Desire, I'm hungry I hope you feed me How do you want me, how do you want me? How do you want me, how do you want me? How do you want me, how do you want me? How do you want me, how do you want me?
Серёжа носом ткнулся в мягкое, пахнущее свежим и чутка проедающим глаза, порошком, постельное бельё. Неловко смял его, подмяв неумело под себя и быстро втянул воздух, прикрыв глаза. Во рту достаточно сильно пересохло, губы едва заметно побелели и тоже немного высохли. Горошко быстро высунул кончик языка и облизнул их, задумчиво скосив взгляд куда-то в одну точку. Состояние его было достаточно странным. Он был полностью погружён в долгое, муторное и естественно полностью лишённое интереса ожидание. Тихое, очень протяжное и неторопливое... Потому, что и впрямь — зачем торопиться? Горошко внутри себя фыркал: ну, естественно, ему тут кверху задом лежать конечно интересно. Очень уж нравится пухнуть в ожидании того, что сейчас должно вот-вот произойти! На самом деле технически что-то происходило. Его руки были заведены за спину и уже за запястье связаны. Верёвочные путы же вовсе затягивались с каждым оборотом вокруг рук всё сильнее и сильнее, окончательно стягивая его. С каждым новым оборотом Дима затягивал немного сильнее — лопатки ныли, сводясь всё больше и больше, мышцы натягивались и одновременно с этим начинали мало-помалу неметь. Это придавало остроты ощущений. Учитывая ещё то, что Серёжа лежал голой грудью на кровати, а домашние штаны заметно съехали с талии чуть ниже... Но, черт. Как этого всего этого было мало... Хотелось уже много больше, чем Дима сейчас делал, но пока оставалось лишь дëргано сглатывать и немного ëрзать, ожидая когда мужчина закончит. В конце концов сам предложил и сам согласился на то, чтобы Дима запарился не только с верёвками, но и цветами. Конечно и самому ему было интересно как оно будет смотреться, потому что связывание — это одно, а вот связывание с цветами... Это уже интересная и, наверно, красивая композиция, как сам Дима говорил. Хотя, Горошко не особо в курсе подойдёт ли к этой красивой композиции его вполне обычная спина, но это уж Дима будет оценивать. Серёжа скучающе вздохнул и повёл грудью неловко двинувшись корпусом в сторону. — Эй, не шурши, — тут же серьёзно попросил Чеботарёв, наконец затянувший верёвки как нужно (приятно туго, как отметил про себя Серёжа), принявшийся теперь за цветы. Парень закатил глаза. Какова серьёзность. — Хорошо-о, — протяжно цыкнул он и ткнулся «обижено» щекой вновь в матрас, плечом также несколько вдавив в него. Он вдруг немного нахмурился и, как смог, повернул голову в сторону, пытаясь разглядеть Чеботарёва, осторожно вставляющего между верёвок нежные, пышные бутоны белых роз. Мужчина выглядел очень сосредоточенным. Он делал всё безусловно идеально (Серёжа, конечно, не видел этого полностью, но был точно уверен в том, что там всё уж точно хорошо), но постоянно нахмуривался, то добавлял, то убавляя цветы, размещая их в разных местах. Словно бы вправду пытаясь составить безупречную цветочно-верëвочную композицию... Горошко немного поджал губы, разглядывая напряжённого мужчину над собой. Особенно пристально вглядываясь в его цепкие пальцы, что аккуратно и неспешно вставляли цветы, поправляли верёвки и проходились так близко-близко к коже, что чувствовались мимолётные и словно эфемерные касания то там, то тут... Кадык дëрнулся вверх, а глаза прищурились. В груди постепенно и снова черт возьми медленно начало что-то загораться... Серёжа и сам не понял как именно, но он, несмотря на димину просьбу, снова принялся ëрзать. Только на этот раз более интенсивно и откровенно двигать тазом, потираясь о бёдра мужчины задом. На глаза налетел туман. Стало резко более приятно, хорошо. Верёвки тëрли кожу на руках, сдавливали и стягивали, от них словно бы становилось теплее как бы глупо, учитывая то, что лежал он с голой грудью обвязанный одними верёвками, это не звучало. А от таких лёгких, едва ощутимых, но частых движений потихоньку становилось горячее. — Серёж, — осадил его Дима спустя пару