Не стоило спорить с Юнхо и его дурацкой компашкой. Уже проще было бы тупо с ним переспать, и дело с концом. Но нет же, такому же проспорившему Уёну дома не сиделось, а карманы явно рвались от обилия в них цветных купюр. Зима — это кошмар, а зима на Севере — настоящий ад. Глупо всё это получилось, в итоге.
Именно такие мысли посещают продирающегося сквозь обжигающие своим холодом пески Хонджуна. Снег под ногами рыхлый, ноги в высоких сапогах вязнут, из-за чего он уже дважды свалился на бок в жгучий сугроб и трижды проклял это несчастное место. Он просто решил осмотреться и вызвался прогуляться до ближайшего магазина, но и не предполагал, что этот самый ближайший магазин находится чуть ли не на другом конце посёлка.
Домов тут немного, в основном все мёртвые, тихие и заброшенные, с выбитыми окнами и кромешной темнотой внутри, что даже не сравнится с той, что царит снаружи. В этом пугающем своей неизвестностью мраке можно ориентироваться лишь по фонарям, нависшим на крышах редких зданий. Крайний Север — отдалённый регион, где время остановилось, зимние месяцы самые пустынные из всех и воздух морозный и бодрящий.
Северная атмосфера отличается особым чувством пустоты и изолированности. Ландшафт вокруг характеризуется толстым слоем снега, покрывающим и без того замороженную на века землю, низкими температурами и резкими, пронизывающими ветрами, которые проносятся по бесплодным просторам. Зато суровые условия окружающей среды создают отличную почву для тоски и безысходности, которая ещё больше подчёркивается маленьким количеством людей.
Хонджун и Уён, оба южане, до этого в глаза ни разу не видевшие снега, в первый же день пребывания здесь заметно выделялись на фоне этого унылого снежного пейзажа. В первую очередь потому, что оказались в столь далёком и неприветливом месте по чистой случайности.
Тогда как у Хонджуна были совсем иные представления и ожидания, когда речь заходила о месте визита, что разбились вдребезги о неподступные снежные равнины, Уёну тут понравилось, вполне возможно, что он чувствовал себя более свободно в незнакомой обстановке, даже если она была совершенно чужой и отличалась от того, к чему он привык.
Уён, по своей природе, в принципе более неприхотливый человек из их странного дуэта. Когда он вовсю планировал вместе исследовать величественный зимний пейзаж и насладиться достопримечательностями, что можно пересчитать по пальцам, Хонджун нервно закатывал глаза и думал, как отомстить Юнхо.
Они не раз ссорились по пути сюда, но быстро понимали, что друг без друга просто не выживут, в частности, без подвешенного языка Уёна, который всегда открыт для новых впечатлений и легко приспосабливается к различным контекстам, а Хонджун, как правило, предпочитает размеренность и комфорт, желательно прямо в данный момент времени.
Пока Хонджун ковыляет до продуктового магазина, больше напоминающий вагончик из синего профнастила, через метровые сугробы в поисках пропитания, Уён, скорее всего, нежится около печки, кутаясь в тёплую одежду в безопасности, и ведёт задушевные беседы с местными жителями, выведывая у них важную и неважную информацию. Хонджун в этом уверен на все сто процентов.
Хоть за окном и не сорок градусов мороза, а всего какие-то двадцать пять, Хонджун одет в несколько плотных слоев одежды, включая чёрное толстое пальто, длинный тёмный шарф, нелепую шерстяную шапку под капюшоном и шуршащие перчатки, одна из которых сжимает яркий фонарик, словно от него зависит его жизнь. Отчасти это правда, иначе до нового пункта назначения ему не добраться.
Малость ошалев от цен даже на самые базовые вещи, он ещё больше отмечает контраст чужого Севера и родного Юга и едва ли не в слезах выходит из ларька с пакетом с консервами, хлебом не первой свежести и килограммом печенья, распрощавшись почти с половиной денег. Он думал, что пока он будет в магазине, его следы заметёт пурга, но к его счастью, они сохранились как минимум до пятиэтажки неподалёку. Шёл он сюда порядком сорок минут, и это довольно удивительные цифры для такого крохотного посёлка.
