Никогда не говорите это учителю по высшей математике

Итадори внимательно смотрел в глаза своей подруги. Перемены были не менее скучными, чем пары. А кипящая подростковая голова требовала срочно совершить какую-нибудь нелепую глупость, встрепенуть застывающие мозги азартом или хотя бы стыдом. — Что, фантазия закончилась? — без интереса хмыкнул Мегуми, смиряя ленивым взглядом Кугисаки. Она с максимально сосредоточенным видом смотрела сквозь парты. С первого семестра троица затеяла нелепую игру, которая должна была разбавлять учебные будни. Правила просты, как мир: придумываешь любое желание для одного из игроков. Выполнит — сможет загадывать сам, откажется — выбывает. И если Фушигуро покинул игру еще на третьей неделе — он отказался писать своей сестре, что отчисляется и идет в армию — то Итадори с Нобарой не сдавались уже третий семестр. Градус абсурдности повышался с каждым заданием. С надеждой на то, что единственный соперник все же сдастся, озвучивались все менее обдуманные затеи. Но бред раз за разом становился реальностью, и приходилось нервно ожидать ответного хода. — Не расслабляйся, — хлопнула ладонью по столу Кугисаки. В прошлый раз ей пришлось завалиться в мужское общежитие и выпрашивать в одной из комнат, заказывали ли сюда эротический массаж. Вторую неделю к ней подходили студенты и, насмехаясь, интересовались, есть ли у массажа от Нобары «счастливый конец». На месть для Итадори у нее были наполеоновские планы. — Придумала! Ее глаза вспыхнули. Итадори нахмурился. Даже Мегуми отвлекся от конспектов с трехъярусными формулами. — Предложишь переспать первому, кто зайдет в аудиторию! — Кугисаки скрестила руки на груди. Фушигуро, что-то пробурчав себе под нос, вернулся к зубрежке. — Чего? — Юджи закатил глаза. Судя по довольному лицу Нобары — это серьезно. Очевидно бредовое задание. Итадори захотел возразить, но внутренний голос изъявил желание стереть с лица Кугисаки самоуверенную ухмылку. И сделал он это до того, как Юджи успел подумать, к чему может привести очередной идиотский поступок. В аудитории еще не все ученики. Зайдет однокурсница — Юджи отделается чужим румянцем и смущенным замечанием, зайдет однокурсник — можно не только получить в морду, но и заиметь странную репутацию. Хотя какая ему разница? Их и так уже никто не воспринимал всерьез. Но сомнения оставались. Он вполне может сослаться на банальность здания, сказать, что оно скучное, глупое или слишком простое… Тут Юджи представил, как Кугисаки с издевкой напоминает ему о том, что он спасовал на таком легком действии. И делает она это ближайшие… Пару лет. Нет уж. Не давая себе лишнего времени на раздумья, Итадори одним прыжком перескакивает через первую парту. В пару широких шагов оказывается рядом с дверью. Сердце стучит лишь немного громче, легкий адреналин бьет по сонным мозгам — скуки, как и не было. То самое необходимое нелепое действие. А такие нужно совершать быстро, не успевая осознать всей абсурдности. Итадори уже думает о том, как отыграется на своем ходу. Дверь, как притаившийся хищник, замирает. В голову отчаянно пытается пробраться здравый смысл. Но Юджи уверенно хмурится, без сожалений его отбрасывая. И вот, так вовремя, дергается ручка… — Доброе утро, Итадори, — перед студентом, со своей фирменной лучезарной улыбкой и идеальным пиджаком, всплывает молодой учитель по высшей математике — Сатору Годжо. Юджи замирает. Это все так не вовремя притихли, или у него отказал слух? Он четко представляет, как Кугисаки в предвкушении хлопает ладонями по рту, даже Мегуми снова отвлекается от конспектов. — А вы… — голос Итадори предательски ломается. Он чувствует, как скручивается желудок. — Что такое? От спокойного тона учителя соображается еще хуже. На свету поблескивают непроницаемые черные линзы очков. Итадори дает себе мысленную пощечину. Это самый неподходящий момент для позорного дезертирства! Он набирает в легкие побольше воздуха, поднимает подбородок. Слова с языка соскакивают слишком быстро, чтобы он успел о них пожалеть. — Вы не хотите со мной переспать? Юджи чувствует, что его вот-вот раздавит либо повисшая тишина, либо чужой взгляд, которого он даже не видит. — Прости, что? — лицо Годжо только немного убавляет в улыбке. Никакой, даже чуточку эмоциональной, реакции. Учитель очень тактично делает вид, что не расслышал. Но Итадори уверен, что сказал он достаточно громко, чтобы кроме Годжо расслышала и Нобара, и добрая половина притихших однокурсников. — Я… — от