***
Во время быстрого позднего обеда всей командой Чимин пробегается по привычным вопросам, которые он задаёт перед каждым шоу. Артист обычно что-то ещё добавляет, дополняет свои ответы, пока омега внимательно делает себе небольшие пометки, но всё равно весь разговор записывается на диктофон, так что он может позволить себе разглядывать старшего, пока тот так заворожённо смотрит в ответ. Альфа обеспокоенно стреляет в него глазами, и Пак лишь легко, вежливо улыбается, давая понять, что всё в порядке, и тут же отводит взгляд, чтобы не вызывать подозрений у окружающих. Обед заканчивается так же быстро, как и начался, и сразу после идёт активная подготовка к шоу, до которого ещё пара часов, но дел, как и всегда, слишком много, чтобы медлить. Чимина с Юнги снова разводит в разные стороны, но предвкушение их разговора после того, как всё будет готово, держит альфу на плаву. Мысли успевают уйти в разные стороны, пока менеджер Со вьётся рядом и бросает последние уточнения, но в голове всё равно держится образ омеги, заставляя сердце по-юношески шалить. Да, последние два дня выдались напряжёнными, но это уже чувствуется настолько неправильным — так долго молчать после той ночи, что хочется остановить всё вокруг, заморозить и прибежать к Чимину. Подойти близко-близко и на его привычный вопрос: "Что вы чувствуете перед сегодняшним выступлением?" наконец рассказать обо всех переживаниях, которые тревожат душу, о мыслях, которые не дают спать, о чувствах, которые рвутся наружу. Сказать, как сильно он благодарен омеге, что тот пришёл тогда в его номер, что не побоялся спросить его так прямо о его чувствах, что сам открылся и подарил надежду. Юнги хочет сказать многое, даже если всему миру придётся подождать.***
Чимин ходит около гримёрки артиста, время от времени заглядывая внутрь, но пока что над ним ещё работают стилисты. Так что омега вьётся у входа и продолжает названивать другу, который никак не возьмёт трубку. Для чего ему нужен телефон, спрашивается. Двадцать третий раз недоступен. Пак закатывает глаза, не веря, что Чонгук его так динамит уже который день подряд, и не может избавиться от волнения. Бессовестный. Чимин поворачивается на шум разговора за своей спиной и смотрит на выходящих из гримёрки омег, а затем видит выглядывающую из-за двери чёрную прилизанную макушку. Альфа находит его глазами и кивком подзывает внутрь. — Заходи, — говорит Мин, закрывая за омегой дверь на ключ, чтобы их никто не тревожил. Пак смотрит на время на внешнем экране складного телефона и убирает его в карман. До начала концерта осталось не так много. Он садится на диванчик и отчего-то снова неловко опускает взгляд, когда альфа приземляется рядом. И делает глубокий вдох, расслабляясь всем телом, когда горячая ладонь накрывает его пальцы. — Расскажешь, что тебя тревожит? — и Пак молча кивает. Он поднимает взгляд на Мина и с нового шумного выдоха начинает: — Сейчас со мной правда всё в порядке, так что можете так сильно не сжимать мою руку, — с лёгким смешком слетает с его губ, и альфа слегка ослабляет хватку, которая усилилась без его ведома. — Этой зимой... я пережил довольно сложный для меня период. У меня всегда были проблемы с самооценкой, когда речь заходила о моей внешности, но в том феврале я упал на самое дно, — омега слегка прокашливается, чтобы горло не першило. — Это будет не самый весёлый рассказ... — Прошу, продолжай. Чимин кивает: — В какой-то момент.. я настолько возненавидел себя, что не мог больше смотреть на своё отражение без слёз. Меня накрывала апатия и непреодолимая ненависть к себе. Всё доходило до того, что я не ел неделями, потому что еда в меня просто не лезла, но в то же время меня разъедало изнутри