Во всём виновата задница Ризли

Жизнь верховного судьи — как большой красивый замок, кирпичик за кирпичиком построенный из дел. Порой так хочется разнести его к чертям. Суды, где фарс переплетается с безупречной логикой. Слова — целая груда слов — для каждого, кто ищет справедливости и защиты. Все эти люди отгрызают от Нёвиллета по маленькому кусочку, словно он — огромный синевато-белый торт. Укладывая изящную гриву, надевая ткань за тканью, он думает о заднице Ризли. Круглой аппетитной заднице, что нагло усаживается на стол, звеня наручниками и цепями. Придвигается ближе, касается тёплым бедром. Он лицезреет эту задницу — вместе со всем остальным герцогом — каждую неделю. Эти совещания, будем честными, не нужны ни суду, ни Меропиду. Но только так юдекс может выманить Ризли из подводного царства. Ризли — символ наглости и свободы. Пока он дразнит Нёвиллета, сам судья скован законом и правилами. Ведь на его плечах держится Фонтейн. Завтра они увидятся снова. Кабинет заполнится запахом табака и металла, взглядами украдкой и нахальством герцога. Юдекс же, как всегда, будет сдержан и терпелив. И это терпение уже скрипит морским песком на зубах. Раздаётся стук в дверь, и Ризли заходит в кабинет судьи. Верхние пуговицы его рубашки, как всегда, расстёгнуты, льдистые глаза смотрят в упор, а губы изгибаются в улыбке. Человек контрастов. Восковое тело не слушается Нёвиллета, и он сухо кивает на кресло у стола. Прячет волнение за бумагами — ну-ка, посмотрим, что у нас на повестке дня… Ризли докладывает о ситуации в тюрьме. Ризли заполняет бумаги. Ризли встаёт, чтобы подлить воды в их стаканы. И все эти обычные действия абсолютно невыносимы. Вежливое выражение стекает с лица судьи. Взгляд невольно цепляется за широкие плечи герцога. С замученным стоном Нёвиллет опускает голову на спинку кресла, прикрывает глаза и массирует виски, пульсирующие резкой болью. — Что с вами? Ризли взволнован, но судья не отвечает. Не открывая глаз, он чувствует, что герцог поднялся с кресла: его выдаёт звон цепочек. Сзади на плечи теплом опускаются тяжёлые ладони. — Вы совсем себя не бережёте. В голосе Ризли — осуждение и забота. Пальцы оглаживают острую косточку плеча, разминают мышцы лёгким касанием. Ох, Нёвиллет бы расслабился — если бы не боялся того, что за этим последует. Запрокинув голову, он утыкается затылком в широкую грудь и смотрит на Ризли снизу вверх. Ни в коем случае не в глаза — кто знает, сумеет ли он избавиться от наваждения, в которое они затягивают своим насмешливым холодом. Он рассматривает ремешки на шее. За них так хочется притянуть ближе. Вечернее небо вздрагивает, освещённое молнией, и на крышу дворца обрушивается дождь. Нёвиллет ненавидит себя за это. Но ему грустно, и тут ничего не поделаешь. — Мне кажется, вы расстроены, — герцог обходит судью мягким полукругом и садится прямо на стол перед ним. — Ничуть, — Нёвиллет отводит глаза, — Так о чём мы говорили?.. Он знает, что плохо умеет врать. Рука Ризли обхватывает его пальцы, гладит ласково, затем чуть сжимает. — О вас, месье. Мы говорили о вас, — он вглядывается в уставшее лицо судьи, — Я могу… Что-нибудь для вас сделать? О да. Просто разденьтесь. Ризли улыбается — “всего-то?” — и сердце дракона пропускает удар. Он что, сказал это вслух? Или герцог прочёл ответ в его взгляде? Иначе почему он встаёт между колен Нёвиллета и неспешно растёгивает на рубашке пуговицу за пуговицей? Он поводит плечами, сбрасывая ткань, и обнажает покрытое шрамами тело. Так близко. Нёвиллет чувствует тепло, даже не касаясь. Он обводит — лишь взглядом — крепкие мышцы, цепляется взглядом за горошины напряжённых сосков. Дыхание сбивается, и судья не понимает, что с ним — он взволнован? напуган? или простужен, как обычный человек, гулявший под дождём? Чувство долга ворочается в груди. Чувство долга велит нахмуриться и спросить “герцог, что вы себе позволяете?” — чтобы это тело, воплощённый соблазн, больше никогда не стояло перед ним обнажённым. Чтобы Ризли смутился, забрал в Меропид свой насмешливый взгляд и необъятный рельеф мышц. Но вместо того, чтобы осадить наглеца, Нёвиллет лишь скользит взглядом вниз, без слов показывая: штаны тоже не понадобятся. Ладони герцога — в перчатках без пальцев, с железными кольцами — берутся за пряжку ремня. Она падает на пол с тяжёлым звоном, и штаны опускаются следом. Перед лицом юдекса остаются крепкие бёдра, обтянутые чёрными трусами. Сорвёшь, и дороги назад не будет. — Снимите. Его голос строг, как полагается верховному судье. Пальцы герцога послушно скользят по бёдрам, сминая ткань. Теперь между Ризли и судьёй, поражённым своей смелостью, не больше полуметра. Подавшись вперёд, он мог бы коснуться губами полностью вставшего члена. Но он не станет. Это невежливо. Оказавшись в плену подлокотников и члена Ризли, судья отодвигается вместе с креслом и грациозно поднимается на ноги. Обходит по кругу неподвижного герцога. Запястье сводит ноющей болью: ему до боли хочется коснуться. И, глубоко и размеренно вдыхая прохладный воздух, судья решается. Что ужасного случится, если он просто потрогает? Один разок, лишь кончиками пальцев? Плавно шагнув к Ризли — шорох длинных волос и слоёв одежды — он протягивает руку к покрытой шрамами груди. Тепло чужого тела обжигает пальцы, и судья вздрагивает от неожиданности. Он давно научился трогать людей — пожимать им руку, сжимать плечо в знак поддержки — но сейчас, когда он гладит грудь герцога, это чувствуется иначе. Едва коснёшься, ощущаешь