***
— Пришли результаты судмедэксперта, — озвучивает Пак, влетая в кабинет и протягивая отчёт. — Ребёнка изнасиловали и отравили цианидом калия. Из повреждений: кровоподтёки на руках – руки явно были слишком туго скованы. На теле парня обнаружено несколько старых шрамов на груди, — отчитался коротко Пак. — Ещё что? Имя, возраст? Сердце? Можешь нормально докладывать? — психует Чон, на что Пак лишь закатывает глаза. Ему нужно узнать всё от главного, что на поверхности, до самой маленькой и, казалось бы, незначительной детали. Важно всё, даже запах, которым пропитан воздух на месте убийства. — Сердце не человеческое – поросячье. Что касается ребёнка – Бён Чхоль, четырнадцать лет. Время смерти примерно час ночи. И вот сейчас ты ахуеешь, — предупреждает Пак, активно кивая головой и как-то по странному улыбаясь, то ли удивлённо, то ли истерически. — Здесь ребёнок, — напоминает начальник. — Простите, Мисс, — сгибается Пак в поклоне. Ему бы в цирк, а не в полицию. — Он сын Ким Соры – лидера политической партии «Прогрессивная партия» и Бён Тэмина. Чон выпячивает глаза и вырывает из рук Пака отчёт, пробегаясь взглядом по фото и их описанию. Что может быть хуже того, что убийство связано с детьми, да ещё и является продолжением дела десятилетней давности, так это то, что это ещё и связано с политическими представителями. Если дело Чхве закрыли, хотя тот тоже был в рядах важных деятелей страны, закроют ли это тоже по какой-то тупой статье, не дав возможности расследовать? Вряд ли. Здесь ребёнок чиновника, а Чхве был неугоден всем, кажется, от его смерти только выдохнули. А здесь возьмутся проверять каждого жителя, на уши поднимут всех. Вот только загвоздка: чтобы разгадать это дело, Чон уверен, нужно копать с самого начала, нужно снова открывать дело Чхве и искать причины и следственные связи именно там. Там точно будут все ответы. — Хочешь сказать, что убийца смог украсть ребёнка у кучи охраны, отвезти его в безлюдную местность, изнасиловать и убить? И ни охрана, ни сама Ким Сора не хватились искать пропавшего ребёнка? — Звучит нереально, но, по-моему, ему это удалось, и результат у тебя перед глазами. Чонгук отбрасывает листы и хватается за голову. Если человек смог утащить ребёнка, который ни шагу не сделает без охраны, то как ему защитить своё чадо? Страх снова сковывает, хочется выть от происходящего белой белугой, но это никак и ничем не поможет. «Надо взять себя в руки, надо взять себя в руки», — повторяет в мыслях Чон. — Что насчёт ДНК? — Ничего не обнаружено. Под ногтями только земля и кровь убитого. Чонгук обречённо выдыхает. — Он его изнасиловал, и ты хочешь сказать мне, что никакого ДНК не оставил? Чимин только разводит руками. — На тебе охрана, на мне Ким Сора. Приведи её в участок, — приказывает Чон. — Камеры проверил? — Проверил. Ничего нет. — Ищи, Пак, — нервно выдаёт Чонгук. — Кто сообщил об убийстве? — Позвонили с телефонной будки. Камер там нет. — Найди! — приказывает Чон. — Проверь школу, дом, места, в которых он бывал, камеры автомобилей, дорогу от школы к месту преступлению и будке телефонной. Действуй, не стой без дела! Чонгук на нервах из-за всего происходящего. Он не может вести себя спокойно, не тогда, когда его дочери угрожает смертельная опасность. Девушка, слушая весь диалог отца с Чимином, покрывалась холодной испариной, кожа сделалась гусиной, а во рту пересохло от осознания полной картины происходящего. — Пап, может, нам просто уехать? — тихо спрашивает Дахи, дождавшись, пока они останутся одни. — Думаешь, если мы уедим, это его остановит? — поворачивается к ней Чонгук. — Нет? — теряет последнюю надежду на спокойствие Дахи. — Нет. Дахи не сдерживается и начинает лить слёзы снова, а Чонгуку лишь остаётся прижимать её к себе и, поглаживая по голове, нашёптывать, что она обязательно будет в порядке.***
В допросной висела траурная и давящая тишина. Ким Сора, опознав сына, упала в истерику и, надрывно рыдая, громко кричала, что это неправда. Чонгуку больно было на неё смотреть. Сколько бы всего он не увидел за годы своей карьеры, почему-то именно сейчас он впервые проникается и пропускает через себя всю боль и горечь утраты матери жертвы. Вколов ей успокоительные и приведя её в допросную, где не будет лишних глаз, Чонгук дал ей времени столько, сколько нужно, чтобы она пережила это, а сам наблюдал за ней за прозрачным стеклом. Несмотря на количество психотропов в её крови, та продолжала надрывно рыдать и говорить что-то неразборчивое, она не сильно ударяла себя по груди и иногда сильно зажимала свой рот рукой. Мужчина наблюдал и испытывал соболезнования, но ничего не мог поделать, он ничем не может помочь. Дождавшись, когда Сора более-менее придёт в себя, Чонгук прошёл в допросную. — Я знаю, что вам это ничем не поможет, но примите мои соболезнования, — искренне произносит Чон и только после этого включает запись. — Расскажите подробно, что происходило вчера: где был ваш сын, когда вы видели его в последний раз? Женщина отвечать не спешит. Кажется, при каждой её попытке открыть рот и проронить хоть слово, слёзы снова наполняют глаза, а ужас происходящего сдавливает грудь, не позволяя нормально дышать. — Простите… — тихо произносит и делает большой глоток воды. — Вчера Бён Чхоль как обычно поехал в школу. С ним был его водитель. Он писал мне в школе, что у него всё хорошо, и что он получил хорошие оценки. — Сора достаёт телефон и открывает нужный чат. — Когда он закончил, то написал, что у него нет желания