Красота в глазах смотрящего

      То, что Чонгука все считают бестолковым дураком и оболтусом, Чимину неважно. Неважно и то, как он выглядит: драные шмотки, вечно потрепанная куртка с парой новых пятен, взъерошенные волосы и искры в глазах — все это лишь манит бедного омегу, у которого золотая ложка во рту, репетитор после школы и занятие по бальным танцам. Ему бы ответить на сообщение сына маминой подруги, согласиться на семейный ужин с друзьями четы Пак и строить из себя стеснительную кокетку, да только душа жаждет другого.       Драйва, ярких эмоций, любви и веселья.       Не интересуют его все те альфы, что строят из себя важных особ — на таких он смотрел все детство, такие скучны и одинаковы.       Чонгук — вот то слово, которое может собрать воедино все, к чему так яро рвется душа молодой омеги.       И Тэхен лишь вздыхает устало и беспомощно, когда Чимин снова засматривается на Чона, который сидит во дворе с покоцанной гитарой и поет дурацкие песни с намеком на пошлость и секс.       Что плохого в том, что Чимину хочется сесть к нему на колени? Убрать из рук инструмент и положить сильные руки альфы себе на талию, чтобы самому оценить их способности?       — Сейчас дырку в нем прожжешь, — Тэхен красит губы помадой, причмокивает перед зеркальцем и косится краем глаза на друга, который и думать забыл о том, что через пятнадцать минут у них контрольная. Да и толку о ней переживать? Чимин вызубрил всю программу так досконально, что среди ночи готов написать тест по несчастной биологии.       У него здесь свои заморочки с похмельем от коктейля любви. Серотониновый шлейф отлично подпитывается действием пьянящих окситоцина и кортизола. Чимину хочется выглядеть лучше, прихорашиваться и наряжаться, его тело цветет и пышет, готовое в любой момент к процессу зачатия. Конечно, ни о каких детях речи идти не может — это он оставит на будущее, чтобы вместе с Чонгуком придумать им имена, а пока что ему достаточно просто смотреть со стороны на то, какой альфа у него замечательный. И мечтать, что они вместе пойдут под венец и будут долго-долго целоваться на теплом летнем ветру.       Чимин действительно окрылен своими чувствами, и никогда счастливее он себя не ощущал.       Наверное, только в моменты, когда ему удавалось хоть на чуть-чуть оказаться к Чонгуку поближе.       — Может, ты уже скажешь ему?       Тэхен устал. Правда устал наблюдать за этой драмой, исход которой очевиден всем, кроме Чимина.       То, как залипает на нем Чонгук, не видит только омега. И тогда Тэхен начинает думать о том, что завтрашний день должен все исправить.       — С ума сошел? А вдруг я ему не нравлюсь?!       — Чимин, посмотрись в зеркало, — Тэхен тычет им другу в лицо, — Смотри-смотри! Как думаешь, ты симпатичный?       Омега тянет с ответом. Придирчиво осматривает пухлые губы, отмечает, что стоило бы поправить макияж и расчесать волосы. Ему, наверное, нравится, но сомнения никогда не покинут его. Предела совершенству ведь нет. Откуда ему знать, что слово «красота» у Чонгука ассоциируется только с крошечной омежкой в розовой юбке?       На урок они идут по звонку. Когда учитель раздает бланки для ответов контрольной, все, чем занят розовый мозг Чимина — волнением о том, как справится Чонгук.       Ручка на автомате оставляет чернила на бумаге. Омега уверен в своих знаниях, это никогда не было для него проблемой. После нудной контрольной хочется выйти во двор и поболтать с подружками, да только Тэхен испаряется раньше, чем Чимин успевает оглядеться. Куда он запропастился?       — Вот черт, — Ким блокирует телефон, когда видит входящий вызов от друга. Это подгоняет его к действию, а потому он торопится на первый этаж, где располагается большая светлая столовая с панорамными окнами с видом на двор. Тэхен надеется, что застанет Чонгука там. И ему крупно везет, потому что альфа действительно собирается подкрепиться после основательного мозгового штурма добротным куском мяса в салатных листьях.       — Привет! — омега тяжело дышит после бега, чем застает Чонгука врасплох. Тот врастает в пол и хлопает своими оленьими глазками, как если бы испугался — не каждый день к нему подходят поболтать красивые омеги. Да что уж там! Омеги вообще не заинтересованы в нем.       Кому захочется встречаться с двоечником?       — Привет? — неуверенно здоровается альфа, туго сглатывая. Тэхен понимает, что тот волнуется, когда чует невесомый аромат фундука. На удивление, природный запах Чонгука совсем не тот, каким Тэхен себе его представлял.       Может, жженая шина или свежая древесина, что-то тяжелое и мускусное — Чонгук выглядит так, будто вот-вот сбежал из папиного гаража.       А тот пахнет сладостью. Тэхен знает, как это ошеломит Чимина. И это знание все больше уверяет его в правильности своего решения. Он мог бы, как остальные, отговаривать Чимина. Внушать мысли о том, какой Чонгук бестолковый и бесполезный, да только какой в этом смысл, если сердце омеги так сильно тянется к нему?       Чонгука нельзя назвать плохишом. Он не устраивает драк и никогда не был задирой, он не портил школьные парты каракулями и не дергал омежек за юбки. Казался ли он странным?       Может, когда неловко чесал макушку перед учителем, который в очередной раз отчитывал за плохую успеваемость. Был ли он забавным? Более чем, распевая свои глупые песни на белой гитаре у школьных окон.       Чонгук светится искренностью, и Тэхену кажется, что именно это качество альфы первым пленило его друга.       — Есть разговор. Пошли, — Ким, бесцеремонно подхватив Чона под локоть, тащит его в укромное место под лестницей. Обычно тут зажимаются парочки, но все, что его волнует — намерения альфы по поводу Чимина. Если есть хоть небольшая возможность того, что Тэхен ошибся в своих расчетах, ему придется съесть свое зеркало.       — Что такое? — Чонгук явно нервничает. Крепко держит свой пакет с едой, чтоб не выронить, и семенит за омегой на буксире. Неужели он что-то успел натворить?       — У Чимина завтра день рождения.       Чонгук, большой олененок, хлопает ресничками, в то время как Тэхен наблюдает чудесную картину на его лице — эмоции сменяются одна за одной. Непонимание, осознанность, вспыхнувшая искра в глазах.       Именно тогда Тэхен понимает, как был прав все это время. А потому улыбается широко и тянет Чонгука ближе к себе.       — На самом деле за то, чем я сейчас занимаюсь, Чимин открутит мне голову, но я правда больше не могу смотреть на вас двоих. Если хочешь, чтобы все получилось, просто делай, как я говорю.       Чонгук хмурится и чуть дует капризные губы. Вздернув бровь, он ощущает, как предвкушение пульсирует в теле повысившимся адреналином. Сердце бьется быстрее, да дышать становится нечем. Яркий аромат фундука распространяется в воздухе с такой силой, что Тэхену приходится немного отступить.       — На самом деле, четкого плана у меня нет, но я думаю, Чимин был бы счастлив, если бы ты поздравил его. Не знаю, спой ему? Ты же хотел бы с ним познакомиться ближе?       Удочка закинута, а рыба уже болтается на крюке. Чонгук готов хоть сейчас сорваться с места да начать репетировать, только Тэхен все еще держит его за руку.       — Чимин любит мороженое. И открыточки, созданные своими руками. Справишься за ночь?       Улыбка на лице омеги становится шире, когда альфа кивает, как болванчик. Когда тиски, наконец-то, ослабевают, Чонгук мнется и немного краснеет. Смущение разливается на щеках розовой пудрой, он бегает взглядом по полу.       — Спасибо тебе…       — Меня зовут Тэхен.       — Да-да, я знаю, просто… Спасибо.       В этом неуверенном тоне Тэхен читает искреннюю благодарность и надежду. Может, он, как и Чимин, бездействовал из своей неуверенности? Может, сомневался, что добьется успеха? Пасовал перед такой завидной омегой?       В любом случае, Тэхен чувствует себя героем, когда с чувством выполненного долга едет домой на школьном автобусе. Кто-то ведь должен взять на себя роль Амура?

🌰🍨💜

      Сегодня он опаздывает. Задерживается на долгом завтраке с семьей, где его поздравляют как принцессу — куча подарков, шариков и цветов быстро заполняет небольшое пространство комнаты омеги. Чимин без устали подбирает все новые ракурсы, чтобы поделиться в сетях обновками. То, как родители балуют его в день рождения, действительно похоже на сказку.       Свечи задуты, желание загадано. Каково это, когда ты целуешься с альфой, в которого влюблен?       Чимин думает над этим вопросом всю дорогу до школы. А потом на него нападают подружки во главе Ким Тэхена, который светится ярче остальных. У него в руках бенто-тортик с наимилейшим дизайном (он лично придумывал его перед тем, как сделать заказ в кондитерской), а еще свечка и зажигалка.       — Знаю, что ты уже загадывал желание, но сейчас советую внимательно подумать еще раз. Этот день может стать особенным, если ты все сделаешь правильно.       Скрытый намек Чимин пропускает мимо ушей. Он принимает поздравления и обнимает омег по очереди, чтобы в конце они сняли видео того, как он, вытянув пухлые губы, задувает судьбоносный огонек на тоненькой свечке.       Тэхен, точно преданная фрейлина, ведет Чимина в школу. Там все то же: куча поздравлений от друзей и знакомых, от учителей, которые ближе всего общаются с омегой.       Чимин — социальная бабочка, душа компании и просто огонек, который так и манит к себе людей-мотыльков, летящих на свет. Только он, теплый и нежный, не палит беспощадно, не жжет открытые души, а греет и ласково целует их, благодаря за доверие.       Этот день прекрасен. Яркое солнце светит в окно, птички щебечут только им известные песни, пробудившиеся ото сна весенние бабочки порхают в танце — мир цветет и пахнет. А вместе с ним и Чимин.       После обеда они с Тэхеном идут на улицу. Именинник бесконечно отвечает на поздравительные сообщения, принимает звонки от родственников и смотрит забавные видео, снятые интернет-друзьями, пока Ким оглядывается по сторонам.       Чонгук обещал появиться с минуты на минуту, большой перемены как раз должно было с лихвой хватить для того, чтобы спеть пару песен и пригласить, наконец, Чимина на свидание, да только альфа все никак не появлялся.       И это дало начало зарождению тревоги и раздражения внутри Тэхена.       — Ты чего такой хмурый? — спрашивает Чимин, когда откладывает, наконец, телефон в сторону. Он достает из сумки заботливо упакованный мамой обед, делится с Тэхеном рыбным сэндвичем и ждет ответа.       А что Ким должен сказать? Что хочет побить Чонгука книгой по голове? Энциклопедией, желательно, самой толстой из всей школьной библиотеки.       — Чем планируешь заняться после уроков?       Ким знает, что в этот день Чимин свободен ото всех секций и репетиторов. Обычно он едет развлекаться с мамой по торговым центрам, посещает спа-салоны и отдыхает во всю силу, но сегодня все должно сложиться по-другому.       Если чертов-оболтус-Чонгук соизволит, наконец, явиться.       Он не появляется до следующего звонка, а так же не отвечает на сообщения. Тэхен уже разрабатывает кровожадную стратегию мести за сорванный план по завоеванию сердца его дражайшей подружки, за его расстройство очередным днем, когда Чонгук не его.       