Хонджуну немного не по себе от давящей тишины, запустения и безлюдья, особенно в лютый холод полярной ночи. Он натягивает повязанный на шее шарф до носа и ступает вперёд на мягкий снег. Возвращаясь домой по заснеженному пейзажу, он ловит себя на том, что смотрит совсем не под ноги, полагаясь на свою интуицию и чутьё. Он смотрит на танцующее своими красками северное сияние на усыпанном бесчисленными звёздами небе.
Для человека с Юга, непривыкшего к подобным видам из-за светового загрязнения, это прекрасное и захватывающее дух зрелище, заставляющее Хонджуна на мгновение забыть о своём беспокойстве, дискомфорте и ненависти ко всему вокруг. Небо кажется полным созвездий и звездных тел, каждое из которых мерцает светом в озаряемой темноте.
Оно выглядит как красочное лоскутное одеяло, что встряхнули над тобой перед сном, и отбрасывает неземной свет на унылую и безжизненную землю.
Очарованный захватывающим явлением, Хонджун выключает фонарик и не может оторвать взгляд от яркой цепочки в небе, следуя за путеводными огнями и медленно перебирая ногами по сугробам. Его поглощает чувство полнейшего уединения, чего-то сакрального и недосягаемого и ведёт куда-то вдаль, в противоположную от дома сторону.
Наблюдая за северным сиянием, Хонджун внезапно слышит слабый звук, доносимый холодным ветерком посреди пронзительной тишины. Жуткое безмолвие прерывается нежной мелодией, создавая сюрреалистический и почти потусторонний эффект и наполняя, казалось бы, пустой воздух. Тихое пение привлекает внимание и дополняет общую атмосферу безмятежной красоты, словно вызывая ощущение покоя и умиротворённости, несмотря на низкую температуру.
Хонджун опускает взгляд и замирает как вкопанный при виде одинокой фигуры, лежащей на снегу. Из-за сумрака трудно разглядеть черты лица человека, но что-то в нём вызывает неподдельное любопытство, и прищуренные глаза пытаются впитать все детали этого странного, но завораживающего зрелища на расстоянии.
Хонджун делает шаг осторожно и трепетно и не решается нагло нарушить сооружённое вокруг спокойствие.
Это явно не Уён. Даже с его жаждой приключений и любовью к жизни он не выйдет на мороз, если в выборе есть тёплая постель с чаем. Да и одежда на нём отличается. У Уёна новая и цветастая мешковатая куртка и гигантские ботинки, а то, что на этом молодом человеке, выглядит поношенным и оттого практичным.
Подойдя ещё ближе, Хонджун может расслышать, как юноша тихо напевает себе под нос и разводит руками и ногами, делая снежного ангела, лёжа на снегу с расслабленным и беззаботным выражением лица. Возможно, он привык к суровой зимней погоде, и холод для него — просто часть непростой жизни. Правда, живёт ли он здесь с рождения, неясно. Однако, учитывая, что ему нравится окружающая обстановка и тот факт, что он является единственным человеком, встреченным до сих пор в морозные ночные часы, весьма вероятно, что он прожил в этом северном регионе значительное время.
— Защити меня, моя Аврора, — напевает незнакомец, погруженный в свои мысли и не обращающий внимания никуда, кроме бескрайнего океана над ним.
Хонджун наконец разбирает слова, неосознанно приближается и вновь поднимает глаза к сияющему небу. И без того приглушённое пение резко обрывается, и когда Хонджун опускает голову, то тотчас замечает, что теперь смотрят на него. Прямой и непоколебимый взгляд северянина поражает Хонджуна, застигая врасплох.
Юноша реагирует моментально, резко переворачиваясь на бок, и случайно глубоко зарывается рукой в снег. Порываясь помочь подняться, Хонджун подбирается к нему, но тот лишь фыркает какое-то непонятное ругательство и самостоятельно выползает из сугроба, попутно отряхиваясь и подпрыгивая на протоптанном месте. Снежный ангел теперь разворошенное месиво, и Хонджун с грустью светит включенным фонариком на него.
