Крылья тьмы

      Всё начиналось как тренировка, для того, чтобы доказать самой себе свою силу, но после нескольких лет мне удалось выковать своё тело и дух. Я не осознала четко в какой момент это переросло из простой вылазки и патрулирования старых районов в мой постыдный, тайный бунт. Мне удалось обрести иллюзию того, что власть и вправду была в моих руках, несмотря на то, кем являюсь.       Кому-то может показаться глупым, что я, человек, охочусь ночью, когда нахожусь в самом невыгодном положении по сравнению с этими летучими монстрами, но ночь — это время, когда они действуют, и я тоже.       Я прижалась к стене, сливаясь с окружающейся тьмой, а кинжалы крепко сжала в руках. Ночь была поистине теплой, такой, когда солнечное тепло еще долго после заката держится в воздухе. Запах висел густым облаком — прокисшая еда из мусора в переулках, да, придавал своеобразное ощущение, но разлагающееся мясо и прокисшая кровь наводили ужас. Вампиры часто не заботились о том, чтобы убирать за собой здесь, в человеческих кварталах Дома Тьмы и Ночи.        Те люди, что решились на соседство с летучим народом, должны были быть в безопасности здесь, в стенах королевства — граждане, пусть и неполноценные, слабее древней расы во всех отношениях, но слишком часто они оставались беззащитны и брошены на произвол судьбы.       Тот, за кем я сегодня охотилась, был Хиаджем, а его крылья были крепко прижаты к спине. Он не слишком хорошо владел магией, потому что не стал распускать их, чтобы легче было охотиться. А может, ему просто нравилось, как они действуют на потенциальных жертв. Некоторые из Хиаджей были жутко демонстративными. Им нравилось, когда их боялись.       С крыши я наблюдала, как он движется за жертвой на сегодняшний вечер — мальчишкой лет десяти, он был сильно худощав от явного недоедания. Мальчик находился в огороженном грязном дворе глинобитного дома, снова и снова ударял мячом по пыльному полу, не обращая внимания на подкрадывающуюся к нему смерть.       Это было так глупо и самонадеянно, что он гулял ночью совершенно один и без сопровождения взрослых, что выводило из себя. Но, с другой стороны, я лучше других знала, как изматывает человека постоянная опасность, которой подвергается изо дня в день. Возможно, эта семья держала своих детей дома после наступления темноты каждый день на протяжении последних десяти лет. Потребовался всего один промах, одна рассеянная мать, забывшая позвать его обратно, один ворчливый и упрямый ребенок, не готовый прийти в дом к ужину. Всего одна ночь за всю жизнь. Это случалось так часто. Но сегодня этого не случится. Когда вампир сместился, готовясь к опасному прыжку, я вторила его движениям, перемещаясь.       Я спустилась с крыши на булыжники, недалеко от него и замерла. Я вела себя достаточно тихо и обычный человек бы не услышал этого, но слух вампира был безупречен. Он повернулся, приветствуя меня ледяными убийственными глазами и скривив губы, сквозь которые виднелся острый блеск слоновой кости, зарычал.       Узнал ли он меня, в этом черном одеянии? Иногда они узнавали и этот блеск узнавания придавал мне ещё больших сил, но сегодня я не дала и шанса, чтобы это случилось.       Сейчас это казалось практически рутиной, то, чем заканчивался мой обычный день. Это была система, которую я отточила до совершенства за сотни ночей, подобных этой.       Сначала были крылья. Два удара, по одному из них по очереди — достаточно, чтобы он не взлетел, но и не лишился крыльев. С вампирами Хиадж это всегда происходило легко. Их мембранная кожа крыльев была нежной, как бумага. Иногда я ловила вампиров Иштар, и это было немного сложнее — их пернатые крылья было труднее проткнуть, но я отточила технику за долгие годы практик. Этот шаг был очень важен, и поэтому стоял на первом месте. Мне нужно было удержать их здесь, на земле, со мной, чтобы я имела возможность противостоять в равном бою. Однажды я совершила подобную ошибку, пропустив надрез крыльев, и чуть было не стала мертвой, этого было достаточно, чтобы усвоить урок. Я не могла быть сильнее их физически, поэтому должна была быть более продуманной. Нет времени на ошибки.       