Спать с тобой

Поиски Сатору начались в девять утра и продолжались уже пару часов, когда Юджи решил попробовать позвонить ему. Раньше эта идея не приходила ему на ум потому, что менеджеры много раз звонили мужчине, и он то не брал трубку, то телефон вообще был выключен или недоступен. Однако попытаться стоило, Юджи чувствовал это, знал, что будет винить и грызть себя, если не попробует. С другой стороны, одна мысль о том, что Сатору сознательно не ответит на его звонок, ранила и забиралась глубоко под кожу тревогой и странной тоской. Между ними всё кончено, между ними — уже, считай, ничего не осталось, и всё же Юджи странно было даже подумать о том, что он для Сатору больше не особенный, не тот самый человек. Лишь один из толпы, из множества, а не один единственный. И пугало то, что это могло произойти так быстро, так незаметно. Ещё вчера — в одной постели, а сегодня он не отвечает на звонки и не появляется на работе. У Юджи холод пробегал по позвоночнику, когда он думал о том, что могло стать с Сатору в столь короткий срок. И всё же позвонить было нужно, необходимо, и он заставил себя нажать на номер Сатору и приложить телефон к уху, чтобы хотя бы попробовать его услышать. Гудки. Не отвечает. Юджи смотрит на телефон, где над кнопкой отключения надпись: “Сатору❤️”. Просто и понятно, и почему-то в этом маленьком сердечке после его имени для Юджи теперь — вся любовь и вся ценность любимого человека. Ему хочется плакать, но он уже взрослый, ему теперь надо брать себя в руки и сдерживать эмоции, которые так и рвутся наружу из груди вместе с бешеным сердцебиением. Он представляет, как услышит голос Сатору, и даже спустя четыре попытки дозвониться волнуется от мысли об успехе. Услышать его хотя бы разочек, его голос, родной и такой тёплый, такой нежный, его голос, который по ночам шептал имя Юджи, а днями звучал из всех динамиков с прекрасными песнями. Юджи ведь только недавно осознал, насколько Сатору действительно хорош как айдол. Это всегда казалось ему очевидным, поэтому он не задумывался об этом, а месяца два назад, когда был у Сатору на концерте, понял вдруг, как же он превосходен в своей роли. Тогда было прохладно, и Юджи отдал свою кофту Нобаре, которая была с ним. На фанмитинге он стоял за парой девочек, которые громко обсуждали то, как сильно хотели бы побыть с Сатору наедине. Юджи с лёгкой усмешкой думал о вечерах наедине с мужчиной. О поцелуях и прикосновениях, которые вызывали в его теле волну мурашек по-прежнему, как в самом начале. Он бы ни за что не променял это чувство на спокойствие и равновесие одинокой жизни, какой она была до Сатору. Он пришёл тогда на концерт и фанмитинг в кепке и очках и явно привлекал к себе внимание. Казалось, некоторые в толпе даже узнали его, хотя быть уверенным в этом он не мог. Всё-таки “RIOT” тогда была уже достаточно известной группой, не такой, правда, известной, какой стала через неделю, после камбека. И Юджи скорее тешил своё неусидчивое эго, когда решил выбраться вместе с Нобарой на концерт Сатору. Просто посмотреть на него, послушать его, побыть с ним на расстоянии десятка метров, но так, чтобы он поначалу ни о чём и не догадывался. Как бы тайком пробраться на его концерт и удивить его своим появлением на фанмитинге. Юджи всё думал тогда о том, как, должно быть, обрадуется Сатору, когда поймёт, что перед ним не просто фанат, а его парень. Это было по-особенному волнующе. И тогда, стоя среди других фанатов Сатору, он понемногу начал осознавать, насколько же тот хорош в своём деле. Он не только привлекал взгляды, не только потрясающе пел и танцевал, но и оставался примером для подражания. Его неосознанно хотелось копировать, быть таким как он — с надеждой, что однажды и правда получится почти приблизиться к его уровню. Юджи восхищался им ещё до их первой встречи, а тогда, на концерте, наконец понял, что именно его в Сатору притягивает. Его поразительная способность быть особенным. Никто