осознание произошедшего обдает, как холодной водой. Он в одно мгновение теряется. Спасает из западни надрывающаяся на хохот Кугисаки. Девичий смех гремит по всей аудитории и возвращает Юджи в реальность. Годжо сразу понимает, в чем дело — не в первый раз компашка занимается такой ерундой на его парах. Он возвращает на свое лицо непринужденную улыбку. Только в ней мелькает что-то холодное. — Эх, вы, — учитель снисходительно хлопает Итадори по плечу, направляясь к своему столу, — в вашем возрасте я развлекался поинтереснее. Юджи только и остается, что пораженно вернуться за парту, прямо между все еще смеющейся Кугисаки и пристыжено потирающем переносицу Мегуми. *** — Юджи, ты не мог бы помочь с учебниками? Прелесть короткого веселья, наступающего от идиотских поступков, быстро сменяется мрачными последствиями. Никакие матрицы и интегралы не могли потеснить мысли, переполненные раздражающей неловкостью. Итадори за день успел прилично накрутиться. Не улучшали ситуацию шепотки однокурсников и едкие комментарии Кугисаки. Могло показаться, что за день о «происшествии» узнал весь университет. А ведь за это можно с легкостью попасть на ковер к декану. А что, если его лишат стипендии за неподобающее поведение? Нет, хуже, что если его выселят из общаги или вообще исключат? Юджи даже не может об этом как следует попереживать, потому что сейчас, после четырех мозгоплавящих пар, его заставляют таскать учебники. Не вовремя. Может, он хочет в последний раз насладиться сном в кровати. Потому что ближайшие пару месяцев спать он явно будет на картонке! — Просто… Попросили именно тебя, — робко добавляет синеволосая однокурсница на вежливый отказ. Ну вот и все. Занавес! Итадори сам готов отчислиться, лишь бы не обсуждать эту ситуацию ни с одним из нафуфыренных представителей администрации. Он уже слышит противные визги о безответственности, глупости и детском поведении. Несмотря на такие мысли, ноги послушно несут в названную сто двенадцатую аудиторию. Юджи про себя тренирует сначала глубочайшие искренние извинения, потом прощальную речь для соседей по общаге, а затем и то, как он будет объяснять деду свое позорное исключение. Когда мысли Итадори дошли до его будущих обездоленных дней в переходе, перед глазами появилась заветная аудитория. Он только на несколько мгновений замирает, прежде чем толкнуть дверь. На удивление в комнате нет ни срочного педагогического собрания, ни разъяренного декана. Только несколько стопок пыльных книг и приоткрытая дверь в связанный с аудиторией кабинет одного из учителей. Юджи расслабляется ровно до того момента, пока оттуда не выходит учитель Годжо. И теперь с новой силой хочется провалиться под землю. — Здравствуй, Итадори, — у того слишком непринужденный голос. — Неси все учебники ко мне в кабинет. Задание более чем посильное. Но Юджи не двигается ни на сантиметр. Остается надеяться, что это просто дешевые кроссовки прилипли к линолеуму. Годжо в версию о некачественной обуви вряд ли поверит. Покрывающегося пятнами студента он раскусывает за считанные мгновения и знаменует это мелодичной усмешкой: — Не переживай, проблем с администрацией у тебя не будет. — Голос учителя неожиданно заиграл неформальными нотками. Могло сложиться впечатление, что вытянувшегося по струнке Итадори он видел насквозь. — Но все же, так просто забыть такое я не смогу. Часик неоплачиваемого труда — и твоя совесть чиста. Я же имею право воспользоваться твоим положением? Учитель усмехается. Итадори от его расслабленного настроения должно стать легче. Но чужой голос только заставляет порозоветь загорелое лицо. Напрягая ватные ноги, Юджи поскорее берется за таскание учебников. Свое наказание он принял с честью. После мыслей об исключении, это больше похоже на поощрение. Особенно учитывая мстительную натуру учителя Годжо, альтруистичность — не его стиль. На первый взгляд молодой преподаватель по высшей математике мог показаться безразличным к ученикам и своей работе. Он не обращал внимания на списывания, разговоры, невнимательность и прочие вещи, от которых другие преподаватели впадали в бешенство. Лекции, считай, проводились для нескольких действительно заинтересованных учеников. Одним из которых, относительно недавно, стал и сам Итадори. Своим любимчикам Годжо был готов разжевывать все по десять раз и терпеливо отвечать даже на самые глупые вопросы. Но иллюзия лояльного преподавателя, как по волшебству, рассеивалась во время сессии. Тогда даже