идти на дополнительные и спросил, может ли пойти в кафе с друзьями. Женщина снова начинает плакать, показывая переписку и натыкаясь на присланное фото сына. Потребовалось около пяти минут, чтобы та снова вернулась к разговору. — В пять часов у него начинаются занятия: сначала пианино, потом английский, — говорила та медленно, — а следом бассейн. Закончил он в девять вечера и, как вы видите, — Сора показывает на голосовое, — прислал мне краткое сообщение. Политик включает аудио и снова заходится в слёзы: «Мам, я закончил. Устал безумно, но можно я поеду к Даниэлю, а не домой? Не хочу быть там без тебя». — Я согласилась, а после мы ещё созвонились буквально на минут десять, и я не стала его больше тревожить. Написала только «спокойной ночи» перед сном. Отвечая на второй вопрос: мы виделись утром последний раз, как раз перед школой, — закончила она и отложила телефон. Чонгук слушая, записывал дополнительные вопросы и что-то, что, казалось, могло хоть как-то помочь. — Как долго ваш водитель работает с вами? Где он сейчас? — Вы подозреваете его? — ошарашенно спросила женщина. — Он не мог, точно не мог. Это старший мужчина шестидесяти лет, который работал ещё на моего отца. — В данный момент подозреваемые все. Знаете ли вы тех людей, что с ним на фото? — Да. — Напишите их имена и фамилии, и номера. Кто такой Даниэль? — продолжает допрашивать Чон, не позволяя даже сделать паузу на глубокий выдох. — Это мой брат. Погодите, — Ким Сора замирает. — Нет, нет, нет… Он не мог сделать этого с моим ребёнком. Не мог! — кричит она. — Не мог ведь? Женщина смотрела в глаза Чонгука таким отчаянным и печальным взглядом, что даже он, взрослый и хладнокровный на работе мужчина, в миг растерял всю свою броню. Это невыносимо. — У меня нет ответа на этот вопрос в данный момент. — Он не мог, — повторяет женщина. — Не мог, точно вам говорю. Он бы ни за что не сделал это с собственным племянником. — Мы всё проверим. Давайте продолжим. Почему Бён Чхоль не хотел возвращаться домой? Женщина тяжело выдыхает, явно не желая отвечать на этот вопрос. — Если вы будете молчать или недоговаривать правду, или, куда хуже, лгать, это дело не сдвинется с мёртвой точки. Ким Сора отворачивает голову в сторону и задумывается над чем-то. Молчала она минут пять прежде, чем взвесить всё и выговорить: — У них сложные отношения, — тяжело выдыхает, вытирая выступившие слёзы. — Проще говоря, мой муж – Бён Тэмин не терпит нашего сына. Он родился не таким как все и рос не таким как все. Его особенность злила Тэмина каждый раз, когда он на него смотрел. Он никогда не воспринимал его как родного и всегда унижал его, поднимал руку… — женщина замолкает. — Поэтому Чхоль не оставался с ним один на один. Мой сын практически всегда находился либо с няней, либо со мной, либо с кем-то из прислуги, чтобы Тэмин не трогал ребёнка. Ким Сора снова начинает рыдать, но в этот раз быстрее успокаивается. Чонгук внимательно слушал и делал пометки. — Что значит «особенный»? — продолжает допрос. — У него генетическое отклонение – гермафродитизм, он развивался как парень и как девушка. Чонгук замирает с ручкой в руке в миллиметре от страницы, в голове проносится сказанное Тэхёном о мифе, а перед глазами мелькает слово с записки «Гермафродит». — Кто об этом знал? — резко спрашивает Чон. — Я, Тэмин и Даниэль, никто больше. Всё держалось в строжайшем секрете. — Я так понимаю, шрамы на груди от операции? — Всё верно. В голове появляется вопрос: что, если отсылка к Гермафродиту это не столько про изнасилование, сколько про тайну семьи? Чонгук протягивает женщине записку, оставленную убийцей, и внимательно изучает её реакцию. Ким Сора молчит и от ужаса затыкает рот рукой, чтобы хоть как-то сдержать рвущийся наружу вопль. Она снова начинает впадать в истерику, и Чонгук даёт ей необходимое время. Минут через десять, когда, казалось, у женщины совсем не осталось никаких сил, та едва слышно произнесла: — Я не святой человек, много кому дорогу перешла – я всё-таки политический деятель, но я даже представить не могу, с кем я поступила настолько ужасно, чтобы кому-то пришло в голову убить моего ребёнка, отомстив мне. — Сора откладывает записку и произносит следом: — Говорят, если закрыть человека в тюрьме и не сказать по какой причине он там оказался, он, прокрутив свою жизнь, найдёт, по меньшей мере, один случай, за который его могли бы притянуть к ответственности. Вы же понимаете, что находясь в политике у меня этих случаев много… — Какие отношения связывали вас с Чхве Кан У? — Который сгорел десять лет назад? — уточняет та. Получив кивок, отвечает: — Никаких. Суто рабочие. Мы изредка пересекались на каких-то собраниях, но не более. Допрос продолжался несколько часов. Чонгук завалил вопросами, пытаясь разузнать как можно больше, чтобы найти хоть малейшие зацепки, но, к сожалению, много полезной информации собрать не удалось. Добавилось около десяти людей для допроса и проверки, и около сотни дополнительных вопросов, которые жужжали в голове, словно пчёлы в улье. Мужчина закончил, когда на улице уже светало. Посидеть с Паком и Мином, как планировалось, не удалось. Но хорошо хоть, что они забрали с собой Дахи, чтобы девочка не мучилась в участке, ожидая отца. Да и с ними двумя Дахи будет спокойнее и безопаснее. Если кому-то и можно доверить свою дочь, то только им двоим. Закончив расписывать важные детали на доске, пытаясь записать главную информацию, которая показывала бы хоть часть картины, Чонгук тремя большими глотками выпил горячий и горький кофе, чтобы взбодриться и продолжить работать над делом.***
