Кинцуги

Сокджин возвращался домой удручённым. Он ездил, чтобы посмотреть помещение для аренды, но хозяин отказался сдавать ему, аргументируя тем, что он омега. — Либо пусть ваш муж или брат заключает договор, либо выкупайте у меня помещение целиком, — отрезал он. — Тогда это уже будет не моя забота, что произойдёт здесь. Как Сокджин ни бился, но убедить арендодателя не получилось, что уже само по себе было причиной для расстройства, но мало того, он ещё и получил ушат завуалированных издёвок. Но какие гарантии он мог предоставить? У него не было рекомендаций, не было рабочего места, не было диплома, не было поручителей, не было кредитной истории. Первый же шаг оказался сложнее, чем он думал. Но для его бизнес-плана помещение на проходной улице в туристическом районе было бы идеальным! Что, если его уведут?.. Но денег на покупку, а не аренду, просто не было, в таком хорошем районе, конечно же, оно стоило невероятно дорого… — Зря ездил, получается, — пробормотал омега себе под нос, заходя в дом и разуваясь. Приятного было мало, особенно слушать намёки о своём поле, своих умениях и умственных способностях. Сокджин сел на свою постель, смотря в пустоту перед собой. — С чего я вообще решил, что смогу открыть ресторан? — тихо спросил он. Даже если он получит лицензию, даже если ему сдадут помещение и позволят вести бизнес, за ним никого нет. Даже бурлеск они открывали вчетвером, а сейчас он был совершенно один. Даже десяти тысяч не хватит на то, чтобы нанять достаточно персонала, сделать ремонт, дизайн, закупить ингредиентов… а ведь это только самые основы. Джин не может платить зарплату со своих «карманных». И разве это честно? Это всё равно деньги Чонгука, сам он теперь не заработает ни воны... И на работу его никто не берёт, ведь он омега… — Не сдавайся, — велел себе Джин, обхватывая себя руками и растирая плечи, — ведь это всего лишь первое препятствие, что будет, когда их станет сто? Нельзя опускать руки от таких мелких неприятностей… Он немного приободрился. Ему хотелось тотчас же открыть ноутбук, чтобы заглянуть в свой почтовый ящик, хотя в последнее время ничего, кроме отказных писем, ему не приходило. Он посмотрел свою почту — но писем вообще не было, ни отказных, ни каких-либо ещё. Сокджин поджал губы. Снизу раздался едва приглушённый звон. Неужели Чонгук дома? Омега поднялся, чтобы спуститься и проверить, но на полпути замер, решив, что Чонгук не один. — Дахён, пожалуйста… Я буду таким, каким ты хочешь. Я сделаю то, что ты хочешь… прошу, дай мне шанс быть твоим мужчиной. Пожалуйста… Дай мне шанс. Сокджин вздохнул, опуская взгляд, и не стал спускаться. Трудно в это было поверить… она предала его и обманула, воспользовавшись его состоянием, но он всё равно готов умолять её на коленях, чтобы вернуть… Это… злило? Сокджин понимал, что чувства Чонгука к Дахён никуда не исчезли, но этот самый человек обвинял его в том, что он не может постоять за себя? А куда же делось его собственное самоуважение?.. — Дахён, пожалуйста, я ведь люблю тебя. Только тебя… Давай начнём всё с начала. Видимо, он говорил по телефону. Сокджин стиснул пальцы в кулаки и вернулся в свою комнату. Он ещё на что-то надеялся? Как давно это продолжается? Который раз он звонит Дахён?.. Омега хлопнул кулаком по подушке с досады. Пару дней назад он проснулся, окутанный запахом альфы. Нетрудно было догадаться, что Чонгук заходил в комнату и задержался в ней на некоторое время. Джин мог только теряться в догадках, зачем он зашёл и что здесь делал, пока он спал, но