у тех самых «любимчиков» от слова математика начинались нервные тики. Про количество пересдач даже упоминать не стоит. Годжо в своих принципах был непоколебим — оставалось только подстраиваться. Именно об этом думал Итадори, аккуратно расставляя небольшие сборники по полкам в вычищенном кабинете. Он все еще опасался резкого визита декана или других серьезных личностей. Настолько плохо ему верилось в то, что проступок сошел ему с рук. А понять, что на уме у учителя — невозможно. Немеркнущая улыбка и непроницаемые линзы делали фигуру Годжо недосягаемой в глазах не только студентов, но и многих его коллег. Этот флер загадочности притягивал даже больше, чем смазливое лицо. Юджи недовольно хмыкнул своим странным рассуждениям. Мысли стремительно укатывались не в то русло, от чего в небольшом кабинете становилось душно. Только усложняли непростую ситуацию накатывающие воспоминания… Нет, ну что за идиот? Он мог просто сказать, что задание тупое. Потому что оно таким и было! Почему он не подумал лишние секунд десять? Сейчас бы не пришлось копаться в этой макулатуре и… Взгляд скользнул вправо, в сторону рабочего стола, за которым, непринужденно закинув руки за голову, восседал Годжо. Приземлился он туда, еще когда Итадори носил учебники. Это было похоже на пытку. Понять, куда направлен чужой взгляд — невозможно, как и невозможно угадать, какой эмоцией этот взгляд окрашен. Может, Годжо тупо пялится в потолок? Мечтает о чем-то? Может, он вообще спит? На это стоит понадеяться. Но Итадори кожей чувствует, как чужие, спрятанные за темными линзами глаза, внимательно наблюдают за каждым его движением. И смотрят они прямо под кожу. Как будто читают нервно звенящие в черепушке мысли. Юджи надеется, что просто спятил. От переутомления же бывают галлюцинации? Это все не может быть правдой. Наверное, это странный способ отдыха: наблюдать за работой других людей. Это абсолютно нормально, в этом нет ничего необычного. Может, учитель все же придумал для него какое-нибудь наказание, вместо исключения и жалоб руководству? Что он хочет сделать? Будет заставлять таскать книги до самого получения диплома? Звучит не так уж и страшно, учитывая то, насколько просто на экзаменах Годжо доводил до слез любителей прогулять его пары. Или наказание уже началось? Юджи чувствует себя крайне неловко, если в этом и суть — у Годжо, как всегда, все отлично получается. Терпение сдает всего на мгновение и Итадори украдкой косится в сторону учителя. Тот за все время даже не шевельнулся. Черт его, кто вообще носит солнечные очки в помещении?! Это не запрещено? — Итадори, — голос Годжо в тишине прозвучал как гром. Юджи быстро отвернулся. — Почему ты нервничаешь? Книги начинают выскальзывать из рук. Не нервничать в такой ситуации было бы странно. Итадори усердно глядит в плывущие перед глазами буквы, бросая все силы на попытки придумать непринужденный ответ. Но дать оный он не успевает. — Я же говорил, что никому не скажу, так? Или ты переживаешь по другому поводу? Итадори не смотрит. Чужую улыбку он чувствует, так же, как и пристальный взгляд — кожей. Больше решимости на ответ не хватает. А молчание только подбивает учителя на продолжение «забавного» монолога: — А-а-а… Погоди-погоди. Я, кажется, понял. — Годжо не спеша потягивается. Зевает. Снова смотрит. Голос становится веселее. — Ты просто впервые так прямо предлагаешь кому-то секс, да? Итадори почти роняет книгу. Мысли и вовсе спутываются. Ответить он старается как можно быстрее: — Нет. — Врет. А когда понимает, что неровный голос звучит слишком фальшиво, добавляет: — предлагал, но… Только девушкам. Годжо мгновенно разливается недолгим мелодичным смехом. Итадори эти короткие мгновения использует как таймаут в непонятной гонке. Скорость его мыслей уступает чужой в несколько раз — следующий вопрос застает врасплох еще сильнее. — Почему же только девушкам? Юджи изо всех сил старается не смотреть на учителя. Очередная книжка скрипит в пальцах, он хмурится, приводя в порядок мчащиеся мысли. Колющее в животе волнение не дает ни вдохнуть, ни выдохнуть. «Годжо просто издевается, это и есть наказание за утреннюю выходку», — решает Итадори, наконец, собираясь. Это странно, но какой проступок — такая и месть. В этот раз учитель выдумал что-то более изощренное. Неожиданное и неоднозначное. Нельзя поддаваться на эти провокации. Осознание немного остужает горящее лицо, теперь тело начинает наполнять раздражение. — Я не по парням. — Голос заметно