Неделя пролетела слишком быстро: допросы, допросы и снова допросы. Он задавал одни и те же вопросы, проверял алиби, искал новые зацепки, но всё пусто. Дахи постоянно рядом, только на ночь уезжает вместе с Чимином и Юнги, дабы поспать, пока отец перекочевал жить на работу. Забрав утром дочь из дома друзей, Чон сменил своё амплуа на профессорское и поехал в университет. Дело делом, а пары никто не отменял. — О, дружочек! — произнесла громче положенного Дахи, оставляя отца и, словно Карлсон, заведённый пропеллером, подлетела к Тэхёну. Все присутствующие шокировано пялились на них: незнакомка проходит в аудиторию практически за руку с профессором, а следом бросается к самому спокойному и тихому из всех. — Давно не виделись, — радостно щебечет она. — Дахи, — спокойно прерывает её Чонгук. Кажется, теперь в аудитории глаза стали ещё больше: неужели профессор умеет не орать? — Тише, пожалуйста. Девочка кивнула, и шёпотом, приблизившись к лицу Тэхёна, произнесла: — Двигайся, — поторапливает та его, чтобы не задерживать пару отца. Тэхён тяжело сглатывает от обречённости – эта семейка, кажется, не оставит его в покое – но двигается вправо, позволяя девушке присесть рядом. Вот неужели ему не жилось спокойно: сначала профессор, потом обморок, потом его дочь, и вот снова… Ким прям предчувствует, что его ждёт точно что-то проблемное, поэтому хочется держаться ото всех на расстоянии, но, видимо, кто-то сверху будет продолжать их сталкивать. Пока Чон опрашивал студентов, Тэхён делал записи в своей тетради только ему понятные о чём. Дахи же пялилась в его лист, пытаясь расшифровать написанное. — Что ты делаешь? — интересуется тихо подросток. Тэхён, не решаясь ответить, чтобы не драконить Чонгука, потому что вряд ли дочь остановит его от ора на нерадивого студента, пишет ответ на бумаге: «Вспоминаю героев мифологии, которые были изнасилованы». Лицо Дахи вытягивается в удивлении: — Зачем? «Чтобы выдвинуть одну теорию для проверки», — продолжает отвечать Ким, но на письме. — Ты тоже знаешь про то дело? — Дахи приблизилась к нему слишком близко, чтобы точно никто не услышал, о чём она спрашивает. «Ты же в курсе про неразглашение?» — появляется на бумаге. Тэхён постоянно посматривал на профессора, чтобы постараться уловить: смотрит ли он на них. Незачёт ему не нужен, да и быть выставленным из аудитории тоже не прельщает, а довести ещё Чона до ора, так это вообще крайняя точка кипения. Но мужчина, хоть и бросал на них частые взгляды, молчал. Несколько раз они столкнулись взглядами, и Тэхён испытал что-то ранее неизведанное. Глаза Чона не выглядели пустыми как раньше, в них можно было заметить беспокойство, а поджатые на долю секунды губы только подтверждали, что тот далёк от холодного спокойствия. Возможно, для многих это незаметно, так как это были лишь секундные моменты послабления эмоциональной брони, но не для Тэхёна – он слишком хорошо читает по лицам людей. Сейчас Ким видит перед собой не железного робота, который лишён человечности, а того мужчину с фото в его квартире, которому не чуждо проявлять эмоции. — Мы же друзья? — спрашивает Дахи, на что Ким кивает. — Тогда у нас может быть ещё один секрет. Голос Дахи хоть и был очень тихим, всё равно можно было уловить, что тот дрожит. Руки, которые она постоянно потирала друг о друга, только усиливали понимание, что та волнуется. — Кажется, я одна из будущих жертв, — говорит девушка и, не ожидав, что Ким так резко повернёт на неё свой взгляд, не успела отодвинуться, и они едва ли не столкнулись носами, но слишком быстро отвернулись друг от друга. «Откуда такие мысли?» — написал он на листе. Подросток не решилась говорить, поэтому отобрав у Кима ручку, быстро ответила на бумаге: «Папа так сказал». Тэхён обречённо и как-то слишком тяжело выдыхает, видимо, понимая, каково ребёнку проживать сейчас свои дни, зная, что она на крючке у больного убийцы. Он пусть в такой ситуации не бывал, но был в ситуации, когда осознавал, что рано или поздно к нему применят жестокое насилие. Это ужасная моральная давка, ты боишься буквально любого шороха. Вот только они отличаются тем, что Дахи есть кому защитить. Тэхён отчего-то уверен: Чонгук точно не допустит, чтобы с его дочерью что-то случилось. «Я мало что знаю, — пишет тот. — Я был только на месте преступления». Дахи разочаровано выдыхает и падает головой на сложенные на парте руки. Прокручивая в голове всё, что она слышала за время нахождения с отцом, девочка цепляется за имя, которое слышала чаще всего. Подросток резко поднимает голову и, выхватывая ручку снова, пишет возникший вопрос: «Ты знаешь кто такой Чхве Кан У?» Тэхён, даже не задумываясь, пишет свой ответ: «Знаешь, как много в этой стране людей с таким именем? Я не могу знать, о ком конкретно идёт речь». Ответ вырисовывается незамедлительно: «Я слышала, что есть ещё один человек, который там фигурирует. Это Ким Сора – мать того мальчика. Она из политической партии. Может, этот Чхве тоже был из мира политиков?» Прочитав о привязке к политике, Ким, кажется, дышать перестал. Если это реально тот Чхве Кан У, о котором он сейчас подумал, то у него появляется слишком много вопросов к этому делу. Тэхён был с ним знаком, вернее не так. Чхве был самым близким другом их семьи и был тем человеком, который являлся опорой для него в детстве и примером для подражания. Кажется, он был самым чистым и светлым человеком, которого