март 2023, США
12 апреля 2024 г. в 00:22
Они в очередной раз боролись.
Матвей умный, но поменьше и послабее, хоть и старался форму набрать. Коннор — чуть поплечистее, но, даже если бы и не был, у него глаза гипнотизировали, такие огромные, чёрные, красивые, блестящие. Как так вышло, что он не только ужасно талантлив, но и ещё настолько красив?
Матвей проиграл.
— Значит, говоришь, я "молодец", — последнее слово Коннор произнёс по-русски.
И поцеловал. Навис над обнажённым телом и на этот раз триумфально его подавил. Было так жарко между ними, что дышать нечем, и Матвей задыхался. Но движениям поддался. Ничего, в другой раз своё возьмёт. Пусть этот канадец сегодня развлекается.
А о том, что Коннор его интервью видел, честно, не знал. Чего ему, заняться больше нечем, что ли?
— Ты супер, — ответил Матвей. — Ты номер один.
Коннор задрожал.
Матвей подал знак, что больше не борется, и Коннор теперь мог взять награду. Он и взял. Резко, без предупреждений. Вошёл так, что душа аж почувствовала и стон удержать никак не получилось.
— Блять, — по-русски застонал Матвей, стараясь прогнуться посильнее. — Ты не слышал? — перешёл на английский. — Ты лучший из всех. Я буду говорить это всегда. На каждом интервью. Ты номер один.
Матвей правда так считал, а не просто говорил, лишь бы распалить. Хотя на распаление очень в итоге рассчитывал.
Ну, какой же он красивый, даже вымотанный, вспотевший с налипшей чёлкой на лбу.
— Невозможно, невозможно быть таким, — прошептал Коннор.
И не наклонился, чтобы поцеловать, хотя точно хотел. Просто не хотел останавливаться — понял, что душу задел, и решил вытрахать из Матвея её подчистую. А тот и рад. Жаль кричать нельзя.
— Как же я скучал по тебе, — признался Матвей.
На глазах уже выступили слезинки, и Коннор всё-таки чуть притормозил. Держаться не смог — очень поцеловать хотелось, поэтому он согнул Матвея почти вдвое, наклоняясь к его лицу.
Имел всегда резко, но целовал так нежно, что мурашки по спине расходились. Матвею чертовски нравилось и то, и то.
— Я по тебе тоже, — прошептал в губы.
И двинулся, не отрываясь от чужого лица и заставляя Матвея согнуться ещё сильнее.
— Вау, ты такой гибкий, — прокомментировал Коннор, начиная постепенно набирать темп.
— Пользуйся, победитель.
И Коннор действительно повёл себя, как победитель. Бесцеремонно и безжалостно. Довёл практически до беспамятства.
И сам устал, как собака. Упал на чужую грудь, содрогаясь от оргазма, и Матвей прижал его к себе со всей силой своих рук.
— Не могу поверить, что ты реальный, — прошептал Коннор, и его губы коснулись чужой шеи. — И не верится, что, даже когда ты приедешь в Америку, мы всё равно не будем рядом.
— Не думай об этом, — ответил Матвей. — Вся ночь впереди.
Отпустил руки, почувствовав, что Коннор поднимается.
Он целовал шею и грудь, кубики пресса и впадины на бёдрах. Опускался всё ниже. Коннор всегда оставлял его близким к грани, а затем зацеловывал до полусмерти и брал в рот. Он почему-то это любил. Матвею самому делать это не очень нравилось, но он с ума сходил, когда Коннор ему отсасывал.
Они с юношества друг от друга без ума, благо повзрослели оба рано и никто особо не наблюдал, где они ночи проводят. Пока ни разу не спалились. Если Матвей переедет в Америку (в конце концов, что значит "когда"? его пока никто не приглашал), не спалиться будет очень трудно. Ну, вот будет Матвей в условном Сан-Хосе, а Коннор — в Анахайме, и что они, удержутся разве от поездки в каких-то сотню милль ради того, чтобы Коннор исцеловал его с ног до головы, а Матвей наговорил ему столько приятного, сколько ни один функционер не наговорит? Конечно, не удержутся. Будут видеться чаще — по-любому кто-то что-то заметит. Матвей к этому, откровенно говоря, не готов.