не мог бы быть вместо Сатору, никто ни до, ни после него не мог бы оказаться похож на него. Юджи чувствовал себя так, будто у него отняли что-то жизненно важное, когда задумывался о том, что Сатору исчезнет из его жизни. И вот — он исчез. Гудки на той стороне трубки. Тишина. Стук сердца, отдающийся в ушах. Тяжёлое дыхание. Юджи закрывает глаза и старается не расплакаться. Ему тяжело даже представить, где сейчас Сатору, что сейчас с Сатору, кто сейчас с Сатору рядом. Ему хочется одновременно и того, чтобы Сатору был не один, ведь одному страшно, но с другой стороны Юджи больно подумать о том, что он… заменим. Что может быть, есть кто-то, кто сейчас с Сатору, кто-то, кто не Юджи, кто-то другой, и, может, он так же Сатору близок, как был Юджи. Но только был. Уже — нет. И это странно, и это болезненно, и это ранит в самое сердце, глубоко, глубоко всаживая лезвие, омытое ядом. Годжо Сатору сейчас где-то, но не здесь. Не с ним. И Юджи корит себя за то, что сказал ему тогда, и ему кажется, что всё могло быть иначе. Это такая простая ошибка, и он знал, что будет совершать её, и всё равно совершал. Ему казалось, что он всё мог бы сделать иначе. Сказать пару других фраз, более мягко выразить своё мнение, даже уйти от ответа мог бы. Ему теперь казалось, что он в силах был бы изменить обстоятельства, если бы только у него был шанс заново перепройти этот уровень: разговор с Сатору. Но шанса не было, как бы он ни утешался мыслями о таковом. Шанса начать заново — не было. Шанса вернуться в прошлое — не было. Было только настоящее, в котором Сатору пропал, а он, Юджи, даже сделать ничего не может, потому что он жалок и бесполезен, потому что он, как оказалось, не незаменим. Правда, он ведь не знает в точности, один ли Сатору там, где он находится. Если один, то, Юджи кажется, достучаться ещё можно. Ведь не разорвана ещё связь, которая тянулась между ними на протяжении последних двух лет. Эта ниточка, которая притягивала их друг к другу и в конце концов связала их мизинцы красными бантиками, ещё есть, он ещё чувствует её, как будто, если потянуть немного на себя, Сатору станет чуть ближе. Где он? Боги, где же он? Юджи заставил себя отложить телефон и задержал взгляд на стене, на которой по-прежнему висели их совместные фотографии. Одна — из тура Сатору, где он на фоне зала зрителей. Одна — где они вместе в парке аттракционов. Одна — они дома за праздничным столом, и Сатору держит в руке небольшой нож, испачканный кремом с торта. И много других воспоминаний, которые так и сверкали, застилая взгляд, со стены. Юджи было не по себе оттого, что оттуда на него смотрел такой счастливый мужчина. Ведь, как оказалось, в полной мере Сатору с ним счастлив не был, и, значит, эти улыбки — ложь, эти прикосновения — ложь, эти слова — ложь. И фотографии лживее всего. Юджи захотелось сорвать их и сжечь, но он ни за что не сделал бы этого. Ему страшно было терять воспоминания, связанные с Сатору. Как будто, если бы он снял фотографии, Сатору бы уже не вернулся. И рационально Юджи понимал, что это бред, но всё-таки что-то в нём не унималось и напитывало его подсознательным страхом разлуки ещё большей, чем та, что уже наступила. Страх — вот что терзало его постоянно с того момента, как Сатору ушёл. Может, если бы это Юджи пришлось покидать его квартиру, а не наоборот, всё было бы легче? Но, как только за мужчиной закрылась дверь, в голову Юджи сразу полезли самые ужасные мысли. “Что, если он умрёт по дороге к себе?” и “Что, если он совершит самоубийство?”