Тэхён знал. В голове пролетают множество сцен из прошлого: пышные ужины в компании семейства Чхве, путешествия, праздники… Они проводили едва ли не каждый день вместе. Мама была близкой подругой с женой Чхве, а отец был в близких дружеских отношениях с самим Кан У. Они даже жили рядом друг с другом. Помимо этого, Чхве был тем, кто не раз спасал Тэхёна. Каждый раз, когда удавалось сбежать из дома, как-то так получалось, что именно Чхве ловил его и оказывал поддержку и медицинскую помощь. Он часто пытался воздействовать на отца Кима, чтобы тот перестал поднимать руку на ребёнка, но было всё без толку. За какое-то время до его смерти, Чхве даже пригрозил отцу полицией. Но до разбирательства не дошло, так как через пару дней Корею огорошила новость о его смерти: «Вся семья умерла в один день». Тэхёну было двенадцать на то время, он до сих пор помнит: как громко рыдала мама в тот день, как он надрывно рыдал на похоронах и то, как холодно смотрел отец на три рамки с чёрной лентой. Казалось, он не чувствовал ни горечи от потери друга, ни печали, ни потери. В целом его отец всегда был будто камнем, но в тот день его взгляд выглядел особо пугающим. Он, взгляд, пробирал малого Тэхёна до дрожи, там не было соболезнования, он даже посмел в какой-то момент поднять уголки губ в подобии улыбки, он будто был рад, что стоит на похоронах человека, о котором отзывался как о своём не кровном брате. Вынырнув из воспоминаний, Тэхён всё-таки отвечает: «Чхве Кан У возглавлял министерство финансов Кореи», — кратко проинформировал. Дахи внимательно вчитывается и задумывается, прикрывая глаза. Тэхён тоже ныряет в думы, смотря теперь на дело об убийстве под другим углом. Вспомнив записку, оставленную убийцей, студент замирает от осознания: если тот, о ком говорит убийца, является Чхве, с которым был знаком Ким, значит, это не был случайный пожар. Их убили. Если это так, причастен ли к этому его отец? Незадолго до их смерти, отношения между семьями начали портиться, точнее, отношения между мужчинами. Одной из причин был Тэхён. Других подробностей студент не знает. Но отец точно не горевал после потери, он злорадствовал. Слишком странное это дело… Ким делает себе пометку в голове, поговорить с матушкой и разузнать как можно больше деталей. «У меня вопрос, — снова пишет девушка. — Если эти два человека из политического круга, то почему я являюсь целью? Мой папа лишь бывший полицейский, который ушёл с полиции и преподаёт уже десять лет в универе. Он не имеет никакого отношения к политике». «Хороший вопрос, Чон Дахи», — пишет студент следом и подозрительно долго задерживает свой взор на имени, написанном собственной рукой. Прерывает его лишь звук мобильного телефона, который раздался на практически опустевшую аудиторию. Он так зациклился на имени, что, кажется, оказался в своей прострации, которая стёрла рамки окружающего мира. — Слушаю, — произносит Чон, и, по мере течения времени, можно было заметить, как многозначительно менялось его выражение лица. Сначала шок, потом удивление, потом, при взгляде на дочь, появился в глазах страх. — Скоро буду, — бросил он и отключился. — Новое убийство? — предполагает Ким. — Я с вами, — бросает он и со скоростью света сбрасывает свои вещи в рюкзак. Чонгук лишь вопросительно изогнул бровь, требуя пояснений. — Я хочу получше проникнуться будущей профессией, и понять: моё ли это, — пояснил студент. — Тебе четыре предыдущих года не хватило? — Это всё не то. Я не буду вам мешать. К тому же разве я не помог со своими выводами в прошлый раз? Не отвечайте, — говорит он сразу же. — Знаю, что помог. Чонгук продолжал стоять с изогнутой бровью, с каждым словом всё сильнее сужая глаза. — Откуда столько смелости со мной разговаривать? Храброй воды где-то выпил? Больше не боишься меня и не избегаешь? Дахи с непониманием наблюдает за разговором мужчин и желает только одного, чтобы это всё побыстрее закончилось, и она смогла бы снова спокойно дышать. — Я просто понял, что угрозы вы не представляете, — честно отвечает Тэхён. — Мне нужно участвовать в этом деле. К тому же мы должны сдать практику, пускай это и будет моя практика. Поработаю с вами месяцок-другой, помогу с делом. Я умный, в моей голове точно много полезной информации. — А моя голова, по-твоему, пустая? — Так, — встряла Дахи, — голова от вас болит. Пап, — смотрит оленьими глазами в очи мужчины. — Позволь Тэхёну пойти. Он мой друг, он тоже будет меня защищать. Ты же будешь? — поворачивает на него голову девушка. Тот активно кивает в ответ. — Вот, видишь. Ещё один телохранитель мне не помешает. Чонгук смотрит на дочь точно также вопросительно. Что вообще здесь происходит? С каких пор Тэхён друг Дахи? Когда они вообще познакомились? Что это за просьбы такие? И почему Чонгук должен теперь таскать этого студента с собой? Десятки вопросов и ни одного ответа. В целом, наверное, лишняя голова ему не помешает, всё-таки работать вдвоём по ночам проще, чем одному. Работники не особо горят оставаться и разгребать дело внерабочего времени, поэтому Ким лишним не будет. Отчёты ведь сами себя не напишут. Чон шумно и явно недовольно выдыхает, прикрывает глаза, но соглашается. — Сделаешь хоть что-то не так, особенно, по отношению к Дахи, жизнь твоя превратится в ад. Понял? — предупреждает тот. «Адом меня не напугаешь, я там был», — проносится в голове у Кима. Он бы, наверное, усмехнулся вдобавок, но это точно лишнее сейчас. — С каких пор ты вообще знакома с моими студентами, да и друзьями вы когда успели стать? — бурчит недовольно Чон, покидая аудиторию. — Это секрет, — подмигивает Тэхёну Дахи. — Ты! — вырывается у профессора от пробежавших мыслей в его голове, а Дахи от его реакции только рассмеялась. — Ничего криминального, профессор Чон, — заверяет студент.***