Коннор, кстати, никогда не напоминал, что Матвей проигрывает ему, даже несмотря на абсолютное признание этого факта вторым. Он кайфовал, когда Матвей говорил ему о его превосходстве, и этот кайф был значим для самого Матвея. Значит и его как равного воспринимают. От похвалы других людей ведь нет такого, да и было бы столько удовольствия от признания лучшим из уст того, по сравнению с кем его превосходство и так очевидно?
Про любовь они друг другу тоже не говорили. Это не было очевидным для обоих. Кажется, оба почти не думали друг о друге, находясь далеко, и только рядом понимали, как одному другого не хватало.
Матвей зарылся пальцами в его волосы, забирая инициативу совсем ненадолго. Хотелось почувствовать сильнее и ярче. Коннор позволил, только упёрся руками в кровать, чтобы не упасть.
Он был такой уставший, ещё когда они только встретились. Слишком многое от себя требует.
Матвей спустился ладонью на его лицо, поднимая его к себе. Губы заблестели так, что ничего в комнате больше не было видно. Матвей и глаз не увидел толком. Только на губы и смотрел.
— Иди ко мне, — прошептал он.
Слишком хотелось поцеловать. Аж в глазах было темно.
Коннор поднялся, и оба закрыли глаза. Как же жарко и как красиво. Руки у него тоже красивые, Матвей не оказывал себе в удовольствии провести по плечам языком, когда Коннор позволил перевернуть себя на спину.
Они так и менялись всегда, оба хотели выжать друг из друга всё. И позаботиться тоже оба хотели.
Всё тело покрылось мурашками, когда Матвей поцеловал в шею. Коннор склонил голову на бок, обнимая Матвея и сладко шепча ему:
— Мэттью, — застонал. — Как же это круто. Какой же ты крутой.
— Нет, — на ухо побасил Матвей. — Я просто твой.
И вошёл. Тоже бесцеремонно.
Коннор болезненно выдохнул — не подготовился сегодня. А обычно не так больно. Матвей ласково погладил его лицо, замирая на время.
— Ты мой? — спросил Коннор, выдыхая. — Ты мой, Мэттью?
— Да, — утвердил тот.
— И чем я заслужил...
— Ты заслуживаешь намного, намного большего, — Матвей поцеловал его в шею.
Парень застонал под ним, прогибая спину и принимая плавные движения.
— Мне не нужно, — ответил он. — Никого лучше. Даже если такое и бывает.
Матвей улыбнулся, наращивая темп движений.
Коннора часто тянуло поболтать, пока он поддавался. Не всегда говорил осмысленно, но всегда что-то ласковое. Шептал, что Матвей красивый, что с ним так хорошо, что он так сильно скучал.
Хотя Матвей далеко не так красив, как Коннор. Он и поменьше, и кожа у него не так хороша, взгляд не такой выразительный, мышцы не столь рельефные. Но это не было принципиально важно, пока Коннор им так восхищался.
Причём восхищался не потому же, почему это делали все. Спорт они вообще не обсуждали. Коннор ценил его как Матвея, а в его жизни мало кто вообще считал его просто человеком, достойным любви. Без всякого там... Всякого.
Он легонько прикусил кожу на шее, и Коннор задрожал. Ему чертовски нравилось, когда шею трогали, особенно если трогал Матвей.
— Ты так долго держишься, — прошептал Коннор.
Он уже вновь был возбуждён. Хотел внимания. И уставал долго принимать: он сам был ненасытным, когда инициатива была в его руках, двигался резко и быстро доходил до итога, а Матвей же никогда не торопился, любил растянутые ласки, любил целовать и всячески отвлекаться, пока Коннор не измучается и не попросится.
И терпение у него и правда было куда сильнее. Но он не хотел пользоваться. Не сегодня.
Матвей покинул его тело, садясь на постель в его ногах и маня пальцем. Коннор вспорхнул на коленки, тут же страстно его целуя. Всё равно ласково, но как-то напористо. Матвей его распалил, оставил неудовлетворённым, подошёл к главному и неожиданно закончил, а Коннор такого не прощает. Между ними снова завязалась борьба, но Матвей её не особенно хотел.
Развернулся, ложась лицом на кровать.
Позволил Коннору просто насадить его на себя, поставив на коленки как удобно. И прогнулся по красоте.
