Кинцуги

Неизвестно, сколько в точности прошло времени, когда он услышал звук открывающейся входной двери. Он вскарабкался по лестнице и слабо позвал: — Чонгук?.. Чонгук… выпусти меня… — затем, словно боясь, что его не услышат, позвал громче: — Чонгук!.. Дверь открылась, и на пороге появилась Дахён. На её лице отразились шок и боль, она протянула руки к нему: — Сокджин!.. Омега хотел потянуться к ней, но его вдруг обожгло фантомной болью, и он наоборот, отшатнулся, словно боясь, что сейчас, как чёрт из табакерки, появится господин Кан и снова ударит его и запрёт… — Что ты тут делаешь?! — над плечом Дахён появился Чонгук, хмуря брови. — Я… папа запер меня здесь… — Сокджин взял себя в руки и выбрался из подвала. — Он понял, что Дахён была в доме и… — И ты там сидел всё это время? Почему не позвонил? — У меня не было телефона с собой… — вяло проговорил Джин, опустив взгляд. — Мог бы дверь выбить! — Чонгук! — воскликнула Дахён. — Почему ты на него бросаешься?! — Почему от него одни проблемы? — возмутился Чонгук в ответ. — Проблемы не от него, а от твоего отца! — закричала девушка. — Ты обещал защищать Сокджина! Ты обещал! Сидя в подвале, он позвал именно тебя, он звал тебя на помощь, Чонгук! Что, если бы я не позвонила тебе сразу? Он бы просидел там ещё несколько часов! — Он не ребёнок, чтобы его от моих родителей защищать! — разозлился Чонгук. — Его повели в подвал, а он покорненько пошёл, его ударили, а он подставил вторую щёку! Ну прямо сама добродетель! Это его задача, прикидываться моим мужем! — Прикидываться твоим мужем, а не плясать с бубном вокруг твоего отца! — рявкнула Дахён. — Он ненормальный! Посмотри, что он творит! Запирает людей в подвале! Если ты действительно хотел бы, чтобы кто-то всерьёз занялся твоим папой, это должен делать не омега из хорошей семьи, а профессионал! Твоему отцу нужен психолог, а то и психиатр! Ты дал Джину обещание, Чонгук, и не сдержал его. Ты дал мне обещание, что ты попробуешь наладить контакт, и не сдержал его! Я… не хочу тебя видеть. Я не хочу. Извини. Вини во всём своего отца, а не тех, кто оказался его жертвой! Я ухожу. Мне нужно позаниматься со своей сестрой. Она развернулась и пошла прочь. Чонгук с налившимися кровью глазами обратил свой взгляд на Сокджина и прошипел, присвистывая от ярости: — Ну что?! Ты доволен теперь? — Я… — Сокджин огромными глазами уставился на него, не зная, как реагировать на развернувшуюся перед ним сцену. Больше всего ему хотелось бы сейчас побежать вслед за Дахён, но вряд ли рассерженная девушка была готова сейчас нянчиться ещё и с ним. — Тебе мало того, что ты приносишь одну головную боль, ты ещё меня и с девушкой пытаешься поссорить? — прорычал Чонгук, хватая Сокджина за грудки и встряхивая. — В следующий раз просто выстави его за дверь! Он не должен приходить сюда, ты меня понял?! И не вздумай приближаться к Дахён! Я запрещаю тебе общаться с ней! Слёзы обиды вскипели на глазах Джина, и он с силой отцепил пальцы Чонгука от своего воротника: — Вообще-то меня заперли в подвале!.. Он хотел возразить что-то ещё… сказать всё, о чём он думал в эти часы, всё, что Дахён так смело и ясно высказала Чонгуку только что, и добавить кое-что от себя, но слова вдруг встали комом в горле. Он не мог так выражаться. Он не мог говорить этого. Он не мог выдавить ни звука… и за вспышку гнева его тут же накрыло волной стыда, и он так и стоял, покрасневший и хлопающий ртом, как рыба, выброшенная на сушу. — Я вижу, — мрачно осклабился Чонгук и рявкнул: — Выметайся!! Джин пулей выбежал с первого этажа и скрылся в своей комнате, запираясь на замок. В следующий раз он просто сделает вид, что его нет дома. Пусть господин Кан сам себя обслуживает. Пусть Чонгук решает сам свои проблемы! Сокджин уселся на постель, и вскоре услышал хлопок входной двери. Чонгук ушёл. Видимо, ему даже в собственном доме не хотелось находиться, пока Джин был