мягкость кожи. Нажмёшь сильнее, уткнёшься в приятную твёрдость мышц. Нёвиллет невесомо проводит пальцами ниже, осторожно огибая соски — к каменному прессу. На его спину вдруг опускается грубая ладонь, заставляет отпрянуть, забирая с собой прохладу касаний. Ризли замирает, и взгляд из-под лохматой чёлки кажется виноватым. — Нет, так не делайте, — хмурится Нёвиллет. Руки герцога отвлекают от главного. Раз сегодня, столько раз приходивший на чай и ненужные совещания, он наконец обнажился, и готов показать судье свою широкую грудь и прекрасную задницу, свой член, истекающий смазкой… Нёвиллет не станет отвлекаться. Он скользит взглядом ниже, на ворох одежды, смятой на полу. Хочет спросить: “Можно?” — но отчего-то не говорит ни слова, снимая с пояса Ризли наручники. Лишь мягко заводит его запястья за спину — в ответ встречает спокойный взгляд — и защёлкивает холодный металл. Судья отходит назад, созерцая творение своих рук, и улыбается. Он предвкушает долгое и спокойное исследование. От запястья вверх — кончиками пальцев. Здесь ремешки, и Нёвиллет поддевает их, касаясь горячей кожи. Выше по предплечью — твёрдые изгибы мышц. Он вжимает ладонь сильнее, представив себя прижатым к стене их силой и весом. Понравилось бы ему? Он не знает. Но сейчас, когда герцог в наручниках, он даёт волю воображению. Ногтями он проходится по широкой шее до взлохмаченного затылка, и слышит негромкий выдох. Ризли словно старается быть тише, чтобы не спугнуть осторожного судью. Юдекс с небольшим нажимом ведёт пальцами по коже, затем рука сжимается в крепкий хват — и Ризли невольно подаётся навстречу. “Значит, шея. Славно”. Нёвиллет и сам не знает, зачем ему знать о слабых местах герцога. Ему интересны люди, он всегда восхищался их причудливым поведением, но сейчас происходит нечто иное. По телу проходит волна незнакомого жара, а внизу становится тесно и горячо. Его ладонь проходится по груди Ризли. Не сдержавшись, он давит сильнее, вплавляет себя в крепкие мышцы, стремясь охватить больше. Судья так хочет уткнуться носом в тёплую кожу, а может, даже лизнуть шрам, что начинается от шеи и проходит рядом с соском. Но даже сейчас, бесстыже трогая обнажённого Ризли, он соблюдает некие правила. Всего лишь трогать руками — это приемлемо, верно? Он ведь ещё не перешёл черту, за которой стоит осудить самого себя? Крепкий пресс под касаниями напрягается сильнее. Юдекс смотрит Ризли в лицо — тот по-прежнему спокоен, в уголках губ прячется лёгкая улыбка. Нёвиллет решает, что бездействие герцога можно счесть позволением. И, нежно погладив тазовые выступы, он невесомо проводит пальцами по всей длине крупного члена. Мягко обхватывает его, без силы — и вздрагивает от внезапного стона Ризли. Он хочет спросить: “вам больно?” — и спросил бы, не будь между ними им же самим выдуманного правила. Не разговаривать. Нёвиллет 500 лет наблюдает за людьми, и сейчас он не делает поспешных выводов, а пробует снова. Он берёт член герцога в осторожный хват и проводит ладонью вверх-вниз, размазывая тёплую смазку. Теперь Ризли сдерживает стоны, и лишь ощутимо дрожит под пальцами. Он запрокидывает назад голову, обнажая изгиб шеи, и юдексу нестерпимо хочется вонзиться в неё зубами. Но — нельзя. Не в этот раз. Лаская герцога всё уверенней, Нёвиллет вглядывается в его лицо, наблюдает и даже любуется. Твёдрость и жар под ладонями усиливаются, дыхание Ризли становится тяжелее, с губ срываются стоны. Они уже не пугают судью. Низкий голос приятно окутывает, хочется слышать его снова и снова. Ризли упирается поясницей в стол, будто ноги его не держат. В светлых глазах — ни капли фокуса, лишь пелена возбуждения, а ногти с силой впиваются в ладони. Нёвиллет продолжает ласки, не сбавляя темпа, игнорирует боль в уставшем запястье — и Ризли, выгнувшись навстречу, с особенно громким стоном изливается в его кулак. Юдекс в удивлении отходит назад. Весь дрожащий, покрытый каплями пота, с чёлкой, прилипшей ко лбу, герцог кажется ему по-странному прекрасным. Обычно судья находит красивым совсем иное — и час назад предпочёл бы видеть сурового Ризли с уверенным льдистым взглядом. Но теперь… Чтобы снова посмотреть, как герцог плавится в его руках, он готов пустить в ход и второе запястье. Тяжесть внизу растворяется, сменяясь довольной сытостью. Нёвиллет не прикасался к себе. Оргазма герцога было достаточно, чтобы желание вплавиться в его тело свернулось сонным клубком где-то в сердце. Возможно, теперь Ризли стоит освободить?.. Судья медлит. Спиной тот ещё упирается в стол, и неясно, как же снять с него наручники. Подвинуть стол или самого герцога? Решившись, он разворачивает Ризли к себе спиной. Гладит покрытую шрамами поясницу и наконец обхватывает ладонями крепкую задницу. Сжимает её в руках, мнёт упругие мышцы, наслаждаясь приятной тяжестью. Затем, вздохнув, отдаляется. — А где?.. — первые за долгое время слова царапают горло. — Ключ? — Ризли оборачивается через плечо, во взгляд возвращается ясность, — В кармане штанов. В одном из карманов. К облегчению Нёвиллета, который до боли не любит копаться в чужих вещах, ключ находится быстро. Раздаётся характерный “щёлк”, и Ризли с улыбкой потирает запястья. — Такого я от вас не ожидал, месье. Надеюсь, вам лучше? — спрашивает он. — Лучше, — кивает Нёвиллет. Замок его обязанностей не пал, юдекс лишь вышел из него прогуляться — и теперь документы пристально смотрят на него со стола. В голове, что минуту назад плавилась от жара, теперь прохладным спокойствием строится