от голода... В какой-то момент мой психолог сказал, что не сможет больше мне помочь и посоветовал обратиться к психиатру, потому что моё тело уже на физическом уровне не справлялось со всем этим... Я ходил на работу, улыбался коллегам и друзьям, а потом приходил домой и не находил даже сил дойти до кровати, — в груди так мерзко начинает потряхивать от воспоминаний. — Я ревел постоянно, засыпал от усталости. У меня были панические атаки, когда я думал, что вот-вот задохнусь от плача и удушающей безысходности. Я не чувствовал ничего... — и взгляд омеги встречается с округлёнными, покрасневшими глазами альфы, который еле сдерживает слёзы. Чимин впервые видит страх за полюбившимися радужками. Рука старшего снова сильнее сжимает пальцы Чимина, и всё так же совершенно рефлекторно. Альфу потряхивает, как и самого омегу, но они смотрят в глаза друг другу и так ярко видят, что понимают всё это до деталей. — Ваша песня, Amygdala, я помню, как впервые её послушал. К тому моменту мне уже удалось собрать себя по кусочкам, я выкарабкался из этой ямы, потому что слова психолога слишком меня напугали. "Всё настолько плохо, что даже он не может мне помочь?" Такие мысли были у меня в голове. А ещё он мне так жестоко, но так честно сказал слова, которые я, кажется, запомню на всю жизнь: "Если ты сам не решишь себя спасти, это не сможет сделать никто". И я через силу, понемногу, день за днём вытаскивал себя из этой ямы, — омега сжимает губы, когда видит слезу, скатившуюся по уже закреплённому тональнику на чужой коже, и Юнги хочет быстро её стереть, но Чимин так бездумно касается его щеки раньше, аккуратно убирая влагу с его лица. — Когда я впервые услышал эту песню, я не сдержал слёз. В голове пронеслись все те дни, когда я пытался заставить себя почувствовать хоть что-то кроме ненависти к себе. И вы так её поёте, Юнги-ним, — прикрывая глаза любовно тянет омега, — что пробирает до костей. Так честно и искренне, словно говорите всё то, что было в тот момент у меня в голове... Я безумно люблю эту песню. Я уже много раз говорил, что весь альбом D-Day тронул меня до глубины души, и это никогда не были просто слова, чтобы вам польстить. Когда вы поёте эту песню на сцене, я вспоминаю, как лежал на полу в своей спальне. У меня не было сил даже натянуть на себя какую-то одежду, я ни в чём не видел смысла и хотел... — Чтобы это закончилось?.. — вдруг подаёт голос альфа, еле справляясь с горечью, удавкой сдавившей горло. — Очень сильно... Не поймите меня неправильно, я бы никогда этого не сделал. Для этого я слишком ценю жизнь. Но эта самая жизнь больше не приносила мне никаких эмоций... Мне так хотелось перестать витать в этой ненависти к самому себе... Днями, месяцами мечтал почувствовать что-то ещё. И Amygdala, — Чимин отводит взгляд на мгновение и отпускает нервный смешок, — слишком хорошо передаёт эти эмоции, — и альфа тоже не сдерживает ответной усмешки, но на грудь словно камнем ложится этот неприятный груз. Взгляд Мина опускается на его пальцы, сжимающие омегу, и Чимин тут же замечает эту вину в глазах, которой там быть совсем не должно. Его рука снова так аккуратно ложится на щеку артиста, чтобы не испортить макияж: — Но в то же время эта песня напоминает мне, что я справился с этим. Я смог это преодолеть, хоть и не решил вопрос с непринятием себя. Но я нашёл силы идти дальше и жить. И поэтому я всегда на ней плачу... У меня не получается это контролировать, потому что с этой песней у меня связано столько эмоциональных потрясений. Но она для меня очень ценна. Так что прошу, Юнги-ним, уберите эту вину с вашего лица, — по щекам омеги тоже скатываются две одинокие слезы, но он не прекращает улыбаться, стирая влагу