там. Омега чувствовал себя ужасно. Он пострадал от господина Кана, он испугался Дахён, и она наверняка это заметила, Чонгук снова накричал на него, и во всём он ещё и виноват! Сегодня ночью ему нужно было работать, но Джин уже чувствовал себя вымотанным до предела. От сна под лестницей тело ломило, голова трещала, а сердце до сих пор колотилось. — Деньги сами себя не заработают, — мрачно проговорил Джин. Отправив Чонгуку сообщение с описанием произошедшего, он откинул телефон, не желая знать, даже если Чонгук ему напишет, и постарался выкинуть злое выражение лица альфы из головы. Боже, Чонгук действительно скорее пожмёт клешню лобстера, чем будет дружелюбным с Джином. Может, тоже начать на него огрызаться? Может, тогда он уяснит, что Сокджину к чертям не сдался его роман. Омега вздохнул — нет. Не выйдет. Он не так воспитан! Двадцать восемь лет суровой муштры на тему, как надо вести себя с альфой, просто так не вытравить — это въелось в кость, это въелось в кровь, в мозг и в душу. Не перечь, не повышай голос, не поднимай взгляд, не говори о своих проблемах, не груби, не ругайся, не выноси сор из избы, и внутри его тоже не храни — видимо, этот самый «сор» нужно было сожрать и сказать спасибо. Сокджина тошнило от самого себя. В одном Чонгук прав — он бесхребетная белоручка. Но как он мог поднять руку на родителя своего мужа? Он посмотрел на себя в зеркало. От пощёчины осталась только одна ссадина на правой щеке, видимо, от кольца господина Кана, но, к счастью, не очень большая, так, царапина. Слава богу, фингала нет. Омега принялся краситься. В этот раз он наклеил на лицо стразы, скрывая ссадину, и сделал растушёванные чёрные стрелки, дымчато уходившие в слепящий золотой пигмент. Помада снова была красной, но на этот рад немного уходящей в бордовый оттенок. Волосы Сокджин оставил висеть, но гелем придал им немного влажный и вьющийся вид — он редко так делал, потому что это заставляло его выглядеть особо развязным и доступным, словно им только что хорошенечко занялись, тогда как убранная назад чёлка напротив, выглядела довольно строго и даже чопорно. В зеркале его было даже не узнать, он выглядел мрачно и роскошно. В качестве украшения он выбрал чёрный ошейник с золотой витой пряжкой, а одеждой была полупрозрачная рубашка из чёрного шёлка с очень глубоким вырезом и золотыми искорками. Она открывала не только его грудь почти до живота, но и плечи, демонстрируя плавный разлёт ключиц и мягкие линии его тела. Он редко это надевал, но сегодня ему казалось, что наряд подходит. Хотелось почувствовать себя желанным… любимым. Джин вздохнул, выбирая туфли на каблуке. Ничего. Когда будет играть на фортепиано, снимет их. Возможно, сегодня он споёт что-то жуткое, вроде «Призрака оперы», он может, его диапазон вполне позволяет брать высокие ноты. Джин включал в своей репертуар что-то французское. — Или «Убийственную симфонию»? — спросил он сам себя. — Тоже подойдёт. Он кивнул своему жёлтому пластиковому Будде, накинул на себя плащ, скрыл лицо капюшоном, и с цоканьем каблуков покинул пустой дом. — Боже, что на тебя сегодня нашло? — воскликнула Кюнмин. — Я тебя сто лет не видела в этой блузке. Джин прикрыл ладонью декольте и вздохнул: — Если я начну рассказывать, то точно заплачу. А я не хочу испортить макияж. Если вкратце — господин Кан узнал, что Дахён приходила, снова отхлестал меня и запер в подвале. — Какой кошмар! — Юнги охнул. — Ты выбрался? — Угадай, — мрачно огрызнулся Сокджин и вздохнул: — Прости. Чонгук после этого ещё и наорал на меня. Мол, сам не могу сдачи дать. А я… я действительно не могу. — Блять, вот уёбок, — расплевался Юнги. — Если я его встречу, я плюну ему в лицо! Я ещё думал, что он нормальный! — Он нормальный, — Сокджин потёр виски. — Просто… он не любит меня. Он даже своего отца любит больше, чем меня, я думаю. Я для него всего лишь бесполезная содержанка, которая даже с ролью