Вампир издал нечто среднее между взвизгом от неожиданной боли и рычанием ярости. Мое сердцебиение превратилось в быстрый барабан вторя адреналину, а кровь была близко к поверхности моей кожи. Интересно, почувствовал ли он её запах? Я всю жизнь пыталась скрыть прилив своей крови, но сейчас я была рада этому. Это делало их достаточно глупыми и обычными животными, которые ориентируются на свои инстинкты. Он бросился на меня без оружия, не заботясь ни о чем на свете.       Я любила — действительно, по-настоящему любила — когда они недооценивали меня. А затем плавными молниеносными движениями лезвие вошло глубоко бок, под ребра. Еще один удар достиг горла. Недостаточно, чтобы убить, но достаточно, чтобы заставить его пошатнуться. Это было опьяняюще.       Я прижала его к кирпичной стене напротив дома, и одно из лезвий глубоко вонзилось в его крыло, словно бабочку, которую прибили к стенке, чтобы она не могла шевелиться. Я покрыла края Вербеной — быстродействующим паралитиком, мощным для вампиров и совершенной безвредным для людей, но эффект был кратковременным. Он действовал всего несколько минут, но это было все, что мне нужно.       Он успел лишь нанести пару царапин, оставляя отметины на моей щеке острыми как бритва когтями, прежде чем его движения стали слабеть. И только когда я увидела, что его глаза быстро моргают, словно он пытается прийти в себя и согнать с себя дымку, я нанесла удар прямо ему в грудь, а чтобы пробить грудную кость, нужно было очень сильно надавить.       Я так и сделала — давила достаточно сильно, чтобы расколоть кость и открыть проход к его сердцу. Вампиры были сильнее меня во всех отношениях — их тела более мускулистые и большие, движения более быстрые, из-за тысячелетней эволюции, зубы острее, чем клинок. Но у них была слабость — их сердца были такими же мягкими. В тот момент, когда мой клинок пронзал их грудь, я всегда слышала голос отца. — Не отворачивайся, маленькая змейка, смотри внимательно, — настойчиво шептал мне Герион на ухо.       И я смотрела заворожённая, когда клинок достигал сердца. Вампиры были детьми богини смерти Гекаты, поэтому было забавно, что они боялись ее так же сильно, как и люди. Я наблюдала за ними каждый раз и видела, как на их лицах поселяется ужас, когда они понимали, что она идет за ними. Кровь вампира была темнее человеческой, почти черная, как будто она была потемневшая от человеческой и животной крови, выпитой за века. Как только я убрала клинок, который удерживал его тело в вертикальной положении, он соскользнул на мокрую и холодную землю.Я вся была в крови.       Я соскользнула в бок, перешагивая его и в раздражении потерла лицо, заметив и на нем вязкость, и только тогда я увидела, что семья смотрит на меня. Обычно я была достаточно тихой и предусмотрительной, не устраивая это возле дома жертвы и уводя вампира в темные переулки, но сегодня пришлось работать быстро и они не могли не заметить, когда я была практически на пороге их дома. Блондинистый курносый мальчик теперь крепко и испуганно сжимал руки матери. Рядом с ними был такой же истощенный и худой в рабочей одежде после долгой смены, мужчина и еще один ребенок, девочка лет пяти с аккуратно заплетенной белой длинной косой. Они все были жутко худыми. Все четверо стояли в дверях и пронзительно смотрели на меня. Я замерла, как олень, пойманный волками в лесу.       Странно, что именно люди, а не вампир, превратили меня из жертвы в охотника.       Когда я была с вампирами, я четко знала, кто я есть в их иерархии, но когда я смотрела на людей, границы становились размытыми и неопределенными, словно я наблюдала извращенное отражение самой себя.       А может, я и была отражением.       