. И парень не мог, просто не мог взять себя в руки и начать мыслить здраво. Его сознание подсказывало ему самые кошмарные сценарии развития событий после расставания. Как будто… как будто это Юджи мог умереть, или совершить самоубийство, или остаться инвалидом после автомобильной аварии, или наглотаться алкоголя и таблеток. О, он хорошо знал себя. Знал, что слишком боится последствий, чтобы быть импульсивным. И всё-таки в сознании просыпались навязчивые образы. Верёвки, лезвия, таблетки, балконы. Он жил на четвёртом этаже. Слишком низко, чтобы… Он вздрогнул, когда на телефон ему пришло сообщение. “От Сатору”, — пронеслось в голове, но это, конечно, было не так. Не стал бы Сатору писать ему, если не мог уделить и пары минут, чтобы взять трубку. Сатору всегда был либо ужасно занят, либо совершенно свободен. И в отношениях получилось так же: сначала он был поразительно свободен, но, как только Юджи стал его парнем, Сатору резко изменил своё отношение как к фанатам, так и к окружению. И теперь он был занят. Юджи странно было подумать о том, что теперь, когда они разошлись, его мужчина снова может искать себе пару. Быть открытым к предложениям, и, возможно, даже спать с кем-то. Конечно, из-за секса Сатору не стал бы пропускать работу, но могли быть более серьёзные причины. Какие — Юджи не знал. Но чувствовал нутром, что что-то случилось. Или просто поверить не мог в то, что Сатору не отвечает ему без причины. Сообщение было от Нобары. Она писала: “Юджи, приезжай ко мне. Вместе будет полегче.” Он ответил: “Сейчас, возьму такси”. Он не хотел просить водителей из агентства везти его, это казалось ему каким-то неправильным теперь, когда из-за него пропал Сатору, главный источник дохода и престижа компании. Было стыдно даже говорить с теми, кто знал Сатору. Было стыдно смотреть им в глаза — в глаза, которые как будто говорили, что это всё из-за него, из-за Юджи, происходит. И ведь они не были не правы. Они лишь говорили то, что было очевидно для всех. Он приехал к Нобаре в половине первого. Она жила теперь в большой двухэтажной квартире на окраине Токио, откуда до центра было около сорока минут на машине и примерно час на метро. От квартиры, в которой жил Юджи, ехать было минут сорок пять без пробок. Он заплатил водителю и вышел под тёплые лучи яркого весеннего солнца. Почти таким же оно было, когда Юджи только познакомился с Сатору, только весь мир тогда ещё не сиял цветами радуги, потому что любовь в его сердце пока спала. А теперь мир снова погас, и ничто, никто, кроме Сатору, не мог зажечь его снова. На лифте он поднялся на четырнадцатый этаж, где обитала подруга. Там даже в коридорах были ковры, пахло корицей и выпечкой, как будто запах доносился с первого этажа, где располагалась кофейня с собственной пекарней. Он позвонил в звонок, и девушка тут же открыла, такая свежая, такая лёгкая. За её спиной Юджи разглядел Маки, девушку Нобары, которая укладывала вещи в рюкзак. Видимо, она гостила у Нобары до того, как та позвонила Юджи и пригласила к себе. Ему хотелось сказать, что Маки может остаться, но голос почему-то не слушался. Юджи не плакал с того самого момента, как Сатору ушёл, и теперь чувствовал, что в горле встал ком, а на глаза навернулись слёзы. Он шмыгнул носом и молча вошёл в квартиру, а вместо “Привет” кивнул обеим девушкам. — Ну, как ты? — спросила Нобара, провожая его вглубь квартиры. — Хочется то ли плакать, то ли драться, — ответил Юджи. Слёзы отступили. Он снова понимал, что не сможет заплакать, и от этого на душе было ещё тяжелее, чем раньше. Он чувствовал, что должен плакать. Сатору ушёл. Сатору пропал. А глаза такие сухие, как будто высушенные горящим внутри огнём самоненависти. Они вышли на балкон, и Нобара закурила. Маки осталась в помещении, и Юджи чувствовал, что почему-то ему этой самой Маки и не хватает. Как будто он хотел выговориться непременно малознакомому человеку, а не подруге. Просто Нобара и так всё знало, и повторять ради рефлексии он бы не стал. А с Маки был бы повод рассказать заново всю историю его с Сатору отношений. — Будешь? — спросила девушка, протягивая ему зажатую между пальцами сигарету. Юджи смотрел на неё и думал. Думал о том, что ни разу не курил с того момента, как пообещал это Сатору. — Давай, — ответил он. Приложил сигарету к губам. Затянулся. — Легче? — полуулыбнулась Нобара. — Ага. Пожалуй.