Незнакомец продолжает наблюдать за ним со смесью замешательства и волнения, поправляя мокрыми варежками тёплую шапку, и, заметив его враждебный настрой, Хонджун отступает, прижимая к себе пакет с едой и направляя свет от фонарика вниз. С другой стороны, он понимает, что недоверие вызвано исключительно смущением и растерянностью, и думает разрядить напряжённость, сделав ещё шаг назад для уверенности.
Юноша видит этот жест и может истолковать его как попытку выйти из ситуации, и его захватывает чувство вини от своей резкости.
— Подожди… не уходи. Прости.
Услышав тихие извинения, Хонджун на мгновение теряется и хлопает глазами, не зная, что делать в данный момент. После нескольких секунд неловкого молчания он наконец набирается смелости заговорить:
— Эм, всё в порядке, правда. Я понимаю. Прости, что напугал.
Хонджун жалеет, что не может внаглую поднять фонарик и посветить на него, потому что очень хочет разглядеть его получше и не в темноте ночи. Можно смело сказать, что он относится к юноше с восхищением и даже некоторым почтением. Нечасто в этих краях можно встретить молодых и перспективных. Он немного выше самого Хонджуна, на его пальто всё ещё висят хлопья снега, но одежда идеально подходит для холодного климата. Лицо трудно разглядеть, выделяется бледный нос и из-под шапки торчат светлые волосы, прилипшие от пота к вискам.
— Ты красиво поёшь, — не удерживается от простого, но искреннего комплимента Хонджун и немного подходит к нему, заглядывая в широко распахнутые глаза. — У тебя прекрасный голос.
На его лице вмиг отражается удивление и на щеках появляется румянец явно не от холода. Смутившись от похвалы, он прикрывается ладонями в варежках, чуть отворачиваясь, словно не понимает, что в таких случаях нужно делать. Выждав время, юноша неуверенно оглядывается, будто проверяет, не остался ли он один, и улыбается, коротко кивая в знак благодарности.
— Спасибо… Меня зовут Сонхва, — собравшись с мыслями и оправившись от первоначального шока, представляется он и, сняв варежку, протягивает вспотевшую руку, чуть наклоняясь.
Хонджун на мгновение задумывается, что если похвалит его ещё и за красивое имя, то полностью вгонит в краску, и дельного разговора не выйдет, но увидев протянутую для рукопожатия ладонь, быстро убирает фонарик в карман, погружая пространство между ними в полумрак, озаряемый лишь северным сиянием, и тоже снимает перчатку, крепко сжимая чужие горячие пальцы.
— Я Хонджун. Приятно познакомиться с тобой, — отпускать не торопится, наоборот тянет к себе, потому что ему становится уж очень интересно расспросить этого Сонхва обо всём на свете. — Я так много хочу узнать от тебя! Как долго ты живёшь тут? Как тебе? Почему ты один? Чем занимаешься? Ох, прости, я сейчас с ума сойду.
Язык уже начинает заплетаться, а глаза неотрывно смотрят прямо на юношу, обескураженно морщащегося и поджимающего губы. Хонджун готов сойти с ума не столько от желания новых знаний, сколько от обаятельного Сонхва перед собой. Который полностью теряется в мыслях и ощущениях.
Сонхва слегка напуган внезапным энтузиазмом Хонджуна и интенсивностью зрительного контакта. Он хмурит брови в лёгком раздражении, размышляя, как реагировать на бойкий характер приезжего авантюриста, в то время как язык его тела остаётся настороженным и замкнутым в попытке сохранить дистанцию. Высвободить руку из хватки не так просто, а Сонхва не хочет показаться грубым и негостеприимным — не каждый день здесь увидишь новые лица.
— У тебя есть родители? Ты знаешь языки коренных народов? А, они тут не живут уже, да?
