Можно я с тобой

— Что ты задумал? — не выдерживает наконец Рацио. — Не соблаговолишь пояснить? В том, что Авантюрин что-то задумал, у него сомнений нет. Лисья улыбка больше его не обманывает — вместо неё он замечает нервный стук кончика пальца по столешнице, рассеянный взгляд. То ли Авантюрин расслабился и потерял бдительность, то ли Веритас научился не вестись наконец на его уловки. Возможно, и то, и другое. — А? — Авантюрин подпирает щёку кулаком и смотрит с будто бы искренним непониманием. — Ты о чём? Рацио вздыхает. — Не заставляй меня повторять вопрос дважды. И потом — не ты ли говорил о важности доверия? — Ладно, ладно, — Авантюрин закатывает глаза. — Ничего особенного. Всего лишь хочу удостовериться, что умереть обычным способом в Пенаконии не выйдет. — Нам это и так известно. — Нужно убедиться, — повторяет Авантюрин упрямо. — Что именно ты собираешься сделать? — Ах, док, — и снова лукавая улыбка, не трогающая глаза, — есть столько разных способов повидаться со смертью. «А тебе просто-таки не терпится», — хочет раздражённо ответить Рацио. Они оба знают, что с этой миссии у Авантюрина невелики шансы вернуться живым, и всё же это не должно произойти так скоро. «Ты нервничаешь», — нет, сказать такое значило бы впасть в немилость до конца авантюриновой жизни — весьма вероятно, недолгой. Не все мысли стоит озвучивать вслух. — Я отправлюсь с тобой, — говорит Рацио, прочистив горло. — Мне нужно собрать кое-какие… научные данные. — Да ладно, — Авантюрина, кажется, ужасно веселят это новости. — Надеешься, что Нус посмертно обратит на тебя свой взгляд? — Мы не умрём. — Это мы ещё посмотрим, — короткое пожатие плечами. — Предлагаю в таком случае совершить погружение в одной Чаше. — В твоей или моей? — Мне без разницы. Можем бросить монетку. — Нет уж, — отрезает Веритас. — Я не собираюсь ничего решать монеткой. Если нужно сделать выбор, пусть это будет мой номер. — Сегодня в восемь вечера, — соглашается Авантюрин, уступчивый и немало позабавленный. Веритасу не очень смешно. Ему совсем не хочется умирать — даже понарошку, даже не умерев толком, а оказавшись на волоске от. Он и сам не мог бы толково сформулировать, зачем предложил свою компанию. Научные данные, внимание Нус? Какая чушь. Авантюрин опаздывает на пять минут тридцать четыре секунды и не извиняется. Рацио заходит в чашу первым — неприятное ощущение мокрой одежды и воды в сандалиях — рядом устраивается Авантюрин. Блики на стёклах очков скрывают его глаза. Гладкая поверхность Чаши холодит затылок. «Расслабься, почувствуй перемены в своём теле», — просит пробирающий до костей нечеловеческий голос. «Сосредоточься на дыхании и представь, что ты… в раю. Представь… землю грёз» Веритас делает глубокий вдох и чувствует, как веки наливаются свинцом. Выдох он делает уже посреди залитой огнями улицы. Авантюрин оказывается рядом — не разберёшь, прибыл он сюда до появления Рацио или на пару мгновений позже. Надо признать, Пенакония захватила Веритаса, когда он оказался здесь впервые. Сейчас хочется одного — чтобы их вылазка закончилась по возможности быстро и безболезненно. — Что теперь? — руки Рацио скрещиваются. — Отправимся в безлюдное местечко. Есть у меня одно на примете. Если попытаться сделать это здесь, боюсь, нам могут выписать штраф за непристойное поведение. И Авантюрин подмигивает. Рацио чуть не давится воздухом. Эоны, он подмигивает, есть ли более неуместный жест в сложившихся обстоятельствах, чем этот? Хотя, может, Веритасу просто показалось. На размышления нет времени — его цепляют под локоть и тянут мимо неоновых огней, кричащих вывесок, окунают в балаган, калейдоскоп красок и запахов уличной еды. Тысячу лет спустя они оказываются на крыше дома на Границе грёз. Здесь действительно ни души — ни прохожих, ни пепеши, ни даже любопытных птиц-оригами. Веритас не задаёт вопросов — всё очевидно. Какое-то время они стоят рядом — и молчат. Внизу простирается неприглядный, местами ещё не достроенный район — грубый шов на изнанке ладно скроенной земли грёз. — На счёт три, а, док? — ветер треплет длинные светлые пряди на затылке. Рацио берёт его за руку. Авантюрин поворачивает голову и удивлённо вскидывает брови. — Для синхронности, — поясняет Веритас. Авантюрин кивает. Его маленькая пятерня цепляется за Веритаса с отчаянностью утопающего. — Тогда… один. Два. Три! Панический страх вдруг накрывает Веритаса с головой. Он пятится на полшага назад — но Авантюрин уже отталкивается пятками и увлекает его за собой тяжестью своего тела. Время замедляется и застывает, мгновения падения превращаются в вечность. Здания, небо и земля мешаются смазанными пятнами, от ударившего в лицо ветра перехватывает дыхание. Во всей этой мешанине Рацио видит только Авантюрина — его взъерошенные волосы, смешно съехавшие набок очки. Безумный взгляд глаз с радужками цвета жвачки. Авантюрин улыбается. Рацио видит скопившуюся в уголках бешеных глаз влагу. Авантюрин улыбается, улыбается, улыбается. Рацио крупно вздрагивает всем телом и хватает воздух ртом. Вокруг снова стены собственного номера, изящный изгиб Чаши, солоноватый запах седативного раствора. Сердце колотится в груди тяжело и загнанно, голова