план. Выпить воды. Разобраться с делами. Подготовиться к суду. И позвать Ризли на новую встречу — как обычно, через неделю. *** Почти каждый вечер Ризли думает о Нёвиллете. Порой с нежностью — как уткнулся бы носом в длинные волосы, согрел бы в ладонях холодные пальцы. Порой мечтает о стонах судьи под его ласками. Каждая их встреча — испытание для выдержки Ризли. Он развлекает судью беседами, подписывает бумаги, и шепчет своему внутреннему зверю: “Ризли, нет. Нельзя. Ризли, не вздумай”. Не вздумай запускать пятерню в белоснежную гриву. Не подходи слишком близко, не прижимайся со спины. Ризли знает — он нарывается. Но раз за разом садится на край стола, отодвигая бедром важные бумаги, смотрит на Нёвиллета сквозь отросшую чёлку. Если он не позволит себе даже этого, то попросту взорвётся. Влечение вытекает сквозь ехидные реплики и случайные касания. Пройдёт немного времени, и он снова переполнится им — но пока может заняться делами, не чувствуя неприятного давления ширинки. Так продолжается несколько лет, а затем что-то случается — может быть, звёзды сходятся в неведомом порядке, или ехидный флирт Ризли наконец задевает сердце судьи — и Нёвиллет велит ему раздеться. И теперь, собираясь на очередную встречу, Ризли стоит под струями тёплой воды и ругается на свой вставший член. “Слишком многого хочешь” — шипит он, — “Мало ли что взбрело тогда ему в голову. Никто не обещал тебе продолжения, угомонись”. Член лишь подёргивается в ответ, и Ризли, обречённо вздохнув, охватывает его широкой ладонью. Лучше он сделает это сейчас, чем набросится на судью с порога. За такое ведь и сослать могут… В Меропид. На солнце то и дело набегают тучи, угрожая дождём, и снова уходят, так и не исполнив обещанного. Ризли не замечает хаотичную погоду — его мысли блуждают вокруг прошлых и будущих встреч с судьёй. Он гадает, что ждёт его в этот раз, и не находит ответа ни в уголках разума, ни в шёпоте интуиции. Во дворце его встречают мелюзины, и он тратит на них пару минут — улыбнуться каждой и поболтать о Сиджвин. Затем толкает тяжёлые двери, покрытые золотистым орнаментом, и беглым взглядом осматривает кабинет. Здесь ничего не меняется. На столе его ждёт бокал с причудливой водой, в которой он снова не разберёт ни единого оттенка вкуса. В окна настойчиво бьётся закатное солнце. Юдекс сидит в кресле, красиво закинув ногу на ногу, и перебирает документы. Но вот он слышит стук захлопнувшейся двери и поднимает голову. Его пристальный взгляд снится Ризли так часто, что тот мог бы нарисовать его с закрытыми глазами. — Добрый день, герцог. Прошу, раздевайтесь, — привычно бросает Нёвиллет. Ризли вешает у входа плащ и замирает в лёгком смятении. Как правило, судейское “раздевайтесь” значит лишь приглашение скинуть верхнюю одежду и остаться в чёрной рубашке и кожаных штанах. Но в их прошлую встречу смысл этого слова несколько изменился. Нёвиллет выжидающе смотрит, и по кварцевым глазам не прочесть ни единой мысли. “Да какого чёрта” — мысленно фыркает Ризли, и там же, у вешалки, снимает и остальное. Расстёгивает пуговицу за пуговицей, обнажая сильное тело, аккуратно вешает рубашку на стул. Снимает тяжёлые штаны, гремящие цепями и наручниками. Стягивает трусы. В иной ситуации он беспечно кинул бы одежду в сторону, но сейчас чувствует спиной внимательный взгляд и не спешит, соблюдая правила приличия. Он знает, как они важны для юдекса. Обернувшись через плечо, Ризли улыбается: Нёвиллет глядит на него, словно хищник перед прыжком. Судья не сразу замечает встречный взгляд, а поймав его — утыкается в бумаги. Очаровательно. Ризли невозмутимо подходит к столу и садится в просторное кресло. Отпив воду из бокала, он заводит самый обычный разговор: о погоде, самочувствии Сиджвин и делах в Меропиде. Нёвиллет смотрит ему в глаза так пристально, словно боится перевести взгляд ниже и увидеть нечто запретное. Похоже, юдекс смущён. Или это закатное солнце касается его щёк розоватыми бликами? Его ответы ровные и спокойные, он безупречно следует протоколу, но перед каждой фразой медлит, словно сегодня ему трудно подбирать слова. Ризли чрезвычайно доволен собой. Закончив отчёт, он притягивает к себе ворох бумаг. Он давно догадывается, что Нёвиллет обошёлся бы и без его подписи; а если так хочет сделать всё правильно, он мог бы отправить документы с мелюзинами, а не гонять герцога на поверхность каждую неделю. Но Ризли не против в разгар рабочего дня пройтись и посмотреть на судью. Он не успевает поставить ни одной подписи. Его внимание отвлекает Нёвиллет, который плавно обходит стол и замирает перед ним, прямой и невозмутимый. На дне змеиных глаз плещется смятение. Кабинет погружается в тишину. Ризли смотрит в ответ, затаив дыхание, не позволяя себе ни движения, ни звука. Он чувствует, что любой вопрос — “месье? что это вы делаете?” — заставит судью отступить. Такой решительный в прочих делах, юдекс становится рядом с ним трогательно робким. Поэтому герцог ждёт, пряча волнение за прикрытыми веками. Судья вдруг садится на корточки и разводит колени Ризли в сторону. Тот сидит неподвижно, хотя пах тяжелеет и наливается кровью. Пальцы подрагивают: как же хочется запустить их в светлые волосы, чуть нажать на затыток, подсказывая! Но Ризли лишь крепче сжимает подлокотники кресла. А вот Нёвиллет, похоже, не собирается сдерживаться. Он сжимает основание члена, заставляя герцога прикусить губу, и медленно оглаживает тонкую кожу. Ризли прошибает током от невесомых касаний в шаге от настоящего