немного позволял себе помечтать, что Чонгук лежал на его постели рядом… ну не дурак ли? Боже. Он злился на Чонгука, на Дахён, на себя. На идиотский любовный треугольник, на то, что нельзя управлять своими чувствами, на то, что он не мог не начать надеяться. И это было обидно. Да, Чонгук не обязан его любить, но Сокджин не мог не испытывать досаду. Вот он, всего себя отдаёт, а Чонгук даже спасибо не скажет, только и смотрит вслед той, что обманула его. Чего он хочет? Чего бы он ни обещал, Дахён его не любит… и наверняка уже устала от него. Даже Сокджин, будучи влюблённым, устал от этого человека, а сейчас хотелось встряхнуть его за шкирку и спросить: «А как же я? Я тебе совсем не нравлюсь?..» Ну, Чонгук скорее всего скажет: «Тебя никто не заставляет готовить мне обеды и делать за меня работу» и будет, в общем-то, прав… Что нисколько не помогало. Снизу донеслись приглушённые рыдания. Стоило предвидеть, чем это всё закончится. Сокджин зажмурился, не в силах выносить эти горестные завывания, а затем поднялся, чтобы сделать какао и отнести его вниз. Чонгук сидел на диване, опрокинув голову вниз, скрючившись в скорбную фигуру и оперевшись локтями на колени. — Эй, — мягко позвал Джин. — Как ты? — Уходи, — глухо отозвался Чонгук. — Ладно. Я просто сделал тебе какао, — Джин поставил чашку на стеклянный столик. — Если хочешь поговорить, я… — Да нахрен мне сдалось твоё какао! — рявкнул альфа, сметая чашку — она разбилась, расплёскивая содержимое по полу и ковру. Джин прижал руки к груди, отступая на пару шагов. — Я кто, по-твоему, ребёнок?! Кто тебя вообще просил? Кем ты себя возомнил? — Чонгук яростно раздул ноздри, зрачки его были расширены, а сам он был весь бледный, словно больной. — Что в тебе такого особенного?.. Кроме красоты, в тебе ничего нет! — О, — только и сказал Джин. — Так ты считаешь меня красивым. — Убирайся с глаз моих, — прорычал альфа. — Ухожу. Сокджин опустил голову, только у самой лестницы обернулся на Чонгука, растиравшего покрасневшие глаза. Может, просто не суждено. Может, просто его жизнь сама по сути своей — страдание. Может быть, в следующий раз Джин родится кем-то вроде Урама, который никогда в своей жизни ни в чём не нуждался и никогда не страдал, ни из-за своего собственного горя, ни из-за чужого, и мог себе позволить роскошь не заботиться о чужих чувствах и даже мучить других людей. Может быть, завтра Чонгук, как обычно, придёт как ни в чём ни бывало, словно просто мимо проходил, и извинится — не словами, так действием. Скажет что-то типа «сорвался, сорян» или просто поделится чувствами. — Глупый, даже прогнать толком не может, — пробормотал под нос Сокджин. Обидно — обидно, да. Но, ей-богу, когда хороший по своей сути человек пытается быть злым, это сразу заметно. Сокджин всю жизнь прожил среди людей, которых не постеснялся бы назвать мразями, Чонгука к этой категории он бы не смог отнести, даже если бы захотел. У него сложный период в жизни. Он не только расстался с девушкой, но и переживает её предательство, наверняка он чувствует отходняк похлеще наркотического. Джин вполне мог его понять: что, если он снова попробует, что, если он станет другим человеком, что, если они начнут заново? Что, если Чонгук бы не согласился на замужество, что, если бы Джина не было, что, если он мог бы задержать Дахён ещё на чуть-чуть рядом с собой? — Как бы он ни старался вести себя, как цивилизованный человек, в моменты срыва его отношение ко мне очевидно, — Джин вздохнул, прикрывая за собой дверь. А затем позволил себе заплакать.