— Какой же ты стал гибкий, — восхищённо прокомментировал Коннор. — Я не могу, Мэттью, я тебя съесть хочу.
Его рука дотронулась до Матвея, и Коннор, взявший своей целью довести обоих одновременно, начал сразу резко. Тело ходуном ходило по постели, пока Матвей не сжал в руках простыню.
Но, когда накрыло, не удержался. Коленки ослабли, вообще весь ослаб, обмяк, полностью повиснув на руках Коннора. Тот поднял его к себе, удерживая у своей груди и рыча на ухо:
— Маленькая сука. Как хорош.
Всё, финиш.
Оба задыхались.
Коннор рухнул на постель, тяжело переводя дыхание, но улыбаясь от эмоций, ударивших во второй раз даже сильнее, чем в первый.
Матвей устал меньше.
Слегка отдышавшись, он поднялся над Коннором, вновь касаясь его шеи. Пока не целовал — просто сел на бёдра и ласкал кожу пальцами.
— Коннор, — тихо позвал он, привлекая внимание. — Давай пока держать в тайне всё это?
Коннор всмотрелся ему в глаза.
— Конечно, — согласился он. — Я понимаю. Сейчас не время.
— А ничего, если время вообще никогда не наступит?
Ожидал спора, но Коннор только улыбнулся, приподнимаясь на локтях и заглядывая в глаза.
— Ты же не можешь всю жизнь бояться?
— Всю жизнь? — не понял Матвей. — Ты думаешь, мы будем вместе всю жизнь?
Коннор пожал плечами.
— Я не знаю. Может, меня и не будет рядом, но то, какой ты, это же... Ну, это же не одна какая-то ситуация. Не будет меня — будет кто-то другой. И всё равно придётся скрывать. Скрывать и бояться. Это тяжело.
Матвей уже понял, что влип основательно. Не из-за Коннора даже — в принципе.
— Мы два идиота, если честно, — озвучил он мысль, которую нередко ловил в голове. — Разве это может хорошо закончиться?
— Я ни о чём не пожалею, — ответил Коннор. — Но я пойму, если пожалеешь ты. Твоя ситуация хуже. Так что я не буду тебя осуждать. Что бы ты ни выбрал.
Он просто невыносимый. Матвей прижал его к себе, опускаясь на него всем телом.
— Мой Мэттью, — прошептал Коннор ему на ухо. — Какой тёплый...
Между ними горячо, и Матвей наконец оторвался от Коннора, падая на соседнюю подушку.
А тот положил руку на его живот, двигая его ближе к себе.
— Не хочу закачивать, — сказал он.
Матвей повернулся к нему, и они столкнулись взглядами.
— Ты устал. Отдохни. Я буду тут, когда ты решишь продолжить.
Коннор выдохнул ему в губы, мягко улыбаясь. Любил, когда Матвей так ласков к нему. Любил быть настолько небезразличным.
— Можем словами? — шёпотом спросил он.
— Это как?
— Ну, представь, драфт, — он поднял свою руку с живота Матвея и обвёл ею помещение. — Большое место, высокие потолки, куча народу. Везде журналисты, функционеры, зрители. Другие игроки. Ты и я. И оба на виду, мы же будем там главными.
— Да, — выдохнул Матвей.
— И ты видишь меня в толпе. И я тебя вижу. Хочешь поцеловать?
— Сильнее, чем дышать.
Коннор засмеялся.
— Полчаса до момента икс. Я ослабляю галстук, а у тебя проблемы с дыханием. Ты же не особо хочешь дышать. Вот и не дышишь.
— Легко за волнением скрыть.
— Вот именно, — согласился Коннор. — А я смотрю на тебя. Слежу, куда пойдёшь. Потому что сразу потом пойду за тобой.
— Некуда. Везде народу много.
— Ну, подумай.
У Матвея в голове тяжело. Не думается.
— Арена, да? — задумчиво сказал он. — Душ, может быть?
— Душ... Круто.
— Или спортзал. Он же закрыт?
— Я украду ключ для тебя. Оставлю в двери.
Теперь засмеялся Матвей. Коннор как будто откуда-то из-под Челябинска порой.
