Страницы прошлого

Дом Петера Эстерхази был погружен в сладкую дрему, тишину лишь нарушало мерное трепетание кресла-качалки, в котором восседала грузная нянечка. Лицо старой Агнес было усыпано множеством морщин, а брови всегда были сдвинуты в недовольстве, и даже сейчас она погруженная в царство Морфея, хмуро взирала на детей. Кристиан и Каталина перешептывались, с опаской поглядывая на своего Цербера. Детская комната приятно мерцала в блеске свечей, их слабый огонек играя, перебегал со стенки на стенку, будто желая подпалить уголки нежных лепестков на цветочных обоях. —Переборщила с валерианой? — Каталина удивленно хлопала глазами, покосившись на старенькую няню. Мальчик задумчиво покачал головой, он был старше подруги лишь на год, но замечал куда больше. Родители Кристиана были довольно консервативны и строги, дитя Цигельмайеров, можно сказать, был рожден с книгой в руках. С самого раннего возраста он учился и считать, и читать. Бывали и моменты, когда темноволосый мальчик с тоской глядел в окно. Ребятня во всю гоняла мяч да с таким азартом, будто за дворовые игры вручали приз. Маленький Цигельмайер частенько хотел оказаться на их месте, он с жадностью перечитывал Диккенса, представляя, как сбегает из дома в поисках приключений. Библиотечная пыль, словно въедалась в легкие, душила, отнимая всякий кислород. Одной лишь радостью была Каталина. Эта вечно смеющаяся девочка была его солнцем, его лучиком тепла, его отдушиной. —Нет? Эстерхази нежно потрясла плечо брюнета, вытаскивая из омута неприятных мыслей. —Да… не знаю, может быть, — Кристиан уклончиво ответил, думая о том, что зеленоглазой красавице лучше не знать истинную причину сонливости хмурой Агнес. Старушка вечно жаловалась на стреляющую боль в коленях, она с трудом передвигалась и часто вздыхала, будто каждое движение приносило невыносимую боль. Доктор выписал ей лауданум, любознательному Цигельмайеру довелось по случайности увидеть стеклянную колбу с красивой этикеткой, кажется там красовался алый мак. —Агнес так крепко спит, что вряд ли нас услышит. Девочка хитро прищурилась, хватая своего милого визави за руку. Юбка платья приятно шуршала, напоминая резвый ручей. Каталина двигалась быстро, боясь быть застигнутой хищным коршуном. Она вела друга в укромное место– отцовский кабинет. Эстерхази проводила много времени под боком у папеньки, ей нравилась тишина царившая в этой комнате, то как неспешно хрустела бумага, как перо медитативно выводило безупречные буквы, как Петер потирал виски в задумчивости. В этом процессе заключалась некая магия. Шатенка усаживалась на мягкую софу, которая располагалась в конце кабинета. Занавески, как крылья бабочки, колыхались от дуновения ветерка. Девочка тесно прижимала книгу с русскими сказками к груди, и с мечтательностью осматривала садик, за которым мама с любовью и заботой ухаживала каждое утро. Вот из-под оконной рамы выплывает хрупкая фигурка Ксении, и дочка со всей страстью вскакивает, утыкаясь в стекло, машет детской ручкой, улыбаясь во весь рот. Эстерхази оборачивает и с лебединой грацией также нежно приветствует свою любимицу. Каталина ласково сжимает горячие пальцы Кристиана, воспоминания о библиотеке не вызывали в ней тоску и уныния, а лишь тепло, как согревающая чашка чая. Дочка Петера напоминала чудесный цветок, который становился лишь краше с годами, по всей видимости такое влияние на нее оказывала бесконечная любовь обоих родителей. —Что ты? Цигельмайер смущенно отступил, выпуская фарфоровую ладонь из объятий. Резвость подруги всегда немного пугала и привлекала одновременно, казалось, она даже говорит чересчур быстро, словно с силой выталкивала каждое слово с уст. —Хочу кое-что показать, — шагая, она постукивала каблучками, в ответ старые половицы сварливо поскрипывали. Кристиан заворожено смотрела за тем, как она металась от книги к книге, тщательно выискивая желанное сокровище. Девочка забавно надула губки, тонкими пальцами очерчивая корешки великих сочинений. Шатенка радостно хлопнула в ладоши, когда в руках оказалась увесистая книжица. Мальчик не разобрал, что