***

Следующим утром он поехал к Юнги в больницу. Он планировал рассказать о своих попытках найти помещение для аренды и попробовать попросить совета — может, Юнги, возмущённый такой несправедливостью, очнётся от своего сна, чтобы громко расфырчаться и махать своими маленькими кулачками в воздухе? Это было бы на него похоже. Сокджин слабо улыбнулся. Он так скучал по голосу своего друга. — Он ещё не очнулся? — Нет, господин, — ответила ему дружелюбная медсестра. — Но его состояние отмечено как стабильное. Его мозг в полном порядке, мы более чем уверены, что это не тяжёлая кома или что-то подобное. Вполне возможно, что он уже приходил в себя на короткое время, но рядом не было никого, чтобы заметить, возможно, он слишком слаб, чтобы заговорить или подать иной сигнал. Не беспокойтесь, после таких аварий всякое может быть, пациент непременно восстановится и придёт в себя. При коме нарушаются дыхательные функции, у господина Мина же такого не наблюдается. Если он задержится вегетативном состоянии на несколько месяцев, то стоит бить тревогу, но мы рассчитываем, что он придёт в себя в течение следующей недели. Говорите с ним побольше, он вас слышит, и я более чем уверена, что он рад, что вы его навещаете, — она добродушно похлопала его по плечу. Сокджин кивнул. Это и напугало, и обнадёжило его — Юнги должен скоро прийти в себя? Но при этом в таком состоянии можно находиться даже несколько месяцев?.. Что, если так и будет?.. Он задёрнул занавеску и сел рядом с койкой. — Эй, дружище, — нежно проговорил он. — Отлично выглядишь. Это было правдой — для человека без сознания Юнги выглядел вполне прилично, возможно, даже лучше, чем Джин, прорыдавший всю ночь. Его раны и ссадины почти зажили, цвет лица стал более живым, а волосы немного отросли. Если бы не кислородная маска, могло бы показаться, что омега просто спит. — Тебе тут не очень интересно, верно? Медсестра напомнила мне, что ты всё слышишь, малыш, надеюсь, твои соседи тебя не донимают, — Джин взял его за руку, как уже привык. — В прошлый раз мне показалось, что ты пальцами пошевелил — надеюсь, что не показалось… Я так скучаю по тебе. Так хочу снова с тобой прогуляться. Когда ты очнёшься, я обязательно угощу тебя всем чем захочешь, так что начинай думать уже сейчас! Проси, что угодно! Сокджин начал мять лапку Юнги — это тоже было неплохой стимуляцией для мозга. Пальцы Юнги снова будто бы дёрнулись, и это обрадовало Сокджина неимоверно. — Ты же слышишь меня, Юнги? Кюнмин сказала, что бурлеск выкупила какая-то женщина. Наверное, она оставит заведение, просто будет новой начальницей, так что… всё будет хорошо! Кюнмин даже сказала, что я смогу приходить петь по выходным. Ты не против? Всё будет как раньше, я обещаю… — Что ты здесь делаешь? — раздался чужой, но так хорошо знакомый голос. Занавеска была отодвинула, и над койкой встал Намджун, недружелюбно смотревший на Сокджина. — Я спросил, какого чёрта ты тут делаешь?! — прорычал альфа. — Я просто пришёл навестить его, — сухо ответил Сокджин. — У нас с тобой был конфликт, но мы с Юнги всё ещё друзья. Нет нужды огрызаться на меня, пока он на больничной койке лежит. — Серьёзно? — хохотнул Намджун. — Как лицемерно. А из-за кого же он оказался на этой самой больничной койке?.. — Я ухожу, — пробормотал Сокджин, поднимаясь со стула и направляясь к выходу. В конце концов, это не личная палата, они тут не одни… — Из-за тебя, — Намджун пропустил его, но Сокджин замер из-за сказанного. Разве Юнги не сбила машина? При чём тут Сокджин?.. — Или Кюнмин тебе этого не сказала? — усмехнулся Намджун. — Похоже на неё. Она считает, что ты тут ни при чём, но если это так, зачем было умалчивать? Сокджин развернулся, мрачно уставившись на него. — Ну давай, — сказал он. — Говори уже. — Юнги тогда практически сразу выскочил за тобой, вот почему его машина сбила, — выплюнул Намджун. — Неужели ты не знал? Не вернулся, даже не оглянулся. Он вылетел за тобой, чтобы вернуть назад, и поплатился