На подъезде к месту преступления, Тэхён испытывал странное и пугающее волнение. Как бы там ни было, было немного страшно снова смотреть на мёртвого ребёнка. Да и резкое обрушение загадок, связанных с этим делом, заставляли голову пухнуть от тяжёлого мыслительного процесса. Волнение Тэхёна приглушилось, стоило только услышать стук в лобовое стекло со стороны профессора. — Привет, мой свет! — бросает Пак, снимая солнечные очки. — Чего так долго? — Чтобы меньше времени тебя видеть, — съязвил Чон. Чонгук не позволил долго отсиживаться в машине и попросил его, Тэхёна, на выход, быстро представил Чимину, и провёл к месту, где лежало бездыханное тело. Место преступления выглядело примерно также, как и в прошлый раз: пустырь, труп с гематомами, следы изнасилования и никаких следов удушения либо же смертельной травмы. В этот раз жертвой снова стал парень, подросток на вид. Отличие заключалось в том, что у трупа лежало не сердце, а пинетки для новорождённых, а рядом записка: «Прощальный подарок от Эндимиона. Ваши дети расплачиваются за ваши грехи. Справедливости и закона в этой стране нет, поэтому я буду законом, я буду судить». Чонгук злостно выдыхает, стараясь не смять в руке улику от гнева. Это тотальный провал. У них ничего нет: следов убийцы, зацепок, какой-то связи, да даже не представляется возможным выяснить, кто будет следующей жертвой. Непонятны до конца его отсылки к этой грёбанной мифологии. Он будто ищет призрака. Как можно убить настолько чисто? Как он мог ничего не оставить? Это и заставляет ощущать мороз, пробирающий тело. Единственное, что его хоть немного утешает: Дахи находится под постоянной защитой либо его, либо Пака и Мина. — Тэхён, — обращается он к студенту, — покажи, насколько ты умный. Кто такой Эндимион? Чонгук протягивает записку, и Тэхён, прочитав имя, задумался. В голове он пытается отыскать нужную информацию и понять, к чему эта отсылка. Миф про Эндимиона он читал на днях, чтобы освежить свои знания. — У меня вопрос, — произносит Ким, отдав улику опергруппе. — Была ли какая-то другая связь с персонажем и первой жертвой, помимо изнасилования? — У убитого было редкое генетическое отклонение. Он был гермафродитом. Тэхён снова нырнул в мысли. Прокручивал слова на записке, сюжет мифа и полученные сведения от Чона. У Тэхёна есть предположение связи, но не слишком ли грязно играет убийца. Убивать и насиловать детей – это уже за гранью жестокости, но на этом он не остановился. — Будет звучать бредово. Но, если отбросить связь с изнасилованием, а Эндимион был тоже жертвой, то могу выдвинуть предположение, что пинетки рядом с трупом лежат не просто так. Но тогда это не состыковывается с сердцем. — Можешь сказать всё от начала до конца, а не выдавать порционно, чтобы я догадывался, — Чонгук начинал немного злиться. — Спокойно, спокойно, профессор Чон. Исходя из мифа: Селена – богиня луны, влюбилась в смертного, и просила Зевса сохранить ему вечную молодость, погрузив его в сон, чтобы он никогда не оставил её. Зевс в итоге его усыпил. Но это детали, главное – Селена приходила к нему каждую ночь и, по-факту, насиловала, так как он не мог дать своё согласие. От него она родила, если я не ошибаюсь, около пятидесяти детей. Чон смотрит на труп, и внимательно исследует рядом стоящие пинетки. Обоих жертв связывает изнасилование, как в реальности, так и в мифах. Но, помимо этого, тайны, которые несёт в себе данный персонаж, вроде и должны наталкивать на разгадку, которая, Чон чувствует, является на поверхности, но она словно маленькая частичка пыли – неуловимая. Ближайшая ночь снова будет лишена сна: допросы, отчёты, проработка версий, просмотр улик, и снова допросы. — На допросе с Ким Сорой меня посетили две мысли. Первая: посредством мифологического персонажа он раскрывает семейные тайны. Вот только об особенности жертвы знали только трое... — Кто-то из них попадает под подозрение? — прервал рассказ студент. — Нет, у всех железное алиби. Так вот, — возвращается он к мысли. — А вторая: сама записка и оставленный рядом с трупом предмет, скорее всего, относится к кому-то из родителей жертвы, а не к ребёнку. В новой записке убийца подтвердил моё предположение. Тэхён снова нырнул в мысли. Если записка, как говорит Чонгук, обращена к кому-то из родителей, то нужно копаться в их прошлом, нужно искать связи между родителями жертв. А самое интересное, если мысль, промелькнувшая в его голове касательно некой Селены, которая насиловала жертву, подтвердится, то в последующих убийствах, он будет знать, на что нужно будет давить при допросах. Может, именно вытащенные наружу тайны и приведут к той самой взаимосвязи, которая объясняла бы критерии выбора жертв. — Могу я выдвинуть одно предположение? — поинтересовался Тэхён, на что получил одобрительный кивок. — Что, если у жертвы есть ребёнок и это та тайна, которую хотели вытащить наружу? — Ему от силы семнадцать, — шокировано произнёс следователь, рукой махнув в сторону жертвы, мол, посмотри, ты несёшь какую-то дичь, твоя догадка маловероятна. — Я вижу, — Тэхён медленно прикрывает глаза и делает глубокий вдох. — Но что, если просто предположить, и в ходе расследования попытаться проверить? Убийца не мог