мгновений, уложив руку на ягодицу. Серёжа быстро захлопал глазами и спокойно повёл головой в сторону Димы, улыбнувшись ему самой невинной своей улыбкой. Мужчина добро улыбнулся и прыснул от смеха. — Ëрзать тоже не надо. — он наклонился ниже обычного, грудью практически уложившись на сведённые и связанные руки. Вторая ладонь улеглась на стянутые и ноющие лопатки, нежно огладила их. — Ещё чуть-чуть, подожди, хороший, — прошептал он ласково и мило в самое ухо, словно бы плавя своим бархатистым и красивым голосом. А потом, стоило Серёже снова забыто прикрыть глаза и по напускной расслабиться, как Чеботарёв нежно сжал его ягодицу сквозь тонкую и мягкую ткань домашних штанов. Касание короткое и не сильное, явно бесследное, но после некоторого времени проведённого в тупом ожидании, Горошко накрыло и от такого. К щекам медленно, но верно припекло жаром, ушедшим после вниз, связавшись там накрепко тугим узлом. Серёжа всё же не сдержался и коротко проскулил от этих ощущений. Дима просто какой-то невозможный. Зачем он только на это согласился...***
Дима заворожено разглядывал свою работу. Рассматривал лепестки роз, невероятно красиво и правильно украшающие ярко красную тонкую верёвку, ужом проходящуюся по телу Сереженьки. Так красиво. И так правильно. Вкупе с этой невероятной спиной Горошко — с видными ямочками-впадинками на его пояснице, что теперь несколько щекотилась из-за листьев роз, с красивыми, сейчас особенно сильно сведенными вместе, лопатками, с россыпью точек-родинок, что звёздами оказывались то там, то тут. И пятнышками. Этими самыми белыми пятнышками, что теперь, из-за белых же бутонов, напоминали упавшие на кожу лепестки. Красиво. Невероятно красиво и прямо таки правильно. Идеальная композиция. Именно с Серёжей она идеальная — Дима уверен. Будь на его месте кто-то другой такой красоты бы не было. А с ним — это произведение искусства. Он и сам, видимо, искусство. Кадык мужчины дернулся, а взгляд мазком прошёлся вниз до уже спущенных до ступней боксёров и штанов, что теперь открывали полный виб голого Горошко. Красивого, прекрасного, невероятного. Диме очень захотелось вырезать такой образ Серёжи где-то у себя в подсознании. — Серёжа. — с заметной, низкой хрипотцой, позвал Дима. — А можно сфотографировать? Серёжа похоже уже окончательно провалился в какой-то помутненный омут, ибо некоторое время вовсе не поднимал головы, смотря в одну точку где-то на матрасе. Его лицо было красноватым, глаза чуть соловелыми. Всё выдавало в нём сейчас человека до крайней степени возбуждённого и взбудораженного, но пока не получившего разрядку. Дима снова сглотнул вдруг осознав это. Чуть нахмурился, стащив пальцами с тумбы телефон и задумчиво открыв камеру. Горошко наконец коротко прыснул от смеха и не оборачиваясь, всё также уткнувшись носом в кровать, протянул: — Хочешь выставить это в инст с подписью «кабаре цветы, играет один Сергей Горошко»? — Нет, для себя. Красиво. Очень. — отрывисто и с придыханием проговорил в ответ Дима и неосознанно всё чаще и чаще стал поглядывать вниз на чужой округлый зад. Серёжа промямлил что-то вроде «оккей-р-р» и упал лицом в постель окончательно, практически зарывшись в ней. Камера телефона тем временем была направлена на спину и плечи Горошко, покуда Димина рука поглаживала по кругу его где-то по пояснице, достаточно быстро спускаясь ниже, наконец гладя парня по голым ягодицам. Телефон скоро полетел в сторону, а Дима медленно спустился с кровати и встал на колени, подтянув и спустив Серёжу так, чтобы его ноги свисали с кровати. Парень лишь тихо ойкнул, но даже не обернулся, лишь звучно сглотнув. Мужчина вздохнул и всё ещё продолжая поглядывать на связанные руки и красивые цветы меж верёвок, наглаживал чуть сжимая то одну, то вторую ягодицу, чуть-чуть разводя их в стороны. Дима смог рассмотреть несколько пятнышек даже здесь и при виде их заулыбался как-то по особому добро, ласково. — Дим? — спустя пару минут всё же поднял голову Горошко и повертел ей, пытаясь рассмотреть то, что же делает сейчас Чеботарёв сзади него. — Дим!... — задушенно быстро протянул Горошко и тут же дëрнул руками, сжал несвязанные пальцы и сильнее прежнего свёл лопатки вместе. Привставший член болезненно потëрся о ткань белья и Серёжа заскулил. Вот ведь... Дима! Как всегда резкий и быстрый, черт возьми. Сначала ждёшь его, ждёшь, пока он красоту наведёт, потом это всё себе на память сфотографирует и только после этого соизволит вспомнить о бедном Горошко, что от своего либидо уже плакать хочет. Ну, что за человек, ну не человек, ну!.. ...