за это. А водитель даже не затормозил, просто поехал дальше. О, а ещё знаешь что? Оказывается, проверку натравил твой дражайший братец! Приходил тут позлорадствовать на днях. Не удивлюсь, что и Юнги тоже он сбил. Не знаю. Сокджин побледнел, поджимая губы. Слова у него застряли в глотке. Значит, если бы он не ушёл в тот злополучный день, Юнги бы не пострадал… — Ты словно горевестник, — прошептал Намджун. — Как плохая примета, приносишь несчастья. И чего ты пришёл? Разве ты не разорвал с нами все связи? Кюнмин тебя позвала? Кто она такая? Кто она для Юнги? Она продала наш бурлеск, она больше никто, и она не имеет права решать, кому приходить к Юнги. Я запрещаю тебе здесь быть. Уходи — раз уж решил бросить нас, так больше не возвращайся. — Я-я… я не, — слабо выдавил Сокджин, — я не хотел уходить, я… — Но ушёл, — жёстко оборвал его Намджун. — Ты уже ушёл. Ты сделал свой выбор. Катись к своему муженьку-миллионеру. Пусть он купит тебе ресторан или чего ты там хочешь, как у вас, богачей, заведено. Сокджин почувствовал, как горячая слеза скатилась по щеке, а в груди всё сжалось, стянулось от обиды и боли. — Почему ты обвиняешь меня в том, чего я не делал, — всхлипнул он. — Я ушёл! Но я не натравлял своего брата на наш бурлеск, и не я сбил Юнги! — Потому что без тебя всего этого бы не было! — закричал Намджун. — От тебя одни проблемы! Сначала ты приходил и вечно только ныл, как тебе плохо, как тебе трудно, и не делал ровно ничего для того, чтобы что-то изменить, но стоило тебе выйти замуж, и от твоей семейки и от тебя посыпались одни проблемы! Думаешь, мне надо, чтобы ты возвращался в бурлеск? Да какой ещё «наш» бурлеск?! Кто ты думаешь ты такой? Нет никакого «нашего» бурлеска. Бурлеска больше вообще уже нет… — Он всё ещё есть! — возразил Джин. — Кюнмин сказала… — Кюнмин много тебе что говорила! — ядовито выплюнул Намджун. — Кроме того, что нужно! Поздно плакать, Сокджин, раньше надо было думать! Уходи! — … Они оба уставились на койку. Юнги слабо приподнял руку, едва приоткрыв глаза. Его пальцы чуть вздрогнули, то ли протягиваясь к Сокджину, то ли пытаясь зацепиться за одежду своего парня. С этой секунды всё их внимание было сосредоточено на нём, весь мир сузился до одного только Юнги, лежащего на больничной койке. — Юнги, — Сокджин упал на колени рядом с койкой и схватил его за руку. — Ты меня слышишь? Надо позвать врача… — э… -.. хо… и… — воздух в горле Юнги застопорился. — Что, что такое, — выдохнул Намджун, прильнув к нему и с тревогой заглядывая в глаза. — … ух… — Юнги прикрыл глаза, силясь выдавить слова, — ди… Затем он снова провалился в сон. — Уходи, — сказал Намджун и обернулся на Джина. — Ты слышал? Он велел тебе проваливать. Сокджин словно почувствовал, как его сердце остановилось и разбилось на куски. Юнги вышел из своего вегетативного состояния, только чтобы сказать ему это. Его первыми словами после глубокого обморока были «уходи, Сокджин, меня достали твои визиты, из-за тебя я лежу на больничной койке, обритый, как новобранец, с переломами и зашитой башкой, я больше не хочу тебя видеть» — нет, вот этого он не сказал, но зато сказал Намджун. И трактовать это двояко не выходило. Джин поднялся, споткнулся, едва не влетев в стену и больно ударившись плечом о косяк. Вот и всё? Он больше никогда не увидит Юнги. Это конец. Мир, казалось, стал чёрно-белым. Сокджин думал, что после того, как он ушёл из бурлеска и застукал Дахён за изменой, он уже не станет более несчастным, но сейчас он даже не мог понять, дышит он или нет, видит он или нет, плачет он или нет. Это конец. Как это ещё назвать? Разве Кюнмин сможет их помирить? Если ни Намджун, ни Юнги не хотят прощать Сокджина, разве есть ещё какие-то шансы? Юнги пришёл в себя, только чтобы прогнать его, вряд ли получится переубедить его теперь. Юнги его ненавидит. Сокджин вышел на территорию больницы и рухнул на первую попавшуюся лавку. Что теперь делать? В голове набатом звучали слова: «Это ты виноват, это