— Ты зайдёшь, — продолжил Коннор. — Обопрёшься на инверсионный стол, станешь отдыхать. А потом зайду я. И закрою за собой дверь на ключ.
— Что такое инверсионный стол?
— Так штука, на которой я трахну тебя так, что на драфтовую сцену ты поднимаешься только с чьей-то помощью.
Момент основательно сменил температуру.
— Вот как, — хмыкнул Матвей. — Интересно, как ты управишься за полчаса.
— Ну, прежде всего, твой галстук, — он положил ладонь на горло Матвею, слегка сжимая пальцы, — я натяну его так, чтобы конец можно было привязать с обратной стороны стола. Но завязывать пока не буду. Затем твои руки, — он опустил ладонь, беря в неё запястье Матвея. — Я свяжу их за столом своим галстуком.
— Не связывай, — прошептал Матвей. — Я не буду сопротивляться.
— Хороший мальчик, — горячо выдохнул Коннор ему в губы.
Он увёл ладонь Матвея к его собственной промежности, кончиками пальцев раздражая нежную кожу.
— Но твои ручки мне только помешают. Поэтому я заведу их за стол, вывернув ладонями вверх, свяжу их своим галстуком позади стола и к ним привяжу твой собственный.
Его пальцы вошли, и Матвею правда перестало хватать воздуха.
— Почти не пошевелиться в таком положении, — прошептал он.
— Да, — ответит Коннор. — Я подниму тебя и положу твои ноги на подлокотники инверсионного стола. Ты раздвинешь их очень широко. Для меня.
Матвей облизнулся.
— Хочешь увидеть, как широко смогу?
Коннор естественно не мог от такого отказаться. Поднялся сам, взял чужие ноги под коленками и развёл в стороны, надавливая.
— Блять.... Какой ты гибкий. Зачем ты тренируешь растяжку?
— Чтобы раздвинуть перед тобой ноги на инверсионном столе. Зачем же ещё?
Не будет же он говорить, что йогой занимается. Это не слишком сексуально звучит.
— Какой хороший, — Коннор лёг обратно, кладя ладонь на подбородок Матвея и поворачивая его голову так, чтобы шептать ему на самое ухо. — А этот хороший мальчик любит, когда его шлёпают?
Матвею горячо. Он облизывает губы, кивая:
— Обожает.
Жаль этих чёрных глаз не видно. Матвею бы нырнуть в этот ад в его взгляде, неплохо бы в нём сгореть.
— Тогда я поворачиваю стол горизонтально. И вынимаю свой ремень.
— Сделаешь мне больно? — спросил Матвей.
— Да, — ответил Коннор. — Но тебе понравится.
Он перехватил отведённую в сторону коленку и вдруг звонко шлёпул Матвея по ягодице. Тот ахнул от неожиданности и жара, прилившего к задетому месту.
— Этот мальчик послушный не просто так, — Коннор шлёпнул снова. — Его очень хорошо воспитывают.
Матвей простонал от шлепка.
— Я его воспитываю, — продолжал издеваться тот, нанося шлепки чаще и сильнее. — Я хорошо учу манерам.
— Больно, — шепнул Матвей.
И Коннор остановился. Он мягко поцеловал Матвея в щёку, отпуская коленку и шепча на ухо:
— Прости.
— Нет, мне понравилось, — улыбнулся тот, поворачивая голову к Коннору.
Горячая рука вновь приземлилась на его живот, осторожно поглаживая кожу. Матвей опустил ноги, и его дыхание выровнилось. Это было правда классно. Матвей никогда не пробовал, но думал, что это примерно как секс по телефону.
— Никогда не причиню тебе боли, — легко пообещал Коннор.
— А я не позволю себя связать, — улыбнулся Матвей. — Но это всё равно было здорово. И, надеюсь, мы опоздали в этой истории на драфт.
— Да, — согласился Коннор. — В конце я на коленях сорок минут просил у тебя прощения с членом во рту. Так что мы вообще не пошли.
— Держу пари, я простил сразу, но тебе сказал только через сорок минут.
— А я абсолютно не против.
Коннор пощекотал пальцами его подбородок.
Матвей перехватил его руку и, поцеловав ладонь, положил её так, чтобы касаться её кончиком носа.
А затем его усталость взяла своё.