Но перед последним уроком тот, растрепанный и взмыленный, со всех ног несется в школу, еле удерживая на спине чехол с гитарой.       Все пошло не по плану с самого утра. Засидевшись с уроками, Чонгук начал заниматься открыткой только ночью.       Кропотливо вырезая из бумаги сердечки и цветочки, он напрочь забыл о времени, а потому уснул лишь тогда, когда солнце уже выглядывало из-за горизонта.       Конечно, Чонгук проспал. Очнулся только к обеду и, стремглав сорвавшись в школу, безответственно забыл телефон, ответственно поставленный на зарядку перед выходом.       Он волновался. Мандраж предвкушения встречи и первого нормального разговора щекотал напряженные нервы, заставлял бабочек в животе порхать и биться маленькими крылышками о внутренности.       Чонгук так сильно влюблен.       Образ, который покорил альфье сердце навсегда, прочно закрепился у него в голове. Воздушные волны светлых волос, нежный румянец на мягких щеках, блеск припудренных яркими тенями глаз, скромная пухлогубая улыбка Чимина: все это делало Чонгука слабым, а оттого еще более рассеянным и невнимательным, чем он был на самом деле.       Наряд омеги узорами пестрит, а взгляд пахнет розовым июлем. Но главное, что он теперь внутри, как между ребер всаженная пуля.       Ранение, глубокое и пронзительное, Амуром ему оставлено как благодать — Чонгук вдруг ожил, проснулся от долгого сна, где не видел ни цели, ни будущего. Кроме Чимина.       И теперь данная свыше надежда теплит сердце приятной истомой. Каждая испарившаяся в пространстве минута — новый цветок в его личном саду, что заботливо освещается солнцем омеги.       Чонгук находит его в раздевалке. Ловит прямо у входа, а когда почти сталкивается нос к носу, смущенно отступает и прячет глаза.       — Я бы хотел… Боже, привет, — голос альфы становится тише, как если вдруг он страшится ответа. Сумбурные мысли напрочь стирают из памяти заготовленную речь. Чонгук тянется к сумке и достает ведерко мороженого — сливочного пломбира, аромат которого сейчас проникает сквозь ноздри в легкие.       Чимин пахнет пломбиром. Густым и насыщенным, сладким, не приторным. Хладящим в жару и лечащим в осень. Ностальгией по лету отдающим зимой, новой надеждой ранней весной.       Внезапно все его волнение растворяется, расползается в воздухе перемешанными феромонами орехов и летнего десерта.       Чимин и сам выглядит как мороженое в фигурной вазочке, украшенное цветастой посыпкой и пастельными шариками ванильных цветов.       На омеге его любимый цвет: розовый. Коротенький топик совсем не скрывает мягкий живот, юбочка, обтянутая вокруг пухлых бедер, не оставляет места фантазиям. На узких плечиках шубка, а на голове капюшон с заячьими ушами.       Маленькая принцесса.       Дыхание замирает, когда взгляды встречаются. Фундаментальное чувство любви окутывает Чонгука со всех сторон.       Он, потерянный и ненужный, странный и смешной в своих подранных джинсах, выглядит до нелепого глупо рядом с Чимином.       Но тому все равно.       Встрепанная чернь мягких волос, широкий олений взгляд с тысячей звезд, капризная выемка верхней губы, очаровательная родинка на нижней — Чимин стоит так близко, что не может насмотреться. И совсем забывает о том, что они у всех на виду. Что Чонгук смотрит в ответ и видит, как омега лижет свои пухлые губы, когда думает о поцелуе.       Он точно сошел с ума.       — Я… У меня тут ключи, я хотел… В общем, поздравить тебя? Да, с днем рождения. Я хочу поздравить тебя. Вот, держи, — Чонгук протягивает ведерко, к которому на веревочку привязана склеенная вручную открытка. Чимин успевает заметить до безумия милые желтые, белые и голубые сердечки. И розового зайчика из помпончиков, и отрисованные от руки каракули с милыми поздравлениями — Чонгук действительно старался.       Сердце щемит от переполняемых чувств, он не верит собственным глазам. Чонгук дарит ему подарок. Хочет поздравить.       Он точно не спит?       — Так… Кхм, ты пойдешь со мной? — Чонгук шуршит потрепанной кожаной курткой, когда чешет неловко затылок излюбленным жестом. Успокаивается снова, когда омега принимает угощение.       — Да, — без раздумий выпаливает Чимин. Может, ему следовало бы потянуть паузу, посомневаться для вида и набить себе цену, как любят делать омежки, да только он — настоящий. Полностью подвластный своим чувствам и открытый всему миру.       И Чонгуку.       Альфа ведет его в северное крыло школы. Многие кабинеты пустуют, и так сложилось, что он не так давно заработал наказание в виде уборки в одном из отремонтированных помещений. Чонгук уже был там: расстелил на сверкающем чистотой полу плед, зажег свечи и даже рассыпал немного лепестков розовых роз. И вазочку для цветов не забыл: выбрал самые нежные и весенние, какие смог отыскать.       Когда они останавливаются у двери, Чонгук поворачивается и смотрит на омегу серьезно. Заглядывает прямо в глаза и прикусывает губу, прежде чем сказать:       — Это… Свидание. Если ты хочешь… Может, ты бы хотел… Боже, — Чонгук утирает лоб тыльной стороной ладони, проклиная свою неуместную нервозность.       — Я хотел сказать…       — Чонгук, я согласен, — мягко улыбается омега, — На все, что бы ты ни хотел мне сейчас предложить.       — Правда?       Глаза альфы распахиваются так широко, что Чимин начинает тихо хихикать в ладошку. Такой милашка!       — Знаешь, я сегодня загадал желание… Аж два раза. И если оно исполнится, я наконец-то поверю в чудо. Но то, что ты сейчас… Я думал, что не нравлюсь тебе, — расстроенный выдох омеги прикрывается веками опущенных глаз. Чимин смотрит в пол и покачивается на пятках.       — Нравишься! — то, с какой скоростью Чонгук выдает обезоруживающую правду, не оставляет сомнений — он абсолютно искренен в своих чувствах, и это та красота, какая отражается в лучистых глазах Чимина.       Красота — она не во внешности. Куда глубже, за плотной тканью ребер и мягкими легкими, где-то внутри, где солнечное сплетение и чувства.       Красота — она в глазах смотрящего. И Чимин видит перед собой самое красивое нутро, какое только ему открывали.       Внутри кабинета полутень из-за закрытых жалюзи. Чонгук пропускает омегу вперед изучить обстановку.       Романтик из него так себе — пришлось долго гуглить, чтобы понять, что обычный школьник из бедной семьи может себе позволить в качестве свидания. И желательно там, где не помешали бы люди. Не то что бы он рассчитывал на какое-то продолжение, боже упаси, он даже представить не мог, что Чимин согласится на эту сомнительную затею.       Вздохнув, альфа садится на пол первым — хочется развеять неловкость, избавиться от сковывающего стеснения и не забивать голову мыслями. А это ему подвластно только с гитарой в руках.       Чонгук любовно поглаживает инструмент. Пару раз проходится по струнам, подкручивает для верности колки и краем глаза наблюдает за Чимином. Тот садится напротив осторожно: на подогнутые ноги, чуть оперевшись на правый бок. У него короткая юбка, резинка которой врезается в мягкий живот, создавая пухлую складку.       Альфа в самом расцвете сил не может оторвать глаз. Он смотрит не на голые ноги. И даже не на формирующуюся грудь, которая обещает быть пышной в будущем, а ниже: туда, где может родиться новая жизнь. И сглатывает, когда ловит себя на мысли, что этот живот ему хочется поцеловать. Прикусить, пососать бархатистую кожу, чтобы ощутить сладость пломбира своим языком.       