После смерти жизнь только начинается

Впервые прочитав о хозяйке дома в какой-то старой газете из архива университета, Кристофер понял, что этот дом либо будет его, либо не достанется никому. Стоит сказать, что сообщалось о смерти Мишель Сандерсон в небольшом некрологе, маленькой колонкой на самой последней странице. Клаус был слегка разочарован. Впервые его умение работать с историческими источниками привело к таким ничтожным результатам. В видеосалоне его послали к чёрту. Никто не имел ни малейшего понятия о существовании хоть каких-то фильмов с участием Мишель Сандерсон. Создавалось ощущение, что история о когда-то повесившейся в доме легенды Голливуда — не более, чем выдумка для приманки покупателей. Кристофер не был склонен к причислению себя большинству. Для всех он сделал вид, что купил дом именно потому, что в нем полно антиквариата, который он продаст. На самом же деле, весь антиквариат, вместе с домом из двадцатых годов, пойдёт в одну его личную коллекцию. На следующий день после переезда, Клаус взялся за уборку. Это заняло намного больше времени, чем он планировал: дюймовые слои пыли на каждой горизонтальной поверхности и передвинутая не по фэн-шую мебель до самого позднего вечера не давала ему покоя. Когда же с этим было покончено, Кристофер принялся разбирать старые шкафы, оставленные от прошлых хозяев, в надежде найти ещё что-то, что напоминало бы о первой хозяйке дома. Удача неожиданно повернулась к нему лицом, когда, прибирая старый сервант на кухне, он неожиданно обнаружил целый ящик старых столовых приборов, как раз времен Великой депрессии. Закончив с уборкой, точнее, с её основательным началом, Кристофер уселся за столом, рассматривая серебряные ложки, ножи и крабовые вилки через увеличительное стекло, попутно проверяя их на подлинность и документируя найденное. До сих пор Кристофер Клаус не верил в то, что вместе со старым домом получил такой «джекпот». Однако это было самое меньшее, что ему досталось. — Отдать бы все это в музей… — бормотал он под нос, покуривая трубку. — Нет! Ну уж нет, теперь это всё — моё. Фрэнк Синатра на старом граммофоне тянул свою песню о том, что все однажды в кого-то влюбляются, Клаус дымил своей трубкой, довольно ухмыляясь найденным ложкам, ветер, поутихший со вчерашнего дня, легонько игрался с занавесками, а призрак, наблюдающий за Клаусом, думал о его хорошем музыкальном вкусе. Когда-то её звали Мишель, теперь же она — лишь бесплотный дух, неупокоенная душа самоубийцы, обрекшая себя на вечные скитания по этому месту. Блуждающий по дому призрак, когда-то бывший человеком со своими чувствами, разумом, желаниями, амбициями, сейчас был не больше, чем просто «больным воображением жильцов», которые сходили с ума от странных звуков в доме, хлопающих дверей, включающегося по собственному желанию телевизора, вечных сквозняков, являющимися не более, чем попыткой привлечь к себе внимание. Мишель ненавидела каждого нового жильца этого дома. Сживать их отсюда — настоящая психотерапия. Маргинальные компании молодых людей, покупающие дом за бесценок ради своих грязных дел, и семьи с детьми — пугать их было одно удовольствие. Когда они с криками бежали из дома на третью ночь после переезда, Мишель смеялась, так долго, что, если бы могла чувствовать своё тело, у неё непременно бы заболел живот. Когда в дом заселился Кристофер Клаус, Мишель в очередной раз предвкушала веселье. Она думала, что после всех её выходок, риэлторы перестанут пытаться впихнуть её жилплощадь всем подряд, опасаясь за жизни и психику жильцов, однако их желание поживиться на исторической памяти этого дома привело к тому, что цену снизили, и появилось больше желающих его купить. Глубоко в душе Мишель всё же надеялась на это, ведь бродить пятьдесят лет по дому, в каких-то бесполезных попытках найти себе покой — скука смертная. Она до последнего не верила в загробную жизнь. Решившись на отчаянный шаг, Мишель рассчитывала на прекращение всех своих мук, но наказание за это поступило незамедлительно. Жалела ли Мишель Сандерсон о содеянном? Периодически. Винила ли она в этом кого-то, кроме себя? Каждый божий день. Мишель жила на чердаке. По ночам она прогуливалась по коридорам, хлопала дверями, гудела ветром в сквозняках, безутешно плакала, стонала, в общем, всем своим видом показывала, что она совсем не дружелюбно настроена на гостей. Всё это приносило ей какое-то садистическое наслаждение, страх жильцов её подпитывал, и в итоге получалась отличная возможность отомстить всему живому за то, что она мертва. Пока Кристофер Клаус располагался, Мишель сидела на софе, наблюдая за всем происходящим, присматриваясь, «принюхиваясь» к новой жертве. Его дружок не понравился ей больше всего: наглец и хам, относящийся к её святыне с нескрываемым скептицизмом. Ночью, пока он спал, она стояла над его головой, мечтая опрокинуть на него что-то тяжёлое, но так и не решилась. К тому же и Клаус, и его дружок Феликс настолько крепко спали, что никакие попытки их разбудить для Мишель не увенчались успехом, да и ковры было жалко пачкать. На второй день она вилась возле Клауса когда тот убирался. Он нашёл её приборы! Вот чего ещё не хватало. Не для того она их прятала ещё при жизни, чтобы он залез в каждую щель