Уродливая правда заключалась в том, что, какая-то часть меня испытывала к ним отвращение, так же как я испытывала отвращение ко всем своим собственным человеческим недостаткам. И все же другая часть меня — та, которая помнила, что когда-то сама жила в подобном доме, как этот, — жаждала подойти поближе и поговорить. Я чего, конечно же, не стала делать.       Нет, я не буду чувствовать себя в гармонии в обществе вампиров. Это было очевидно каждую секунду каждого дня. Но я также никогда не буду своей среди людей.       По щеке пробежал холодок и несколько капель упали с небес, и я прикоснулась к ней, мои пальцы мгновенно стали мокрыми. Пошел дождь, и капли нарушили безмолвную тишину ночи. Женщина шагнула вперед, развязывая пояс и отпуская мальчика обратно в дом, как бы желая поговорить со мной и хоть что-то сказать, но я уже успела спрятаться в тени, отрезая эту возможность.        Как бы ни было опасно делать это сегодняшним вечером, но не смогла удержаться от обхода. Обычно, после такого вечера я спешила подняться по тунелям замка прямо к своей комнате в западных отдаленных башнях, но вместо этого я двинулась в противоположном направлении, на восток, перепрыгнула через стены сада и направилась к покоям слуг. Поглубже натягивая капюшен и запахивая черную мантию, я скользнула внутрь через окно, выходившее на заросший куст с цветами цвета индиго, серебрившимися в лунном свете. Как только мои ноги коснулись пола, я выругалась и чуть не с грацием пришиблинной кошки, опрокинулась, когда под моими сапогами по гладкому дереву заскользила куча мягкой ткани. Смех был похож на карканье вороны и быстро перерос в какофонию кашля, чтобы его скрыть. — Шелк, — всё ещё предыхаясь, проскрипела старуха, отдергивая шарф у горла, — Лучшая ловушка для маленьких грабителей. — Это место — гребаная катастрофа, и ты тот ещё хаос, Джулия, — я издала что-то между обречённым вздохом и усталым фырканьем, стряхивая насквозь промокшую мантию.        Джулия обогнула угол небольшого пятнистого дивана и посмотрела на меня сузившимися лисьими серыми глазами, при этом глубоко, с грохотом затягиваясь сигарой и выпуская дым через нос. Как всегда она была одета в каскадный шифон, окрашенный в разноцветные пёстрые волны. Черно-серые волосы с седыми прядями уложены на голове с восхитительным объемом в аккуратный пучок, но шарф скрывал шею от лишних глаз. С каждой мочки уха свисали причудливые сережки разных форм, а ее морщинистые глаза были ярко накрашены серо-голубыми тенями и обильно подведены подводкой.       Комната старухи была такой же красочной и хаотичной, как и она сама — одежда, драгоценности и яркие краски были разбросаны по всем поверхностям, некоторые предметы интерьера свисали с её потолка, как каскады из бусин. Я вошла через окно ее гостиной, которое она с грохотом закрыла от дождя, но лужа успела образоваться от моего костюма. И я с отвращением вздрогнула. Просто прелесть.       Комната была крошечной, но была гораздо уютнее любой другой, чем те, что предоставляли глиняные, разрушающиеся дома в человеческом районе.       Джулия критично оглядела меня с ног до головы, раздражённо потирая шею и указывая на лужу стекающей с меня воды: — Я не принимаю критики от такой утонувшей крысы, как ты, чертова Ламия.       Я посмотрела также критично себя осмотрела и подавила такой же раздражённый вздох.Конечно, я была в полном беспорядке, после этой замечательной прогулки. — Ты никогда не догадаешься, что под всем этим, — Джулия выразительно очертила сигарой весь мой черный силуэт, — Скрывается настоящая красота, дорогая Ламия, — я передернулась, хмуро всматриваясь в самодовольное лицо старухи. Как же она умеет вывести за пару минут нахождения с ней в одном помещении.       Ты решила сделать себя как можно менее привлекательной, — все также наставляла она, слегка приподнимая край моей мантии и внезапно всполошилась, — Ты мне кое-что напомнила! У меня есть кое-что для тебя, моя дорогая.       