***

С баблти в руке и наушниками в ушах Юджи направлялся на репетицию первого трека группы “RIOT”. Мегуми шёл рядом, но, поскольку он ничего не говорил, Юджи мог сделать музыку погромче и наслаждаться любимыми песнями. Сейчас он особенно полюбил второй альбом Годжо Сатору, озаглавленный “Воспоминания о былом”. Юджи почему-то чувствовал некоторую ностальгию по временам, которых даже не помнил. Ему тогда было пять или шесть лет, и всё-таки песни Годжо-сана воскрешали как будто запрятанные глубоко в душе воспоминания и подсвечивали их новыми красками, так, что Юджи и правда тосковал об ушедшем времени. Мегуми шёл рядом, и Юджи почему-то было удивительно комфортно молчать с ним вместе. Это было совсем не так, как с Нобарой. С ней была семья, а с Мегуми была странная полудружеская близость, которую было очень легко разрушить, но оттого она только сильнее пылала в сердце Юджи. А сошлись они быстро, хотя Мегуми был неразговорчив и замкнут, и часто стучал Юджи по голове, когда тот глупо шутил и заливался смехом из-за своих же шуток. Нобара смеялась с ним вместе, а вот Мегуми был серьёзен и на репетициях обращал внимание только на то, что было непосредственно важно для будущего группы. Он был прекрасным гитаристом, Юджи удивлялся тому, как быстро парень берёт аккорды и даже баре делает без проблем. У Юджи пальцы были короче, поэтому для него это всегда было проблемой. Мегуми ходил с ними в кино на дурацкие фильмы, ходил с ними в кофейни, где брал американо, как самый серьёзный мужчина в мире, ходил с ними на каток и в бассейн на выходных, когда не было репетиций. Мегуми вообще оказался очень хорошим другом, хотя поначалу Юджи даже побаивался его. И теперь они шли рядом, каждый со своими наушниками, Юджи — глядя в свой телефон, а Мегуми — глядя прямо перед собой. Юджи переписывался с Инумаки, который рассказывал занимательную историю о новом участнике их уже сформированной группы. Это был парень, который учился на робототехнике в Киото, был довольно болезненным, но при этом имел прекрасный голос и отлично знал четыре языка. Юджи знал только японский, поэтому такие люди казались ему инопланетянами с переразвитым мозгом. Он как раз отправлял Инумаки стикер с котиком, когда Мегуми резко схватил его за плечо и потянул назад. Даже через наушники Юджи услышал его восклик: — Осторожней, Итадори! Перед Юджи пронеслась машина, сверкнув глянцевым чёрным корпусом. Он полулежал на руках у Мегуми, который держал его за плечи, и смотрел ему в глаза, такие тёмные, как будто отражающие ещё не наступившую ночь. — Мегуми, — произнёс он. В наушниках, слетевших с головы на шею, играла музыка. — Мегуми, поставь меня, пожалуйста. Мегуми смотрел на него, и щёки у него слегка покраснели, как от жары. Волосы падали ему на нос и глаза, и Юджи такой взъерошенный парень показался очень даже милым. Не тот типаж, который Юджи нравился в аниме и фильмах, но тот, который мог бы понравиться ему в жизни. Впервые Юджи подумал о том, что ведь Мегуми — парень, а ему нравятся парни, и, может, понравится и Мегуми. В том самом смысле. — Осторожнее, — только сказал Мегуми, помогая Юджи встать на ноги. — Спасибо, что спас меня, — улыбнулся Юджи. — Не спасал я тебя, — буркнул Мегуми, опять становясь самим собой, таким, каким его знал Юджи. — А вот и спас! — рассмеялся Юджи. — Я ещё и Нобаре расскажу! — Не вздумай, — вспыхнул Мегуми. Теперь его щёки запылали ещё ярче, и Юджи захотелось потрепать его по голове, так же, как Годжо-сенсей трепал его волосы на уроках, когда хвалил. На самом деле Юджи одновременно оберегал свои особые отношения с Годжо и хотел поделиться ими со всеми. Ему нравилось, что учитель треплет ему волосы и смеётся над его шутками, что успокаивает его