Он и во сне был вместе с Коннором. Снилось, что они почему-то оба в Чикаго. И что все о них уже знают всё. А они сами не взрослеют — те же подростки, у которых никак не получается насытиться друг другом.
Матвею почему-то казалось, что взросление всё у них заберёт. Этот пыл, эту нежность друг к другу, это обоюдное восхищение.
И ещё он немного боялся, что перестанет нравиться Коннору. И что Коннор перестанет нравиться ему. Вообще.
Ему было бы действительно комфортнее, сгори он здесь, в этой постели, но он вынужден жить дальше. Потому что Коннор думал ровно наоборот: он ждал переезда Матвея в Америку и считал, что у них впереди есть будущее.
А вдруг и правда есть?
Даже если в Чикаго.
Они впервые просто спали ночью рядом, думали, что будет совершенно не до этого, но всё же успели посмотреть несколько снов, почти не шевелясь и не отлипая друг от друга.
Матвею понравилось спать обнажённым, особенно рядом с кем-то. Ему казалось, что они выглядят красиво вот так близко друг к другу.
Он и просыпался с этой мыслью, а окончательно проснулся ещё и от ласк. От очень откровенных ласк.
Когда Матвей открыл глаза, его ноги были на плечах Коннора, вовсю обхаживающего его промежность. В рот пока не брал — просто ласкал языком всё пространство между ногами, играл с расслабленным колечком, посасывал яички и буквально вылизывал кожу между ягодиц.
Ждал, когда партнёр возбудится. А потом принялся за дело с особым усердием. Матвей не вмешивался — ещё не проснулся до конца — просто закинул руки за голову и позволил себе смотреть, как парень в ногах старательно сосёт.
Красиво.
Рот открыт так широко, шея напряжена до выступающих венок. Глаза закрыты, а в уголках выступили слёзы от напряжения.
Спустя некоторое время он оторвался. Устал.
— Чёрт, даже утром. Ты кремень. Как тебя довести?
Матвей засмеялся.
— Не хочу драться, — признался он. — Подставишься без боя?
— Чтобы просто дыркой быть? Ну, нет. Хочешь — приручай, а так довольствуйся рукой.
И в этой ситуации не на стороне Коннора играл тот факт, что он не имел понятия, насколько Матвей на самом деле хорош в силовой борьбе. Может, знай он, он не дался бы так легко, но, пользуясь его заниженными ожиданиями, Матвей заломил ему руку и поставил раком в пару движений, сильно не напрягаясь.
И вошёл, сразу начиная с жёсткого темпа, срывающего крики.
Коннор легко принимал проигрыш ему, поэтому спину прогнул сразу и ноги раздвинул, опускаясь на локти и подставляясь изо всех сил.
А Матвей в этот раз медленно не хотел. Раз получил в борьбе, то и возьмёт, как победитель. Как Коннор обычно. Сильно, грубо и безжалостно.
Только он дольше может. До такого, что Коннора уже ни локти, ни коленки не держали. Еле-еле стоял и даже стонал слабее.
Матвей взял в ладони его плечи, отрывая руки от кровати и укладывая Коннора лицом в постель. Всё равно бы вот-вот упал. Руки Матвей сложил за спиной, удерживая одной своей, а второй наконец касаясь и Коннора.
У того уже и сил никаких не было. Сдался быстро. Закончили вместе, почти в одни секунды. Коннор вырвал одну руку, затыкая себе рот, чтобы не заорать от ощущений на весь отель.
— Сука, — прошептал он, когда Матвей ласково повернул его к себе и стал мягко целовать его плечи и ключицу. — Ты просто... Сука.
Вздохнул, поддавась чужой заботе.
— Ты меня... Выебал, если честно. Уткнул рожей в кровать и выебал.
— Не понравилось? — улыбнулся Матвей.
— Шутишь? Да я хочу, с одной стороны, на коленях просить, чтобы ты делал это каждый раз, а с другой — выпороть тебя ремнём за то, что ты раньше так не делал. За то, что ты поддавался.
— Я не поддавался, — честно признался Матвей, вновь ложась рядом. — Когда ты побеждаешь, ты сильнее. Честное слово. Ты сильнее всегда. И ты лучший. Ты номер один, и весь мир принадлежит тебе. И я тоже тебе принадлежу. Я не поддаюсь. Это просто так и должно быть.
