Море

Тай Ли, уткнувшись ей в плечо, спит. Спит до безумного мило, сопит еле слышно и дышит размеренно. Только чуть припухшие глаза выдают минувшую тревогу, что расползалась всë быстрее и быстрее по еë сознанию совсем недавно. Мэй легонько улыбается, наблюдая за еë приподнимающейся на вдохе грудью, отложив книгу подальше. Они едут на электричке до моря, и Мэй рада, что Тай Ли имеет возможность передохнуть сейчас. Видеть еë такой спокойной часто очень непривычно, но куда более приятно, чем смотреть на ручейки слëз на краснеющих щеках. Тай Ли завалила выступление — так говорила она, рыдая, пока сидела, уткнув локти в колени и забравшись пальцами в густые волосы. Оттягивала, стараясь то ли успокоиться, то ли навредить себе побольше. Распустила свою роскошную косу, в конец спутав пряди между собой. Говорила, что старалась, очень-очень старалась, а место заняла всë равно предательское седьмое. «Мне одной только хлопали в зале, Мэй, понимаешь. Мне одной!», — восклицала она отчаянно и сбивчиво чайкой, сгорая от несправедливости и больной, потрескавшейся гордости. — Отчего же, отчего?! — срывалась уже на шëпот. Тай Ли корила себя, всë глубже погружаясь в чувства, а Мэй корила всю токсичность сферы этой чëртовой художественной гимнастики, создавшей у солнечной и лучезарной девочки травмы в совсем раннем возрасте. Сейчас же они ехали к морю. Воздух сквозь открытое окошко прилетал свежий, солëный и густой, полный чужих воспоминаний и собственных ностальгических грëз. Мэй очень хотелось верить, что Тай Ли станет хоть чуточку лучше. Она до ужаса любила природу, а особенно — их городское побережье, всегда достигаемое настырными волнами, идущими напролом. Тут очень часто налегал на небо мутный и даже вязкий туман, прятавший кричащих белых птиц и сам небосвод, полный неоспоримо ярких красок. Эта картина постоянно захватывала дух и у Тай Ли, и у Мэй. Но куда больше привлекала тëплая летняя вода, готовая принять их разгорячëнные, молодые тела, окунающиеся в неë ранним-ранним утром — чтобы в тишине и спокойствии посвятить время друг другу и такому незнакомо тихому морю. Тай Ли любила брызгаться, заливаясь хохотом под недовольное шипение Мэй. Дурашка, думала она тогда и отвечала с большей силой, когда Тай Ли — в который раз! — напрасно отвлекалась, за что схватывала по полной, ахнув от неожиданности. Хлопала ресницами, как только в еë лицо летела вода, будто это было самым непредвиденным действием на свете. В такие дни отходили на задний план все тревожные и нагнетающие мысли, всегда ловившие в самый ненужный (читай: любой) момент. Но не тогда, точно не тогда, когда они нежились под летним зноем, перекатываясь на золотом песке с бока на бок, и разделяли трепетную близость душ на двоих. Мэй очень нравилась нежная, чуть усталая улыбка Тай Ли, появлявшаяся на еë блестящем лице под вечер. Она была до ужаса довольна собой, другими людьми и просто днëм. «Была до счастливого покалывания где-то внутри, должно быть, в сердце, родной», — ловила себя на мысли Мэй, глядя на прямую загорелую спину, обращëнную к ней. Она сидела, болтая ногами в подостывшей воде, которая слабыми и несильными волнами спотыкалась о песок, уже не стараясь его захватить и присвоить себе. Тогда Мэй подсаживалась ближе, вновь подставляя своë плечо для изнурëнной, усталой головы, прямо как сейчас. У неë оставались ещë пару десятков страниц, робкое дыхание сбоку и небольшой вагончик времени. Текло оно медленно, не торопясь, как некоторые еë попутчики, словно говорило: «Бери, сколько хочешь». Мэй, конечно, брала — всë без остатка. Пока время было. Пока тëмные длинные волосы щекотали выбившимися из косы полупрядками еë нежную кожу. Пока впереди было море и пока впереди была одна безграничная бесконечность из лоскутов счастливых мгновений, которые она обязательно соединит в один-единый коллаж.