после неудач, что хвалит после успехов, что учит его брать высокие ноты, а когда Юджи поёт ниже своего тембра, Годжо кладёт пальцы ему на горло, чтобы почувствовать вибрации. Всё это было так по-новому, хотя и прошлый учитель был хорошим. Просто с Годжо Сатору всё было иначе, как будто сама жизнь изменилась и подстроилась под его характер, и теперь Юджи не хотел, чтобы его учил петь кто-то кроме Годжо-сенсея. И, когда он заглядывался на длинные пальцы учителя, в груди что-то трепетало и просило, но он не понимал, что трепещет и о чём просит.. И изо дня в день они как будто становились всё ближе. Годжо Сатору учил его уже две с половиной недели; он был тем, кто сообщил Юджи о готовящемся первом треке группы “RIOT”, он был тем, кто вместе с парнем отпраздновал это тайным кусочком торта, он был тем, к кому Юджи прибежал, когда Нобара задалась вопросом будущего концепта группы. Годжо-сенсей не знал всего и мог только ответить, что их концепт будет связан с подростковым бунтом и субкультурами, что, если хорошо подумать, было и так понятно из названия. И всё же Годжо-сан был полезен им как человек, стоящий на несколько ступеней выше и соответственно со своим положением получающий больше информации. Он стал как бы каналом, по которому до Юджи, Нобары и Мегуми доходили сведения сверху ещё раньше, чем сообщались им официально. Не всегда сведения оказывались достоверными — всё-таки Годжо Сатору тоже мог ошибаться. Это делало его неидеальным, и Юджи от этого почему-то было приятно. Они с Мегуми вошли в здание компании и поднялись на шестой этаж, где располагались кабинеты для звукозаписи. Там же стояли инструменты, там же предполагались репетиции песен группы. Их уже ждали учителя: Гето-сан, который учил Мегуми игре на гитаре, Иеири-сан, которая учила Нобару игре на барабанах и, конечно, Годжо-сан. — Пришли, опоздавшие, — поприветствовал их Гето. — Всего на минутку задержались, — обиженно протянул Юджи. В присутствии Годжо-сенсея он чувствовал себя более спокойно и мог почти неформально общаться с другими учителями, хотя ничего не давало ему к этому поводов. — Пунктуальность понадобится вам в очень скором будущем, — парирвал Гето-сан, и Юджи не оставалось ничего, кроме как согласиться, потому что, как только они станут настоящими айдолами, всё изменится. Уже не получится опаздывать, быть местами безответственными, не получится даже гулять так спокойно в городе. Времена трейни подходили к концу, пусть неспешно, и Юджи чувствовал, что ступает на новую тропу, пока неизведанную и тернистую. Он рад был тому, что есть, у кого спросить совета. Он был уверен, что Годжо Сатору его не оставит. И всё-таки — как же волнительно ему было сейчас осознавать, что скоро они запишут свой первый трек. А дальше — альбом, полноценный дебют, фанаты, фотосессии, автограф-сессии, переезды, перелёты, концерты, гул голосов, вся Япония, а может, весь мир. Когда Юджи задумывался об этом, он начинал осознавать, что всё не зря. Если из-за строгих диет и стресса он порой сомневался в своём решении стать айдолом, то перспектива скорого успеха и известности сразу восстанавливала его на этом пути. И, видя рядом с собой Годжо, он подсознательно стремился к такому же успеху. В его голове одна фраза затмевала все волнения и возражения: “Нет ничего невозможного”. И, хотя фраза эта очень сомнительна, для Юджи она была правдой. Репетировать всем вместе было вновинку. Он знал, что Мегуми и Нобара уже встречались пару раз, чтобы сопоставить свои части партитуры, но он на этих встречах не присутствовал, так как был не обязательным элементом для того, чтобы зазвучала музыка. От Юджи ведь требовался только его голос. К общей картине его подключили только сегодня, и он волновался