Суставчатыми, тонкими артритными руками она порылась в скомканной куче недалеко от дивана, затем бросила кусок менее пёстрой ткани из всех, мне через всю комнату: — Лови, — гаркнула она.       Я неохотно поймала его, а затем полностью развернула внимательно рассматривая, это была шелковая лента была почти такой же длины, как и весь мой нескромный рост, потрясающего глубокого темно-фиолетового цвета с золотой вышивкой по краям. — Она заставила меня подумать о тебе, вы с ней похожи.       Джулия прислонилась к дверному косяку на другой стороне комнаты и сделала еще одну долгую затяжку сигарой, смотря в пустоту и её глаза стали нечёткими.       Я не стала спрашивать, где она достала такую сигару и у кого. Возраст не сделал ее пальцы менее ловкими или липкими, как в лучшие годы. — Я не могу себе позволить носить подобные вещи, ты же знаешь почему, — я многозначительно указала на её шею, и она тут же поправила шарф, скрывая две аккуратных точки. Изо дня в день я носила только черную, просторную и удобную одежду, которая позволяла мне свободно двигаться в том обществе, в котором я росла это было очень важно. Я не позволяла себе носить ничего яркого (так как это привлекало бы нежелательные взгляды крылатых, как будто бы они не смотрели на меня сейчас), струящегося (так как это позволило бы кому-то схватить меня и делало лёгкой добычей) или ограничивающего (так как это препятствовало бы моей способности бороться или вовремя делать ноги). Я носила кожанки почти все время, что себя знала, даже в знойную летнюю жару. Они давали чувство безопасности и комфорта, но также у меня были особые, лёгкие костюмы из драконьей кожи, которые позволяли маскировать мой человеческий запах.       Конечно, я восхищалась красивыми и яркими вещами так же, как и все остальные, но меня окружали хищники и минуты тщеславия были на втором месте после выживания. Джулия выразительно фыркнула, приподняв свои тонкие аккуратные брови, а улыбка искривила её кожу, показывая глубокие морщины: — Я знаю, что тебе нравится этот шарф, мокрая крыса, — она отвернулась, шагая в сторону дивана и грациозно закидывая ноги, — Проклятый стыд, молодость тратится на молодых, красота тоже, тебе идет этот цвет, так хоть танцуй с ним абсолютно голой в своей спальне, мне все равно. Я вскинула бровь, разглядывая ее пёструю коллекцию шарфов: — Так вот что ты делаешь со своими? Танцуешь? Она многозначительно подмигнула: — Все это и даже больше, — и я в отвращении передернула губы, пытаясь выбить из головы образ голой Джулии.Просто мерзость, старуха. — И не притворяйся, что ты тоже этого не делаешь, — нараспев пропела она, глубоко затягиваясь.        Джулия никогда не была в моей комнате, что уж греха таить, никто кроме Гериона там не был, но она знала меня достаточно, чтобы понять, что у меня действительно был ящик, забитый разноцветными вещами, которые я собирала годами. Вещи, которые были слишком небезопасными, чтобы носить их в этой жизни, но которые, могла бы мечтать носить в совершенно другой.       Сколько бы я ни пыталась объяснить ей, Джулия не могла понять моей осторожности и бдительности в выборе вещей, она уже много раз пыталась давать понять, что с осторожностью должно быть покончено.Но с другой стороны, она не жила в замке, где каждый пытается тебя убить, потому что дочь Гериона.       Но я часто задавалась вопросом, как старая летучая мышь выжила так долго. Люди, которых я видела в трущобах, были совсем не похожи на меня, а вампиры, с которыми пришлось расти, и того меньше. Только Джулия была чем-то между, как и я. Хоть и иным причинам.       Я выросла в этом кровожадном мире без права выбора, но Джулия присоединилась к нему по собственной воле около десяти лет назад. Я встречала довольно мало других людей в этом замке за исключением еды. До определенного момента я еще не понимала, что Джулия даже среди людей, была несколько уникальной, чем другие.        