Серёжа желал бы ещё больше и более пышно распыляться в красочных недовольных эпитетах по этому поводу, но его словарный запас резко опустел, когда Чеботарёв начал водить языком более активно и буквально вылизывать его. Вылизывать. Прямо там. Проходясь горячим и мокрым языком вверх-вниз, оглаживая нежную кожу, посасывая её с чуть ли не причмокивающим звуком, накрывая уже красноватое колечко мышц губами, для удобства разводя ягодицы в стороны, вылизывая его вокруг. Язык надавливал на стенки входа и немного проваливался внутрь, заставляя побагровевшего Горошко просто уткнуться лбом в постель и протяжно застонать от осознания того, что сейчас Дима делает с ним. Немного зажатый и потирающийся неприятно о ткань член дëргался и наливался кровью лишь сильнее после всего этого и Серёжа снова и снова поднимал взгляд выше, зубами вцепляясь в простынь, ощущая какое-то мазохистское удовольствие. После долгого ожидания и желания от такого просто накрывало с головой и сносило с ног, унося куда-то в реку удовольствия. Одновременно с этим Дима также не прекращая гладил его везде: то оглаживал вздрагивающие бëдра, осторожно сжимая и совсем чуть-чуть царапая их, то почесывал и гладил по кругу на пояснице, заставляя Горошко прогибаться всё сильнее (и из-за того всё громче и отрывистее стонать), то вовсе просовывал руку под живот парня (как бы невзначай ещё задевая чувствительную красную головку его члена, отчего Серёже каждый раз салютом стреляло в голову) и гладил его. И не останавливаясь лизал и посасывал кожу, оставляя на ягодицах мелкие, но безумно яркие и видные засосы, покусывая кожу. Серёжа откровенно дрожал, когда мужчина прикусывал и немного оттягивал кожу, а после принимался успокаивающе зализывать, медленно ведя мокрой дорожкой до входа, снова облизывая по кругу колечко мышц, продавливая его и несильно, самым кончиком языка, проникая внутрь парня. Борода Димы царапала нежную кожу, принося заметное раздражение, но Горошко уже не обращал на это внимание, больше озабоченный горячим и резвым языком. Серёжа откровенно начинал скулить и сильно ëрзать, сжиматься на языке мужчины и закатывать глаза. Хотелось схватиться руками за его кудрявую голову и приблизить к себе ещё ближе, чтобы увеличить давление и чтобы ощутить жаркое и мокрое внутри себя ещё более явно. Но руки были натуго связаны верёвкой и красиво украшены бутонами, что теперь, из-за того, что парень уж слишком часто двигался и ëрзал, стали съезжать по сторонам и заметно осыпаться. Когда же Дима провёл языком ещё ниже, совсем немного, но ощутимо проведя по яичкам, Серёжа окончательно сжал зубы на простыни и весь выгнулся, уперевшись лбом в матрас, ощущая и осознавая лишь то, как Дима мерно и тщательно вылизывает его, потирая пальцами уже дëргающийся член. В голове мутило, перед глазами встала окончательная цветастая пелена, а некой тягучей, приятно-протяжной сладостью, сковало всё ниже пояса и особенно сильно сконцентрировалось между вздрагивающих ног. Верёвки окончательно натянулись и впились словно шипы в нежную белую кожу, оставляя на них ярко алые полосы. Завтра с утра точно все руки останутся в этих следах и Горошко естественно в панике будет думать о том как скрыть их в домашних условиях перед скорым новым спектаклем. Но это будет завтра, потому что пока что Горошко думает лишь о том как всё же хорошо мерно сжиматься и поскуливать, пока Дима посасывает кожу и проникает в него языком снова и снова, игриво водя вперёд назад, одновременно с этим мокрыми пальцами надрачивая уже колом стоящий чужой член.Хорошо. Красиво. Нужно.