Kitty

Первая запись и самая важная в ее ячейке памяти, это как перед активированными окулярами возникает лицо ее хозяина. Глаза полностью красные и широко открыты, полны удивления, легкого неверия и восхищения — этого не скрыть даже очками, которые, как оказалось, хозяин носит постоянно. — Ебать, Вокс… — тихо говорит Валентино, одновременно с этим издавая негромкий взволнованный стрекот. — Эта штука стоит хуеву кучу денег! — Все для тебя, дорогуша, — голос того, кого назвали Воксом, звучит самодовольно. Он стоит позади ее обретенного хозяина и тот выпрямляется, оборачивается, чтобы заключить Вокса в требовательные объятья, и присасывается к его плоскому лицу. — Можешь дать этой штуке имя, — урчащим голосом информирует Вокс, когда от его экрана с влажным звуком отрываются. — Китти, — шепчет Валентино, развратно облизывается, и имя тут же сохраняется в настройках. Китти смиренно стоит в распакованной коробке среди рваных клочков упаковки и наблюдает, как хозяин, сбросивший с себя одежду так же нетерпеливо и жадно раздевает демона, купившего ее. Они двигаются страстно, горячо и чувственно, когда оказываются на диване, издают странные звуки, то громкие, то тихие, и совершенно не обращают внимание на подарок Валентино. Календарь в электронных мозгах автоматически отмечают первый день из триста шестидесяти пяти в этом новом году. *** Китти быстро вычисляет, что любит хозяин. Какой коктейль, какую рюмку иль бокал, какое украшение для напитка в определенное настроение, которое меняется в одно мгновение, и только что довольный хозяин уже может метать во все стороны принесенный алкоголь, даже не пригубив, вместе с окружающими его вещами. Ровно так же и наоборот, но в таких случаях обычно точкой преломления всегда является Вокс. Неважно, как, но Валентино каждый раз успокаивается, стоит ему услышать гипнотизирующий в своей красоте голос теле-демона. Он говорит так, что даже высокотехнологичная начинка Китти чует эту силу, которая заставляет хозяина трепетать, успокаиваться или возбуждаться. Хозяин любит этот голос, любит эти пальцы, увенчанные голубыми когтями, которые так похожи на неоновые насадки, но являются неотъемлемой частью грешной души. Он очень любит, когда после очередного сладострастного блуда эти когти умело шерстят в его воротнике, зарываются в ее прекрасную пушистую белоснежность, почесывают основание подрагивающих крыльев. И впадает в умиротворенный транс, стоит этим когтям прикоснуться к его пышным усикам. Хозяин в такие моменты издает звуки, которые никогда и нигде больше не издает. Это и удовлетворенное, тихое мычание, и периодический мягкий стрекот. Валентино шипит со счастливым попискиванием, когда Вокс перебирает отдельные волокна в его антеннках, играется когтями на границах черного и белого и улыбается своей неоновой острозубой улыбкой, с краев которой стекают темные слюни, похожие на кровь. Китти в такие моменты всегда изображает декор до того момента, покуда снова не будет нужна хозяину. Она быстро вычисляет, что хозяин любит теле-демона, какой бы смысл он не вкладывал в слово «люблю». *** Информация в ее электронной голове копится не переставая, чтобы она могла в совершенстве выполнять свою функцию — угождать хозяину в мельчайших деталях. Но, как и положено, все ненужно нещадно удаляется с блоков памяти, чтобы не захламлять процессор. Но в ежедневную чистку никогда не входит день, когда Китти могла потерять хозяина. Это был первый день, когда объявили ежегодное истребление. И сразу же после новостей об этом улицы Пентаграмм-сити наводнили экзорцисты. Никто не ожидал кровавой мясорубки, даже Оверлорды были застланы врасплох. В тот день в шикарные покои Валентино он был внесен на руках теле-демона. Вычислительные способности Китти так и не поняли, как тощий Вокс, выглядящий физически довольно слабым и имеющий трещины на своем экране, поддернутые стекающей голубой кровью, смог принести трехметрового и явно очень тяжелого хозяина внутрь. — КИТТИ! — взревел тогда Вокс, но она уже была рядом с принесенной аптечкой, когда Вокс торопливо, но с бережностью