Как только он намеревается открыть рот и ответить хоть на что-то, Хонджун не дает ему произнести ни слова. Боясь окончательно потерять терпение, Сонхва резко поднимает перед грудью руку и закрывает глаза, чуть опуская голову, тем самым прерывая шквал вопросов.
— Извини, но можно уже мне говорить? — спокойно и вежливо, стараясь скрыть раздражение в голосе. — Я вижу, что ты не отсюда и тебе любопытно, но, прошу, не всё сразу. Я же не музейный экспонат, не древний артефакт и не абориген. Я простой житель Севера и ничем не отличаюсь от тебя.
Сонхва хочет звучать чётко и ясно в своей речи, не допуская грубости и неуважения, но не может избежать сравнений и эвфемизмов, чтоб показать, что он не объект для пристального изучения, а умный и способный человек, которому не особо нравится, что из него выпытывают информацию и наблюдают без согласия.
Хонджун замолкает, едва не забыв, как дышать, и отпускает руку Сонхва, словно ещё чуть-чуть и они бы примёрзли друг к другу. Немного стыдно, что он непреднамеренно перешёл границы и поставил северянина в неловкое положение. Сделав шаг назад, он стоит смирно в ожидании, пока Сонхва продолжит говорить.
— Спасибо, раз тебе не терпится узнать больше обо мне и посёлке, можем пойти ко мне домой. Замёрзнем ведь. Надеюсь, ты пьёшь зелёный чай, а то у меня только он, — как можно вежливо и приветливо предлагает Сонхва и смеётся: — Вот уж не думал, что я такой редкий экземпляр! Будто я первый встретившийся тебе здесь человек.
Пробираясь через снежные бугры и светя фонариком под ноги, Хонджун только и делает, что ойкает, поэтому Сонхва вынужден из раза в раз его то придерживать за руку, цепляясь за рукав, то предупреждать, что будь он на его месте, не ступал бы туда ради обхода, и всё это в полной тишине вокруг.
— Ты всех путешественников зовёшь к себе? — усмехается Хонджун, сжимая его запястья, дабы не завалиться назад, будучи по колено в сугробе.
— Нет, — с таким же смешком отвечает Сонхва и тянет вперёд. — Просто ты не отстанешь.
Тут всего несколько жилых многоэтажных домов, некоторые законсервированы и непригодны для жизни, но одна из этих замороженных коробок — Сонхва.
Старый и полузаброшенный дом, снаружи заметённый буранами, внутри покрытый слоями инея, окна и двери во льду. Поэтому Сонхва борется со входной дверью подъезда, хотя уходил всего на полчаса максимум, и теперь ногой отметает снег с прохода. Для него это так привычно и обыденно, что Хонджун поражается его силе, стойкости и выдержке.
Ведущие на второй этаж ступеньки скользкие, потому что иногда здесь всё-таки появляется тепло, и в подъезде всё начинает таять, чтобы спустя несколько недель снова застыть. Стены частично потрескавшиеся и выцветшие, многие части здания очевидно аварийные.
Удивительно, что Сонхва даже не достаёт ключи и просто открывает дверь, пропуская Хонджуна в своё жилище. Несмотря на обветшалость дома, в квартире по-прежнему тепло и уютно, а несколько предметов явно остались у него словно из прошлого, что повышает уровень комфорта. Не сказать, что его жилплощадь, состоящая из двух комнат, кухни и ванной, в плачевном состоянии, но знавала лучшие времена.
Интерьер также имеет признаки упадка, с тусклой краской и отслаивающимися обоями, как бы Сонхва ни пытался поддерживать первозданный вид. Кухонная зона минималистична — с самым необходимым, таким как раковина, замызганная плита, обеденный стол и стиральная машина. Спальня такая же скудная и лишённая декора, с односпальной кроватью, несколькими обычными принадлежностями и личными вещами в виде книг, ноутбука на зарядке и средств гигиены.
— Ты раздеваться будешь? — слышится из коридора голос Сонхва, пока Хонджун, снявший только сапоги, принимается расхаживать по причудливому уголку уединения. — Или тебе всё ещё холодно? Я могу включить…
— При виде тебя мне становится жарко, — он разворачивается и выходит в коридор, попутно развязывая затянутый на шее длинный шерстяной шарф.