с подпорченного тональника артиста. Альфа тяжело вздыхает и медленно, тонкой струйкой выдыхает всё напряжение, которое накопилось в теле. Он смотрит в глаза Чимину, невольно заражается его улыбкой и бездумно прижимается губами к его лбу уже второй раз за день... Омеге точно стоит начать его отталкивать, иначе Мин сам просто не сдержится и заберёт этого мужчину себе. Спрячет в своём надёжном сердце и будет охранять, не жалея сил и чувств, которых точно хватит на двоих. — Ты такой сильный, — хриплым голосом в лоб. — Я так горжусь тобой, — и Чимин уже совсем не контролирует слёзы, которые катятся сами по себе. Юнги понимает это состояние. Понимает лучше всех, потому что в его случае... Он пытался это закончить, но слава богу неудачно. Спасибо всем звёздам, что этот омега оказался в разы сильнее его самого. Чимин подрагивает в чужих объятиях. Глубоко дышит, прижимается ближе к крепкой груди альфы и чувствует такое невероятное облегчение. За все эти месяцы он ни разу ни с кем об этом не говорил. Ему... Ему было стыдно в этом признаться. Признаться, что он на протяжении двух, трёх месяцев не мог справиться с собственными мыслями, не мог прийти в себя, собраться с силами и вернуться в норму. Да, звучит глупо, но когда ты настолько забрасываешь себя, что целыми днями не вылазишь из кровати, не ешь, не моешься, даже не можешь одеться и плачешь... В такие моменты очень тяжело сказать об этом хоть кому-то. Это звучало слишком жалко для самого омеги, поэтому кроме его психолога об этом не знала ни одна душа... В один из своих особо тяжёлых эпизодов Чимин хотел позвонить Чонгуку, попросить приехать и вытащить его из этой дыры, но понимал, что друг не сможет магическим образом избавиться от ненависти, которая годами копилась внутри Пака. И ему снова стало стыдно... За то, какой он. Так что Чимин так и не решился. Альфа дышит полной грудью, беспрестанно поглаживая голову, спину омеги и вдыхая его сладкие мандарины. С ума сойти... Юнги никогда не думал, что встретит кого-то, кто бы прошёл через подобное. Он сам особо не говорил на эту тему, искренне изливать душу у него получалось только в песнях, но то, что даже такой сильный, уверенный и прекрасный омега, как Чимин, прошёл через такое... Это возвращает на землю и в очередной раз доказывает, что даже самые, казалось бы, счастливые, весёлые и беззаботные из нас бывают настолько сломленными внутри. — Маленький? — Мм? — уже так привычно отзывается омега. — Ещё раз скажу это: тебе не обязательно смотреть моё шоу целиком, если... — Я хочу, — Чимин с улыбкой поднимает свои глаза на альфу, чуть отстраняясь. — Я очень люблю эту песню. Вы невероятно её исполняете, Юнги-ним. Мин тут же демонстративно хмурится: — Что я сказал насчёт "Юнги-нима"? — и Пак начинает смеяться, прикрывая улыбку ладошкой. — Вы невероятно исполняете эту песню, хён, — и губы Чимина в необдуманном порыве ложатся на щёку альфы, который тут же краснеет. Юнги растерянно смотрит омеге в глаза, когда тот отстраняется и шкодно ухмыляется. — Это чтобы вы думали о моём поцелуе во время концерта и отпустили все тяжёлые мысли. — Тогда мне потребуется ещё парочка, чтобы точно настроиться на работу, — уже с нескрываемой улыбкой говорит Мин, но он совершенно не ожидает, что это сработает, и вздрагивает, когда мягкие губы омеги ложатся на другую его щёку, а тёплые руки обхватывают его шею. — Пока хватит и этого, — не отпуская рук. — Хорошего вам выступления, хён. Я буду как всегда смотреть на вас из зала, — и на этих словах пальцы омеги нежно скользят по линии подбородка старшего. Чимин встаёт с дивана и снова смотрит на экран телефона. — Думаю, мне уже пора, — и идёт на выход, невольно касаясь подушечками