тверже. Итадори концентрируется на книгах. Чем быстрее закончит с просьбой, тем быстрее свалит подальше от престранных вопросов. — А ты пробовал? Неужели неудачный опыт? — спокойное выражение сохранять почти невозможно. А Годжо либо игнорирует, либо не замечает холод. Итадори это злит еще сильнее. — Да, плохой опыт, — снова врет, надеясь, что после такого ответа Годжо прекратит. Но тот напирает только увереннее. Словно точно знает, когда с ним говорят честно, а когда нет. — Как жаль, ты был сверху или снизу? — Итадори хмурится. Годжо с любопытством наклоняет голову вбок, пытаясь разглядеть отвращение в карих глазах. — Неужели тебя отымел какой-то стремный мужик? — Мне кажется, что это не ваше дело. — А мне кажется, что ты врешь. Игривый тон из чужого голоса исчезает за одно мгновение. Итадори быстро поворачивается в сторону стола, но Годжо за ним уже нет. Учитель бесшумно проходит мимо, оставляя за собой легкий шлейф духов. Когда щелкает замок на двери в кабинет, сердце Юджи пропускает удар. Годжо останавливается между запертым выходом и обезоруженным Итадори. — Что, уже не такой смелый? — учитель улыбается, но непринужденного настроения, как и не было. Итадори молчит. В голове бедлам. От странных мыслей опять становится жарко. Попытки убедить себя в нормальности ситуации проваливаются одна за другой. Ответить нечего, но сдаваться желания нет. Учитель хочет его проучить, припугнуть, смутить, что угодно. Нельзя реагировать на этот блеф. Юджи не отступает, не смягчается. Серьезное выражение лица портит только метающийся взгляд. Годжо не был бы собой, если бы тут же его не заметил. — Какой же ты упрямый мальчишка, — начинает раздражаться он, опираясь на один из шкафов. — Сдать бы тебя администрации и не париться. Итадори напрягается сильнее. Но сказать по-прежнему нечего. Годжо прав, любой другой преподаватель давно бы нажаловался. И Юджи стоял бы не в кабинете, а на вокзале с чемоданом. Но говорит он снова быстрее, чем думает. — Так почему не сдали? — даже в такой ситуации юношеская гордость не позволяет притихнуть и повиноваться. Кара за это наступает мгновенная. На Итадори стремительно падает чужая тень — он оказывается в ловушке между учителем и книжным шкафом. Тело пробирает холодом. Особенно, когда с лица Годжо исчезает улыбка. Серьезный голос добивает: — Подумаешь, исключение — слишком просто для такого упрямства. Тебе не кажется? Итадори видит в темных очках свое отражение. Переход на шепот заставляет тело разом покрыться дрожью. А учителя, кажется, совсем ничего не смущает. Он продолжает: — Почему ты не отказался? Твоя подружка вряд ли долго думала, прежде чем что-то такое выкинуть. Сформулировать внятный ответ из каши, в которую превратились все мысли под чужим взглядом, крайне сложно. Итадори опустил глаза в пол, лицо учителя было слишком близко. Это же не может быть правдой. Ему все это чудится? Годжо продолжает запугивать, издеваться. Или все на самом деле нормально, а Юджи понимает ситуацию как-то не так… — Это… Не было именно про вас… Просто… Задание, я не… — А-а-а! Так ты невинная жертва обстоятельств? — тянет Годжо, наклоняясь ближе. — Ну, раз так — твоя совесть чиста. Отпущу тебя с миром. Юджи поднимает глаза, только чтобы в следующую секунду обжечься. Учитель смеется: — Не ведись, как ребенок, — он звонко щелкает студента по носу. — Конечно же не отпущу. Ты мог спасовать. Надавить на нее. Выбрать проигрыш. Но ты выбрал свою гордость. Очаровательно, правда. Но к себе такого я не потерплю. Естественно не потерпит. Юджи прекрасно понимал это с самого начала. Шестое чувство не просто так било тревогу. Только вот что делать сейчас? Воздух вокруг раскалялся с каждой секундой и начинал обжигать легкие. Времени мало. — Что вы от меня хотите? — собирает всю оставшуюся смелость Итадори. Годжо усмехается, прежде чем ответить. — Естественно проучить тебя. Голос предательски дрожит: — И… как? — Ничего криминального. Сделаем все по-честному. Я просто воспользуюсь твоим предложением. — Годжо выпрямляется, давая Юджи подышать. — Только не брыкайся — ты заслужил. У Итадори наступает ступор. Голова престает работать. Какое предложение? О чем он вообще? Он продолжает издеваться? Не зашло ли это слишком далеко? Обрывки фраз начинают постепенно складываться в осознанную мысль, от чего внутри все тут же сжимается. Но окончательно понять, что сейчас случится он не успевает — отвлекающий маневр. С носа Годжо соскальзывают очки. В темнеющем