***
Ненавижу всë. Ненавижу, когда в меня тыкают пальцем и злобно шепчутся прямо передо мной, разнося очередные сплетни. Ненавижу, когда, только упомянув о своей крутости, люди начинают кидаться оскорблениями в мою сторону. Ненавижу, когда кто-то прямо говорит: «ты это заслужил». Чего я заслужил? Смерти? Только потому, что я веду себя слишком эгоистично? Может, иногда я поступаю не очень нормально, но мне так хочется быть не простым второстепенным персонажем, а кем-то реально значимым. Я всегда остаюсь на заднем плане, изредка появляясь в главных ролях сценария. Может, действовать достаточно «круто» недостаточно, а надо что-то ещë, чтобы меня полюбили? Я не знаю. Но, как бы то ни было, любят Гамбола. Гамбола, чëрт возьми. И иногда я задаюсь вопросом: «почему его так обожают?», в то время слушая ненавистные комментарии фанатов о его превосходстве надо мной. Почему он действует круто и получает много внимания, а я нет? Я совершаю те же самые шаги, говорю те же самые слова — почему не я, А ОН?! Он каждый день разрушает город чуть ли не в прах, и его продолжают любить! ЗА ЧТО?! Я даже на баскетбол хожу, спортом занимаюсь и живу спокойно, не принося никому особо смертельных бед, а он… На этом мой монолог заканчивается. Я отчаянно сажусь на компьютерный стул и пусто оглядываю совсем новенький ноутбук. Могу поспорить, у Гамбола даже такой модели нет — его семья выглядит как беспорядочная банда, они не смогут такое позволить. Однако, несмотря на все те материальные блага родителей и их чрезмерную опеку, я не чувствую завершенности в себе. Даже если мне достаётся внимание. Мне хочется внимание от окружающих и их одобрения; понятное дело, что родители меня точно любят, но что насчёт других? Нет ни одного человека, которому я нравлюсь по-настоящему. Может, один лишь Джо, да и то я не уверен: мало ли что у него в голове на самом деле. Может, он всего лишь фальшиво улыбается и смеется мне в лицо, а сам думает: «ну камон, заткнись уже…»Я не знаю.
Но я знаю, что мне никогда не стать главным героем ни этой истории, ни последующих. Мне уже даже великая слава не нужна — мне нужно банальное внимание, но, о боже, как я ненавижу всë это. Я так хочу покончить с этим сам. А ведь пару недель назад мне активно начали желать всего «наилучшего» и проклинать из-за того, что я пофлиртовал с Пенни. Ненавижу это. Ненавижу этого гребаного Гамбола, который только и может распускать слухи как слабак и не может ничего выяснить лично со мной, а прячется за спинами остальных. Ненавижу эту гребаную Пенни, которая вообще стала причиной скандала; недавно я вообще осознал — кому она нужна? Только Гамболу и еë папаше. Они два нарциссичных идиота под маской ангелков. Их всегда прощают за все умыслы, которые они хотели совершить или совершили, а как только я перепутал женскую раздевалку с мужской, так меня сразу надо после уроков оставить, что я якобы извращенец (не отрицаю, но это слишком жестоко). Ненавижу их. Ненавижу свою жизнь. В ней практически нет смысла, особенно утерявшийся несколько дней назад. И насколько бы я ни был волевым и уверенным, что-то мигом распалось в моём сердце.Я думаю, меня ничто и никто не спасёт.
Никто и ничто не спасёт от настоящей моей Судьбы.Они хотели смерть? Они еë получат.
***
Не подозревающий чего-то неладного Гамбол с радостным настроением входит в комнату, пока вдруг не замечает настежь открытое окно. — Что за… Кто его открыл? — Он хмурится и мигом устраняет неполадку, когда за спиной раздаются быстро сменяющие друг друга стуки ботинок по деревянному полу. Только повернувшись, Гамбол уже оказывается прижатым к полу и с шоком замирает. Он не в силах сообразить, что происходит, но разноцветные яркие кудри дали понять ему частичку того, что сейчас может произойти. — Тобиас?! Какого… Как ты пробрался в наш дом?! Но фиолетовые зрачки лишь сужаются, и Уилсон сильнее сжимает рукоятку твёрдого топора, хватаясь свободной рукой за чужую глотку. Уоттерсон не на шутку пугается и начинает брыкаться, что-то невнятно кричать и пытаться умолять пощадить, однако Тобиас лишь холодно говорит: — Умри, тварина. После чего стремительно вонзает в шею и начинает конкретно долбить еë, не останавливаясь ни на секунду. Кровь: и ещë, и ещë, и ещë — растекается по смуглой коже Тобиаса и оставляет на нём большие пятна. Он со всей силы хватается за оружие и, подняв его над уже безжизненным телом, пронзает живот. Больше брызгов алой жидкости, и больше безумия виднеется в ни о чем не сожалеющих глазах. Голубые, некогда сияющие позитивом, глаза уже давно закатились к потолку, а шея с глоткой полностью безжалостно растерзаны. Но Тобиасу не до шуток: что-то наталкивает его на чувство вины и глубокого страха за свой поступок, а что-то заставляет просто валить отсюда поскорее, избавиться от улик и не вспоминать этот случай. Хотя вошедший в комнату Дарвин прерывает все мысли. — Т… Сердце бьётся с безумной скоростью и разами, а убийца всего лишь бездействует, когда мальчик в шоке отходит назад. Его глаза заполняются слезами ужаса и он также замирает, ожидая чего-то. Дарвин боится. Он боится, что, если попробует убежать, Тобиас и его убьёт, но в то же время им двигает непонятное желание. — Молчи… Дарвин, пожалуйста… — Тихо лепечет он и хмурится. При виде такого беспомощного и жалостливого вида Уоттерсона младшего что-то заставляет оттолкнуться от ещё одного резкого движения. Тобиас медленно встает, пока Дарвин прижимает руки к сердцу. Тело невольно дрожит, а колени подкашиваются, готовясь свалить его на пол из-за бушующих эмоций. — Т-Тобиас… Что… П…Почему… — Прямо перед подошедшим Уилсоном младший падает и отчаянно смотрит на свежий, покрытый увечьями труп, который лишён головы. Кровь разбрызгалась вокруг пола, попав на стол, шкаф и многое другое, но среди них выделяется именно Тобиас: на его загорелой коже различимы целое обилия алой жидкости. Сейчас он выглядит будто сам Сатана, но заплаканные глаза Дарвина выражают лишь ненависть; к нему подступает рвотный позыв. Ничего сейчас так не волновало больше, чем зависший Дарвин, тупо смотрящий в пол. Уилсона это, несомненно, напрягло. Он медленно проходит к младшему и пытается заставить его поверить, что всё произошло на эмоциях. — Дар… Резкий удар с разворота, и топор уже крепко «прилетает» в руки Уоттерсона, который с громким рыком орёт слова о ненависти. Он так сильно кричит «умри», что Тобиас и не успевает отреагировать на оглушающий удар прямо в череп. Замертво свалившись, зрение мигом размывается; становится непонятно, что происходит дальше, но различаются еле слышные быстрые шаги, отдающиеся в коридоре. Кровь. Очень много крови. Расколотый череп Тобиаса. Кричащий Дарвин. До инсульта напуганные родители, схватившиеся за сердце. Но, прежде чем отдать концы, Тобиас невнятно шепчет:— Н…На… Ненави…жу…
И отдает эти самые концы жизни в руки Судьбы.