***
— Клянусь, ещё одну пару я не переживу, — с трудом волоча ноги по просторному коридору учебного заведения, пролепетала Соня. Закинув на плечо свою сумку от Prada и обхватив наманикюренными пальцами ручку от неё, она протяжно зевнула, прикрывая рот свободной рукой. — Интересно, — задумчиво произнесла Лиза, двигаясь куда бодрее своей подруги, — Демьянов и Алексашенко придут сегодня хотя бы к третьей? Может, у них проблемы? Или они отсыпаются? Соня коварно улыбнулась. Мысль о том, что кто-то из них не пришёл в университет из-за возможных жизненных трудностей, ласково внедрилась в голову, радуя душу. Такой поворот событий даже придал бодрости. — Очень надеюсь, что у них проблемы. — Соня, — голос Лизы отливал осуждением и неприкрытой строгостью. Она открыла дверь в кабинет, пропуская Ольховскую вперёд, не забыв при этом ещё и взглядом показать, как она недовольна таким её бессердечием. — Что? Однако, мечтам Сони было не суждено сбыться. Как по закону подлости, за их с Лизой любимой третьей партой разместились «дорогие сердцу» одногруппники в лице Саши и Дениса. На удивление, как всегда безмятежный, спокойный Демьянов переговаривался с соседями и мягко улыбался, слушая какую-то очередную историю Дениса. По его вальяжному и расслабленному поведению трудно было догадаться, что этот добродушный парнишка прошлой ночью участвовал в подпольных боях без правил и убегал от полиции, да еще и в компании самых популярных ребят города — Сони и Егора. Их взгляды столкнулись. Его янтарный с её тёмно-зелёным. Соня, удивляясь самой себе, замешкалась под таким пристальным его взглядом и сдвинулась с места только когда почувствовала лёгкий толчок в спину. Весь настрой испортить этому пай-мальчику жизнь едва ли не улетучился, однако вернулся назад, как только Демьянов перевёл своё внимание обратно на друзей. Она осторожно зашла в аудиторию, внимательно оглядывая кабинет. По негласному уставу, как оно часто бывает, те, кому учиться хотелось меньше всего — заполонили все последние ряды. Те, для кого выступить на научной конференции или сделать пять докладов за вечер было чем-то из рода умственной разминки, разместились на первых партах. И, как назло, оставалась либо первая, либо вторая парты в среднем ряду, прямо впереди Демьянова и Алексашенкова. — У меня нет слов, — Соня нервно потёрла переносицу, наблюдая за тем, как Даша с Офелией приземляются на первую парту. Они больше других любили учёбу и, наверное, именно из-за них и сама Ольховская пристрастилась к уголовному праву. Так уж вышло, что сидеть крутым положено только с крутыми. А эти её подруги были какими-то неправильными крутыми. Поломанными, с неполадками в той части мозга, которая отвечала за тусовки и весёлую жизнь. В этой его части у них были только стадии судебного производства. Приходилось сидеть рядом с ними и невольно грызть гранит науки, борясь с желанием на особенно скучных парах начать грызть семечки. — Девочки, уступите нам эту парту. — Почему? — Офелия непонимающе уставилась на Софью, нахмурилась и еле сдержала себя в желании притронуться к её лбу и померить температуру. — Ты в зубрилы заделалась? Зачем тебе первая парта? Это было любопытство. И Соня хотела ответить. Так хотела рассказать одной из своих подруг очередную сумасшедшую историю, которая произошла с ней этой ночью. Рассказать, что не хочет сидеть рядом с парнем, что, оказывается, ненавидел её последние несколько лет учебы. Рядом с тем, кто днём строит из себя порядочного парня, а по ночам дерётся с людьми за деньги. Но один обеспокоенный взгляд Лизы — и она, глубоко вздохнув и смирившись со своей участью, приземлилась на стул прямо впереди Демьянова. — Сонь, ты мне обещала, что не расскажешь им о… — Я помню, — Софья нервно перебила Лизу, вспоминая об их договорённости. Та, по непонятным Соне причинам, отчего-то всё время боялась. Жила в состоянии страха перед потерей образа отличницы и хорошей девочки. Не решалась признаться своим же подругам в том, что почти каждый вечер встречается с Ольховской в самом популярном месте города, катается на машинах, знакомится с людьми и ходит на бои без правил. Скрывает даже своё происхождение, не рассказывая, чем именно занимается её семья. Лиза была примерной, доброй, экономной, трудолюбивой. Этих положительных пунктов было настолько много, что без преувеличения можно было назвать её идеальной. Идеальной подругой, дочерью и идеальной потенциальной женой. Мотивов такой её идеальности Соня не понимала, но принимала её такой, какая она есть. — Демьянов, — судя по всему, заскучав, Соня неожиданно для всех развернулась к кучке парней, расположивших за их спинами, и фальшиво улыбнулась, — как дела? Напряжённая тишина. Настолько напряжённая, что становилось даже