ширмы не справляется. — Хватит терпеть такое отношение к себе, — проговорил Намджун, появляясь с подносом чистых бокалов. — Ты должен высказать всё, что о нём думаешь. Он так обращается с тобой, потому что ты ему и слова поперёк не скажешь! — Намджун! — возмутился Юнги. — Что? Сокджин достоин лучшего! — возразил альфа. — Об него всю жизнь ноги вытирают, и мы только порадовались за него, как оказывается, в замужестве он шило на мыло поменял! Только верёвки теперь не хватает! Его снова бьют, унижают, запирают в подвале! Ни один человек не заслуживает такого, поэтому, что бы там Чонгук про тебя ни думал, он не должен позволять своему отцу так с тобой обращаться! — Намджун прав, — покачал головой Сокджин. — И я сегодня пытался что-то сказать Чонгуку… я был так зол, когда меня заперли! Я столько ругался!.. И всё в пустоту. А когда Чонгук оказался передо мной и начал на меня кричать, я словно… остолбенел и онемел. Я не знаю. У меня воздух внутри застрял, и в голове пусто… если я не научусь как-то сопротивляться этому, я буду вечно жить в аду. Они видят, что я робкий, и пользуются этим… — Хорошо, что ты это понимаешь, — кивнул Намджун. — Ты не мог предугадать, что так будет, это не твоя вина. Да и выбора не было у тебя, выходить за него замуж или не выходить. Но мой тебе совет: если это продолжится, плюй на эту «честь», — он показал в воздухе кавычки. — Или чем там ещё твоя семейка дорожит, разводись. Потом найдёшь работу и жильё. Мы поможем тебе. — Намджун, это ценный совет, но не для меня, — с горечью признал Сокджин. — Для меня развод это такой же позор, как если бы я жил в восемнадцатом веке или типа того. Да что там! В Корее до сих пор развод является чем-то постыдным, а уж в круге моей семьи после развода следует просто удавиться. А лучше — до, если уж так хочется завершить семейную жизнь. — Намджун, Джин не такой, как мы, — серьёзно проговорил Юнги. — То, что для тебя кажется само собой разумеющимся, для него не работает. — Не понимаю, почему нельзя просто развестись и никогда больше не видеть этих людей, — проворчал Намджун. — Может, мы и небогаты, но по крайней мере, не огребаем побоев полную панамку. — «Почему она просто не может снять хиджаб и лифчик?» — передразнила его Кюнмин. — Намджун, быть свободным телесно и быть свободным умственно — это две очень разные вещи, и Джину предстоит ещё долгий путь. Ты молодец, — она повернулась к омеге, — что ты этот путь проходишь. Не сдавайся. Однажды у тебя получится. Просто… думай об этом почаще и не забывай, сколько всего ради своей свободы ты уже сделал. И помни про свою мечту, малыш. — Спасибо, — Джин слабо улыбнулся. — Давай, готовься к выступлению, распойся хорошенько, — она ласково ущипнула его за плечо. — Я сделаю тебе питьё. Намджун с Юнги всё ещё тихо переговаривались, явно обсуждая эту ситуацию, но Джин не рассчитывал, что все могут войти в его положение, поэтому не заострил на этом внимание. — Вау, ты потрясающе выглядишь! — сказал Чимин, отвлекшись от зеркала. Хвиин и Бери, обе выступающие в бурлесковых номерах со стулом, поддержали его: — Блузка огонь! — Благодарю, — Сокджин снова инстинктивно прикрыл грудь ладонью. — Не бойся, всё будет хорошо, — заметив это, сказала Хвиин, — мы тут все друг за дружку горой. Юнги тебя защитит от нежелательного внимания. — Я знаю, — улыбнулся Сокджин. Юнги часто решал его проблемы и вообще был таким человеком, с которым понятия дружбы немного размывались. Сокджин предполагал, что они оба, Юнги и Намджун, находясь в открытых полиаморных отношениях, всё ещё могут рассматривать каждого человека, как потенциального партнёра, и он не мог на все сто исключить себя из этого списка. Юнги согласился засунуть в него пальцы, в конце концов. Даже если это было не ради удовольствия, это всё равно было очень интимно. Друзей о таком обычно не просят. Наверное. Но Юнги был именно таким другом, который мог