кабинете вспыхивают яркие глаза. Юджи за мгновение в них теряется. Даже не так, он откровенно пялится… На вечно скрытые белые ресницы и пронзающий взгляд. Настолько, что и не замечает, насколько быстро приближаются два голубых огонька. Поцелуй окончательно выбивает землю из-под ног. Холодные губы пускают электрический разряд по его телу. Итадори упирается руками в чужие плечи, в жалких попытках оставить для себя хоть немного свободного пространства. Сил не хватает даже близко. Поэтому, когда его вжимают в книжный шкаф, все старания он бросает на то, чтобы сжать губы. — Я не ясно выразился? — со скучающим видом спрашивает Годжо, сразу, как отстраняется. Итадори мечется взглядом по чужому лицу, каждый сантиметр кожи стремительно начинает гореть. Он его сейчас поцеловал? Что вообще происходит?! И что делать?! Свалить не выйдет… Отбиться силой не позволит обмякающее тело… Да и если будет отбиваться, то это вряд ли устроит учителя. А он ясно выразился — Итадори заслужил. Значит, сейчас он должен просто заткнуться и позволить Годжо делать с собой все, что тому взбредет в голову? Перед глазами замелькали картинки, которые неожиданно четко начало рисовать воображение. Нет-нет-нет… От чужого горячего дыхания на собственной коже думалось все сложнее. — Итадори. Я делаю тебе одолжение. Вдыхать раскаленный воздух невозможно. Внутри разыгралась настоящая буря, сметающая в себя одну за другой мысли. Юджи с каждой секундой все быстрее летел в бездну. Он же не хочет, чтобы его исключили. Он совершил идиотский поступок. Если бы не совершал — ничего бы не было. Остается только сделать вид, что все так и должно быть? Свои же слова становятся для Итадори неожиданностью: — Вы же никому не скажете? — неуверенно спрашивает он, косясь на запертую дверь. Годжо улыбается и поясняет в своей мягкой учительской манере: — Конечно нет. За такое, знаешь ли, выгоняют со стопроцентной вероятностью. Итадори растеряно кивает — легче не стало. Яркие глаза своим настойчивым взглядом вот-вот прожгут в нем дыру. И что теперь? Расслабиться и терпеть? Терпеть что? И как долго? У него же нет выбора? Годжо дальнейшее молчание принял за согласие. На следующий поцелуй Итадори среагировал так же. Разве что к сжатым губам добавились зажмуренные глаза. Чужая грудная клетка мягко давила на него при каждом вдохе. Ощущения были необычными. Близко и тепло. Нет, Итадори, конечно же, целуется не в первый раз. Университетские и школьные годы — самое подходящее время для неумелых и робких касаний, осторожного изучения своего и чужого тела… Да для чего угодно, но не того, что делал Годжо. Напор был сильным, а движения слишком выверенными и четкими. Учитель щадяще довольствовался искусанными губами. Такое ему быстро надоело. С плавящейся кожей Юджи резко контрастировали холодные пальцы, скользнувшие под его кофту. Прикосновения разошлись по телу электрическим разрядом, но вместо прохлады мышцы пробрало очередной волной тепла. От неожиданности из груди вырвался несдержанный шумный выдох. Годжо этого и добивался. В приоткрытые губы Итадори сразу скользнул язык, а руки учителя уже нагло ощупывали его торс. Ну, если это настоящие поцелуи, то можно сказать, что Юджи вообще не целовался. Он пытался успевать за точными движениями, отвечать, но наоборот сбивал непонятный ему ритм. За каждую такую попытку его сильнее вдавливали в книжные полки, прямо намекая на то, что он только мешает. Но взять и расслабиться Итадори не мог ни морально, ни физически. От слишком большого количества новых и ярких ощущений мышцы начало пробивать на дрожь, болезненно сводить. Если это была игра, то Юджи проигрывал раунд за раундом. Окончательно его слабость стала понятна, когда внизу живота приятно потянуло, а хозяйничающий в его рту язык начал приносить больше удовольствия, чем раздражения. Захотелось прикоснуться в ответ… Нет-нет-нет… Оттолкнуть Годжо получилось только благодаря эффекту неожиданности. Он цыкнул, настойчивым взглядом вынуждая Итадори говорить как можно быстрее. — Я… Я не умею! — быстро проторил тот первое, что взбрело в голову. — Что ты не умеешь? — закатил глаза учитель. — Ну… Я соврал, у меня нет никакого опыта с… — Я в курсе. — Я не знаю, что делать, — продолжил дрожащим голосом Юджи, до конца не понимая, почему снова запаниковал. Он оттягивает неизбежное? Пытается вернуть себе самообладание? Дать себе время на осознание всей абсурдности? Ничего из этого, в любом случае, не получается. А признавать