Чимин дышит глубоко. Медленно до упора вдыхает, так же медленно воздух струится наружу. Приоткрытые губы, тени свечей, играющие на щеках: Чонгук так заворожен, что забывает о том, что собирался играть. Гитара остается лежать на полу, пока он, пытаясь отвлечься, открывает ведерко мороженого. Чимин вертит в руках самодельную открытку и улыбается так ярко и счастливо, что ни одна свеча, ни одна звезда не может похвастаться таким светом.       Абсолютное счастье — то состояние, в котором пребывает омега. И спешит об этом сообщить.       — Не могу поверить, что это все реально, — шепчет тихо он, боясь нарушить интимный момент.       — Что мне сделать для того, чтобы ты поверил? — так же шепчет в ответ альфа, зажигая в глазах мириады звезд страстной надежды.       Они искрятся, полыхают огнем и поглощают Чимина до дна. Чернь их топит в себе, заставляет забыться. Омега наклоняется вперед и ползет ближе — чуть не нос к носу садясь рядом с Чоном.       Терять больше нечего. Ему больше не страшно.       Его никто не осудит за то, что к своим семнадцати Чимин так и не научился целоваться.       — Исполни мое желание, альфа, — сокровенно шепчет омега.       И смотрит пронзительно, испытующе, ожидающе. Чонгук хочет достать с неба звезду, лишь бы угодить этому омеге, лишь бы быть тем, кто сможет подарить успокоение душе. И на инстинктивном уровне тоже тянется ближе.       Магия, тонкими нитями вяжущая паутину их чувств, затягивается туже. Тянет друг к другу, пока между губами не остается пара сантиметров. Чимин еле дышит, Чонгук не поднимает глаз, и оба замирают, прежде чем альфа, собрав всю отвагу в кулак, первым касается в осторожном поцелуе.       Он пробный, невесомый и летний. Как касание крылышка бабочки: изучающий, остерегающийся. Чонгук чмокает его в мягкие губы, боится шелохнуться и сам забывает дышать.       А Чимин понимает, что в чудо верить нужно всегда.       Он всем телом тянется ближе, несмело обнимает за шею и шумно выдыхает, когда сильные руки подтягивают за бедра к себе на колени. Юбка задирается, но до нее никому нет дела: прижавшись к груди, Чимин сам чмокает капризные губы, пробует на вкус дикий орех и утопает в сладости, что их окружает.       Фундук и пломбир.       Последние тормоза срывает, когда альфа слышит тихий всхлип. Осмелев, он целует Чимина глубже: пробует пососать губы, ластится языком и сам едва не рычит, когда омега позволяет вытворять все, чего только захочет партнер. Руки его, увитые венами, крепко держат в объятиях: Чонгук гладит мягкое тело по спине, давит на лопатки и скользит ниже, чтобы сжать пальцами выпуклые бока. Он хочет Чимина сожрать.       А потому осторожно кладет на пол и нависает сверху, полностью одурманенный вкусом их сладкого поцелуя.       — Почему ты остановился?       — Боюсь не сдержаться…       — Альфа… — запрещенный прием.       Взывая к природе, Чимин еще не понимает, как действует на партнера — чистейший катализатор, бесперебойный механизм, запускающий в движение все реакции Чона.       Тот возбужден и влюблен. Тело требует продолжение, но ему не хочется давить. Чимин все делает сам: впопыхах снимает шубку с плеч, откидывает в сторону и обхватывает ногами за бедра Чонгука, чтобы лодыжками надавить на поясницу.       Между ног он чувствует твердую выпуклость и собственную влагу, от которой становится прохладно в еще не прогретом воздухе кабинета.       Из него сочится так много, что смазка оставляет следы на грубой джинсе Чона, на ляжках омеги и его бесполезных трусиках, которые совсем не скрывают пухлую киску.       