сделать всё подобное и не задать никаких вопросов. Сокджин не был так уверен насчёт Наджуна — хотя когда-то у него был краш на него, Намджун именно был альфой, и это проводило черту. Не сказать, что двое омег не способны образовать половую связь — напротив, так как у них была способность и к зачатию, и к оплодотворению, именно связь двух омег была бы наиболее эффективной. Но так уж повелось, что обычно социально одобряемая дружба была между представителями одного пола. Сокджин не отрицал так же мысль, что, если бы ситуация вокруг его девственности не была бы такой напряжённой, он бы давно сделал это со своими друзьями. Но он не слишком много думал об этом, потому что, хотя его познания был сильно расширены благодаря Кюнмин, Намджуну и Юнги, его мысли оставались довольно узки, он просто не позволял себе слишком зацикливаться на этом. С одной стороны, ему не хотелось, чтобы кто-то его там трогал и вообще строил планы на пространство между его ног, с другой стороны — любопытство и желание отстреляться наконец, чтобы распрощаться с этой идиотской девственностью. И, так как он не мог рассчитывать на кого попало в этом вопросе, он бы скорее отдал себя в руки опытных любовников, которые, во-первых, заботятся о нём и любят его, а во-вторых, знают, как с чем обращаться, и в-третьих, не изменят своего отношения к нему. В день свадьбы ему так понравился поцелуй Чонгука… Сокджин до сих пор вспоминал о нём, и о тех маленьких поцелуях, что тот оставил на его лице. Это был подарок для него. Сокджину не была противна мысль о том, чтобы заняться сексом с Чонгуком. Он был красив, очень сексуально выглядел, и наверняка являлся довольно опытным партнёром. Но… Сокджин не знал его? И не доверял. К тому же, Чонгук не любит омег, и вряд ли он бы хорошо обошёлся с Джином, даже если бы согласился заняться с ним сексом. Вряд ли бы он долго и старательно растягивал бы его, как того посоветовал Юнги, и действительно заботился бы о том, чтобы не было больно. Мысль о том, что ему будет больно, чрезвычайно удручала его. Как будто ему жизнь недостаточно насолила. — Я думаю, что было бы неплохо включить в репертуар песни Мэрилин Монро, — проговорил он. — Мне кажется, они бы мне неплохо подошли… — Это отличная идея, солнце, — одобрил Юнги. — Что может быть лучше классического образа Мэрилин? Ох, и кстати! Не хочешь ли попробовать волосы покрасить? — Покрасить волосы в блонд? — Сокджин задумался. — Не уверен… но моя мачеха постоянно красит волосы, думаю, ничего страшного! Хотя… в блонд… — Тебе очень пойдёт, с твоим красивым лицом нет ничего, что тебе бы не пошло! — заверила его Кюнмин. — Подумай об этом. Я согласна с Юнги, можно было бы попробовать! — Я готов покрасить тебя, — сказал Юнги. — Я неплохо это делаю. Юнги действительно умел. Он сам красил себе волосы так часто, что Джин мог только задаваться вопросом, как они ещё не выпали… Вот сейчас у него был светлый персиково-рыжий оттенок. — Ладно, — кивнул он. — Я сегодня, наверное, с симфонией… — На Францию потянуло? — Ага… L’assasymphonie не предполагала чёткой хореографии, но быть экспрессивным было необходимо. Сокджин порадовался крепкости клейкой ленты, удерживающей на месте его декольте, иначе он бы от своей активности продемонстрировал бы всё, что только можно. — Cette nuit, intenable insomnie, la folie me guette, — начал он. — Je suis ce que je fuis… Свет софитов был направлен на него, но песня была довольно мрачной, поэтому он был приглушённым, с красным оттенком. Зал словно наполнился кровью, жарко пульсируя алым. — Je subis cette cacophonie, qui me scie la tête, — Джин взмахнул рукой, активно страдая, —аssommante harmonie — Его взгляд напоролся на что-то в зале. Что-то знакомое, что-то тревожное. Джин отвернулся от зрителей, пытаясь взять себя в руки. Он что-то видел, что-то, что не успел разглядеть, но что он узнал. Он должен взглянуть снова. — Elle me