и с нетерпением ждал, что же у них получится. Вся группа вместе — впервые. Ему хотелось всем друзьям и знакомым рассказать, что они, наконец, собрались втроём. И общее дело так сближало, что Юджи теперь считал Мегуми совсем родным, ну вот почти как Нобару, хотя с девушкой их связывали гораздо более длительные взаимоотношения. Оказалось, что подстроиться друг под друга не так уж и просто. Юджи поначалу даже не попадал в ноты — настолько он был не готов к тому, что кто-то будет играть на гитаре и барабанах прямо рядом с ним. Он почувствовал, как голос просаживается и даёт осечки, и с мольбой взглянул на учителя Годжо. Тот тоже смотрел на него, и в его взгляде Юджи виделось сочувствие и понимание, такое, на которое способны только очень близкие люди. — Не переживай, — произнёс мужчина, поднимая руку, чтобы все остановились и не играли дальше. — Я понимаю, в первый раз трудно. Попробуй слушать не только ушами, но и всем телом, как бы… поймать ритм, что ли. Прости, я в этом не силён. Просто ты должен понять, куда движется музыка, и тогда сможешь спеть так, как нужно. Это можно только почувстовать. Вот, — он протянул руку, подходя к Юджи на пару шагов, — дай мне руку. Смотри, когда я пою, звук движется от живота по горлу и к губам. — Он переместил руку Юджи от живота к своему горлу и к губам, не касаясь. И всё же парень покраснел, а сердце у него стало биться сильнее, как будто от быстрого бега. — Тебе нужно сосредоточиться не на том, откуда в итоге выходит звук, то есть губах, а на всём пути звука по твоему телу. Понимаешь? Ну, хоть немножко? Юджи, как ему казалось, понимал, но именно что “немножко”. Он не представлял, как почувствует музыку и проследит путь своего пения от живота к губам, но знал, что сделать это необходимо, раз так говорит Годжо Сатору. И он действительно взял нужную ноту, хотя и “подлез” к ней снизу, но это был явный прорыв в сравнении с тем, как Юджи пел до помощи Годжо. Ему и правда теперь казалось, что он почувствовал течение песни сквозь себя, музыку скорее духовную, чем материальную, и от этого ему становилось весело и приятно, и хотелось улыбаться и бесконечно благодарить учителя. Ведь это он — причина такой удачи. Только он мог дать Юджи такую уверенность в себе почти на пустом месте. Так прошли два часа репетиции, и к концу дня Юджи уже прекрасно брал ноты и попадал в ритм, а Мегуми и Нобара научились не перебивать друг друга тактами. Это был тот успех, который и должен быть достигнут на первой совместной репетиции, и учителя были довольны. Годжо-сан улыбался так, что Юджи, глядя на него, не мог не заулыбаться сам, и всё смеялся, смеялся и говорил, что ждёт не дождётся дебюта. — Я подброшу вас до общежития, — предложил Годжо, когда они вышли на улицу из здания компании. — Не, — ответил Юджи, — спасибо, но мы с Мегуми и Нобарой собирались забежать за кофе по дороге. Мегуми сегодня переезжает в общежитие! — Ладно, тогда до завтра, Итадори. Казалось, Годжо расстроился. Юджи попытался взглянуть ему в глаза, но мужчина уже отвернулся и, разблокировав дверь машины, сел внутрь. Он помахал им, когда отъезжал. — Как думаете, я его обидел? — спросил Юджи у друзей, когда они отошли на пару сотен метров от здания. — Нет, я думаю, ему совершенно наплевать, подбросил он нас или нет, — ответила Нобара, похлопывая парня по плечу. — Не переживай. У Годжо Сатору уж наверняка есть проблемы позначительнее, чем ты с твоим отказом. И Юджи успокоился, но всё равно думал, что в следующий раз лучше самому попросить довезти их до общежития, чтобы таким образом загладить еле ощутимую вину. Ведь Годжо-сан хотел как лучше. И Юджи был совсем не против прокатиться на его дорогой машине. Увидеть эти длинные пальцы на руле…