Она снова коснулась своей шеи, и я подошла ближе, отдергивая её красный шарф и в ужасе передернулась, заметив раны на ее горле — три раны из двух. Затем повязку на запястье, которая скрывала, проклятая Геката — сколько еще.       Должно быть, мое лицо сильно вытянулось, потому что она снова гулко и фальшиво рассмеялась, отдергивая шарф на место и прикрывая раны. — Сегодня был большой ужин, — скучающе проронила она, — Мне за него заплатили больше, чем обычно. Заплатили за то, чтобы красивые мужчины сосали мою шею всю ночь.       Я не могла заставить себя даже натянуто улыбнуться, лишь тихая ярость просочилась по моим венам.       Да, я понятия не имела, как она умудрилась выжить так долго здесь. Большинство тех, кто добровольно поставляла человеческую кровь, кой их было немного, погибали в течение года после начала работы. Я слишком хорошо знала, как мало самоконтроля у вампиров, когда их охватывает голод и у тех, что были недавно обращены. — Меня не будет некоторое время и я не смогу к тебе заходить, старая ты карга, — раздражённо пиная подушки пропыхтела я, на скрывая злость, — Я просто хотела дать тебе знать, чтобы ты не волновалась о том, что внезапно умру где-нибудь в переулке. Настала гробовая тишина и послышался шелест. Я снова обернулась, Джулия одной рукой смяла ещё не потушенную сигару. Пустая трата добротного сырья.Лицо Джулии стало неподвижным. Даже в тусклом свете луны я увидела, что она побледнела на два тона. — Так он всё-таки вынудил тебя это сделать, — её голос был хриплым и ей пришлось несколько раз глотнуть, прежде, чем заговорить. мысленно взмолилась Гекате. Мне не хотелось заводить этот разговор, черт бы побрал всех богинь, но я прекрасно знала, что он должен состоится, ради её безопасности. — Тебе стоит подумать о том, чтобы временно покинуть внутренний район, — продолжила я, сосредоточенно вглядываясь в её упрямое лицо, лишь бы она согласилась, — Поехать в дальше, в глубинные районы, я знаю, что ты ненавидишь их, но по крайней мере там ты выживешь. — К черту, — прорычала Джулия, вскакивая с дивана. Я мысленно посчитала до трех, закрыв глаза и массируя болезненные виски. Тело уже давало знать о том, что сегодня будет чертовски длинная ночь, а вечер уже превысил мою обычную нагрузку. Я не должна быть здесь. Я распахнула глаза. — Это будет одна из самых долгих Ламашт за последние несколько столетий, а значит одна из самых кровавых, — я пыталась сохранять спокойный голос, но все равно не могла скрыть, как была зла, по этому стала ходить по замкнутому пространство из стороны в сторону, — Здесь небезопасно для тебя, давай будем честными, для любого человека за пределами защищенного района будет небезопасно. — Защищенный район, — выпленула она, раздраженно ритмично стукая ногой по полу, — Эти богиней забытые трущобы, есть причина, по которой я уехала. От них воняет несчастьем, — Она сморщила нос, — Страданиями и мочой. — Но зато там более чем безопасно, — уже срываясь на крик. Я была вся в крови после возвращения из них, но поэтому там и было безопасно, я следила за ними и знала, что могла её уберечь от эпицентра, когда все вампиры начнут сходить с ума во время охоты Ламашт. — Безопасность переоценена, — цокнула она и моя бровь нервно метнулась, — Что это за жизнь? Ты хочешь, чтобы я уехала, когда самое захватывающее событие за последние два столетия вот-вот произойдет на моем пороге? Нет, милая. Я этого не сделаю.       Я выдохнула сквозь стиснутые зубы, опять массируя вески. Она явно не планирует облегчать мне задачу и спасти её старый сморщенный зад. Человеческий район может быть не самым приятным место для времяпровождения и жизни, но там, по крайней мере, у людей была защита. А здесь? Я не знала, что случится с Джулией или с любым человеком во внутреннем городе будучи оторванными от остальных районов, когда начнется Ламашт. Особенно с теми, кто уже связал себя своей кровью.       