Коннор поднял его лицо ладонью:
— Никогда так не говори. Никогда не ставь меня выше себя. Ты крутой, и я говорил, что ты лучший, задолго до того, как ты сказал то же самое обо мне. Ничего не поставит тебя ниже меня. Ни статистика, ни драфт. Ты всегда будешь тем, чьим соперником я сочту за честь считаться. Не лишай меня этого соперничества, Мэттью, оно нас обоих делает лучше. Не поддавайся никогда. Борись со мной. Иначе я останусь один.
У Матвея не было никого, кто восхищал бы сильнее. Коннор дождался его немого согласия и целовал. Как он и привык, нежно и трепетно. Бережно, ровно так, как и относился к Матвею.
Пока в дверь не постучали. И сразу не зашли. Зачем вообще стучать, если всё равно заходишь, не давая времени. А Матвей ещё и лицом к двери лежал, отвернуться не успел. Но хоть поцелуй успели разорвать, правда всё равно было видно, что оба обнажены под одеялом.
Агент Коннора узнал его сразу — ещё бы не узнал соперника.
— Какого чёрта?! — с порога понеслись проклятия.
Мужчина пошёл к ним, указывая Матвею на дверь:
— Убирайся.
— Нет, — воспротивился Коннор.
— Живо пошёл прочь! — кричали второму.
Напуганный Матвей подорвался с места, но Коннор вдруг ухватил его за руку, с силой притягивая обратно.
— Матвей, нет, — напористо с сильным акцентом проговорил он на русском, глядя на парня. — Не уходить никуда.
Это было так удивительно, что Матвей и не подумал ослушаться. Сел спокойно.
— Я с ним дольше, чем с тобой, — обратился Коннор к своему агенту. — У меня всё под контролем.
— Вы двое представить себе не можете, какие проблемы вас ждут, если кто-то о вас узнает.
— Не узнает, пока мы сами не скажем, — настаивал Коннор. — Мы разберёмся, ничего не случится.
— Ты не можешь этого знать. За вами обоими по пятам следуют, думаешь, никто ничего не заметит? Вы два идиота.
Матвей покачал головой, чувствуя себя как на суде.
— Мне лучше...
— Это не твоя проблема, — Коннор вновь повернулся и вновь сказал по-русски, удерживая Матвея ладонью рядом с собой.
И опять не ослушаться. Вообще никак. Коннор выучил какой-то особенный, пугающий и подчиняющий русский.
— Я его люблю, понятно? — Коннор снова повернулся к агенту. — Мне всё равно, что ты против. Это ничего не поменяет. Даже если нам все скажут, что это неправильно.
Матвей посмотрел на него. Серьёзно ли он сказал? Это хорошее признание в любви, если оно правда. Матвей тоже именно сейчас больше всего хотел сделать это.
— А ты, с твоей стороны знает кто-то? — спросил мужчина.
Матвей качнул головой. Да его на флаг порвут, если узнают.
— Точно?
— Я рискую намного сильнее Коннора, мне не за чем говорить лишнее, — ответил Матвей.
— Да, точно, ты же из России. Узнают, что гей, изобьют до полусмерти, под статью попадёшь и на фронт отправишься.
Коннор злился.
— Хватит, — процедил он.
— Ну, и стоит оно того, а?
— Стоит, — признался Матвей. — Я чувствую то же.
Ну, и что с ними такими поделаешь? Мужчина опустился на кровать. Матвей видел его всего один раз раньше, и они, конечно, не общались. Даже не заговаривали друг с другом. Мужчина его знал, конечно, и понятно, почему для него увиденное было проблемой.
Но Матвей теперь знал, что происходящее между ними имеет вес несколько выше возможных проблем из-за разглашения.
Правда, раз это любовь, что им тогда вообще делать дальше? Сейчас они разъедутся по своим странам. Потом задрафтуются и разъедутся по своим клубам. И как дальше?
У них нет будущего, одни только возможные проблемы. А проблемы в личной жизни сказываются на площадке, они все хотя бы раз теряли концентрацию, потому что голова была забита не тем.
— Как давно это у вас?
— С чемпионата мира, — ответил Коннор.
— Они не участвуют в чемпионате, — раздражался агент.