легкомысленно выбирать персонажа для жертвы, он точно продумал всё до мелочей, раз настолько заморочился и с записками, и с мифологией, и с зачисткой следов. Он даже следы ног на сырой земле не оставил, зачистив их чем-то. Он не оставил ни волоска, ни ДНК, ни отпечатков, ни следов шин... Пусто. Вот тебе и идеальное преступление. — Ладно, поехали в участок, там подробнее всё обсудим, — бросает Чонгук и направляется к машине. — Я еду с вами? — немного удивился Ким. Он то думал его только на место преступления пустят. Тэхёна такой поворот событий очень радует, так он сможет узнать как можно больше деталей, точнее – так он сможет узнать всё. — Будешь отчёты писать. Я не люблю этим заниматься. Девушка с Чимином сидели всё это время в машине и о чём-то очень увлекательно общались. Чонгуку и Дахи безумно повезло с Паком: чтобы не случилось, тот всегда поддерживал, старался сделать так, чтобы отгородить от негативных мыслей, и каким-то чудным образом умел заставить на время забыть о возникших проблемах. Чон безумно благодарен Паку, который сейчас всеми силами пытается отвлекать его дочь от печальных событий, которые обрушились, заботится о ней и дарит ей улыбку. За её спокойствие, Чонгук готов отдать всё. Он перед другом в долгу. — О, а вот и мой любимый начальник. — Как приедем в участок, мне нужно как можно скорее узнать, кто жертва и немедленно приведи мне на допрос его родителей, — сразу же заговорил о работе начальник. — Так точно, мой капитан, ещё задачи будут? — Я сегодня снова буду ночевать в участке… — Чон замолкает. — Я понял, — произносит Чимин и поворачивается к Дахи, улыбается и спрашивает: — Какие у нас планы на вечер? Чего ты хочешь?***
Стоило только переступить порог участка, как вихрь работы и бумажной волокиты – сбил с ног и измотал настолько, что Тэхён заливал в себя литры горького кофе и силился не уснуть. Прописать всё, что они увидели, пересмотреть фото с места преступления и постараться найти новые зацепки, перечитать отчёты экспертиз и расписать новые предположения, составить список подозреваемых и сравнить с предыдущей жертвой, найти новые связи и поставить очередной знак вопроса напротив имени Чхве Кан У, который точно как-то объединяет эти дела. Отдельно в своём блокноте Тэхён ставит дополнительный знак вопроса напротив имени Дахи. — У меня вопрос, — произносит студент, отвлекая Чона от работы. — Родители первой и второй жертвы политические деятели. Вы же не из мира политики, соответственно, Дахи не должна быть целью, — высказывает своё мнение Тэхён, пялясь в блокнот, но быстро переводит взгляд на следователя и смотрит прямо в глаза, озвучивая: — Так почему ваша дочь является целью убийцы? — С чего ты взял, что Дахи его цель? — выпаливает сразу же Чонгук. — Дахи сказала об этом. Чонгук сузил глаза, всматриваясь в самую душу. Как-то слишком быстро студент подобрался к его дочери – это напрягает. Да и его обознательность, которая выдвигает правильные предположения, – заставляет его относиться к нему с недоверием. Слишком тот подозрительный. — С каких пор ты так близко общаешься с моей дочерью, что она рассказывает тебе подобные вещи? — Возможно, видит во мне человека, который внушает доверие? — пожимает тот плечами. — Вот именно сегодня, Тэхён, ты не внушаешь мне доверия. Слишком внезапно ты «подружился», — Чонгук показывает в воздухе кавычки, — с Дахи, да и слишком резко ты рвёшься в расследование этого дела. Вопросы здесь я должен тебе задавать, а не ты мне. — Я понял, — Тэхён слегка улыбнулся, и черкнул что-то на листе. — Вы очень красиво ушли от прямого ответа. Чонгук хотел было задать свой вопрос студенту, но в участке стало громче – это заставило переключиться со студента на работников и оставить разговор и вопросы на потом. В кабинет Чона прошло трое людей, один из них был подчинённым следователя. — Я привёл Ким Линсу – мэра Сеула и его супругу – Хан Со Хи для допроса, — известил новичок. Супружеская пара была в компании маленького ребёнка, которого молодая девушка укачивала на руках. Тэхён готов поставить сто долларов на то, что этот ребёнок связан с убитым Ким Джебомом. Мэр выглядел достаточно сурово: его черты лица выглядели остро, глаза излучали холод и пустоту. Ему явно не прельстило приезжать в полицейский участок во втором часу ночи, прерывая свой сон. Но особо интересного в его лице, виде и поведении не было. А вот его жена вела себя поинтереснее. Женщина нервно укачивала ребёнка, хотя тот не плакал и не капризничал, постоянно покусывала губы, металась глазами по всем и всему, и явно усердно над чем-то думала. — Начнём с вас, — обратился Чонгук к мэру. — Сону, — перевёл тот свой взгляд на сотрудника, — побудь с госпожой Хан, пока я не закончу. А ты, Тэхён, — указывает на него пальцем, — можешь наблюдать за допросом. Допрос проходил достаточно напряжённо и вызывал смешанные эмоции. Линсу часто повышал голос, ярко выражал свой гнев и свою ярость, он не мог усидеть на одном месте и постоянно ходил по комнате, не слушая просьбы Чона присесть. И Тэхён, наблюдая за всем через стекло, сложил впечатление, что Линсу ведёт себя агрессивно не по причине убийства сына, а потому, что его посреди ночи приволокли на допрос. — Сядьте, иначе мы быстро не закончим, — снова просит следователь. — Сесть? Сесть?! — орёт тот. — У меня сына убили, а вы спокойно просите меня присесть? Может вы перестанете заниматься хуйнёй и пойдёте искать убийцу, а не меня допрашивать будете? — Господин, для того, чтобы иметь хоть