всё из-за тебя, если бы не ты, то ничего из этого бы не случилось бы! Ты дурная примета, ты предвестник несчастья!..» Сокджин потёр ладонями лицо. Только недавно он ещё думал что всё, наверное, не так плохо. Теперь весь мир казался беспросветным мраком. — Мне тебя ещё и искать приходится! — раздался противный голос над ним. Сокджин сначала решил, что ему послышалось, но задрал голову, чтобы увидеть презрительное лицо господина Кана. — Долго мне тебя надо было ждать? — цыкнул он. — Что вы тут делаете? — разбито пробормотал Джин, с первым порывом развернуться и уйти. — Как вы меня вообще нашли? — Спросил своего сына, ты же не отвечаешь на мои сообщения, он сказал, где ты можешь быть, — закатил глаза господин Кан. — И приведи себя в порядок, плакса! Поговорить надо. — Мне не о чем с вами разговаривать, — Сокджина обжёг гнев. Зачем Чонгук сказал?.. Разве он ещё не понял, что его отцу просто нравится унижать и оскорблять его? Какого чёрта он вообще говорит, даже не спрашивая, хочет ли того Джин или нет? — Имей хоть каплю уважения! — прикрикнул господин Кан. — Я в конце концов твой отец! — Вы мне не отец, — вздохнул Сокджин. У него разболелась голова — почему этот человек вечно появляется так не вовремя? Не то чтоб Сокджин вообще хотел его когда-либо видеть. — Я отец твоего мужа! — Ага, а уважать-то вас за что? — огрызнулся Джин, собираясь уйти. — Хватит гавкать на меня! — не остался в долгу Кан, хватая его за руку. — Я думал, что хотя бы по какому-то вопросу мы можем сойтись во мнениях! Ты спишь со своим мужем или нет? — Не ваше дело, — устало отозвался Джин, выдёргивая запястье. В голове звенели слова Намджуна, перебиваясь потоком слов господина Кана. — Ещё какое моё! Ты должен принести мне внуков! — потребовал омега. — Ты должен родить Чонгуку наследника! Хоть в этом ты согласен со мной? Ты же омега, ты должен хотеть ребёнка от своего альфы! — Послушай сюда, — Сокджин зарычал, хватая господина Кана за воротник. — Ты… больной психопат. И нет ни малейшего шанса, что я подпущу тебя к своим детям, будут они у меня или нет. Ты их не увидишь, ты к ним не притронешься. Я не рожу, пока не буду уверен, что ты заперт в психиатрической клинике за семью замками, где тебе, блять, и место, ты, поехавший ублюдок! Он разжал пальцы, тяжело дыша. Кан смотрел на него, распахнув глаза. — Вот ты и показал свою истинную натуру, — выплюнул он. — Рожать он не будет! Если я захочу, ты родишь семерых! — Не дождёшься! — А что ты будешь делать! — ядовито усмехнулся тот. — Строить «бизнес»? Ты кто вообще такой? С чего ты взял, что у тебя получится? Как омега, ты можешь сделать деньги только через мужа, либо через ребёнка! Ты просто никчёмен! Запомни, Сокджин, твоя главная роль — это родить! Омега без детей, не выполнивший свою функцию, это даже не человек! Что в тебе ценного такого? Твоя красота? Так она увянет уже через пару лет! В тебе нет ничего дельного, ни ума, ни таланта! Ты неполноценное существо! Сокджин больше не собирался это слушать. Он направился к выходу, оттолкнув Кана плечом, пока тот продолжал кричать ему вслед: — Ты ущербный, Сокджин! Ты просто ущербная форма жизни! В тебе нет ничего особенного, и ты должен быть благодарен, что тебя вообще взяли замуж! Думаешь, ты сможешь настроить сына против меня?! Ты никто! Ты ему никто!!! Сокджин вытер злые слёзы и вызвал такси за углом. За что жизнь так его унижает?! Но это ведь была правда. У него действительно нет образования, а красота имеет свойство убывать с возрастом. Ему через пару лет уже будет тридцать, а он добился меньшего, чем заурядный школьник. У него нет своих денег. Нет работы. Нет друзей. Его брак — фикция. Его семья его ненавидит. Весь мир пытается стереть его с лица земли. Сокджин зашёл в почтовый ящик, трясясь на заднем сиденье машины. «Здравствуйте, ув. Господин Ким! Спасибо, что уделили внимание нашей вакансии в компании Н.! К сожалению, мы приняли решение продолжить с другим кандидатом. Если у нас будет