свою неопытность в таких вещах — губительно для самооценки любого молодого парня. Годжо пару мгновений смотрел на его красное лицо, после снисходительно вздыхая: — Делай, что я скажу, — учитель шагнул обратно, доставая с полки увесистый математический сборник. — Снимай, — он обыденно кивнул на кофту Итадори. Тот замялся. Попытался потянуть время, а в итоге только оказался ближе к… К чему? Он даже не знает. Не каждый день тебе твой учитель по математике приказывает раздеваться. И не каждый день у тебя на него встает. Нет-нет, это все пресловутый подростковый организм, заводящийся с пол-оборота. Он и на парней то ни разу не засматривался, это просто… — Юджи, быстрее, — раздраженно вздыхает Годжо, замечая, как студент забывается. Делать нечего. Итадори, как назло путаясь в рукавах, снимает с себя кофту, борясь с сильным желанием прикрыться от настойчивого взгляда. — Подними руки. Итадори слушается. Поднимает, немного растягивается, чувствуя, как ноют мышцы. Учитель даже ради приличия не отводит взгляд. Наоборот, подходит и поправляет выпрямленные плечи, заставляя Юджи вытянуться по струнке. — Держи. Ровно. На ладони Итадори падает книга, он шатается — неудобно и тяжело. Разве что это не самый неловкий фактор. Чтобы держать баланс нужно сосредоточиться. А этому мешает накатывающее возбуждение. Он с трудом готовит себя к тому, что может произойти. Учитель сейчас только рассматривал. Смущение Итадори мог контролировать хоть как-то, пока тот не заметил стояк в его штанах. — Такая реакция от обычных поцелуев? — усмехнулся Годжо. Итадори захотелось бросить в его улыбающуюся рожу книгу. Или хотя бы провалиться под землю. Учитель сильно недоговаривал. Он не упомянул все настойчивые прикосновения, происходящие во время этих «обычных поцелуев». Будь Годжо на его месте, точно бы… Руки начали затекать, Юджи не стал терпеть, сразу пытаясь их отпустить. Не позволили этого холодные пальцы: — Мы же договорились — делаешь то, что я скажу, — Годжо прозвучал серьезнее и, в очередной раз приближаясь, лишил Итадори минимального личного пространства. — А отпускать я не говорил. Хотелось возразить, опротестовать, но сделать это не позволило очередное холодное касание. Бледные пальцы надавили на напряженные мышцы немного ниже груди, заставляя Юджи задержать дыхание и посильнее втянуть живот, до боли вытягиваясь вверх. Дальше — хуже. Чужая рука скользнула к вздрагивающему прессу, от чего все мышцы снова свело приятной судорогой. И чем ниже, тем жарче становилось собственное неровное дыхание, тем сильнее затуманивали сознание приятные ощущения. Книга чуть не выскользнула из рук, Итадори пошатнулся, не сразу вспоминая о ее существовании. — Если она свалится мне на голову… Тон был достаточно пугающим, чтобы Итадори напрягся, даже не слыша конкретной угрозы. Теперь пришлось держать себя в осознанном состоянии. Концентрироваться на руках, когда остальное тело горит, оказалось ужасно сложным. Годжо нарочно близко подбирался к ширинке, находя забавным, как тело Итадори каждый раз бурно реагирует. Внимательно наблюдал за дыханием, легко определяя и запоминая особо чувствительные места. Однако обычные прикосновения учителю быстро надоели. Когда Юджи только-только привык к его рукам, в дело пошли губы и язык. Хотелось думать о чем угодно, только не о книге и затекающих плечах. Итадори пришлось отвлекать себя от нескромных поцелуев. Потом от укусов — сначала осторожных и проверяющих. А потом и нарочно болезненных, оставляющих на коже россыпь красных следов, по которым, в формальном извинении, проходился язык. Эти пытки только увеличивали свою мучительность. Учитель оказался талантливым истязателем. Итадори сжимал в пальцах треклятый сборник, пытаясь сдерживать шумные выдохи, стремительно переходящие в хрипящие стоны. Но тело уже не подчинялось. Годжо непонятным образом взял под контроль каждую волну удовольствия и боли, каждое приятное покалывание и натяжение. Он точно попадал по конкретным точкам на теле Юджи, выбивая из его губ тихие скулящие ругательства. Итадори же мог только успевать удивляться тому, насколько много странных, но приятных ощущений он может испытывать одновременно. — Тише-тише, дверь не железная, — усмехнулся Годжо, всматриваясь в затуманенные карие глаза. Юджи его слова слышал только на половину, собственные шумные выдохи уже слились с неразборчивыми мыслями. Стыдливо отступала гордость. Захотелось большего. Наконец сбросить с себя мучающее возбуждение. И