какие-то предположения, кого нам искать, нам нужно вас допросить, — говорит Чон холодно и немного грубо. — У вас есть десять минут на допрос и ровно сутки на поимку убийцы, — говорит тот, отодвигая стул и присаживаясь напротив. — Вы не будете ставить мне рамки, — произносит Чонгук, открывая свой блокнот. — Есть ли у вас враги, которые могли бы совершить убийство вашего сына? — Каждый второй в мире политики и не только является моим врагом, будете всех проверять? — с вызовом спрашивает мэр. — У вас нет в глазах печали или горечи от утраты, и сожаления тоже нет, только злость. Это странно… — Это моя защитная реакция. Чонгук делает заметки и внимательно наблюдает за политиком. — Что связывает вас с Чхве Кан У, с Ким Сора и с её мужем? — Ничего, — кратко отвечает тот, — ничего, кроме политической деятельности. Следователь, снова получив бесполезный ответ о наличии связи этих четверых, разочаровано выдохнул. Кто-то врёт, и это точно. Даже если связи с Чхве у них нет, родители жертв точно связаны, точно в чём-то замешаны, иначе без наличия этой связи, месть им была бы бессмысленна. Чон достаёт фото записки с оставленным предметом, которые находились рядом с трупом, и пытается уловить все его эмоции. Тот лишь немного прикусил нижнюю губу и, отложив фото, развёл руками, давая понять, что нет никаких предположений. — Знаете, кто такой Эндимион? — Понятия не имею. Вспомнив слова студента о мифе, следователь решает задать слишком рисковый вопрос, но в тоже время слишком неожиданный, а значит, настоящие эмоции политика проявятся сквозь злость. Вопрос слишком провокационный и, кажется, он сейчас рискует получить по лицу, так как выдержкой мэр не отличается явно. — Когда вы узнали, что ребёнок, рождённый вашей двадцатичетырёхлетней женой, на самом деле ваш внук? — Чонгук изучает его реакцию, и остаётся полностью удовлетворённым. — Что ты несёшь?! — заорал тот, ударив кулаком по столу. Спасибо, что не по лицу. Политика перекосило в гневе. Его глаза горели, не предвещая ничего хорошего. Вены на сжатых до побеления руках и напряженной шее выступали слишком чётко. Что ж, возможно, Тэхён был прав в своём предположении. — В любом случае, мы и так обязаны сделать экспертизу ДНК. С вами мы закончили, — произнёс Чонгук, поднимаясь со стула и приоткрывая ему дверь. Стоило двери плотно закрыться, в допросной прозвучал голос студента, который находился за стеклом, но включил микрофон, чтобы дать свой комментарий: — Профессор Чон, будет неправильно и это по-факту будет являться ложью, но, если вы надавите на Хан Со Хи с ребёнком, она может рассказать что-то, что сильнее доказало бы эту догадку. — Почему думаешь, что она скажет лишнего? — Чонгук отрывает взгляд от пустой стены и переводит его на стекло. Кима он не видит, но смотрит именно в его сторону, приподнимая вопросительно бровь. — Просто попробуйте надавить на неё. Допрос с Хан Со Хи проходил тяжелее: многие вопросы та пропускала либо отвечала односложно. Выяснить удалось только, что отношения между ней и сыном её мужа были натянуты. Также она подметила, что отношения между мужчиной и ребёнком испортились, стали натянутыми, да и в целом, они старались не пересекаться, находясь в одном доме. Из-за испорченных отношений жертва, Джебом, должен был покинуть страну в скором времени и приступить к учёбе за границей. — Что послужило причиной их разногласий? — Думаю, Джебому не хватало матери, а меня он как мать не воспринимал, — тихо и отстранённо произнесла та, смотря куда-то вниз, но не на Чонгука. — А вы его как воспринимали? — задал наводящий вопрос. — Как друга, скорее. Мне хотелось с ним подружиться. — И всё-таки, вы не ответили честно на мой вопрос. Не думаю, что причина в женщине, которая умерла при его родах. Что вы скрываете? Чонгук смотрел пристально: изучал её мимику, пытался словить взгляд её глаз, но та намеренно избегала зрительного контакта. Её руки находились под столом, но Чон уверен, та их то сжимала, то разжимала. Она точно пыталась следить за своей речью. Трёх этих признаков хватает, чтобы понять: Хан Со Хи врёт – мужчина уверен в этом на сто двадцать процентов. — Джебом не воспринимал меня как жену своего отца, — хмыкнула та, пытаясь совладать с эмоциями, в попытке сыграть только ей понятную роль. — Он постоянно цеплялся ко мне, говорил о каких-то чувствах, следил… — Вы с ним спали? — спрашивает напрямую следователь. Девушка аж поперхнулась от возмущения: — Да как вы смеете такое спрашивать? — повысила она голос. — Всего лишь вопрос, — развёл руками Чон, — не более. Видите ли, убийца на месте преступления оставил детские пинетки и записку с отсылкой на мифологию, которая повествует о том, что у жертвы есть ребёнок. Я лишь проверяю эту теорию. — Это ребёнок моего мужа, — прикрыкивает та. — Мы в любом случае будем делать ДНК тест, — спокойно заявляет Чонгук. На самом деле это немного не в рамках этого дела делать тест на отцовство, так как напрямую это никак не касается убийцы, да и смысла в этом тесте нет. Но это подтвердит, что очередной секрет чужой семьи подтвердился. Если это так, нужно искать максимально приближенных к ним людей. Хан Со Хи перекосило. Она прикрыла глаза, и через несколько мгновений разрыдалась: — Он меня изнасиловал, — призналась та. — Джебом был помешан на мне с самого начала. В тот день как бы я ни кричала, и как бы ни вырывалась, он всё равно сделал это со мной. Пока она успокаивалась, Чон повернул взгляд на стекло, за которым стоял Ким. Следователь не мог его видеть, но в этот момент они смотрели друг другу в глаза. Тэхёну удалось там увидеть что-то схожее с горечью. Это дело слишком грязное – вытаскивает наружу то, что должно было оставаться в секрете. И пугает только то, что конца этому не видно.***