— В двадцать первом году.
Очень большие полтора года. Для них. Они как будто всю жизнь вместе.
— Ну, и что такого случилось в двадцать первом году? Вы пересеклись только в финале, вроде.
Коннор посмотрел на Матвея. Нет. К финалу они уже знали друг друга слишком хорошо. Они и к началу чемпионата успели отлично познакомиться. Всё случилось с первого взгляда.
— В раздевалке на тренировке. Русские уходили, мы пришли, — ответил Коннор. — Один русский задержался.
Обычно не задерживался. Просто его тогда загипнотизировали. В шестнадцать у Коннора вообще взгляд был таким, что не выберешься.
Первый разговор он даже почти не помнил. Помнил, что имя сказал и руку пожал, а потом просто сразу вожделение. Сразу пылкий поцелуй.
Они уже тогда знали друг друга заочно, уже считались лучшими игроками своих лет. Но оба, увидев вживую, почувствовали нечто отличное от того, что чувствовали, видя в СМИ.
— Так и что, вы сразу...
Не закончил. Уже и так понял.
Матвею с другими канадцами пришлось познакомиться, чтобы в их гостиницу попасть. Чтобы к нему пройти. Канадцы и русские агрессивные друг к другу на площадке, часто дерутся массово, не любят друг друга, а Матвей пошёл контакт налаживать. Не думал, что когда-то решится на такое, но тогда решился. Думал не о себе и своей неприязни. Сделал первый шаг, который сам Коннор очень оценил.
Увидел Матвея, таинственно улыбнулся ему при других. Потом в нужный момент просто увёл от всех. Матвей тогда очень плохо знал английский, почти и не знал, но с Коннором общаться как-то получалось. Нашлось тогда время и на разговоры, и на поцелуи, которыми Коннор его всего осыпал уже тогда. Ему было по приколу щекотать нервы зажатому русскому подростку. Пока Матвей был ещё растерян из-за ощущений, о которых раньше даже не задумывался, Коннор не терял времени: первым раздевал, целовал, первым показал, как приятно быть с парнем. Он тоже до этого ни с кем был, но для него это было как-то проще — в другом окружении, в других ценностях рос. Поэтому осторожность и некоторый страх Матвея просто дали ему существовенную фору в их отношениях.
Но уже к финалу свою роль приходилось доказывать в борьбе, и получалось не всегда. Достал русского из его скорлупы, называется. Такой мужчина под ней скрывался, что было уже не до приколов, всё стало по-настоящему. С русскими так всегда: живут в постоянном осуждении любого проявления собственной личности, а убрать эти стены вокруг, и бог знает какой супергерой оттуда на свет вылезет. Коннору из Канады русские в их стране представлялись единой мрачной субстанцией, но те, кого он тут, в Америке, наблюдал, светили ярче солнца.
На одного из таких он смотрел почти всю ночь перед вылетом. Коннор ушёл с праздника по случаю завоевания кубка, потому что в те недели заоевал и ещё кое-кого. Тогда всё уже совсем не было игрой. Надо было расставаться, и это было тяжело. И никто из них не знал, была эта просто вспышка юношеских гормонов, или что-то более долгоиграющего.
Спустя полгода встретитились на следующем чемпионате. Посмотрели друг на друга и поняли, что нет, это никакая не вспышка. Это грёбанная вселенная привязала их друг к другу намертво.
Они не поменялись с тех пор: Коннор мягкий, улыбчивый, всегда обо всём знающий больше, Матвей — молчаливый, сухой, вдумчивый, но очень нежный и осторожный. И они любят друг друга. Любили ещё тогда, в первые столкнувшись у раздевалки.
— Парни, журналисты будут наблюдать лишь пристальнее. За каждым, особенно за Коннором. Если попадётесь, всему конец. И тебя тут покрывать никто не будет, — он обратился к Матвею. — Ты тут всё ещё никому не нужен. Оступишься — готовь берцы.
— Замолчи, — потребовал Коннор. — Не смей так с ним.
— Это ты замолчи, — осёк его мужчина. — Я, по-твоему, жесток? Это ты завязал роман с русским, у которого из-за тебя проблем будет до смерти. Себя вини, Коннор, если что-то случится.