опускал бизнес-партнера на диван. Лицо Валентино с одной стороны было залито кровью. Красной, как его крылья, придавленные к ложу и судорожно поддергивающиеся. От боли. От потрясения. От ситуации в целом. Один из его шикарных, пышных усиков больше не украшал его голову, а второй был подавленно опущен и ниспадал, подобно воздушному змею в безветренную погоду. На месте первого зияла неприятного вида рана, словно усик выдрали с корнем. Она постоянно кровоточила и уж точно невыносимо болела. Китти оставалась в стороне, пока Вокс обрабатывал, зашивал и перевязывал голову шипящего, кричащего и под конец уже просто стонущего все известные ругательства хозяина. Она могла бы помочь сделать все это лучше и быстрее, это входило в ее функцию, но ей было велено просто быть рядом. Они провели ночь втроем в тревожащем ожидании, пока за панорамными окнами где-то внизу раздавались воистину душераздирающие крики. После того дня потерянная шляпа Валентино заменилась на новую, в тон его крыльям, но выросший усик взамен выдранного так и не смог стать таким же, как прежде — сказались действительно серьезные повреждения этой части головы. Однако это никак не повлияло на хозяина, он был все таким же самоуверенным, горделивым и великолепным. Китти отметила, что этот усик при любовных утехах всегда получал больше ласк, и хозяин с удовольствием шевелил им, чтобы неоновые когти, мягко зажавшие его, вновь и вновь игриво ловили эти черные волокна. После того дня Вокс при всей возможности так и не заменил погнутую антенну на своей голове, а изображение его глаза на поврежденной стороне экрана все так же отливает голубым контуром сбившейся цветокоррекции. *** События, когда к их Компании присоединилась Вельветт, Китти запомнились тем, как она замечательно вписалась в команду. Ее виденье заставило и Вокса и Валентино устроить тотальную смену имиджа, включая переустройство их личных покоев. И стоило признать, ее присутствие расширило возможности Компании, подняло ее на новый уровень, подмяв под себя практически все в Пентаграмм-сити. Так же ее идеей было развесить картины Валентино в Пентхаусе, ей нравились его художества, даже если он с самолюбованием рисовал лишь себя. Но в его помпезной комнате было то, что ей не нравилось. — Это еще что? — Вельветт брезгливо указывает на Китти, стоящую у стены в ожидании, когда будет полезна своему хозяину. — Это никуда не годится! — раздраженно и агрессивно тычет она в робота. Валентино недовольно хмурится и затягивается, пока Вокс с изучающим, но мрачным интересом смотрит на свой древний подарок. — Как ни прискорбно, но она права, Вал, — хмуро говорит теле-демон. — Эта модель устарела много лет назад. — Люблю винтаж, — скалится Валентино, выдыхая розовые клубы через сжатый острозубый оскал. Одна пара его рук упрямо складывается на груди, а свободная рука из второй с дерзким посылом упирается в бок, и Вокс усмехается — его сучка злится. Вельветт закатывает глаза и покидает помещение, из-за чего ее новые бизнес-партнеры с легким и недовольным недоумением переглядываются. Но возвращается стилистка быстро, за ней вереницей из трех грешниц идут зашуганные ассистентки. Каждая несет что-то необходимое для того, что задумала их начальница. — Проведи сюда связь, Валентино, — грубо бросает Вельветт, направляясь к роботу. — Заебало бегать. — Тот вновь затягивается, безмятежно игнорируя слова девушки, но с некоторым любопытством наблюдая за ее действиями. Следующие полчаса Китти смиренно стоит, поворачивается и делает все, что скажет Вельветт, пока та задумчиво прикладывает к ней различные ткани, производит замеры и просто рычит что-то себе под нос, из чего становится ясно, что она считает своих партнеров за ебанных олухов, страдающих безвкусицей. А потом на металлической талии Китти появляется атласный бант. Не слишком пышный, не слишком яркий, а в самый раз, чтобы подчеркнуть «женственность», заложенную в модель, ее угодливость хозяину и грациозную гибкость, которой владеют все роботы Мамона. — Сносно, — машет рукой Вельветт, а Валентино с детским восторгом