Разуваясь, Сонхва на мгновение морщится и делает вид, что не услышал.
Квартира выглядит так же, как и весь остальной посёлок, — устаревший и блещущий архитектурными решениями, восходящими к Советскому Союзу. Суровые северные условия не щадят никого и ничего. Но есть в этом своё великолепие.
Гостиная, замершая во времени и ярко отражающая ушедшую эпоху, обустроена солидной, но одновременно в этим типичной мебелью. Советская стенка во всю стену, диван напротив и кресло с тканевыми обивками, а также журнальный столик, заваленный всяким хламом около окна. Заколоченное всяческими тканевыми подкладками, чтобы не поддувало, окно тоже само по себе пережиток прошлого, только через него нельзя увидеть ничего, кроме бесконечных заснеженных равнин. А за стеклянными дверцами книжных полок гордо стоят в ряд потёртые энциклопедии, классическая литература и фотоальбомы.
В целом, создаётся впечатление реликвии ушедшей эпохи.
Сонхва по-настоящему ценный артефакт прямиком из семидесятых.
На кухне был всего лишь один стул, поэтому Сонхва притаскивает откуда-то из закромов табуретку, которая, о чудо, не шатается, и опускается на неё, смотря на Хонджуна пытливо и выжидательно. Когда уже он насмотрится? Точно в музей пришёл, ей-богу! Он нарочно шумно вздыхает, пытаясь понять, что происходит в голове этого непутёвого туриста. Как он вообще выжил и добрался сюда?
Сонхва пододвигает ему кружку зелёного чая и сахарницу ещё ближе, дабы обратить на себя внимание Хонджуна, зависшего на разглядывании магнитиков на невысоком холодильнике с длинной ручкой, но тот ни в какую. Его выразительный острый нос направлен к предметам, которые ему могло посчастливиться увидеть лишь у бабушки в деревне, тогда как даже сейчас, в двадцать первом веке есть люди, использующие их в обиходе.
Под двумя слоями однотонных кофт и свитеров Хонджун кажется совсем миниатюрным. Короткие блондинистые волосы, некогда торчащие из-под объёмной шапки, теперь растрёпаны ещё больше, что Сонхва хочется, если не самому их расчесать, то хотя бы дать ему в руку расчёску.
Чувствуя на себе чей-то изучающий взгляд, Хонджун непроизвольно вздрагивает и поворачивает голову к Сонхва, мечтательно подперевшему щеку ладонью. Тот пользуется моментом, с улыбкой поднимая брови, и говорит:
— Ты достаточно смелый, чтобы путешествовать по Северу. Мало кто решит сюда сунуться, — он лениво крутит чайную ложку в кружке около себя. — Как же ты тут оказался?
— Я просто неудачник, — легко отвечает Хонджун без доли шутки, и Сонхва недоумённо хмурится. — Я проспорил своим друзьям.
Не сдержавшись, Сонхва откланяется назад и снова, как уже замечал Хонджун, закрывает лицо ладонями и тихо хихикает.
— Я серьёзно!
Для достоверности своих слов он достаёт телефон из-под высокого воротника свитера, что был повешен на шею, чтобы не замёрз, и открывает галерею, пролистывая фотографии с их тусовки. Сонхва не удивляется новомодному девайсу, пусть у самого уже давно старая модель, ему скорее приятно видеть то, чего у него никогда не было — весёлой компании единомышленников и просто хороших товарищей. А на видео, где какой-то высоченный под потолок парень без рук заглатывает содержимое рюмок, юноша смеётся в голос.
— И это им ты проиграл тур по Крайнему Северу?
— Кстати, о Севере! — Хонджун выключает телефон, убирая его на край стола, и двумя руками обхватывает пока ещё не остывшую кружку. — Расскажи о себе сам, что считаешь важным, чтобы я тебя не бесил расспросами.