неловко. Денис, Саша и два их одногруппника замолкли, ожидая, что дальше последует за таким её выпадом. Демьянов не растерялся, пронзил её осмысленным взглядом, намереваясь разузнать причину её внимания к его скромной персоне, помолчал несколько секунд, прежде чем бросить в её сторону сухое: «Хорошо». — Сейчас хорошо, потом плохо, в жизни всякое бывает. Жизнь, она… знаешь, как зебра, — артистично затараторила Соня. — Сначала чёрная полоса, потом белая, потом снова чёрная, а потом… жопа. Он нервно затеребил ключи от автомобиля в чуть стёртых от боксерских бинтов пальцах рук, но взгляд оставил таким же сосредоточенным и волнения своего не выдал. — К чему ты клонишь? — Ну, — Соня пожала плечами, — тебя сегодня весь день декан по универу ищет. Говорит: «Где же Демьянов? Срочно ко мне Демьянова в кабинет!». Может, случилось что или ты накосячил где? — Но ведь его никто… — Лиза была бесцеремонно перебита. Взвесив все «за» и «против», а также поняв очень тонкий намёк на то, чтобы помолчать, в виде лёгкого толчка локтем, поняла, что Соню, если та что-то задумала, уже не остановить. Денис протянулся через всю парту, буравя Ольховскую гневным взглядом, и, приблизив свое лицо к её, едва ли не прошипел: — Если ты что-то рассказала… — Фу, — Соня, поморщив лицо, обмахнулась, словно отмахивалась от надоедливой мухи, — от тебя пельменями воняет. Поджав губы, Денис растерялся и медленно, словно и не было никакого наезда в её сторону, приземлился на своё место. Демьянов не успел ничего ответить. В его голове жужжал целый рой мыслей, начинающийся с уверенности в том, что Ольховская всё-таки настучала на него. Выдала с потрохами, обвинила во всех грехах и рассказала, чем он занимается по ночам. А заканчивающийся размышлениями о том, что он будет делать, если его исключат. И где-то между этим началом и концом теплились надежда и вера в обыкновенную человечность. Человечность, которую могла проявить даже такая стерва, как Соня. Неужели у нее и впрямь не было ничего святого, никаких постулатов порядочности, что она из-за такой глупой обиды была готова сломать его жизнь? — Ты что-то рассказала? — спросил он на одном дыхании. Улыбка не сползала с её лица. — Кто знает? Но гадать долго не пришлось. Дверь в аудиторию со скрипом отворилась, заставляя этим своим скрипом всех галдящих студентов внезапно умолкнуть. Саша ощутил, как всё его тело бросило в холодный пот, и невольно сравнил это ощущение с чувством, какое испытывал перед соревнованиями. Перед соревнованиями, где ему любым путём необходимо было победить. Темноволосая, смуглая женщина средних лет окинула взглядом аудиторию. Декан их университета была очень строгим, но в то же время добрым и открытым человеком, возлагающим на своих студентов большие надежды. Сегодня её душа была полна разочарований. Пригвоздив взгляд карих глаз к Саше, она отчеканила металлическим, бездушным голосом: — Демьянов, в мой кабинет.***
— Какая же ты стерва, Соня, — закричал Денис, пытаясь вырываться из крепкой хватки одногруппника. Пусть парень, который его держал, сам не понимал, почему это делает, его крепкое телосложение позволяло без труда удерживать щуплого Дениса, что так и рвался накинуться на Ольховскую и возможно даже ударить. Предположить наверняка было сложно, потому что таким злым Алексашенкова никогда не видел никто из присутствующих. Подруги встали позади Сони, как и все остальные, искренне не понимая такой неадекватной реакции со стороны, пускай и задиры, но обычно не конфликтного Дениса. Кто-то даже осмелился достать телефон, но под гневным взглядом Лизы тут же засунул его обратно в карман. — Да отвали ты от меня, Алексашенков, ничего я не рассказывала никому, — покрутив пальцем у виска, Соня презрительно окинула взглядом то и дело смахивающего на разъярённую собаку Дениса и, нахмурившись, дернулась, когда тот вырвался из крепкой хватки парнишки и вцепился в её плечи. Вечно бледные щёки, стали пунцовыми, окрашиваясь под гнётом приливающей к коже крови, и от такой его злости становилось, мягко говоря, не по себе. — Денис, ты ненормальный? — Лиза вцепилась своими тонкими пальцами в его руку, пытаясь высвободить подругу из болезненной хватки, но её сил, как правило, с трудом хватало даже на то, чтобы отворить тяжёлую массивную дверь. Сейчас оставалась лишь надежда на то, что удастся решить проблему с помощью дипломатии, но и та угасала с каждым впустую произнесённым словом. — Она же сказала, что ничего не говорила. — А нам она ясно дала понять, что говорила, — прокричал Денис, всей силой вжимая пальцы рук в хрупкие женские плечи. И, может, у Сони были хрупкие плечи, но не характер. — Алексашенков, клянусь, если ты сейчас не уберёшь руки… — Что? Что ты сделаешь? — кричал Денис. Все