удовольствия. Он закрывает глаза, но тут же распахивает их снова, почувствовав на головке прохладное дыхание. Он не видел зрелища прекрасней, чем лицо судьи в миллиметре от его члена. Нёвиллет медлит, и одна только Бездна знает, сколько воли нужно Ризли, чтобы не толкнуться навстречу и не повести набухшей головкой по этим невероятным губам. Он сжимает кулаки, заставляет себя дышать глубоко и ровно. Герцог умеет терпеть боль и сдерживать ярость, но к таким испытаниям жизнь его не готовила. Наконец судья осторожно касается кончиком языка, и едва заметно вздрагивает, когда с губ Ризли срывается протяжный стон. Обычно герцогу нужно больше. Он не назвал бы себя особо чувствительным: его тело любит давление и укусы, а не аккуратную нежность. Но с Нёвиллетом всё иначе. Ему достаточно бросить на Ризли взгляд — и у того перехватывает дыхание. Достаточно улыбнуться кончиками губ — и он думает только о поцелуе. Достаточно лизнуть, широко и неловко, от основания до головки… Громкий стон отражается от стен кабинета, и будь Ризли способен на привычную бдительность, он бы задумался, не слышат ли его за дверью. Но сейчас, под мокрыми касаниями языка, ему восхитительно плевать. Если Нёвиллет и делал такое раньше, то не слишком часто. Он неумело обхватывает головку губами, едва вбирает и тут же отпряхивает. Затем берёт чуть глубже и замирает, привыкая к ощущениям. Он смотрит в лицо герцога, не выпуская пульсирующий член изо рта. Наблюдает, как закатываются от наслаждения льдистые глаза, как в шумном выдохе приоткрывается рот. Нёвиллет проводит языком по уздечке, и выдержка Ризли рушится. С мягким стоном он запускает руку в длинные волосы, но не давит, а лишь поглаживает шёлковые пряди в попытке подарить хоть немного нежности. Судья в ответ замирает. Герцог опасается, что он просто встанет и вернётся к своим бумажкам, но продолжает скользить по светлым прядям кончиками пальцев. Не может иначе. Нёвиллет не уходит. Спустя невероятно долгую минуту он снова обхватывает головку губами, позволяя руке Ризли хозяйничать в его причёске. Теперь он движется быстрее, помогает себе тонкими пальцами, двигая ими в такт ритму, с которого сбивается раз за разом. Ризли может лишь тяжело дышать, запрокинув голову, и выгибаться навстречу. Во рту у Нёвиллета горячо и тесно, кожу едва заметно царапают кончики острых зубов, и это заводит ещё сильнее. Наслаждение охватывает каждую клеточку тела. Только железная воля позволяет Ризли прошептать: — Месье… Я почти… Тот в ответ лишь заглатывает глубже. Не в силах больше сдерживаться, Ризли кончает ему в рот, оглушённый жаром и теснотой, податливой готовностью принять его до капли. Судья не выпускает его из мягкого плена, пока последние судороги не проходят волной по телу. Только тогда он встаёт, вытирает губы изящным жестом и возвращается в своё кресло. С минуту Ризли сидит неподвижно, запрокинув голову, и восстанавливает дыхание. Затем открывает глаза и обречённо выдыхает: юдекс уже вернулся к своим бумагам и увлечённо читает чей-то отчёт. Или делает вид, прячась от льдистого взгляда. — Месье, это было… — начинает Ризли хриплым голосом. — Вы свободны, герцог. Ризли вздрагивает, как от удара. Он снова вглядывается в лицо судьи, который только что жарко сжимал его во рту. Теперь тот словно надел ледяную маску. — Я что-то сделал не так? — Всё в порядке, господин Ризли. У меня нет никаких нареканий. Вы можете идти. Ризли медленно, как во сне, встаёт с кресла. Путь до двери, где лежит его одежда, кажется бсконечным, и с каждым шагом вопросов становится всё больше. Почему Нёвиллет сперва так нежен с ним, а потом так холоден? Что им движет — симпатия, вожделение? Или попросту любопытство, удовлетворив которое, он выбрасывает надоевшую игрушку обратно в Меропид? Герцог одевается, и чувствует спиной пустоту: судья не обращает на него никакого внимания. Он накидывает плащ и уже готов выйти за дверь, но всё же разворачивается к юдексу. Тот, оторвавшись от бесценных документов, смотрит на Ризли с немым вопросом. В глазах отчётливо читается: “Почему вы ещё здесь?”. — Месье, мы можем поговорить? — Я сожалею, герцог, но сегодня моё расписание не предполагает личных бесед. — А минет оно предполагает?.. — Ризли очень старался держать себя в руках, но теперь с него хватит, — Нёвиллет, какого чёрта происходит? Объясните свои причуды, или… Ризли теряется. Чем он может пригрозить судье? Отказать в сотрудничестве? Он знает, что это пустые слова, и Нёвиллет тоже в курсе. Всё, что он может забрать — это свою непрошенную нежность. Судья окидывает его непроницаемым взглядом. — Покиньте мой кабинет. Прошу вас, — говорит он, не дождавшись угроз. Ризли выходит и с грохотом захлопывает дверь ударом кулака. Изысканные ставни покрываются ледяной коркой. Дождь прогоняет людей с улиц, и Ризли испытывает мстительную радость. Встреть он сейчас знакомых, желающих с ним поболтать, и ударом в дверь могло бы не обойтись. Он расстроен и зол, и лужи хрустят под его ногам колотым льдом, которому неоткуда взяться в середине лета. *** Накинув плащ, Нёвиллет идёт по мокрым улицам Фонтейна, от Эпиклеза к дворцу, и его величественный вид невольно успокаивает жителей города. Они верят, что справедливость в надёжных руках. Безупречный внешне, он ловит себя на рассеянности. Стоило бы поразмыслить о предстоящей беседе с людьми Спина-ди-Росула, но мысли невольно стекают к широкой груди герцога, к шраму над правым соском и упругим ягодицам. Судья закрывается в кабинете и выделяет