вакансия, подходящая для вашей квалификации, мы обязательно дадим вам знать! Всего наилучшего.» Сначала Джин радовался, получая такие письма — он действительно думал, что ему напишут, если найдут что-то подходящее для него. Потом, конечно, он понял, что это стандартная отписка, чтобы подсластить пилюлю. А затем ещё и осознал, что никаких «других» кандидатов не было, так как вакансии продолжали висеть, но он не мог подать на них документы, так как уже получил отказ. Сидя в машине, Джин хотел только одного: поговорить ещё раз с Чонгуком. Спросить, какого чёрта это было. В остальном, ему уже не хотелось ничего. Конечно, Чонгук был на работе. Сокджин вспомнил, что не приготовил ему еду. Интересно, разозлится ли он теперь из-за отсутствия обеда. Сокджин уселся за стол, с удивлением понимая, что он не хочет ничего готовить. Всё стало как будто бессмысленно. Будущее захлопнуло перед ним двери одну за другой. Омега пальцем коснулся листочков базилика и рукколы, выращенных в горшках. Вспомнил, как растирал песто в ступке. Для того, чтобы песто получилось вкусным, его лучше растереть вручную, а не смолоть в блендере. В результате всё чуть не отправилось в помойку благодаря этому психопату. Но Чонгук появился, став свидетелем этой омерзительной сцены. И несмотря на это, всё равно решил, что можно спустить собак с поводка. — Да, чего это я не разведусь, действительно, — Сокджин снова скрыл лицо в ладонях и отправился к себе в комнату. Открыл шкаф, смотря на всю нарядную одежду, которую он уже давным-давно не надевал. Его повседневной одеждой были рубашки, поло, водолазки и блузки, почти никаких футболок или маек. Наверняка рядом с Чонгуком он смотрелся, как чопорная старая леди. Как ни крути, они друг другу совершенно не подходят. Они из разных миров, и любовь иногда просто бессильна выстроить мосты. Сокджин поднял голову вверх. Ну да. Пожалуй, хватит с него. Он достал свой свадебный костюм. Что ни говори, а ему нравился его свадебный костюм. Чонгук тогда сказал, что он выглядит сногсшибательно. Может, пора его снова примерить? Джин принял душ, как следует вымывшись, побрился, подкорректировал брови, натёрся душистым маслом — исключительно ради приятных ощущений. Затем накрасился — на этот раз, как ему угодно, как он бы хотел тогда. Тяжёлые тёмные тени, стрелки, алые губы, персиковый румянец. — Корни отросли… — пробормотал Джин. Больше Юнги не поможет ему закрасить волосы. Он снова задрал голову, смотря на потолок. Ну да. Затем подставил стул и снял люстру с крюка. Она была роскошной, но не слишком большой и тяжёлой, нужно было только отсоединить провод. В качестве петли он испробовал шёлковый пояс — повисел на нём, проверяя, достаточно ли он прочен и выдержит ли крюк. — Отличненько, — Джин облизнул губы и спустился вниз. Он почему-то думал, что его пристрелит отец рано или поздно. А вот оно как оказалось. Он не особенно нервничал, но многие вещи начали казаться ему забавными. Например, тот факт, что умрёт он всё-таки в замужестве. Или тот факт, что на похоронах вряд ли будут присутствовать его друзья. Возможно, они теперь даже не узнают. Возможно, им теперь просто не будет дела. Сокджину тоже уже не было дела. Солнце склонилось к закату, наполняя дом оранжево-пурпурным светом. Сокджин любовался собой в зеркале — ткань его свадебного костюма вся сверкала и переливалась, он был словно одним большим украшением. Наверное, так будет даже лучше. Если кто-то его и запомнит, его запомнят молодым и красивым. Его красота не увянет, если она сгорит, исчезнув яркой вспышкой. Ну, исключая тот факт, что его труп с высунутым языком и в изгаженном наряде найдут, когда он уже будет разлагаться, потому что вряд ли Чонгук зайдёт проведать, как он там, пока он не начнёт вонять. Да, Сокджин не особо волновался. Если честно, ему даже хотелось сделать Чонгуку больно. Он так долго заботился о том, чтобы никого не задеть и не обидеть, что мысль о кошмарах, которые будут преследовать его, была