этого дома своим длинным носом и вынул из потайного места все, что было ей дорого. Это хорошо, что он решил повременить с чердаком. Лучше уж пусть поскорее съедет отсюда, пока не догадался туда забраться. Она с нетерпением ждала ночи, чтобы хорошенько отыграться на бедняге, однако Кристофер идти спать не собирался. Граммофон крутил уже десятую пластинку, Клаус одиноко бродил по дому, потом готовил ужин, читал какую-то книгу и всё дымил и дымил своей чертовой трубкой. Он расхаживал по дому в велюровом халате, что-то пил из своей чашки, и, наблюдая за ним, Мишель чуть не сошла с ума от скуки. — Надымил-то как… — тихо проворчала она и со всей силы хлопнула дверью. Кристофер моментально среагировал, замерев с трубкой у губ, уставился на дверной проём. — Эй! — крикнул он в пустоту. На что он надеялся? Странно, что он вообще подумал получить ответ из пустоты. Мишель понравилась эта игра. Она коснулась выключателя и погасила свет на кухне, потом снова включила, выключила и сделала так ещё много раз, пока Кристофер наконец не вскочил из-за стола и не отшатнулся в угол, — Что за черт здесь происходит? Он открыл шкафчик, достал какие-то таблетки, проглотил их и запил водой. Захлопнув дверцу шкафа, Клаус посмотрел в дверной проход, словно заметив её. Мишель слабо верилось, что он видит именно её, даже при жизни она не особо доверяла всяким медиумам и экстрасенсам, которые утверждали, что могут видеть нечто потустороннее. А уж убедиться в том, что её новый временный жилец никакой не экстрасенс не составляло труда. Кристофер ушёл в постель, угрюмый, уставший. Его вечер явно был испорчен. Мишель притаилась за дверью его комнаты. Когда-то эта спальня принадлежала ей самой: кровать, кресло, туалетный столик, зеркало, слегка потертое временем. Удивительно, что этого человека могли так привлекать все её вещи. По мнению Мишель, он был либо помешанным, либо полным идиотом. В три часа утра, по мнению всех верующих, просыпается нечистая сила. Однако Кристофер не мог предположить, что она никогда не засыпала. Мишель Сандерсон загадочно бродила по коридорам, напевая какую-то песню, за ней тянулся загробный холод. Клаусу спалось беспокойно, несмотря на выпитую дозу снотворного. Её тонкий силуэт то и дело мелькал в дверном проёме, а присутствие кого-то чужого в доме ощущалось так явно, что Клаус наконец решился открыть глаза. Мишель стояла у кровати, оперевшись тонкими руками о её изножье, смотрела на Клауса и понимала, что он прекрасно её видит. В его глазах отражалось непонимание и острая потребность зарыться в одеяле с головой, словно спрятавшись, как в детстве, от грозы. Но самое странное — в его взгляде не было ни капли ужаса. — Не прячься от меня, я всего лишь хочу познакомиться, — промурлыкала Мишель, кокетливо усмехнувшись. — Уйди! Уйди от меня… тебя нет, ты умерла пятьдесят лет назад, черт бы тебя побрал! — прошипел Клаус и накинул одеяло себе на голову. — Ну хватит! — резким движением Мишель сорвала с него одеяло. Клаус отстранился к спинке кровати, онемев от ужаса. — Это невежливо, Кристофер, выгонять хозяйку из её же дома. В комнате стоял могильный смрад. Кристофер, дрожа то ли от холода, то ли от страха, прикрыл глаза, прижал к ним руки, пытаясь понять сон это или явь. Мишель не могла просто так оставить его в покое. Она надеялась напитаться его ужасом, как пиявка кровью. Кристоферу казалось, что единственной возможной защитой могла стать реакция «бей либо беги». Мишель стояла и ждала его дальнейших действий. Он вдруг поднял на неё глаза и, взяв себя в руки, неожиданно резко, нахмурив брови, выпрямился и со всей серьёзностью спросил: — Ты что совсем что ли бешеная? Мишель отпрянула. Впервые на её памяти жилец этого дома так отреагировал на её появление. Такой перформанс не мог вызвать у нее ничего, кроме ступора. — Чего молчишь? Ты считаешь нормальным будить меня посреди ночи? — Клаус нахмурился, набрался решимости, спустил ноги с кровати и сунул их в тапочки. Мишель попятилась назад. Происходящее сильно диссонировало с тем, что она обычно видела, — А ну пошла спать, мне вставать завтра на работу в шесть часов утра! — Что, прости? — в недоумении переспросила Мишель. — Мне что, кинуть в тебя что-нибудь? — Кристофер принял угрожающую позу, сложив руки на груди. Несколько секунд Кристофер и Мишель стояли и смотрели друг на друга. Под его напором она почувствовала себя виноватой, нашкодившей девчонкой. — Не нужно ничего кидать, — сказала она и похлопала глазами, — Что… что за чушь ты говоришь? У тебя все в порядке? — Нет, не все в порядке, милочка. Ты бы знала, как тяжело мне удалось заснуть. Господи! Свали из моей комнаты ради всего святого, или я за себя не ручаюсь. С таким психом — дела плохи, подумала Мишель. Извинившись на всякий случай, она выскользнула белым шлейфом из комнаты, громко захлопнув дверь. Вновь послышалось шуршание одеяла: Клаус лёг в постель, чтобы заснуть как ни в чем не бывало. Мишель ничего не оставалось, кроме как вернуться на чердак и подумать обо всем произошедшем. Странный мужик, очень странный. Наверняка она оказалась неправа, когда подумала, что он точно не является экстрасенсом. В любом случае, сдаваться ей было нельзя, а желание выселить хамоватого гостя только возросло.