dit, tu paieras tes délits, quoi qu'il advienne, — он повернулся обратно, плавно поводя кистью руки вслед за своими словами, — on traîne ses chaînes, ses peines… На слове «боль» красные точки света вновь сошлись в нужной комбинации, и Сокджин различил лицо в темноте, что заставило воздух встать в его горле. Повезло, что в песне была пауза в этот момент. Юнги с тревогой на него взглянул и проиграл по клавишам этот такт снова. Сокджин ухватился за этот шанс и чуть ли не выкрикнул: — Je voue mes nuits а l’Assasymphonie аux requiems! Это был Урам. Урам сидел там, в зале, явно тоже пытаясь понять, его ли это брат поёт на сцене, демонстрируя всем своим видом всё то, что отрицала их семья. На мгновение Сокджина накрыла паника, и он продолжал петь на автомате, борясь с удушьем. Потеря памяти настигла его — он не помнил, какие движения делал на сцене, слова из его рта вылетали сами по себе, так как он заучил весь свой репертуар от корки до корки. Он пришёл в себя во время бриджа — небольшая смена мотива немного отрезвила его, и он понял, что всё время смотрел куда угодно, только не на Урама, и всё равно продолжал видеть его лицо. Он точно знал, что это Урам, Джин прекрасно различал близнецов, даже если они нарочно пытались морочить всем голову. И это было не слишком хорошо — из двоих его братьев Урам был более хитрым, умным и извращённым, и особенно жестоким, Ушик скорее следовал за ним. Это даже было неудивительно — вряд ли Ушик смог бы насладиться подобным бурлеску шоу, у него просто не хватило бы тяги к прекрасному и желания экспериментировать. Также он считал подобные заведения ниже своего достоинства. Но увидеть здесь Урама было не слишком странно. И всё же, почему ему так не везёт? Урам точно найдёт способ, как использовать эту информацию. Джин снова бросил на него взгляд. Урам улыбался. Значит, точно узнал и видел, что Джин напуган. Даже под слоем косметики можно было безошибочно распознать этот забитый взгляд. Особенно если долгие годы был его причиной. Джин ускользнул за кулисы сразу же после выступления, только впихнув микрофон в руки Ёнсон. — Что случилось? — Юнги устремился за ним, точно угадав, что Джин не в порядке. Сокджин накинул на себя первый попавшийся халат, чтобы закутаться и прикрыть декольте: — Там мой брат. Урам. И он узнал меня. — Тебе нужно уехать? Вызвать тебе такси? Сокджин остановил свою суету. — Это не поможет, — вдруг проговорил он. — Это мне уже не поможет. Я останусь. Он уже всё равно видел меня. — Хочешь, мы его выпроводим? — спросил Юнги. — Внесём в чёрный список. — Он сейчас придёт сюда, — вздохнул Джин, прикрывая веки. — Пусть скажет, что ему нужно, а потом проваливает. — Сокджин, — Намджун заглянул за кулисы. — Тут твой родственничек. — Как по часам, — омега покачал головой и кивнул: — Впусти его. Не волнуйся, Юнги, тут полно народу, бить он меня не будет. Он бессильно плюхнулся в пластиковое кресло. Остальные танцовщики и исполнительницы, присутствовавшие при разговоре, усиленно сделали вид, что у них очень интересные дела и они настолько ими увлечены, что не видят и не слышат ничего вокруг, но Джин знал, что присутствие других людей хоть немного, но сдержит Урама. Намджун пропустил альфу внутрь и сам остался, на всякий случай, и кивнул Сокджину, давая понять — один знак, и он выкинет незваного гостя вон. Урам спустился по лестнице, окидывая подсобное помещение взглядом, в котором читалось откровенно презрение, а затем уставился на Сокджина. На лице его снова появилась улыбка. — Охуеть, — выдал он. — Это действительно ты. Судя по всему, давно работаешь. Твой муж в курсе? — Не твоё дело, — отрезал Джин. — Зачем пришёл? Говори и проваливай. — Просто убедиться, что это ты пищишь со сцены, — бросил Урам. — У тебя голос почти не поменялся, ты так же вопил, когда мы тебя в кладовке запирали. Так Чонгук знает? — Не твоё дело, — повторил Джин, немного