ровно полчаса, чтобы вдоволь помечтать о восхитительном теле герцога и наконец вернуться к делам. Но не тут-то было. Стоит ему прикрыть глаза, давая волю воспоминаниям, как их прерывают другие образы. Нёвиллет думает об обиде на лице Ризли и о грохоте захлопнутой им двери. Его охватывает грусть, и он не знает, что с нею делать. Полчаса подходят к концу, а он всё ещё не пришёл в себя. Напротив, теперь новая встреча с герцогом кажется ему важнее всех прочих дел. Он окунает перо в васильковые чернила и пишет приглашение. Слова остаются прежними: верховный судья зовёт его светлость во дворец Мермония, чтобы обсудить дела и подписать бумаги. Сиора, мелюзина с почтовой сумкой на плече, вприпрыжку выходит из кабинета, унося письмо в крепость. Нёвиллет, размышляя, отпивает воду из бокала. Не совершил ли он промах? Просить Ризли о немедленной встрече было невежливо, ведь у герцога могут быть и другие дела. Но он уверен, что не соберёт себя из жалкой лужицы обратно в верховного судью, пока не увидит насмешливых глаз и не коснётся широкой груди. Стук в дверь отрывает его от спутанных мыслей, и он невольно улыбается — но в кабинет входит не Ризли, а вернувшаяся Сиора. В её руках судья замечает конверт с печатью Меропида. Это до странного официально, ведь герцог всегда пишет Нёвиллету на обрывках старых бумаг и на оборотной стороне заметок. Кто угодно другой получил бы за это выговор, но в случае с Ризли это кажется чем-то интимным, будто тот делится с ним частью внутреннего мира. Сегодняшнее же письмо написано по всем правилам этикета, и юдекс чувствует из-за этого укол грусти. Он внимательно читает послание. Среди витиеватых формулировок и вежливых обращений — он и не знал, что Ризли умеет так изысканно выражаться — он быстро находит важные фразы, и сердце пропускает удар. Ризли не придёт. Он ссылается на огромное количество дел и просит отправить бумаги ему в крепость на подпись. Раньше он никогда не отказывал Нёвиллету, и хотя тот не понимает, в чём именно провинился, всё же чувствует: дело в том, как кончилась их последняя встреча. Возможно, им всё же стоило поговорить. Рокот грома выводит судью из оцепенения, и он понимает, что долгое время смотрит на письмо, словно оно может дать ему все ответы. Почерк у Ризли быстрый и резкий, прямо как он сам, фонтейновские завитушки обрываются острыми краями. Мир вокруг Нёвиллета стремительно теряет краски, а в голове остаётся лишь одна мысль: он обидел герцога. Он придёт, если приказать, потому что таков закон, но больше не обнажит перед ним своё прекрасное тело, и не положит взлохмаченную голову на плечо, вглядываясь в бумаги. За окном череду едва моросящих дней прерывает тропический ливень. В дверь снова стучат. В этот раз в кабинет заходит невероятно мокрая Сиджвин. Голубые волосы липнут к плечам, с кончиков длинных ушей свисают грустные капли. Сама же мелюзина совсем не грустит. Она машет судье рукой и прыгающей походкой подходит ближе, чтобы передать ему ещё один конверт с меропидской печатью. Нёвиллет с нетерпением разворачивает мокрое письмо и читает слегка мутные от дождя буквы. В нём Ризли, сохраняя тот же предельно вежливый стиль, приглашает юдекса зайти в Меропид в середине завтрашнего дня, чтобы обсудить все насущные вопросы. Судья кладёт письмо во внутренний ящик стола и улыбается Сиджвин: — Пожалуйста, передай Его Светлости, что я приду. Радость и покой, охватившие его, быстро сменяются валом вопросов. Что принести с собой к чаю? Любит ли герцог печенье, или заказать целый торт?.. На винтовой лестнице, ведущей с поверхности в Меропид, темно и мрачно. Толща воды давит со всех сторон. Каждый шаг Нёвиллета гулко звучит по металлическим ступеням, и ему вторит стук трости. Обычно эти звуки предупреждают жителей крепости о визите судьи ещё до того, как он откроет массивную дверь. Однако сегодня за ней никого нет. В приёмном зале пусто. Нёвиллет проходит вглубь крепости по коридорам, обитым железом, и не встречает на своём пути ни охранников, ни заключённых. Он видит лишь пустые залы и распахнутые двери, словно люди покинули это место в спешке. Растерянный, судья спускается к кабинету герцога, стучится, но не слышит ответа. Постояв так немного, он открывает дверь сам — безумно невежливо, но что если Ризли нужна его помощь? Кабинет пуст, лишь плащ герцога небрежно висит на стуле, а на столе среди документов потерянно стоит чашка недопитого чая. Вздохнув, юдекс выходит и плотно прикрывает за собой дверь. В поисках хотя бы одной живой души он заглядывает в медпункт, затем проходит мимо бараков. Наконец в столовой он находит повара Вулси, который мрачно ковыряется в грязной посуде. Заслышав шаги судьи, он бросает это дело и вытирает мокрые руки о грязное полотенце. — Прошу меня простить, — говорит Нёвиллет, — Я пришёл на встречу с герцогом, но, к моему удивлению, не встретил в крепости ни одного человека. Что-то произошло? — Месье, так все на ринге! — радостный от того, что верховный судья пришёл не по его душу, Вулси машет в сторону, — Он вооон там, на втором этаже. Сегодня главный день чемпионата, вот все и сбежались. Кто-то драться, кто-то смотреть. — И герцог?.. — Конечно, он в первых рядах! Только я и остался, надо же потом кормить эту ораву. — Благодарю вас, — кивает Нёвиллет и уходит в сторону ринга. Из зала в конце коридора раздаются крики и звуки удара. Воздух густеет, пахнет потом и немного — кровью. Насторожившись, судья ускоряет шаг и ныряет под арку. Он оказывается в огромном