отзывается глухой болью, как от тупого удара в висок. Веритас поворачивает голову и видит Авантюрина. Руки у него дрожат, но он всё так же давит из себя слабую улыбку. — Могло быть и хуже, да? Рацио кивает и вытягивается в Чаше так же, как лежал бы в обычной ванне. Всё равно с таким зашкаливающим пульсом едва ли уснёт снова. — Нужно попробовать ещё, — говорит Авантюрин и Веритас смотрит на него как на сумасшедшего. — Что? Один раз ничего не доказывает. Придумаю ещё какой-нибудь способ. Веритас обречённо вздыхает. — Я с тобой, — сообщает он коротко и вяло. Устало прикрывает глаза. Не видит, но чувствует, как Авантюрин кивает, вылазит из Чаши, стягивает с себя одежду, обтирается полотенцем, набрасывает халат. Веритас всё ещё не смотрит — даже не думает о том, что на расстоянии вытянутой руки находится чужое обнажённое тело. — Во сколько? — только и спрашивает он вместо прощания. — Завтра в то же время, — и дверь номера хлопает, оставляя Веритаса наедине с полумраком, одиночеством и своими крайне смешанными чувствами. То же время — и та же непунктуальность: на этот раз почти десять минут прежде чем Авантюрин наконец объявляется в номере. В любое другое время Веритас вычитал бы его, как школьника, — сейчас сосредоточен на том, что им предстоит сделать. Чужая необязательность всё же царапает нервы, и Веритас уже думает, что не сможет расслабиться и заснуть — и засыпает. Его снова тащат к тому же месту — выбор неплохой, локация неприметная. Авантюрин садится, скрестив ноги, прямо на бетонную поверхность крыши. Рацио делает то же. Авантюрин достаёт револьвер, и Веритас встречает такой поворот событий неодобрительным взглядом. — Этот способ исключает возможность одновременного самоубийства. — Знаю, док. А что ты предлагаешь? Я вот не придумал ничего лучше, — Авантюрин хмыкает. — В худшем случае кому-то из нас придётся пронаблюдать, как разлетятся мозги другого, но мы с тобой и не такое видели, да? Рацио молчит. Наблюдает за тем, как Авантюрин прокручивает барабан. Закрывает глаза и приставляет дуло под челюсть. И — сердце срывается в галоп — нажимает спусковой крючок. Веритас готов зажмуриться — но ничего не происходит. — Патронов всего два, — сообщает Авантюрин, открывая глаза. — Тебе и мне. — Тебе нечем заняться, кроме как… — Рацио массирует виски и смотрит на него как на идиота. — Брось. Расслабься и получай удовольствие. Разве тебе самому не интересно, кто победит? — Нет, — резко бросает Рацио и берёт протянутый револьвер. Недоверчиво взвешивает в ладони. — Позвольте поухаживать, доктор. Авантюрин вращает барабан. Вкладывает оружие Веритасу в открытую ладонь, мостит указательный палец на спусковой крючок. — Подбородок, висок, грудь. Первые два вернее, если хочешь знать моё мнение. Рацио решает не изобретать велосипед. Устраивает дуло там же, где Авантюрин, и надеется, что руки его не трясутся, хотя по спине стекает липкая капля пота. «Смерти нет», — напоминает он себе, хотя инстинкт самосохранения истошно вопит об обратном. Палец с силой нажимает рычаг. Клик. Ту-дум. Благословенная тишина и стыдное малодушное облегчение. — Неплохо, неплохо, — подбадривает его Авантюрин и забирает револьвер из негнущихся пальцев. — Теперь моя очередь. Веритас наблюдает и не знает, чего хочет меньше, — умереть первым или умереть вторым. Авантюрин делает глубокий вдох. Щелчок. Тишина. Извиняющаяся улыбка. Веритас сам забирает револьвер, сам крутит барабан, сам приставляет под голову — на второй раз в этих нехитрых действиях появляется уже что-то рутинное. Кровь тревожно шумит в висках. Ту-дум. И мир взрывается на тысячу осколков. На этот раз пробуждение отчего-то хуже, гаже, тяжелее. Веритас дрожит и морщится, пытаясь стряхнуть с себя дрянное послевкусие кошмара — Авантюрин всё так же безмятежно лежит рядом, пока вдруг не вздрагивает и широко не распахивает глаза. Поворачивает голову к Веритасу, рвано дыша, и ёжится. — Тебе хотя бы не пришлось смотреть на это. Кончики его затянутых в перчатку пальцев мокро касаются щеки Веритаса. Без барьера в виде привычной гипсовой маски это касание кажется совсем интимным. — Такое красивое лицо, — Авантюрин отстраняется и обессиленно откидывается головой на бортик. — Было бы жаль, если бы оно разлетелось вдребезги в самом деле. Рацио откашливается. — Что ж. Резюмирую: нам удалось доказать эмпирическим путём, что умереть на Пенаконии действительно невозможно. — О, не переживай, однажды я всё же сделаю это, — уголки губ дёргаются вверх в подобии на слабую улыбку. — Так, что запомнят все. — Я с тобой, — вырывается у Рацио прежде, чем он успевает сообразить. Авантюрин косит на него глаз и тихо фыркает. — Нет уж, доктор, туда я тебя с собой не возьму. Досада неприятно вспыхивает внутри: доктор Веритас Рацио не так уж часто говорит глупые вещи, но это одна из них. Веритас находит чужую руку и аккуратно сжимает. Погружённая в раствор, она кажется холоднее обычного на ощупь — но цепляется за Рацио так же отчаянно. Никто не говорит ни слова — но есть вещи, которые не нужно объяснять вслух. Доктор Рацио не может пойти за Авантюрином следом — и, говоря начистоту, не хотел бы. Вместо этого он хотел бы, чтобы Авантюрин вернулся.