негромко и коротко хлопает всеми своим руками, пока она прогоняет своих помощниц. Китти впервые чувствует что-то, что можно охарактеризовать как довольство. Ей нравится радость хозяина, ей нравится свое отражение в вечерних окнах, ей нравится быть винтажем. *** — Зачем это, Вал? — Вокс пытается звучать недовольно и с осуждением, но его зубастая ухмылка на весь экран говорит об обратном. В темноте комнаты мерцающее естественным светом лицо хорошо это демонстрирует. Окна залиты красной тьмой, в Аду вечереет. — Для личной коллекции, — томно урчит Валентино и соблазнительно потягивается на камеру, вместо которой работает Китти. Она записывает, как красные крылья красиво расправляются, легонько дрожат, пока стройное четырехрукое тело изящно изгибается, демонстрируя свое сексуальное великолепие. Вокс натурально пускает слюни, почти красными потеками спускающиеся по экрану. Но он неторопливо расстегивает свой галстук-бабочку, стягивает и бросает себе под ноги, пока Валентино опускает крылья и наблюдает за ним с широкой самодовольной улыбкой. — У тебя столько шлюх, — глубоким голосом начинает Вокс, — на любой вкус, цвет и размер. — Он сбрасывает свой полосатый пиджак вниз, туда же. — Еби на камеру, кого хочешь. Валентино смеется, коротко, возбуждающе, с переходом в тихий пищащий стрекот. Он подносит мундштук к своим губам и, прежде чем затянуться, выпускает свой длинный язык и облизывает тонкую рукоять. — Хочу, чтобы на камеру ебали меня, — выдыхает он розовый дым и снова коротко смеется, наблюдая, как начинает ускоряться с раздеванием Вокс. — А ебать меня позволено лишь тебе, — томно шепчет Валентино, пока теле-демон уже несдержанно искрит и под конец просто срывает с себя когтями нижнее белье, неприятно стесняющее его возбуждение. Китти замечает, что обычно он более сдержан, но не тогда, когда дело касается хозяина. — Да-а, — протяжно шелестит Валентино, почти стонет, наконец получив возможность обнять пальцами черный, горячий член. Из отверстия уретры уже стекает полупрозрачная капля, слегка светится голубоватым неоном в полутьме комнаты. — Ни одна из моих сук не жаждет меня так, как ты, — он с удовольствием смахивает естественную смазку и под судорожный вздох, насыщенный помехами, мучительно-медленно размазывает ее по пульсирующему стволу. — Ебать тебя, Вал! — Рычит Вокс, пока эта похотливая моль ласкает его, сука, так издевательски медленно, из-за чего голод только растет. Он игнорирует то, как его называют, словно согласен с этими словами. — Кончай уже! — Только с тобой, — жарко выдыхает Валентино, привычно позволяет почти красным слюням стекать по подбородку и опускается на колени. Он делает жест рукой, Китти послушно подходит ближе, принимает протянутый мундштук с дымящейся сигаретой и фокусируется на темно-серых, почти черных бедрах. Она помнит, что хозяин считает свое ремесло искусством, знает, как он любит все красивое, и понимает, что черный, подрагивающий член теле-демона с тускло светящимися голубыми венами является для хозяина эстетическим, прекрасным и любимым зрелищем. Вокс хочет огрызнуться на дерзость, но вместо слов с неоновых губ слетает несдержанный, хрипловатый стон — головку его члена горячо обхватывают мягкие губы и начинают жадно посасывать. Горячий, скользкий язык тут же трется о ее восхитительно-чувствительную поверхность и бесстыже суется кончиком в отверстие уретры. Дернувшиеся было навстречу безумному удовольствию темные бедра предусмотрительно удерживаются на месте второй парой рук. Золото на окрашенных когтях хозяина смотрится очень красиво в контрасте с цветом кожи его любовника, и в электронных мозгах Китти начинает зарождаться смутное понимание вкусовых пристрастий ее владельца. Она акцентирует на этом внимание своих окуляров, старательно запечатлевает то, как мелко и почти незаметно дрожат темные бедра, как на них крепче сжимаются позолоченные когти, впиваются в кожу, оставляют царапины, из которых медленно проступает голубая, сияющая неоном кровь. Губы Валентино, мокрые от слюны, влажно хлюпают, когда он выпускает черную, блестящую