Воспаленную, пульсирующую и жаждущую.       Чимин впервые в жизни на собственной шкуре ощущает животное желание отдаться мужчине.       И собирается сделать это прямо сейчас, когда бессовестно щелкает застежкой топа между грудями, освобождая тяжелые сиськи от оков. Те расплываются по телу, острые соски царапаются о чужую одежду.       Чонгук тихо рычит, и бедная киска Чимина снова сжимается, выталкивая наружу все больше соков.       — Чонгук…       Не то мольба, не то призыв к продолжению. Чонгук хрипло стонет, когда на пробу вжимается стояком омеге между ног. Трется о мягкую промежность и представляет, как член со всех сторон зажимает вагина.       Будь на его месте другой, он бы тотчас содрал джинсы и засунул внутрь свой член.       Но Чонгук не такой. Все, чего ему хочется, он получит позже, но сейчас его цель — Чимин, распластанный и доверчивый под его взглядом.       Такой красивый, разнузданный, греховно-пленительный и сладкий.       Щеки светятся румянцем, в глазах поволока огня и желания подчиниться.       Чонгука кроет от того, насколько ему доверяют. А потому не может это доверие предать.       — Я тебя съем, — хрипит альфа в истерзанные губы омеги, прежде чем опуститься ниже. Он медленно ведет крупными ладонями по узкой талии, сжимает сочные бока и переходит на живот, тиская мягкость бархатной кожи. Чимин хнычет и раздвигает ноги шире, самостоятельно пытаясь потереться о грубую ширинку покрывшихся мокрыми пятнами джинсов.       Клитор пульсирует так сильно, что омеге становится больно. Чонгук реагирует, кладет горячую ладонь на скрытую тканью вагину и жмет прямо в центр, растирая напряжение по мокрым губам. Давит в мягкость киски и доводит омегу до писка, когда накрывает распахнутым ртом острый сосок.       Сосет грудь так вкусно и шумно, что становится невыносимо терпеть это с ума сводящее напряжение. Чимин ерзает, извивается и подвиливает бедрами — его никто никогда не трогал в таких местах. Тем более — не целовал.       Чонгук увлекается. Поочередно ласкает соски, тискает руками мягкие сиськи и спускается поцелуями ниже, к нежному животу и чертовой юбке, которую приходится задрать на талию. То, что открывается взору ниже, становится для альфы красной тряпкой. Он, будто одичавший бык, напрочь игнорирует тореадора, тянет шумно носом запах с вагины и чувствует, как обильно слюна наполняет рот.       Промокшая ткань прилипла к киске, полностью покрывает ее нежные изгибы, соединяется ниточками смазки с распахнутыми ногами, которые тоже испачканы слизью.       Чимин никогда не был так сильно возбужден. А потому подгоняет альфу тонким стоном, когда самостоятельно принимается тискать свои сиськи, сжимая те до побелевших костяшек.       Чонгук целует в лобок. Тычется носом у клитора и лижет широким мазком прямо по ткани, вызывая дрожь в маленьком теле омеги. Удерживая раскрытые вокруг головы бедра Чимина, Чонгук пальцами тянет ткань в сторону, чтобы воочию увидеть нежную киску, стыдливо покрытую возбужденным румянцем. Девственные кудряшки светлых волос покрывают лобок, липнут друг к другу завитками от напитавшейся смазки, создают на коже неповторимые узоры, не оставляя никаких сомнений — эта омега готова сношаться. Готова принять всю сперму альфы, зачать и понести щенка, выносить здоровое потомство.       Он вгрызается в плоть резко и неожиданно. Накрывает ртом вагину и лижет пизду прямо по щели, языком собирая из входа новые порции смазки. Кожа вокруг рта мгновенно покрывается жидкостью. Чонгук пьет, будто одичавший, ласкает языком клитор и сосет его вакуумом, губами прихватывая половые губы.       