пальцев своих губ, которые покалывает от такого горячего прикосновения. Юнги заранее спрашивает у стаффа, где будет сидеть Чимин, перед тем как выйти на сцену. Не может стряхнуть глупую улыбку, когда уже стоит у самого выхода, и облизывается, вспоминая, какими мягкими были губы омеги на его коже. Тяжесть с груди и правда уходит с первыми аккордами вступительной песни, пока по всему телу разливается тепло от такого искреннего душевного разговора. Когда начинает играть та самая Amygdala, взгляд альфы тут же цепляется за сектор, в котором он уже успел разглядеть Пака. Посматривает туда время от времени и отдаётся на все сто процентов, когда кричит припевные строчки. И он не видит в темноте огромного стадиона и за светом софитов, как Чимин улыбается сквозь слёзы и легонько касается пальцами своих губ, думая: этот альфа совсем не такой, каким казался на первый взгляд.***
Звонким стуком массивных каблуков о плитку передаётся всё негодование, которое сейчас кипит в венах Тэхёна. Казалось бы, его не было всего пару дней, но видимо, некоторые сотрудники уже разучились различать своего начальника, потому что то, что Ким услышал буквально минутой ранее в лифте за своей спиной, не лезет ни в какие рамки: — Ты слышал? — перешёптывания где-то позади. — Что именно? — Про Ли Юсона, сценариста, который работает с нашей дебютной группой. — Нет, а что с ним? — Он на самом деле сын группы Чон. Его настоящее имя — Чон Чонгук, тот самый, — на этом моменте Ким тут же проснулся и нахмурил брови. — Как его вообще приняли к нам на работу?.. — Который из новостей? Бросил Кан Сонхо, — так же шёпотом протянул омега, а у Тэхёна уже начало закипать. В ответ ему согласно замычали. — Боже, как можно было изменить Кан Сонхо? Сумасшедший... Он же буквально мечта. — А я о чём. И на этом моменте Тэхён уже не выдержал, даже не удосужившись повернуться: — Тогда идите и исполняйте свою мечту сами, — а затем стрельнул тяжёлым взглядом. — Вам же лучше, — посмотрел на бейдж, — стажёр Ли и менеджер Пак, — и снова глаза в глаза, — ваша "мечта" теперь свободна, — омеги вмиг покраснели и склонили головы, когда поняли, кто перед ними. — Ли Юсон — большой профессионал своего дела и к тому же не падок на второсортные сплетни из жёлтой прессы, поэтому и получил у нас работу. А вам я посоветую, — альфа почесал свой подбородок, — подумать теперь, достойны ли вы называться сотрудниками KTH, если позволяете себе подобные выражения в адрес человека, которого лично даже ни разу не встречали. И напоследок пригвоздив их к земле своим суровым взглядом, Тэхён вышёл, тут же бросая секретарю Чхве, который выбежал за ним, чтобы он организовал общее собрание. Надо заканчивать с этими глупыми слухами. Бред какой, распускать подобную чушь и сомневаться в профессионализме человека, основываясь на безосновательных сплетнях из интернета. Когда Хосок говорил об этом по телефону, Тэхён даже не представлял, что встретится с этим сразу же по возвращении. Хорошо, что Чонгук эти пару дней не приходил в офис и не слышал всего этого. Тэхён заходит в свой кабинет, бросает сумку на стол и мотает головой, не веря в наглость собственных сотрудников. И в этот момент, как назло, дверь распахивается, а на пороге стоит ещё один "приятный" сюрприз: — Ты серьёзно подаёшь на развод? — размахивая бумагами в руках. — Совсем из ума выжил, Тэхён? Ким устало потирает переносицу и слышит шаги, приближающиеся к его столу. — Как видишь, — бумаги приземляются на столешницу прямо у альфы перед носом, и он поворачивает их лицом к разгневанному собеседнику, ведя пальцем по строке: — вот тут чёрным по белому написано: "Истец: Ким Тэхён. Ответчик: Хан Юджин. Исковое заявление о расторжении брака".