головку изо рта и поднимает взгляд на плоское, мерцающее лицо, стоит ему ощутить на своей голове металлические когти, но парадоксально теплые и ласковые. Они осторожно проходятся по пушистому усику, зарываются острием в черно-белые волоски и переходят на второй. И в этом последнем движении чувствуется намного больше бережной ласки. Валентино с удовольствием и тихо мычит, его глаза закрываются, пока деформированная антеннка в силу своей большей чувствительности ловит очень приятные ощущения. Они дрожью проходят по усику, мурашками спускаются по спине, и член, уже крепкий и готовый к наслаждению, сладко ноет. — Блять, Вокс… — протяжно и как-то жалобно стонет Валентино, издает тихий стрекочущий писк, и на его подбородок опускаются голубые когти. Они удерживают властно, пока Вокс склоняется и жадно засасывает сиреневые губы, целует жарко, нетерпеливо, во всю используя язык и старательно слизывая из чужого рта собственный вкус. Запись запечатлевает дрожавшие в экстазе веки хозяина, его руки, крепко обхватывающие голову теле-демона по краям, и стекающие по подбородку слюни. Они капают вниз, пачкают дорогой ковер и красивый белый воротник Валентино. Крылья дрожат, взволновано расправляются, на миг ослепляя своим прекрасным великолепием, и Вокс с рычащим стоном заваливает Валентино на диван. Китти плавно с тихим жужжанием перемещается в бок, чтобы в личной коллекции хозяина было видно, как Вокс, сдавлено мыча статикой и пуская между своими антеннами яркие разряды электричества, отрывается от горячих губ, успев напоследок мазнуть своим неоновым языком вокруг чужого. Между ними тянется и обрывается розовая нить. А потом плоское лицо спускается ниже, чтобы страстно вобрать в рот темно-сиреневый сосок. Валентино похотливо скалится и стонет сквозь стиснутые острые зубы. Он вздрагивает, когда чувствительную горошину несдержанно прикусывают, обхватывают сосущими губами и отпускают, чтобы, отследив изворотливым языком золотую цепочку пирсинга между сосками, втянуть в рот другую. — Мммм, — с удовольствием мычит Валентино, обнимает тыльную сторону экрана и вдруг всаживает пальцы в ее разъемы. Вокса натурально встряхивает, безупречная белая шерсть любовника встопорщивается и искрит, и он гортанно стонет, получив воистину огромное и мазохистское наслаждение. Теле-демон отрывается от его груди и демонстрирует неуправляемую статику на своем лице, но в их перерывах хорошо видно, как он потрясен. — Да-а-ммм? — вопрошающе и довольно урчит Валентино вместе с тихим стрекотом, ласково проводит свободной рукой по углу экрана. Вторая, как ни в чем ни бывало, продолжает находиться пальцами в разъемах, пока нижняя пара рук собственнически обнимает темные плечи и крепко держит. — Какого хуя? — голос Вокс поддергивается помехами и меняет свою громкость не один раз. Кажется, он максимально перевозбужден и пытается держать себя под контролем, но это плохо ему удается. — Кто-то впервые трогает твои дыры там? — Валентино приставляет палец к своим губам в напускном удивлении, чтобы тут же растянуть их в хищной ухмылке. Золотой зуб, поймав мягкий свет экрана, поблескивает. Красные глаза, распахнутые в ложном невинном непонимании, щурятся и смотрят с развратным любопытством. Это хватает, чтобы теле-демон потерял свое хвалебное самообладание. Он дергано цепляется в длинные ноги Валентино, которые с поразительной готовностью обхватывают темную талию, и запускает руку между их тел, чтобы приставить свой член, болезненно пульсирующий и жаждущий, между сиреневых бедер. Хозяин прикусывает нижнюю губу, судорожно выгибается, когда Вокс делает резкий толчок, проникая грубо и глубоко, и чувственно мычит от удовольствия, издает радостный писк, когда скользкий, черный член с силой проезжается по сгустку нервов. Крылья, прижатые к дивану, подергивают свободными краями, будто пытаются освободиться от тяжести двух тел. — Бля-ать, — протяжно и громко стонет Валентино, хорошо чувствуя, как изнутри потрясающе горячо и приятно растягивают с любимой долей легкой боли. От ощущения чужого сердцебиения и великолепного