— Спасибо за заботу, — всё же сказал своё слово Матвей. — Но мои будущие гипотетические проблемы это моё дело. Я помощи у Канады не просил. И не попрошу.
Коннор повернулся к нему, качая головой:
— Помощи у Канады просить нормально. Ты будущий игрок лиги, системы о своих заботятся, и, если дверь закроется там, тут она будет открыта.
— Канада его из армии не вытащит, — возразил агент. — Даже пытаться не будет.
Матвей зажмурился. Не потому что не знал всего этого — это просто действительно задевало его именно сейчас. Коннор это заметил, но не дал ни секунды на плохие мысли:
— Если ты почувствуешь себя в опасности, ты должен взять билет на первый же рейс и лететь сюда. Это неправда, что тут ты никому не интересен.
— Меня не заберут в армию, — просто ответил Матвей. — Так что всё будет нормально.
— Тогда в чём проблема? — не унимался Коннор.
— В том, что что-то такое в принципе говорят. Я же сказал, это моё дело. Не надо лезть, вы тут ничего не знаете. Вам только кажется, что вы всё о нас поняли.
Коннор взял его за руку, успокаивая. Повернулся к агенту:
— Всё, мы все твои предостережения поняли, в следующий раз будь добр предупреждай, что собираешься вломиться. А дверь мы, конечно, будем закрывать теперь на все замки.
Агент посмотрел на Матвея. Сказать было нечего — видел, что тот больше не восприимчив ни к каким его словам.
Матвей бы, может, и принял критику его самого, но эти слова к нему не были обращены — только к его происхожденю, а значит, внимания обращать вообще не следовало. Так переговоры не ведутся.
Когда мужчина ушёл, Коннор обнял Матвея за талию, прижимая спиной к своей груди.
— Прости, — прошептал он. — Я и правда думал, что не хуже тебя понимаю, как тебе живётся. Просто... — поцеловал в плечо. — Поступай так, как лучше для тебя. А если тебе в чём-то нужна помощь, я помогу. Она же не только русским нужна — всем время от времени.
Матвей повернул голову к нему, мягко улыбаясь:
— Спасибо. Но ты ни при чём. Твой агент, как я понял, к русским в принципе не очень.
— Он крутой мужик на самом деле, — возразил Коннор. — Нервный просто. И, похоже, даже забыл, зачем приходил.
Осталась ещё одна тема, которая трепетала у Матвея под рёбрами.
— Твой русский, — сказал он, выбираясь из объятий и поворачиваясь, чтобы Коннор увидел его улыбку и убедился, что всё в порядке. — Стал крутым. Ты не говорил мне.
Коннору стало неловко. Он смущённо улыбнулся, кивая:
— Я потихоньку учу.
— Скажи это на русском.
Закатил глаза. Но не возразил. Набрал воздух в грудь, но засмеялся. И щёки покраснели.
— Я, — медленно начал он, затем неуверенно продолжая: — "стаю"? Хорошо говорить по-русски.
Матвей легко засмеялся, и Коннор покачал головой:
— Что, вообще неправильно? — перешёл на английски.
— Почти правильно. Не говорим "стаю", говорим "начинаю".
— Да, точно. Я это знаю, — он выдохнул и вновь заговорил на языке Матвея. — Я начинаю хорошо говорить по-русски. Это сложно. Но я сильно хочу. Сделать это. Для тебя.
Матвей просто не сдержался. Наградил Коннора поцелуем, чувствуя, как всё тяжёлое послевкусие разговора со взрослым смывается подчистую. Эти усилия Коннора невероятны. Он сам невероятен.
— Спасибо, — ответил он по-русски.
— Тебе нравится?
— Безумно. Скажи ещё что-нибудь.
— Меня зовут Коннор, — тут же исполнил тот. — Я из Канады. Я люблю хоккей. И люблю Матвея Мичкова.
— И я тебя люблю, — ответил Матвей шёпотом.
Оба немного побаивались признаний раньше, но теперь, когда эти слова всё-таки звучали, это было так же естественно, как дышать.
Матвей обнял его за плечи, подсаживаясь ближе. Коннор притянул взглядом, просто своими глазами и всё. Знал, кажется, что Матвей скажет, но тот всё равно произнёс:
— Возьми. Ты заслужил все награды. Ты снова победитель.