Работы было настолько много, что после допросов, Чон оставил Тэхёна в кабинете одного писать отчёты, а сам спустился в архив, в поиске дела Чхве. Он пролистал его вдоль и поперёк раз сто, столько же раз он изучил все материалы дела. Он знал каждую строку наизусть, но всё равно, открыл и принялся изучать заново. Фото с места преступления, обгоревшие до костей тела, сгоревший дом, следы насилия и записка: «Настанет час, и я приду за расплатой к другим, таким же виновным. Вы все будете гореть в аду». Чонгук закрывает папку и закидывает голову назад. Как это дело можно было закрыть как «пожар по неосторожности»? Вопрос открыт вот уже десять лет. Ему тогда не позволили даже дать делу ход, только написать отчёты и закрыть как смерть от возгорания непотушенной сигареты – курили в доме, вот и сгорели. Чонгук усмехается. Кан У никогда не курил, он не переносил запаха сигарет, он даже к отцу, когда тот покурит, не подходил и вечно кривил своё лицо, порицая эту зависимость. Вернув папку на место, освежив детали в своей голове, Чонгук по пути в кабинет сделал две кружки кофе и вернулся к студенту. Тэхён негромко посапывал, положив свою голову на бок на документы. Мужчина аккуратно поставил горячий напиток и присмотрелся. Ким спал, беззаботно посапывая и причмокивая губами во сне. Его волосы небрежно прикрывали глаза. Рука Чона потянулась к его волосам, прикрывавшим глаза и, едва касаясь пальцами, убрал мешающие пряди. Тэхён, видимо, ощутив это, резко подорвался и проморгался, следом уставившись на профессора, не понимая, что происходит и почему в его личное пространство в который раз лезут. — Это уже третья провокационная ситуация, — хриплым ото сна голосом произнёс Ким. — Ты мне отчёты обслюнявил, — указывает тот на мокрое пятно на бумаге. Тэхён устало и разочарованно закатывает глаза вверх. Ему теперь это переписывать придётся, а его пальцы и запястья уже ноют от этой чёртовой писанины. Это его первый день «практики», а он уже заебался. — Так вы меня из-за этого разбудили? — поинтересовался студент. — А ты чего там надумал? — спросил Чон, присаживаясь и отпивая горячий напиток. — Думал, вы педофил. — Ты совершеннолетний, — для проформы отмечает Чонгук. — Так вы не отрицаете, что допускали обо мне подобные мысли? — Как у тебя вообще такая связь сгенерировалась? — Всего лишь вопрос, — развёл руками студент, — не более, — повторил его же фразу, которую услышал на допросе, Ким. Чонгук хмыкнул и пододвинул к нему чашку с кофе поближе. Хоть у него и есть некое предостережение по отношению к студенту, потенциальной опасности от него он не ощущает. Вообще, находясь рядом с Тэхёном, он ведёт себя и ощущает странно. Тот зачастую перед ним выглядит как растрепанный воробушек, который заставляет тепло внутри него разливаться. Забавный, остроумный, спокойный... Мысли, которые идут следом, совсем не радуют. Не может он как профессор, да и как человек тоже, смотреть на своего студента не как на студента, а как на заинтересовавшего его парня. — Кстати, — произнёс Ким, отвлекая Чона от мыслей и сворачивая их снова на тропу рабочей коммуникации. — А где водитель Бён Чхоля? Исходя из показаний: он последний, кто видел ребёнка. — Идут поиски. — А машина? — Нашли брошенной на выезде из города. — Скорее всего, водитель мёртв, — высказывает своё предположение студент. Заметив вопросительный взгляд старшего, принялся пояснять: — Не думаю, что кто-то из работников семей жертв виновен. Они слишком много времени проводят с ними. Они буквально двадцать четыре на семь находится рядом. Если бы они и точили зуб, то точно только на работодателей, а не на других политиков, связь между которыми до сих пор не ясна. — Откуда ты знаешь, как работает персонал у политиков? Кажется, теперь Чонгук решил устроить допрос своему студенту. Видимо, предыдущих допросов ему было мало. Интересно, сколько всего скрывается в этом парне? Он явно не так прост, каким хочет казаться. — Просто предположение. — У меня есть огромное желание навести на тебя справки, — говорит Чон, смотря в глаза. — Эй, — смеётся Ким, растеряв всю надлежащую субординацию по отношению к старшему и разговаривая с ним слишком уж непринуждённо. — Не упрощайте себе настолько задачу. Узнайте, кто я, посредством нахождения со мной и диалогов, а не просто вбив моё имя в базе. — Ты точно тот Ким Тэхён, который сидел тише воды, ниже травы, упал передо мной в обморок, а потом ещё и избегал меня в университете? — Я могу быть разным. — Раздвоение? — изогнув вопросительно бровь, интересуется Чонгук. — Всего лишь увидел вас с другой стороны и понял, что моё первоначальное мнение о вас было ошибочным. Какой-либо угрозы вы не представляете, а значит, я могу вас не опасаться и не строить из себя зашуганного студента, чтобы не нарваться на вашу немилость. — Так, тихоня – это образ? — Не хочу, чтобы меня считали интересным и пытались вести со мной дружбу, — честно отвечает на заданный вопрос. — Я в людях не нуждаюсь. — А в чём нуждаешься? — В правде, на данный момент. Мы отвлеклись, — закончил викторину личных вопросов Тэхён. — У нас нет ни отпечатков пальцев, ни ДНК, ни весомых подозреваемых. Нет предположений, кто будет следующим и нет понимания связи. Мы в тупике, следователь Чон.