Сонхва живёт в этом посёлке с рождения. Он рос в скромной и любящей семье в относительном достатке, но в какой-то момент его отца переправили работать в большой город края, и его воспитывала одна мать. Мама у него есть до сих пор — сейчас она в отъезде на пару недель, а вот папа скончался от болезни, когда Сонхва было десять. С ранних лет ему привили сильное чувство ответственности и дисциплины, поскольку с юного возраста он научился принимать на себя бремя своего окружения.
Как бы то ни было, Сонхва всегда стремился расширить свой кругозор и познать мир за пределами своего скромного северного мирка, поэтому стал много читать. На пятнадцатый день рождения ему даже подарили ноутбук, пусть и интернет тут очень медленный, работает с перебоями и страницы могут грузиться часами, но и тут Сонхва видел одни лишь плюсы.
— А тебе никогда не хотелось отсюда уехать? Хочешь всю жизнь провести во льдах?
Поначалу Сонхва ощетинивается и воспринимает вопрос близко к сердцу, будто его в эту же секунду с корнями вырвут из родного места, но позже озадачивается.
— Уехать с Севера..? Куда? Может быть, тут и холодно, но это мой дом, мои люди. Я пробыл здесь большую часть жизни. Север всегда останется со мной, я полюбил и принял его за всё то хорошее, что он мне предлагал.
Будучи маленьким мальчиком, Сонхва много времени уделял учёбе и изучению истории Севера, углубляясь в тайны оторванного от мира и загадочного клочка материка. Особенно ему нравилось исследовать карты местности, общаться с приезжающими на заработки мужчинами и женщинами и заводить друзей, которых с каждым годом становилось всё меньше.
Сейчас он заурядно ходит на работу в электростанцию, поддерживает порядок в собственной квартире, занимается любимым делом, таким как чтение и выпечка, и время от времени встречается с людьми, будь то школьные учителя или работники важных объектов. Он любит свой тихий и размеренный образ жизни посреди замёрзших земель.
— Мы с мамой раньше иногда летали в город на самолёте. Мне даже удалось поступить в главный университет края, но остаться и жить я там не смог. Получив диплом, я вернулся сюда, — Сонхва произносит это с переполняемой его гордостью в голосе, но невозможно засомневаться в искренности его слов. — Я знаю, что условия и цены здесь не самые благоприятные, но я вырос здесь, и у меня глубокая привязанность к этим землям и воспоминаниям.
Действительно смелый человек тут из них двоих — это однозначно Сонхва. Так думает Хонджун, внимательно и с сочувствием слушая его рассказ. Сонхва многое пережил, взрастив в себе выносливость, упорство и решительность. Даже жестокий климат никак не отразился на его внешности, в отличие от стойкого характера.
У Сонхва белые, словно как у альбиноса, волосы, что наталкивает на вопрос: это природа его наградила таким маскирующим под снег свойством или собственные убеждения? И глаза яркие, будто они вобрали в себя каждое северное сияние, которое они видели за все свои двадцать пять лет. Сонхва далеко не глупый, очень начитанный, и речь у него богатая, что приятно слушать. Приятно слушать этот глубокий, ровный голос с плавными и нежными интонациями сродни гипнозу.
Хонджун на минуту теряется в нём и хочет часами слушать его, очарованный мягким и успокаивающим ритмом.
— Спой мне что-нибудь.
И Сонхва снова тушуется, прикрывая краснеющее лицо. Пение совсем не вписывается в его список хобби, да и перед другими он почти никогда не пел. Однако Хонджун его уже слышал, и глупо будет отнекиваться. Своеобразный знак доверия.
***
Уён нетерпеливо ждёт возвращения Хонджуна с покупками, хотя мужчина, приютивший их у себя в доме, начинает бить тревогу, на что Уён ему говорит расслабиться и поболтать о чём-то возвышенном, чтоб скоротать время. Чай он уже и без печенек выдул, занять себя в небольшом пространстве особо нечем, потому остаются лишь разговоры с попутным желанием выйти и хотя бы вычистить около крыльца снег. Уён редко когда может спокойно усидеть на месте, ему всегда нужно движение. У него дома на Юге всё делается быстро. Тут же ему безумно скучно даже просто отдыхать. Ох уж этот медленный северный темп жизни!