остатки его самообладания улетучивались под гнётом тяжёлого, гневного взгляда Ольховской. — Ты очень сильно пожалеешь об этом, — прошипела она. — Я сделаю так, что ты останешься без этих рук, поэтому, мать его, соберись, пока не стало слишком поздно. Он отступил. Отступил для того, чтобы сделать толчок. С трудом удержавшись на ногах, Ольховская пошатнулась, наблюдая за тем, как между ними возникает преграда в виде самого высокого и громоздкого парня их университета — Георгия. Но ей было мало. Злость закипала в её крови, грозясь вырваться наружу нескончаемым потоком грязных выражений и рукоприкладства. Ничего не разбирая, пытаясь прийти в себя и предостеречь от непоправимых ошибок, она направилась в коридор, оставляя Дениса на суд коллектива, осыпающего его ругательствами, граничащими с попытками усмирить. Как же хотелось его ударить. Влепить такую пощёчину, от которой худощавый Денис хотя-бы покачнётся. Хотелось весь мир обрушить на его голову. Открыть телефонную книжку, позвонить кому надо и с победной ухмылочкой наблюдать, как тому одну за одной ломают кости. Но она не могла позволить себе обратиться за подобной помощью. Как минимум, она не хотела быть должной кому-либо. Из размышлений, пропитанных злостью и обидой, её вырвала фигура, замеченная боковым зрением. Ноги стали ватными, скорее от неожиданности, чем от страха, когда она заприметила угрожающий и горящий злобой янтарь в таких уже знакомых глазах. Саша, сжав руки в кулаки, надвигался на неё широким и быстрым шагом, словно цунами, грозясь снести её с ног напором беспощадной стихии. — Я, блин, ничего не говорила, — Соня успела сделать лишь один шаг назад, прежде чем стоящее рядом ведро для мытья полов, было схвачено Сашей и одним резким движением надето на её голову. Неужели это карма настигла её в университетских стенах? В школе она проворачивала что-то подобное с недругами, придумывала извращённые уловки и различные ухищрения, но чаще напрямую портила жизнь тем, кто не относился к ней так, как она хотела бы. Стоило лишь возникнуть мысли о том, чтобы обидеть Ольховскую, как её напористый характер тут же настигал потенциального обидчика, ясно и четко донося до него одну непреклонную истину: «Со мной так нельзя». Дверь аудитории с грохотом захлопнулась. Соня медленно сняла пластиковое ведро со своей головы, пытаясь проигнорировать грязную воду, стекающую по её лицу и волосам, пропитывающую дизайнерскую одежду. Демьянов, судя по всему, собравшись с силами, сразу же направился в кабинет, чтобы не наломать еще больших дров, не позволить себе лишнего. Он был в ярости, но понимал, что на большее, чем облить Ольховскую грязной водой, он не способен. По крайней мере, пока что. Он ошибся. Не думал, что наломав дров, на них и сгорит. Игнорируя обеспокоенные вздохи и ахи хватающейся за голову уборщицы, она уверенным шагом зашла в аудиторию, привлекая внимание к своему изрядно испорченному внешнему виду. Саша собирал вещи в мужскую чёрную сумку из кожзама, игнорируя поток расспросов, сыплющихся из рта кружившего вокруг него Дениса. Лиза прикрыла рот рукой, завидев такой взбалмошный вид Ольховской, но не решилась что-либо спросить. Всё и без того было ясно. Софья спокойно подошла к подоконнику, возле которого стояло преподавательское кресло, и схватила с него увесистый горшок с комнатным растением. Демьянов, всё ещё не обращал на нее никакого внимания, пытаясь успокоиться, в очередной раз взять свои эмоции под контроль. Он то и дело дёргал за замок на заедающей молнии, пытаясь справиться с гневом, пропитавшим каждую клеточку его тела. Как она могла? Как она могла?! Этот вопрос снова и снова, словно заевшая пластинка, повторялся в его голове, мешая трезво думать, мешая разговаривать и смотреть хоть на что-нибудь или на кого-нибудь, кроме как на проклятый замок. Светлана Андреевна обещала пойти навстречу. Она понимает меня, она поможет. Наверняка что-нибудь придумает. А если нет, что я буду делать? Нервы Демьянова, словно оголённые провода, изливались в исходящую от него тяжёлую энергетику. Денис уже давно умолк, понимая, что сейчас он не услышит никаких ответов на свои вопросы, не сможет ему помочь. И настолько он растерялся, завидев направляющуюся к ним грязную и мокрую, не в лучшем смысле этих слов, Соню, что не среагировал вовремя. А ведь он мог защитить голову друга от лавины рыхлой земли с обломками комнатного цветка из перевернувшегося над головой Саши горшка. Мог, но не сделал этого. Вытряхнув остатки почвы на замершего от неожиданности Демьянова, Соня молча повернулась в сторону Дениса и что есть силы запустила в него, целясь прям в голову, пластиковое кашпо. — Я ничего не говорила, — Соня схватила свою сумку и направилась к выходу из аудитории.