напрягаясь. Будет шантажировать. — Значит, не знает, — улыбка Урама стала шире, и он коснулся подбородка омеги, приподнимая его лицо вверх. — Боишься, что он узнает, что его муж — обычная шалава с размалёванным лицом в захудалом клубе? Боже, какой позор. Я, конечно, даже представить не мог, насколько отец был прав, называя вас, омег, продажными суками, но ты? Умудрился так хорошо скрывать свои грязные делишки здесь. Я удивлён. Если бы отец увидел тебя в этом вульгарном наряде, он бы пристрелил тебя на месте. Сокджин отбросил его руку со шлепком. — Не трогай меня. — Смотри-ка, оборзел в замужестве, — Урам снова схватил его за подбородок, сжимая лицо до боли. — Позор семьи. — Значит, работать в таком месте позорно, — Чимин не выдержал и вступился за него. — А посещать — нет? Что вы тогда здесь забыли? Урам отпустил лицо Сокджина и мрачно взглянул на омегу: — Смотри-ка, ещё одна дешёвая прошмандовка. Сколько ты стоишь? Не разевай-ка на меня рот, а не то однажды в тёмном переулке тебя пустят по кругу, а затем разорвут на куски, запихав стекло в интересные места. И никому ничего за это не будет. Чимин вздрогнул, сделав шаг назад. Сокджин усмехнулся: — Не слушай его, милый. Он три раза на дню угрожал мне отрезать половые органы, но ничего так и не сделал. — Хочешь проверить правдивость моих слов на своих друзьях? Как жестоко, — Урам криво ухмыльнулся. — Слышь, падаль, ещё одно слово в такой манере, и я тебе глаз на жопу натяну, — Намджун пихнул его, оказавшись рядом. Он был разъярён, и по комплекции был весьма крупнее Урама, изящного аристократичного мужчины, но того это мало смутило: — Ты на меня не наезжай, чернь. Одно моё слово, и вашу вшивую забегаловку прикроют. А ты, Джин… просто не зли меня и слушайся хорошенько. Скоро будет приём по случаю контракта между твоим мужем и нашими ресторанами. Мы же не хотим распугать всех инвесторов твоими пошлыми выходками? Боже, — он хихикнул. — Мама сказала, что ты всё ещё девственник. Это действительно меня поражает. Джин похолодел, чувствуя, как кровь отхлынула от его лица. — Пока, — Урам козырнул двумя пальцами. — Свыкнись с этой мыслью. Ты выглядел таким счастливым на свадьбе, аж тошно. Теперь мне больше нравится выражение на твоём лице. Оно тебе подходит. С этими словами он покинул зал. — Это твой брат? — спросил Чимин. Джин устало прикрыл глаза. — Очень, очень жуткий человек. — Он не человек, — пробормотал Сокджин в ответ. Намджун мрачно посмотрел на него.

***

— Чонгук, прекрати, — Дахён вздохнула. — Я всё ещё дуюсь на тебя. Пожалуйста, не игнорируй это. — Я же извинился, — с видом побитого щенка пробубнил Чонгук себе под нос. — Любимая… — Во-первых, ты принёс букет цветов, а не извинился. Во-вторых, извиняться тебе нужно не передо мной, — девушка покачала пальцем. — Я уже объяснила тебе, что, по-моему, не так ты делаешь. Если у тебя есть контраргументы, я готова их выслушать. — Я думал, букет цветов может выступить парламентёром… — Чонгук по-детски надул губы. — Джину букетик полагается? — Джин не моя девушка, — Чонгук упорно не желал о нём говорить. — Чонгук, — Дахён пропустила его в свою комнату в той квартире, что она снимала рядом с университетом. — Я понимаю, чего ты добиваешься. Два неприятных тебе человека взаимно друг друга нейтрализуют, а ты живёшь своей спокойной жизнью со мной. Поэтому ты согласился на моё предложение выйти замуж. Но ты просто скинул своего отца на омегу, который даже слово «нет» только научился говорить. Я не этого хотела, когда просила тебя выйти замуж. Если тебе неприятна даже сама мысль о том, чтобы находиться с ним, то тебе не нужно было соглашаться, и я тебе об этом говорила, между прочим. — Я тоже Сокджина предупреждал, что у меня родители с заскоками, и я ему плачу за то, чтобы он сдерживал моего отца, — Чонгук положил непринятый букет на зеркальную тумбочку и потянулся к Дахён, чтобы обнять. Она не оттолкнула