как можно быстрее. Юджи нетерпеливо заерзал на месте, создавая минимальное трение для ноющего от возбуждения члена. Чертову книгу хотелось швырнуть подальше, опустить затекающие руки и вцепиться пальцами в щекочущие кожу белые волосы, стройное тело за белой рубашкой. Да куда угодно, кроме затертой обложки. — Терпение иссекает, да, Итадори? — Годжо опять улыбается, прекращая уже любые прикосновения. Юджи хочется взвыть. Тело требует внимание, от этого бросает в странную дрожь. Учитель, естественно, замечает. — Ох, забываю, какой ты ребенок. Яркие глаза скользят по разгоряченному телу. Юджи снова ерзает, тяжело дышит, сжимает в руках книгу. Делает что угодно, но не убегает, не отпирается, не возмущается. Даже не прячется, не смущается от настойчивого взгляда. Итадори наклоняется ближе, чтобы ощутить на собственной коже горячее дыхание, тем самым мгновенно выдавая свое бесконтрольное состояние. Усмешка Годжо на этот раз не такая идеальная. Его недосягаемость на пару мгновений начинает колебаться, дает парочке эмоций бросить тень на правильные черты. Но приходит в норму за один вдох, лишь немного более глубокий, чем остальные. Взгляд опять забавляющийся: — Уже все? Хочешь закончить? Итадори кивает, не думая ни секунды. Каждое лишнее мгновение оборачивается все большей пыткой. Учитель точно об этом знает. Он лениво поднимает глаза на книгу в руках Юджи. Ответ в голове был с самого начала, долго думает Годжо для приятного глазу эффекта: — Не знаю, не знаю… Я еще не до конца забыл твою утреннюю выходку. Тебе же правда жаль? Злиться, на наиграно обиженную манеру речи Юджи не может. Он жмурится, пытаясь собрать мысли в кучу. Сейчас уже все равно, что его попросят сделать. — Д-да… Я не… Голос дрожит, а Годжо закатывает глаза: — Давай-давай, извиняйся уже. — Мне жаль… Извините… Учитель усмехается. А Юджи мысленно умоляет его прикоснуться хотя бы кончиками пальцев. Накопившееся от поцелуев и прикосновений возбуждение вот-вот разорвет его тело. Пусть просит, что хочет, Итадори готов извиниться еще сто, тысячу раз. — Ладно, ладно, — Годжо снисходительно приближается, замечая умоляющий взгляд. О чем-то подумать Итадори не успевает. Недолгая легкость в теле, а в следующее мгновение в руках нет книги. За спиной, вместо книжного шкафа — диван. Юджи открывает глаза, только когда очередное наглое прикосновение дает ему вздохнуть. — Поверю тебе на слово, — возвращает себе серьезный тон Годжо, непринужденно оставляя несколько темнеющих пятен, на ключицах Итадори. В голове у того совсем пусто. Мыслей о правильности происходящего Юджи избегает сам. Единственное о чем сейчас хочется думать, единственное, чего он хочет это, наконец, ощутить холодные пальцы вокруг трущегося о ткань члена. И Итадори хочет, чтобы сделал это именно Годжо, а не любой другой человек на свете. Учитель опять, опять издеваясь, медлит. Долго водит рукам по бедрам, плавно надавливает в определенных местах, только «случайно» задевая стояк. И, как и до этого, он точно знает, что делает, хищным взглядом, осматривая дрожащие губы Итадори. Юджи на странном инстинкте тянется к пуговицам идеально белой рубашки, но тут же получает звонкий шлепок по руке. — Мечтай, — Годжо говорит непринужденно. Итадори бы смутился, но уже поздно. Он не перечит, убирает руки, пытаясь ухватиться хоть за что-то. Когда брякает ширинка, Юджи замирает. Первое прикосновение через тонкую ткань нижнего белья выбивает из легких воздух. Он думает о том, что нужно вести себя сдержанней, но тихий стон вырывается раньше осознанных мыслей. Первое прямое прикосновение заставляет его всем телом вздрогнуть. За пару плавных движений становится понятно, что от обычной дрочки это отличается слишком сильно, чтобы можно было вести себя тихо. Тело выгибается само по себе, пальцами Итадори впивается в обивку дивана, жалобно кусая губы. От резких вздохов в грудной клетке начинает щемить, но возбуждение перекрывает любые другие ощущения и мысли. С каждым движением холодных пальцев тело все меньше слушается, по бедрам бьет колкой дрожью. Итадори настолько быстро теряется в приятных ощущениях, что не сразу замечает, как его приводят в сидячее положение. Возвращает в реальность крепко держащая его за челюсть рука. — Юджи, — обращение как пощечина. Открывая глаза, он встречается с ярко-голубыми огоньками. На такой близости они прожигают еще сильнее. — Смотри в глаза. Итадори дрожит от расплывающегося по мышцам возбуждения, но даже так на