Путешествие длинною в жизнь

Этот день мало чем отличался от большинства предыдущих - старое людское поселение на окраине некогда богатой провинции Терзия, постепенно оканчивало свой повседневный, хлопотный путь. Немногочисленные ремесленники стремились как можно скорее продать свои незамысловатые изделия и разойтись по постоялым дворам и своим, или же арендованным домам - местные торговцы сполна пользовались исключительным правом Айцблау, как, некогда, перевалочного пункта имперской армии, на получение максимальной прибыли с приезжих. Будучи мостом между северо - западной и центральной провинциями разделенными между собой горами Скорби, поселение это было единственным безопасным форпостом по обе стороны Великого Перевала. Все эти названия были даны сим местам столь давно, что никто из старожилов и помыслить не мог когда, да и мало осталось тех, кто и в сказках прадедов своих помнил время единого государства. Прошло уже более полутора столетий с того момента, как завершилась Великая война. И как часто бывало в таких случаях, не осталось практически никого, даже среди нелюдей, кто мог бы помнить - за что тогда велась бойня, отбросившая развитие мира на многие века, если не тысячелетия назад. Злые языки поговаривали, что дело было в некоторых кулуарных играх столичной аристократии, что совпали с временем набегов южных варваров - гирдов и одновременным нашествием армии неизвестного противника, что огнём и мечом прошлась по центру страны, истребив без малого половину всего населения. Так или иначе, после войны наступил Мор - и вот после него в живых осталось не более шестой части людей. Коммуникации рухнули и бывшие провинции обособились не только от двух главных центров, но и распались на множество мелких феодов внутри самих себя... Харальд в последний раз взмахнул тяжёлым топором и чуть подумав, решил успеть вернуться к семье затемно. Леса у Айцблау в это время были небезопасны, и хотя пятидесятилетний бывший наёмник Свободных Псов был первоклассным воином и мог все ещё дать фору многим молодым братьям по ремеслу, но годы все же брали своё, а бросаться очертя голову в пекло было против его правил. "Страх не порок, но благословение" - таков был его девиз не только на поприще цеховой практики, но и в целом по жизни. Псы были отчаянными ребятами, закалённым в боях рубаками и солдатами удачи от мозга до костей. Их цех никогда не бросался в безнадёжный бой: зная себе цену Свободные промышляли самыми разными контрактами - от охраны караванов, до подавления крестьянских бунтов во владениях мелких князьков и баронов. Они всегда выполняли свою работу, снискав репутацию незаменимых и доблестных воинов. Другие вольные отряды промышляли грабежом, но не они. Даже подавляя очередное, порой справедливое восстание против произвола господ, воины эти не устраивали резни, а предпочитали казнить лишь зачинщиков. Лишь в случае гибели кого-то из своих, путем жребия они казнили пятерых недругов, и снова лишь из взявших в руки оружие. За первые двадцать лет ремесла, сын захудалого священнослужителя сколотил неплохое по меркам своего положения состояние, и теперь вёл относительно спокойную жизнь в достатке, правда и предпочитая все делать своими руками. Двое его старших сыновей уже давно покинули отчий дом, а первая супруга, одна из тех самых непокорных судьбе крестьян, скончалась от лихорадки одиннадцать лет назад. Новая семья - новая жизнь... Харальд почесал свою начавшую седеть, русую бороду, и закинув нехитрую поклажу в дорожный мешок, двинулся по знакомой просеке в сторону дома. На середине поля он отчётливо почувствовал запах гари, а позже раздался удар, от которого не было спасения - яркая вспышка, словно заново родившееся солнце едва не лишила наемника зрения, а когда он вновь открыл слезящиеся глаза, Айцблау уже не было - один сплошной огненный смерч, что поглощал всё на своём пути. Нестерпимый жар заставил его бежать назад - в только что покинутую чащу. Быстро, почти по волчьи, Харальд метнулся в овраг, и погрузившись в сильный, быстрый поток, принялся перебирать руками, стараясь совладать со всё возрастающим жаром. Лес вокруг начинал полыхать также, как и вспыхнувшая в свою очередь его деревенька. Душный запах гари и вопли попавших в западню животных наполнял предзакатные сумерки, что окрасились алым, далеко уже не в первый раз.