напротив открытой двери в гостиную. Сокджин похолодел. Там так и остались стоять две тарелки с салатом. — У тебя были гости? — холодно улыбнулся он, поворачиваясь к Джину. — Ко мне заходила подруга, — признался Джин. — Что же она так стремительно ушла, что вы даже оставили тарелки прямо в комнате? — ласково спросил Кан, делая шаг внутрь. Джин безмолвно застонал. — Я в прошлый раз так напугал твоего друга, что теперь твои гости сбегают от меня? — Её парень позвонил ей и велел срочно ехать домой, — соврал Сокджин. — Поэтому я спешно проводил её… Вы приехали как раз после, так что я бросился встречать вас и не успел убрать… Господин Кан наклонился, поднимая с пола две тарелки, и поставил их на столик. А затем наклонился с пола и подобрал что-то, поднося к лицу и вдыхая запах. Сокджин понял, что это рубашка Дахён, которую она скинула в доме. — Это моя, — поспешно сказал он. Господин Кан развернулся к нему, окинув его ледяным взглядом, и усмехнулся. — Ты лжёшь, Сокджин. Это очень меня печалит. — Я не… — Ты лжёшь! — завопил господин Кан, швыряя рубашку ему в лицо. — Я велел тебе избавиться от этой суки, а ты приводишь её в дом?! Кормишь её?! Может, ты ещё и спишь с ней?.. Ты, паршивая овца, как ты смеешь впускать эту тварь? — Это не она! — закричал Сокджин. — Папа, я клянусь! Это просто моя подруга! Папа! — Лжец! В чём ты ещё мне соврал?! Говори! — заорал Кан. — Ты хоть спал с моим сыном?! Раздевайся! Раздевайся и раздвинь свои ноги! — Нет! — взвизгнул Сокджин, когда омега с безумным выражением лица вцепился в его брюки, пытаясь их стащить. — Нет! Папа, не надо! Это не она! Прекратите!.. — Ты смеешь мне перечить?! С хлёстким звуком пощёчина обожгла лицо Сокджина, а не успел он опомниться, на лицо опустилась и вторая. — Твоя работа настолько проста: хранить семейный очаг! — прорычал господин Кан, схватив его за руку и вытаскивая вон из комнаты. — Если ты недостаточно хорош, ты не заслуживаешь того, где ты живёшь! Ты этого не заслужил! Ты ещё посмел просить у меня обратно карточку? Наглая дрянь! Ты позволил этой прошмандовке приходить в этот дом, как в собственный! Это твоя вина, что мой сын ходит к любовнице! Если бы ты был достаточно хорош, у него из головы мигом вылетела бы вся эта дурь! Если ты ещё раз впустишь в дом эту суку, я сживу со света вас обоих! Я убью её и тебя! Он стащил Сокджина по лестнице, и тот с ужасом понял, что они оказались перед входом в подвал. — Не надо, пожалуйста!.. — Здесь твоё место! Свою комнату ты не заслужил! Он втолкнул Джина в распахнутую дверь и захлопнул её. Омега чуть не скатился кубарем по крутой лестнице, но тут же бросился обратно, колотя кулаками по двери: — Что вы делаете! Выпустите меня, прошу! Папа! Папа, не надо! Пожалуйста, выпустите меня!.. Хлопок двери снаружи убедил его в том, что омега покинул дом. Сокджин бессильно сполз на лестницу, сотрясаясь от шока, затем судорожно принялся ощупывать руками стену в поисках выключателя. Затем вспомнил, что он снаружи, и прекратил попытки. Вокруг было темно — ни зги не видно. Сокджин трясущимися руками ощупал лестницу, чтобы не упасть с неё, и осторожно спустился на пол, усевшись сбоку от ступеней и обнимая свои коленки. У него даже телефона с собой не было, чтобы посветить себе или позвать на помощь. На секунду в голове промелькнула крамольная мысль — выломать к чертям собачьим дверь. Джин был вполне силён, он вполне мог бы высадить её плечом — это была не дубовая толстая дверь, как иногда делают в погребах, а всего лишь декорированная тонкая дверца, пусть и тоже деревянная. Скорее всего, Джин мог бы её сломать… Но он помотал головой. Нет. Он даже не представляет, как разозлится его муж. И он мог бы случайно разбить стоящие бутылки… И если он упадёт с лестницы, то точно покалечится. Из света у него была только полоска под дверью, толщиной в нить, и больше ничего. В подвале не было ни окон — зачем вину дневной свет? — ни вентиляции. Пусть он и был большим, но Джину казалось, что он задыхается… Он уткнулся лицом в колени, стараясь справиться с приступом панической атаки, и сосредоточился на дыхании. — Никто не умирает, Сокджин, — пробормотал он. — Ты просто напуган. Просто напуган… Раз-два-три-четыре-пять-шесть-семь-восемь… Он положил ладони на свои плечи, поглаживая. Ты не умираешь. Удушающее чувство немного отступило, но темнота осталась. Что, если Чонгук не вернётся сегодня? Что, если его планы изменятся, что, если его не будет несколько дней?.. Сколько времени Джин должен здесь провести? — Спокойно, малыш, даже если не вернётся Чонгук, каждое утро приходит леди, чтобы приготовить еду, — строго обратился к себе омега, продолжая глубоко и медленно вздыхать, чтобы унять колотящееся сердце. — Воздуха здесь достаточно для тебя, а за ночь ты всего лишь проголодаешься, не умрёшь. Вместо страха он решил сконцентрироваться на гневе: — Вот сука! Он ещё посмел предположить, что я ему отдам своих детей! Больной ублюдок!.. Какие ещё дети?! Какое ещё воспитание! Он псих! И Чонгук знает, что его папаша псих! Как можно было про такое сказать «ну просто соври там что-нибудь»? Когда они обсуждали брак, Чонгук больше говорил про светские рауты, чем про своего поехавшего крышей родителя! И вот что?! Пока что ни одного так называемого выхода в свет, где Сокджин бы в красивом наряде стоял на балконе, помахивая ручкой с вершины своего замужнего социального положения! Зато каждая новая встреча с папашей оборачивается каким-то пиздецом! Что дальше? Он убьёт Сокджина?! Он немного поплакал от злости, скрипя зубами, но понемногу чувства улеглись, и он даже немного задремал. Делать было особо нечего, а истерика вымотала его.