его лице мелькает сомнение. Годжо его замечает сразу: — Если отвернешься или закроешь глаза — я прекращу. Не смей. Выбора у Юджи не остается, если учитель остановится, то он сойдет ума. А пустыми угрозы точно быть не могут, в этом он уже убедился. Сохранять зрительный контакт ужасно тяжело, когда тело то и дело ломает от волн удовольствия. Глаза словно нарочно слипаются, не фокусируются, картинка мутнеет. По сути, можно было просто бездумно пялиться вперед себя. Учитывая то, насколько близко лицо Годжо — в глаза Юджи скорее всего попадает. Но учитель неосознанность замечал моментально, легко хмурился и замедлял резковатые движения собственной руки. Приходилось держать себя в сознании, включать голову, и все это как можно скорее. Возвращать прежний темп Годжо начинал далеко не сразу. Умоляющий вид Юджи и его жалобные просьбы не останавливаться приносили массу удовольствия. Итадори быстро смирился с безвыходностью ситуации. Видеть только голубые глаза, тяжело дышать, иногда срываясь на стоны, вызывая этим острую улыбку… Он вряд ли это забудет. Не забудет он и то, насколько безошибочно Годжо понимал, как близко к краю был Итадори. Это позволяло учителю забавляться с чужим телом столько, сколько захочется. В самый последний момент сменять темп. Ослаблять хватку, когда ему хоть что-то не понравится. Бесконечная власть над чужим телом. Итадори быстро начал привыкать к легкости в голове. Единственное, что нужно было делать — смотреть на два голубых огонька и молиться на милость их хозяина. К счастью, она наступила скоро. Годжо прекратил издевки. В ярких глазах стало только немного меньше безразличности. Учитель отвернулся, первым разрывая зрительный контакт. Итадори сразу опустил взгляд. Вид бледных пальцев скользящих по его члену запечатлелся в голове надолго, он явно не раз вспомнит эту картину, пока будет в душе. Волна жара ударила по остаткам создания. Тут Юджи и ослушался. Ладони быстро заскользили по белой ткани, очерчивая стройный торс под ней. Неумело водя пальцами по рубашке, Юджи подходил все ближе к грани. Годжо не среагировал, позволил к себе прикоснуться. Даже больше. У него немного сбилось дыхание… По телу прошелся разряд. Все мышцы на мгновения до дрожи напряглись, пальцы смяли мягкую ткань, воздух в легких сгорел. Особенно громкий стон Юджи учитель заглушил небрежным поцелуем. От его хватки на лице Итадори точно останется пару синяков. Как только Юджи отпустили, он сразу свалился на диван, чувствуя, что вот-вот с ним срастется. Тело резко стало невероятно тяжелым, веки слипались. Студент бездумно смотрел в потолок, пытаясь выровнять дыхание. Мышцы постепенно расплывались, сердцебиение замедлялось. Но по кончикам пальцев все еще стреляла приятная дрожь. Такого Итадори еще ни разу не чувствовал. Хотелось уснуть на ближайшие пару дней. Хотя даже так он вряд-ли бы смог полностью отойти. Про существование Годжо, кабинета и ситуации, из-за которой он тут очутился, Итадори благополучно забыл. Освежил память вновь непоколебимый и спокойный голос: — Ну тебя разморило конечно, — на лице учителя привычно блеснули черные линзы очков, — а мы даже ничего такого не делали. Эх, мальчишка. Итадори сощурился, пытаясь прояснить расплывающуюся картинку, может, серьезно ответить и отбить комментарий. Однако он даже не смог поднять голову. Если это для Годжо «ничего такого», то страшно представить, чем его может впечатлить. Неопытность и неловкость, которые мог предложить Итадори, вряд ли бы подошли… В недолгой тишине отчетливо прозвучал щелчок телефонной камеры. Сил возмутиться не было, Итадори только прикрыл глаза рукой и сощурился от яркой вспышки. — На память, — пояснил Годжо со скучающим тоном. Не верить смысла нет. Фотка ученика со спущенными штанами в телефоне Годжо плохо сделать могла только самому учителю. Итадори попытался подняться. Чувствуя, как в голову возвращаются серьезные мысли. Все правда произошло или это был странный сон? Хотелось убедить себя во втором, но тянущие отметины на коже и приятная слабость в теле говорили об обратном. Годжо накинул на помятую в плечах рубашку пиджак, непринужденно поправляя волосы. Сверху вниз глянув на студента, он бессовестно и очаровательно улыбнулся. Прежде чем свалить, учитель только нарочно громко звякнул ключами в двери: — Закроешь за собой. Негромкий хлопок. Стало тихо. И холодно. Юджи провел рукой по лицу, ощущая, как начинают гореть щеки. Ему нужно хорошо подумать над заданием для Нобары…