Я слышала бесчисленные истории о том, как людей использовали на этих турнирах, словно игрушки и каждый раз меня сковывал страх. Хоть и Джулия не была человеком, но она не была полностью обращенной, произошла какая-то мутация, она могла жить также долго, как и они, но она была без их крыльев и длинных зубов, что делало её такой же лёгкой добычей, как и меня. И из всех этих слухов, я не знала, что было правдой, а что преувеличение, но от каждой из них у меня предательски сводило живот. Иногда мне хотелось спросить Гериона, о том, что там делают с людьми, но я знала, он подумает, что я лишний раз беспокоюсь за себя. Я не хотела, чтобы он сам беспокоился обо мне больше, чем уже беспокоился. И он не знал и не подозревал, насколько близки мы с Джулией стали за последние несколько лет.       Герион многого не знал и это должно быть за счастье. В частности, он не знал ту часть меня, которая не соответствовала его представлению о том, кем я являюсь и должна являться. Впрочем, как и Джулия.       Тем не менее, я не знаю, чтобы я делала без них. Здесь у меня не было семьи. Кто бы ни был со мной в том доме, где Герион нашел меня, все были мертвы. Если и были какие-то дальние родственники, то они были заперты за пределами внутреннего Королевства, куда я не могла добраться самостоятельно, по крайней мере, пока я не победила в Ламаште. Но у меня был Герион, и у меня была Джулия, и они стали всем, чем для меня казалась семья, даже если ни один из них не мог знать меня настоящую.       Теперь, когда возможность потерять Джулию, мою вечно ворчащую старую каргу, вдруг показалась слишком осязаемой, страх сжимал в тиски мое сердце и не хотел отпускать. — Джулия, пожалуйста, — мой голос стал хриплым, едва слышным, а в горле стоял неприятный ком, — Пожалуйста, просто убирайся за пределы стен.       Лицо Джулии смягчилось, она приблизилась настолько, что я смогла сосчитать морщинки вокруг ее глаз. Ее рука мягко прикоснулась к моей щеке. От нее пахло дымом, слишком резкими розовыми духами и кровью. — Ты ужасная очаровашка, моя дорогая, — сказала она, продолжая гладить, — Жутко колючая, но такая прекрасная, как цветы ириса. Ты словно кактус. — Пожалуйста, Джулия, всего на неделю, пусть даже не на полный Ламашт, — я знала, что она хотела меня отвлечь, но протянула ей шарф, чтобы закончить и уйти, — Возьми и отдай мне, когда всё закончиться, и я даже обещаю, что буду его носить так часто, как смогу. Она долго выжидающе молчала, кривя края губ, улыбаясь. но в конце концов взяла шелк и спрятала его в карман. — Хорошо, — она обреченно раскинула руки, — Я уеду утром. Я выпустила долгий вздох облегчения. И огромный груз упал с моей груди. — Но ты, упрямая мокрая крыса, — ее руки оказались у моего лица, крепко сжимая мои щеки, и я видела, как слезы градам потекли по её лицу, — Будь осторожна в том, что намереваешься сделать.       Это было не то, что она хотела сказать, и мы с ней знали это, но у нас с Джулией были именно такие отношения. Вся сырая честность, вся неприятная нежность скрывалась в том, что мы не говорили. Как я не говорила вслух, что участвую в охоте Ламашт, так и она не говорила вслух, что боится за меня.       И все же меня поразил вид её слез. Только сейчас я осознала, что у нее была только я. У меня, по крайней мере, был Герион, но она была одна в этом жестоком городе. Мой взгляд переместился на часы. Чертова Геката. — Мне нужно идти, — пробормотала я, отступая к окну, — Не умри, старая карга. — Не надо нанизывай себя на шампур с палкой в заднице, — ответила она, вытирая глаза, и все намеки на ее прежнюю уязвимость исчезли.       Я распахнула окно, и пар летнего дождя ударил мне в лицо. Я не хотела делать паузу — что-то тяжелое сидело на кончике моего языка, слова, которые я только однажды произнесла вслух тому, кто меньше этого заслуживал.       Но Джулия уже скрылась в своей спальне. Я проглотила все, что собиралась сказать, и снова погрузилась в ночь.