зале, где собралась взбудораженная толпа. Над головами возвышается ринг. Он огорожен цветными верёвками, на полу разложены маты, и двое неизвестных прыгают по нему, уворачиваясь от ударов друг друга. Они полураздеты, и только по штанам судья понимает, что один из них — заключённый, а второй — охранник. Они сражаются на равных, и юдекс не взялся бы предсказывать, кто победит. Он осматривает зал. Там собралась, похоже, вся крепость. У многих побитый вид, разбиты носы или костяшки. Судья замечает Сиджвин, которая ловко лавирует среди пострадавших и обрабатывает им раны. Людей с повязками становится всё больше, но, похоже, никто не хочет уйти и отдохнуть. Происходящее на ринге занимает всё их внимание, и Нёвиллет чувствует себя невидимкой. Непривычное ощущение. Наконец судья находит взглядом Ризли. Тот кричит вместе со всеми, восторженно машет кулаком в воздухе, отчаянно за кого-то болея. И он… Ох. Юдекс чувствует, как к щекам приливает жар. Ризли полураздет. Его вспотевшие плечи слегка блестят в тусклом свете ламп, а огромные мышцы вздымаются под кожей, не прикрытые и клочком ткани. На губе свежая ссадина, руки сбиты в кровь. На пальцах почему-то не видно привычных металлических колец — Нёвиллет думал, что герцог не снимает их даже во сне. Стражник на ринге валится под ударом и бьёт кулаком по мату, признавая поражение. Зал оглашают восторженные крики. Ризли кричит со всеми, с улыбкой обводит пространство взглядом, и наконец замечает юдекса. Он поднимает брови в явном удивлении, и, раздвигая людей в стороны, идёт сквозь толпу. Одни послушно отступают, другие гневно замахиваются, но, узнав в наглеце герцога, поспешно отходят подальше. — Месье, — наконец добравшись до юдекса, Ризли склоняет голову набок и лукаво смотрит на него, — Я не ждал вас сегодня. Неужто известие о нашем чемпионате дошло до самого Мермония? — Но вы сами меня позвали, — хмурится Нёвиллет. Он стоит неподвижно и строго, стараясь не выдать своего смятения, и лишь крепче держится за трость. — Позвал. Но я ждал вас завтра. — И тем не менее, в письме указано сегодняшнее число. Судья достаёт бумагу из кармана плаща. Он и сам не уверен, зачем взял её с собой — может быть, на удачу. Написанные там строчки означали, что Ризли хочет встречи, и это придавало судье смелости. Он разворачивает письмо, и герцог привычным жестом кладёт голову ему на плечо, заглядывая в бумагу. Судья вздрагивает всем телом, но не отстраняется. — Смотрите, герцог, здесь указано 11 число. Это сегодня, — его голос по-прежнему строг и невозмутим. — Смотрите, месье, — насмешливо вторит ему Ризли, — Это 12. Просто цифру немного размыло дождём. Нёвиллет в растерянности вглядывается в дату. То, что он принял за единицу, теперь и вправду напоминает мокрую двойку. Оглушённый неловкостью, он поспешно прячет письмо в карман. — Моя вина. Я вас оставлю, — он уже шагает к выходу из зала, но тут его ладони касаются тёплые пальцы. — Не нужно. Я здесь закончил. Прогуляемся до моего кабинета? — предлагает Ризли, и первым выходит в коридор, крикнув кому-то из стражников: “Люка, присмотри за порядком”. Они идут внутри пузатого металлического монстра. Юдекс смотрит на спину герцога, наблюдает за движением мышц под кожей, за подрагиванием лопаток в такт тяжёлым шагам. Его тянет прижаться к этой силе и теплу, и он ломает тишину, чтобы отвлечься от недозволенных мыслей: — Ещё раз прошу прощения, что помешал вашим планам. — Всё в порядке, — Ризли оборачивается через плечо, — Люка проследит, чтобы ребята не устроили потасовку. А мне там особо нечего делать — я выбыл два раунда назад. — Вы проиграли? Нёвиллет удивлён — он знает, на что способен герцог. — Конечно. Я не так уж часто побеждаю, — голос в ответ беспечен, — Если всегда побеждает начальник, зачем вообще устраивать подобное? Разве что потешить своё самолюбие. — Значит, вы поддаётесь? — Кто знает, — Ризли пожимает плечами, — Моё участие в целом не слишком-то справедливо. Я чаще тренируюсь, лучше питаюсь… И обладаю прочими привилегиями свободного человека. — Тогда зачем вы вообще участвуете? — Мне нравится это дело. К тому же, это сближает нас всех — меня, охранников и заключённых. Мы вместе живём в подводном мире, и сплочённость важна, чтобы эта железная громадина не развалилась. Нёвиллет кивает самому себе. Он видел многих, кто управлял этой крепостью, но Ризли вырос в ней и любил больше прочих. Меропид был для него настоящим домом. *** Ризли заходит в кабинет и сразу включает чайник. Судья смущённо жмётся в дверях, и при взгляде на него герцога пронзает искра нежности, которую он поспешно гонит прочь. Хватит с него пустых надежд. Он хочет всё прояснить, даже если ответы ему не понравятся. — Чаю, воды? — спрашивает он. — Чай, пожалуйста. Ризли кивает на удобное кресло, а сам небрежно упирается поясницей в стол. Нёвиллет садится так близко, что Ризли чувствует его парфюм — свежесть и сладость, и запах морской воды, словно он смотрит с берега, как поднимается рассветное солнце. Если юдекс — рассвет, то Ризли напоминает себе глубокую ночь, и очевидно, что им нечего делать в одном помещении. Однако же — они тут. Смотрят друг на друга непроницаемыми лицами, не зная, с чего начать. — Я принёс документы, — говорит Нёвиллет, — Не могли бы вы подписать их? — Без проблем, — Ризли ставит быстрые росчерки на бумагах. Он прекрасно знает, о чём там говорится. Поставки жандарматонов, выплаты охранникам, перечень медикаментов — герцог может цитировать их наизусть, — Готово. Что-нибудь