Он не оставляет ни единого местечка без ласки. Чувствительный сгиб между ногой и промежностью, толстые губы и клитор, нежную внутренность киски и, конечно, мокрый пушок, чем заслуживает услышать еще одну серию абсолютно разрушенных стонов.       Чонгук не уверен, что сможет дотерпеть до конца, не обкончавшись в штаны, как впервые в пятнадцать.       — Альфа… — омега зовет его тоненьким голоском, цепляется за плед под спиной дрожащими руками и хнычет, изнемогая от острого желания заполнить внутри пустоту.       Киска болит и истекает, и Чонгук не может больше ждать, спешно сдергивая с бедер джинсы.       Его член толстый и мокрый, полностью готовый к проникновению.       — У меня нет защиты, — расстроенно предупреждает альфа, надеясь хотя бы на взаимную дрочку. Впрочем, он не расстроится, если Чимин кончит раньше — в дрочке ему нет равных с тех пор, как он впервые увидел толстые ляжки омеги где-то во дворе школы знойной весной.       Эта весна становится новой красотой.       Красотой в глазах смотрящего.       — Мы вытащим… — тяжело дышит омега, — Пожалуйста, я больше не могу… Ты не можешь сейчас остановиться…       И сам тянется к толстому члену миниатюрной рукой, еле ухватывая за всю толщину. Пальцы не сходятся в диаметре, не могут достать друг до друга.       Пизда сжимается сильнее в предвкушении, но это не страх. Чимин знает, подсознательно уверен, что сможет принять каждый сантиметр Чонгука. И эта бравада подгоняет притянуть альфу ближе, вздрагивая, когда скользкая горячая головка касается мокрой щелки в пизде.       Чонгук не торопится. Возит по киске членом, купает в соках, чтобы облегчить проникновение.       Он у омеги первый. Это знание обременяет его излишней осторожностью, которую Чимин хочет с корнем выдрать из Чона, пытаясь поторопить.       Когда головка давит на вагину сильнее, Чимин задерживает дыхание.       — Принцесса… — шепчет горячо Чонгук, уткнувшись носом в шею омеги. Он глухо рычит и кусает в нежную кожу, сосет ее, пока медленно погружается внутрь.       Перед глазами фейерверки, а яйца поджимаются так сильно, будто он вот-вот кончит.       — Детка, я не смогу долго… — извиняется альфа, когда член полностью вжат в сочную вагину. Чонгук чувствует огненную пульсацию, пламя лижет оголенные нервы, когда пизда так сладко засасывает глубже.       Он даже не уверен, что сможет сделать толчок.       — Как ты? Чимин? — альфа зовет омегу, чтобы понять состояние. Тот разбито хнычет и стонет, сокрушается в плечо и вздрагивает от переполняющих чувств. Боль проникновения не сравнима с той, когда он ощущал пустоту.       Толстый член, горячая плоть любимого альфы творит новое чудо с девственным телом омеги.       Чон принимается трахать Чимина медленно. Набирая амплитуду, позволяет выскользнуть до головки и обратно, пока не почувствует скользкую легкость от того, как член проезжается по стенкам влагалища глубже.       Кабинет заполняют хныканья, шлепки мокрых тел и глухой рык, заставляющий все нутро Чимина трепетать от агонии чувств.       Они действительно не могут выдержать долго.       Сжавшись, омега кончает прямо на члене, ни разу не коснувшись распухшего клитора. Он плачет, когда движения ускоряются и становятся более глубокими.       Чонгук выскальзывает неожиданно, горячая сперма брызжет на голые ноги омеги, пока альфа валится на маленькое тело и тычется носом куда-то за ушко.       — Принцесса… — вторит Чонгук бесконечно, вздрагивая от последних оргазменных судорог.       Пломбирная сливочность покрывает их бедра, липнет к коже и оседает на корне языка сладким сиропом. Чонгук жадно сглатывает и поднимается на дрожащих руках.       Картина под ним — произведение искусства.       А все потому, что красота в глазах смотрящего.