было написано на оглавлении, кажется, это был русский язык. —Славянские мифы! Я кое-что показать. Темные пряди прикрывали белый лоб владелицы, плавными волнами спускаясь к острым плечам. —Только сильно не пугайся, Криси, — Эстерхази лукаво улыбнулась, быстро перелистывая молочные страницы, крошечные пальцы пробегали по чернильным строчкам. Бледная луна, словно огромная жемчужина, выскочившая из ракушки, взирала на детей из широкого окна. Редкие звезды проглядывали сквозь пепельные тучи, они хитро ухмылялись, наблюдая за детьми. Стройные деревья стояли довольно равнодушно, казалось, даже их густая листва была недвижима. Цигельмайер не дышал, ему чудилось, будто дыхание его развеет этот милый мираж. Он дорожил каждым мгновением проведенным с Каталиной, каждой ее мягкой улыбкой, каждой насмешливой, но безобидной фразой, брошенной в сторону преданного друга, каждой безумной игрой, рожденной в ее прекрасной голове. Кристиан любил ее голос, напоминающий трель маленькой птички, любил ее ладони, которые невинно шелком обвивали его кисти, любил ее волосы, пахнущие чем-то одновременно сладким и кислым. Сердце задрожало, когда очи цвета яшмы встретились с его темными, как ночь. —Ты слушаешь? — девочка осторожно подошла, плечиком прислонившись к нему. Цигельмайер быстро заморгал, приходя в себя. Страницы книги были украшены причудливыми рисунками, хотя их можно было назвать скорее пугающими. Чудище с кривыми вытянутыми конечностями цеплялось за шею спящей женщины, лицо демона были искаженно звериным оскалом, глазницы пустые, как бездонные океаны, волосы длинные и черные, они были наэлектризованы, вздымались, будто колючие еловые ветки. Каталина с энтузиазмом указывала на злого духа. Глаза странно блестели от восторга. —Это Маре, призрак. Она покрывает глаза пеленой, садится на грудь, обездвиживает и душит, вызывая самые страшные кошмары. —Тебя это восхищает? — мальчик чуть заметно поежился, не переставая прожигать нарисованного приведения взором. —Нет, конечно, Маре страшила, — она закатила глаза, недовольно цокая. — Маменька рассказывала, что она частенько к ней является, представляешь? Я должна ее прогнать, мама так страшно кричит по ночам, — губа шатенки дрогнула. — Что если она ее заберет… Дыхание этой твари ухудшает здоровье. Я не могу ее потерять. Ты мне поможешь? — робко задав свой вопрос, Эстерхази понизила голос до шепота. Брюнет кивнул в знак согласия, он осторожно перехватил книгу в свои ладони. Задумчиво постучав пальцами по губам, он неуверенно промолвил. —Я ничего не понимаю на русском, но смотря на нее, у меня появилась одна идея. Она вся будто соткана из тьмы, а что если она боится света. Подари госпоже Эстерхази керосиновую лампу-ночник. Сделай какую-нибудь глупость, а потом в качестве извинения преподнести «подарок». —Сделать глупость? —Не знаю, порви ее любимые бусы. Каталина удивленно изогнула брови. —Никогда. Почему нельзя просто подарить? Это же приятно, делать любимых чуток счастливее. Кристиан криво усмехнулся. —Папа никогда не дарит маме цветы просто так, а мама никогда не печет ему печенье, чтобы просто порадовать. —Это грустно. Шатенка подбадривая, толкнула друга в бок. —Я буду делать для тебя что угодно просто так. Тебя это устроит? Мальчик глубоко тронутый словами собеседницы, тихо протянул «да» на русском. Это было то малое, что он запомнил из речи Каталины. Дверь в парадной глухо стукнула, давая понять, что родители наконец-то вернулись со званого ужина, который явно затянулся. Дети воровато вышли из кабинета, натягивая торжественные улыбки. Тоскливо спускаясь с лестницы, устланной ковром кровавого цвета, они поглядывали на друг друга. Им придется попрощаться, и как же эта разлука смешна и невыносима. Эстерхази и Цигельмайер встретятся завтра, но завтра это так нескоро… Завтра они с интересом будут разглядывать стеклянные ночники, пестрящие зеленым, синим и желтым. Нежное сердце девочки станет легче, ведь ее дорогой Кристиан в очередной раз разрешил все ее детские проблемы. Ее рыцарь в сияющих доспеха, ее мудрый советник, ее храбрый принц.