ещё? Судья смотрит растерянно, и Ризли его почти жалко. В иной ситуации он взял бы беседу в свои руки, но он всё ещё обижен. А ещё ему любопытно, как вечно бесстрастный судья выберется из ловушки молчания, которую сам же и создал. Он заваривает чай и ставит на стол две синие чашки, лучшие в его коллекции. — Ну же, месье, — не дождавшись ни движения, ни звука, Ризли насмешливо поднимает брови, — Вы хотите что-то обсудить? — Да… — тихо отвечает Нёвиллет, и снова замолкает. Ризли беззастенчиво рассматривает его лицо: бледные скулы и кварцевые глаза, в которых застыло смятение. Устав ждать, он отталкивается от стола и неспешно подходит к судье. Юдекс сидит неподвижно и, похоже, даже не дышит, пока его щеки не касается рука в кожаной перчатке. Лишь тогда он вздрагивает и подаётся в кресле назад, отстраняясь. — Нё-вил-лет, — по слогам произносит Ризли, словно пробуя его имя на вкус, и опускает руку, — Как с вами трудно. Извольте объясниться, что с вами происходит. Или покиньте мой кабинет и перестаньте пудрить мне мозги этими бессмысленными документами. — Бессмысленными?.. — Конечно, — Ризли садится за стол и отпивает из чашки, — Месье, я не так глуп, как вам кажется. Мы вместе перекладывали бумажки и пили вашу волшебную воду. Было очень увлекательно. Но я хотел бы знать, что за всем этим стояло. В свете, знаете… Недавних событий. — Хорошо, я скажу вам, — вздыхает Нёвиллет и прикрывает глаза, — Но это должно остаться между нами. Герцог молча кивает. — Когда вам нравится то, что я делаю… Делаю с вами… Вы сами на себя не похожи, — и судья замолкает. — И?.. — осторожно уточняет Ризли, удивляясь, насколько эти сбивчивые слова не похожи на всегда уверенные речи судьи. — И это пугает меня, — совсем тихо произносит юдекс. — Пугает? Месье, вы правда думаете, что я превращусь в дикого зверя и разнесу дворец? — улыбается Ризли. — Нет, вовсе нет. В кабинете повисает тишина. Ризли видит, как трудно Нёвиллету говорить о подобных вещах, и поэтому он терпеливо ждёт. Старается не буравить судью пристальным взглядом — но это даётся ему нелегко. Несмотря на все сложности между ними, от присутствия Нёвиллета у него захватывает дух. Его мягкие волосы и изысканные слои одежд — в Меропиде. Каждый раз он любуется, как в первый. — Вы меняетесь, — наконец продолжает Нёвиллет, — Ваше дыхание, глаза, голос… Всё становится другим. Будто вы другой человек. — Вам не нравится? — Напротив, — судья качает головой, — Это прекрасно. Но я не уверен, что готов испытать подобное. Что я смог бы с этим справиться. Удивлённый, Ризли склоняет голову набок. Его первый раз случился в пятнадцать, с заключённой старше него, которая разглядела в мрачном пацане будущего мужчину. Затем было множество связей, с мужчинами и женщинами, длительных и коротких. И хотя в последние годы сексуальная жизнь Ризли была небогатой — он не спал с подопечными, считая это бесчестным, а на поверхность выбирался редко — всё же секс всегда был частью его жизни. И сейчас ему трудно понять, что пугает Нёвиллета — но он честно пытается. — Вы боитесь… Потерять себя? — осторожно уточняет он. Юдекс кивает и отводит взгляд. Он выглядит ещё суровее, словно неожиданная откровенность исчерпала его лимит доверия. Ризли видит, что судья готов уйти и оставить разговор закрытым за всеми дверями Меропида. И он не намерен этого допустить. Он подходит к креслу Нёвиллета и садится перед ним на корточки, словно говорит: смотрите, месье, я маленький и безопасный. Заглядывает в бледное лицо, и ему кажется, что грусть в змеиных глазах сменяется робкими искрами интереса. — Вы позволите? — дождавшись кивка в ответ, он медленно и плавно протягивает руку к лицу судьи. Заправляет белую прядь и проходится кончиками пальцев по острому уху, поглаживая раковину невесомыми касаниями. Нёвиллет шумно выдыхает и отпряхивает от его рук, в глазах — смятение и растерянность. — Это и есть удовольствие? — удивлённо спрашивает он. — Месье, неужели вы ни разу себя не ласкали? — нежно усмехается Ризли, и по взгляду судьи понимает ответ, — Похоже, нам с вами предстоит долгий путь. — Нам с вами? — Да, если вы позволите. — Но… Зачем вам это? Вместо ответа Ризли медленно подаётся вперёд, давая судье возможность отстраниться — но тот подаётся навстречу. Губы у Нёвиллета холодные, но быстро согреваются под бережным натиском герцога. Сперва они лишь неловко прижимаются друг к другу, а затем судья, привыкнув к ощущениям, толкается языком в рот Ризли. Он неумело вылизывает его, и у герцога щемит сердце от мысли, что это, скорее всего, первый поцелуй Нёвиллета. Тот жмурится, обхватывая одной рукой подлокотник кресла, другой — плечо Ризли, тяжело дышит, но не отстраняется. Ризли первым прерывает их поцелуй, давая обоим время прийти в себя. — Вы мне нравитесь, месье. Давно. И очень сильно, — говорит он, пока судья с обескураженным видом отпивает чай, — Мне было приятно, когда вы меня трогали, но я хотел бы большего. Типичная человеческая жадность. Нёвиллет ловит взглядом его улыбку и осторожно усмехается в ответ. — И чего бы вы хотели? — О, много всего, — Ризли садится на стол, не жалея только что подписанные документы, — Трогать вас в ответ. Видеть, как вы отдаётесь эмоциям и страсти. Уверен, зрелище невероятное, — он вертит в руках наручники, собираясь с мыслями, — Заботиться о вас. Это прозвучит нагло, но мне тяжело смотреть, как много вы работаете, месье. Мне бы хотелось сделать вашу жизнь приятнее, если это возможно. Судья не отрывает взгляда, словно