практически революционной. Стемнело. Щёлкнул свет — Чонгук вернулся. — Что ты тут делаешь, — спросил он, встав, как вкопанный, и рассматривая омегу. — И что за повод? У нас вроде не годовщина. — Ты правда сказал своему отцу, где я? — спросил Сокджин, уставившись на него. Чонгук отвернулся. — Сказал. — Почему?.. — Почему не должен? — вздохнул Чонгук. — Может, потому что он неуравновешенный псих, неспособный в конструктивному диалогу? — спросил Сокджин. — Потому что он ненавидит меня и наслаждается мучениями других? — Полегче на поворотах, это мой отец, — предупредил его Чонгук, свирепея. — Или что? — усмехнулся Сокджин. — Ударишь меня? Отберёшь карточку? Разведёшься со мной? — Если ты будешь так со мной разговаривать, то разведусь, — сухо проговорил Чонгук. — Он спросил, где ты, сказал, что хочет прийти к соглашению. Я решил, что это весомый повод. — Мгм, — хмыкнул Сокджин. — И ты ему поверил. — Вы опять поцапались? — Поцапались, — эхом откликнулся омега. — Вернее, он припёрся и начал поливать меня оскорблениями. Видишь ли, я не полноценный человек, пока не рожу. — Тебя это сильно задевает, как я посмотрю, — хмыкнул Чонгук. — Так трудно не обращать внимание? — Тебя же задевает, когда я говорю, что твой папаша псих, — резонно заметил Сокджин. — Вместо того, чтобы не обращать внимание, как тебе такой вариант: ты поместишь его в психдиспансер для принудительного лечения, пока он кому-нибудь не навредил. Он будет отпугивать от тебя не только Дахён или меня, но и всех твоих последующих пассий. — Следи за своим языком! — прорычал Чонгук. — Мой отец всё ещё остаётся мои отцом, каким бы плохим, на твой взгляд, он ни был, он никогда не желал мне зла! Между прочим, он оказался прав насчёт Дахён! Может, он и насчёт тебя тоже прав? Вместо того, чтобы решить свои проблемы, ты только ноешь и ноешь! Всё тебе не так! Реально, ты человек или сопля?! — О, чья бы корова мычала, — глумливо выдохнул Сокджин, дурея от собственной наглости. Терять ему было нечего: — Кстати о Дахён, здорово, что ты вспомнил! Как, после сотого звонка она согласилась стать твоей девушкой снова? Или ты спишь и видишь, как бы ещё перед ней унизиться, чтобы она была твоей? Она тебя не любит. И никогда не любила. Но ты, вместо того, чтобы понять и принять это, только ноешь и ноешь. — Закрой свой рот, — просипел Чонгук, стискивая пальцами столешницу. — Дахён хотя бы является человеком. А что ты такое? Ты всего лишь содержанка, бесполезная и никчёмная! Я вижу! Я понял! Думаешь, расставшись с Дахён, я побегу радостно в твои объятия?! Ты мне никто. И ты мне омерзителен! Я никогда, — Чонгук сглотнул и выплюнул: — Никогда… Никогда тебя не полюблю. — Я знаю, — легко признал Сокджин. Он действительно это знал. Он был уверен. Он поднялся, с шорохом оглаживая ткань костюма, подошёл к альфе и быстро коснулся его губ своими. Ему хотелось урвать один прежде, чем Чонгук оттолкнёт его. Тот бы слишком ошарашен. Сокджин погладил его по щеке, слабо улыбнулся и сказал: — Я ушёл. И отправился к себе в комнату. Джин закрыл за собой дверь и глубоко вздохнул. Записку он решил не оставлять — что такой пустой человек, как он, может сказать? Да и кому? Он задвинул обе защёлки и вскарабкался на стул. Снизу раздался грохот. О. Видимо, Чонгук всё-таки понял. Но уже слишком поздно. Сокджин накинул петлю на шею и одним движением носка оттолкнулся от стула, откидывая его прочь. — Сокджин! Сокджин, открой мне немедленно! — Чонгук забил кулаками в дверь. Омега не смог даже звука издать. Этого было недостаточно, чтобы сломать ему шею; тело свело судорогой, виски словно сдавило тисками, в голове звенело так, что череп, казалось, сейчас лопнет, и обжигающая боль в груди, в горле, в шее… — Сокджин!!! Грохот сотрясающейся двери Джин слышал на периферии сознания. Он что, умирает? Он сейчас умрёт?.. Лицо обожгло слезами страха. Если бы он мог сломать себе шею, он бы так не мучился. Если бы он только мог не рождаться, он бы так не мучился… Мама…