заполнения он готов кончить прямо сейчас. Китти смиренно снимает, как чувственно и ненасытно между ног хозяина вжимается Вокс, и каждый раз хозяин что-то мычит, вскрикивает и стонет, периодически сопровождая все это привычным стрекотом и счастливым писком. Его когти цепляются за активно двигающиеся бедра, добавляя новые светящиеся голубой кровью царапины, словно требуют сильнее, чаще, больше. Верхняя пара рук с таким же неистовством цепляется за взмокшие темные плечи. А потом пальцы Валентино крепко и требовательно сжимают края экрана. Вокс следует за ними и горячо целует попискивающую и стонущую моль. Он снова почти теряет рассудок от того, как его упруго обволакивают и сжимают. Чувствует, что уже близок к фееричному концу, но его вдруг переворачивают, подминают под трехметровое тело и усаживаются сверху. Валентино упирается нижней парой рук в плоский живот, порывисто расправляет затекшие бархатные крылья и двигается. Порывисто, несдержанно и со всей страстью, на которую способен. Вокс под ним шипит статикой, срывается на гортанный стон. Перед глазами искрит, а сверху развратно скалятся и с жаром доводят до сладкой и обжигающей своим удовольствием кульминации. Китти видит, как черные руки, устремившиеся к активно и чувственно двигающимся на Воксе бедрам, перехватываются верхней парой хозяйских рук, на короткое время переплетают пальцы, жестко, почти до хруста, а потом укладывают себе на грудь, прижимают сверху, и высокотехнологичные камеры ловят то, как вздрагивает грудная клетка хозяина с каждым его частым и мощным ударом сердца. Как ладони теле-демона ловят эту дрожь и гладят пышущую жаром кожу. Валентино с силой опускается на черный член несколько раз и почти кричит. Его расправленные крылья несдержанно делают несколько хлопков и дрожат вместе с выгнувшимся четырехруким телом. Даже через обжигающую сладкую лавину оргазма Валентино чувствует, как Вокс изливается внутрь, по коже проходится несильный разряд, из-за чего его прекрасная шерсть снова пушится во все стороны, и в помещении лопаются вспыхнувшие на миг выключенные лампочки. Опять. За окном опасно мерцают огни близстоящих домов, а значит, скакнувшего напряжения оказалось достаточно, чтобы во всем здании выбило пробки и оставило его без электричества. Где-то в своем отделе Вельветт преисполняется праведным гневом, ведь она не раз говорила, чтобы эти «ебланы не трахались на работе». Благо, через несколько минут подача электропитания восстановится. Валентино с торжеством скалится, издает тихий писк и наклоняется, с привычной жадностью присасывается к неоновым губам, и с удовольствием ощущает поглаживающие руки, спустившиеся на его бедра. — Совершенство, — урчит Вокс, когда его губы отпускают. Он наблюдает, как красные крылья складываются позади взмокшего Валентино, как тяжело поднимается и опускается его грудь. Китти, приманенная требовательным взмахом руки, подходит ближе и возвращает в нее мундштук. Запись заканчивается на том, как Валентино умиротворенно затягивается и выдыхает, продолжая восседать на исцарапанных в кровь почти черных бедрах. Когда он, наконец, ложится рядом с теле-демоном, тот мягко обнимает его поверх наэлектризованного меха и с нежностью запускает когти в дернувшиеся усики. Валентино удовлетворенно попискивает. — Нам нужна тут кровать, — урчащим голосом наглеет он, смахивая пепел на столешницу рядом мимо проигнорированной пепельницы. — Мы не будет превращать это место в бордель, — безапелляционно заявляет Вокс и ласково щекочет острием когтя покоцанный черный усик. Валентино лишь ухмыляется и издает довольный стрекот, дернув антеннкой в голубых когтях, всем своим видом будто говоря "уже превратили". — Китти! — требовательно зовет он и чуть не стонет следующие слова, когда основание усика, одно из самых чувствительных мест, ласково почесывают. — Принеси выпить. Она хорошо знает, что хочет хозяин, как и то, что теле-демон любит его не меньше, чем он его. Порой Китти сама не понимает, как ее электронный мозг делает такие вычисления, и еще больше она не понимает, зачем. Но они ей нравится.