хочет заглянуть герцогу в самое сердце и прочесть все эти слова собственными глазами. — У меня не было подобного опыта, — подумав, отвечает он, — Но это звучит знакомо. Я тоже хотел бы быть ближе к вам. Я… Скучаю, когда вас нет рядом. Нёвиллет лёгким движением встаёт с кресла и льнёт к губам герцога. Он целует с настойчивой страстью, и Ризли чувствует, как внизу живота разгорается желание. Не желая пугать своим напором, он утыкается носом в шею судьи и переводит дыхание, надеясь немного прийти в себя. Манёвр не удаётся — шея у того оказывается такой же чувствительной, как уши, и тихий стон не оставляет Ризли ни малейшего шанса остановиться. — Если хочешь, мы можем прекратить, — шепчет он, абсолютно не веря в свои слова, и обводит острое ухо кончиком языка. Нёвиллет в ответ лишь запрокидывает голову назад, его пальцы скользят по обнажённой спине Ризли. Он явно помнит о слабых местах герцога, и повторяет уже изученный маршрут, вызывая у того волны приятных мурашек. Ризли предстоит сделать невозможное: расстегнуть бесчисленные пуговицы на одеждах судьи и развязать все шнуровки. И всё это — подрагивающими от возбуждения пальцами. Призвав на помощь весь свой самоконтроль, он высвобождает пуговицы из петель, снимает одежды и аккуратно складывает их на кресло, одну за другой. Нёвиллет шепчет в ухо Ризли что-то милое и бессвязное, а его руки нетерпеливо блуждают по телу герцога. Хватают за пряжку ремня, путаются в цепочках и поднимаются выше, к груди. Очерчивают изгибы мышц и шрамов. Гладят соски, переходят к шее, слегка сжимают — и Ризли не сдерживает стон. — Можно мне?.. — сбивчиво просит судья и наклоняется ниже, острым языком очерчивает линию шрама, проходящего над правым соском. Затем вбирает сосок своим восхитительным ртом, заставляя Ризли сильнее сжать руки на его талии. — Сильнее, — просит герцог. Нёвиллет прикусывает вмиг затвердевший сосок, и Ризли невольно вжимается в его бедро давно вставшим членом. Он тяжело дышит, прикрыв глаза от наслаждения, и отвечает нежными касаниями, стараясь не сорваться, не сжать до синяков тонкую кожу судьи. Он чувствует, что скоро не выдержит — а ведь они даже не сняли штаны. Вот что юдекс с ним делает. — Нёвиллет, тише, тише… Я не хочу снова кончить один. — А как ты хочешь? — кварцевые глаза смотрят с удивлением. Ризли качает головой и поддевает пальцами ремень, вытаскивая его из штанов судьи. Осторожно приспускает бельё, обнажая ровный изящный член, покрытый синеватыми чешуйками. Это очень красиво, и герцог проводит по выступам кончиками пальцев. Нёвиллет громко стонет, запрокинув голову, и крайне удачно открывает доступ к шее, по которой Ризли тут же проводит языком, не прекращая ласкать внизу. — Ризли… Это слишком… — шепчет сквозь стоны судья, не делая ни единой попытки отстраниться. — Мне прекратить? — Ризли нехотя замирает. — Не вздумай, — выдыхает Нёвиллет, и одним движением стягивает с герцога штаны и бельё. Их члены, влажные и пульсирующие, соприкасаются. Ризли берёт их в широкую ладонь, проводит большим пальцем по головкам, размазывая смазку. Острота ощущений пронзает его насквозь, и он невольно кусает любовника в шею, лишь затем запоздало подумав: “Чёрт, надо было спросить, как он относится к боли”. Но Нёвиллет явно не против — он стонет громче, жадно сжимает задницу Ризли и прячет расширенный зрачок за прикрытыми от наслаждения веками. — Ещё, — просит судья, и Ризли не заставляет его повторять. Его ладонь скользит по членам, нежно надавливая под головками, кожу приятно царапают чешуйки. Продолжая покусывать чувствительную шею, он меняет ритм, двигаясь то мучительно плавно, то быстро. С каждым его движением Нёвиллет выгибается навстречу, урчит и оставляет на лопатках длинные царапины. Он восхитителен. Ризли кажется, что он ласкает шторм в ночном море, буйный и сильный, но податливо-нежный под его пальцами. Стоны судьи раскатами бьют в стены кабинета, и Ризли не может сдержать коварства, замедляясь до предела. Острые зубы вонзаются в его загривок, требуя большего. Герцог протяжно стонет — ему и самому непросто балансировать на грани оргазма — и вовлекает судью в поцелуй. Ловит губами его язык, играясь, а пальцами продолжает ласкать их внизу. Нёвиллет с мягкими стоном изливается в его ладонь, по всей его коже появляются и тут же исчезают синие чешуйки. Ризли движется быстрее, не выпуская члены из крепкой хватки, и кончает следом, уткнувшись лбом в острое плечо судьи. Они стоят так, перепачканные и разнеженные, и сплетаются в объятиях. Затем судья чуть отстраняется и встречается взглядом с Ризли. — Как вы, месье? — с насмешливой заботой спрашивает тот, помогая судье опуститься в кресло. — …Хорошо, — не сразу отвечает Нёвиллет. Его глаза прикрыты, в уголках губ прячется улыбка. — Вы не чувствуете, что потеряли себя? — Нет, — качает головой судья, — Всё в порядке… Теперь я должен уйти? — Что? Куда это вы собрались? — удивлённо переспрашивает герцог, — Месье, я не отпущу вас сейчас никуда, даже если за это вы снова сошлёте меня в Меропид. — О. Тогда… Что мы сейчас должны делать? — А чего бы вы хотели? — Я бы хотел… — Нёвиллет молчит так долго, что герцог успевает заварить чай, и снова усесться на стол, с улыбкой отмечая блуждающий по его телу взгляд, — Постоять так ещё в обнимку. Возможно, даже полежать. — Вот это — другой разговор, — довольно кивает герцог, — Долго? — Очень. Возможно, всю жизнь. Но порой придётся прерываться на работу. Ризли смеётся в ответ и ловит судью в объятия.