его, но и не обняла в ответ. — Скоро будет приём по случаю контракта между нашими компаниями. Там он будет присутствовать в качестве моего мужа, — альфа поцеловал плечо девушки. — Кроме моего отца, у него всё хорошо. Я плачу ему деньги, он может заниматься, чем хочет, у него куча всякой одежды и косметики… я ни в чём его не ограничиваю. — Чонгук, сколько бы ты денег кошке ни заплатил, летать она всё равно не сможет, — возразила ему Дахён. — Ты не можешь требовать от человека того, на что он не способен. — Пусть научится! — возмутился Чонгук. — Чонгук. Если честно, меня это начинает расстраивать, — она высвободилась из его объятий. — Я должна была это предвидеть… ты не был готов к такому плану. Ты слишком привязан ко мне. И я выбрала, наверное, не того человека. — Дахён, ты не виновата… — жалобно проговорил Чонгук. — Просто… Джин, он мне совсем не нравится. — Ответь мне на вопрос, — Дахён посмотрела на него в упор. — У тебя на работе есть люди, которые тебе по каким-то причинам не очень приятны? — Это другое… — Почему другое? С Сокджином у тебя партнёрские отношения. И даже если бы он был бы твоим подчинённым, ты разве позволил бы себе реветь на него, как раненый кабан?.. Чонгук промолчал, пристыжённый. Конечно, он бы никогда так не поступил бы. Сокджин просто… нервировал его. Чонгука пугало то, что с его появлением его разум стал ещё более раздражённым. Стоило альфе увидеть его профиль за стеклом окна рабочего кабинета, когда омега приносил ему еду (неизменно отправлялась на утилизацию Хосоку), и внутри всё начинало странно, непонятно зудеть. Чонгуку хотелось забыть об этом чувстве и вернуться в спокойную, тихую гавань под именем «Дахён». — Что меня больше тревожит, так это то, что ты отказываешься его видеть даже в минимуме, — продолжила девушка, садясь за стол и разбирая сумку после уроков с сестрой. — Мы обсудили с тобой этот план, ты согласился. Но ты отказываешься сотрудничать даже ради нашего общего блага. Это очень недальновидно и очень на тебя непохоже. Мы не можем теперь отступить. Если ты разведёшься с ним, то для тебя это ничего не значит, но для него это клеймо на всю жизнь. Нельзя так поступать с человеком только потому что тебе кажется, что ты ему якобы небезразличен. — Я уверен в этом, — буркнул Чонгук, пытаясь зацепиться за какую-то ниточку, чтобы защититься. — Чонгук, если омега — или женщина — тебе улыбается, это ещё не значит, что она хочет тебя. Я общаюсь с Джином вместо тебя… он интересный и разносторонний человек. И очень вкусно готовит. Ведёт блог. Он умеет делать множество вещей, у него есть свои мечты, свои стремления. Пожалуйста, оставь свои иллюзии про «безмозглую куклу», которые у тебя появились после первого впечатления. — Ты продолжаешь с ним общаться? — мрачно спросил Чонгук. — А что? — тон Дахён стал ещё прохладнее. — Хочешь мне запретить? Как запретил ему? Ответь себе, ты почему вообще это делаешь? Потому что он этого заслужил? Или потому что у тебя есть над ним власть, казнить или миловать?.. В любом случае, уже половина девятого, мне пора на учёбу. Джин сказал, что его вызвали родители, и я уверена, что господин Кан побежал жаловаться им. Он даже не надеется, что ты его отвезёшь, поэтому отправится домой сам. Но, если ты хочешь немного реабилитироваться, ты можешь к нему присоединиться, как это сделал бы муж, или человек, который хочет сделать вид, что он муж. Ну или хотя бы забери его и извинись! Твоё поведение к нему действительно свинское, Чонгук, пожалуйста! — … Ладно. Но сначала я подвезу тебя до университета. — Хорошо, — Дахён смягчилась. — Давай, ты большой мальчик. Мы с тобой много говорили об этом, и я бы действительно хотела, чтобы у нас в доме была гармония, а не холодная война. Ты ведь и сам это понимаешь. Чонгук понимал. Он действительно понимал всё и даже больше. Просто рядом с Джином он… чувствовал себя действительно неуверенно.