Всё-таки решив наконец прилечь, Уён едва успевает коснуться головой подушки, как внезапно открывается входная дверь, запуская в дом снежного человека. Именно так бы назвал Уён закутанного Хонджуна, с макушки до пят облепленного крупными хлопьями снега. Его что, кто-то так жестоко повалял в сугробе? Кое-как сдержав громкий смех при виде насупившегося снеговика с пакетом в кулаке, он неспеша поднимается с кровати и кричит мужику на кухне, что нашлась пропажа.
— Тебя только за смертью посылай, — Уён хватает пакет двумя руками, заглядывая внутрь, и корчит недовольную гримасу. — И всё?
— Надо поговорить. Пойдём выйдем, — выпаливает Хонджун, пропуская его жалобу мимо ушей.
— На улице? Говори тут.
— Тебе так трудно одеться? — тон передаёт всю настойчивость.
Грядёт долгий и серьёзный разговор, понимает Уён и с видом великого мученика закатывает глаза, снимая с вешалки толстую красную куртку. Он прыгает в свои гигантские ботинки и опускается на одно колено, чтобы завязать шнурки и тем самым специально ещё больше испытать терпение Хонджуна. Уён его ждал, так что и он пускай подождёт — не сахарный.
Наконец они выбираются из дома, и Хонджун, предварительно оглядевшись по сторонам, берёт натягивающего капюшон Уёна за плечи, чтоб тот тоже не вертелся, и в лоб говорит:
— Я, походу, влюбился.
Уён как стоял с каменным лицом, немного нахмурившись, так и продолжает стоять, словно его этот факт нисколько не удивляет и вообще у Хонджуна уже отмёрзли мозги, по всей видимости.
— В кого? В продавщицу или в белого медведя?
Столь беззаботный ответ вызывает смешок у Хонджуна, который уже не воспринимает юмор Уёна всерьёз. Он вздыхает с улыбкой, мол, нашёл, кому рассказать.
— Я не шучу.
— Ох, Хонджун, — Уён ёжится, пряча голову в плечи. — Я же говорил. Надо было просто тогда уйти с Юнхо в спальню. Я бы и один скатался.
— Юнхо не в моём вкусе, — Хонджун клюёт на перевод темы, чему мысленно не очень рад.
— Ну да, ври больше.
— Его зовут Сонхва, и у него белые волосы.
— У Юнхо тоже причёска орео.
— Да послушай же ты меня хоть раз! Я хочу забрать его с собой.
Повисает тяжёлая пауза, будто Уён думает, снова взяться за словарь шуток и подколов или уже перейти на серьёзные щи.
— Зачем?
Хонджун на секунду тушуется. Хороший вопрос. Есть ли какая-то весомая причина за его всеобъемлющим стремлением перевернуть привычный миропорядок Сонхва?
— Я хочу показать ему другой мир, предоставить ему больше возможностей и ресурсов. Я хочу дать ему шанс испытать нечто большее, чем суровый климат Севера. Хочу обеспечить ему достойную жизнь в лучшем и светлом месте. Я верю, что Сонхва заслуживает лучшего, чем то, что может предложить этот холодный край земли.
Хонджун уже представляет, как они будут изучать новую обстановку, пробовать местную кухню и знакомиться со всевозможными новыми и необычными достопримечательностями. Всё свободное время они будут проводить вместе в спокойных или шумных местах, таких как тихий парк или ночной клуб. Он позаботится, чтобы его возлюбленному было комфортно наслаждаться субтропическим климатом и новой атмосферой. Их ждёт изобилие возможностей и новых впечатлений.
Хонджун хочет показать Сонхва ту сторону жизни, с которой он никогда раньше не сталкивался, чтобы вместе создать общие и тёплые, как погода на Юге, воспоминания. Он также не забывает про то, что у Сонхва могут возникнуть некоторые трудности с адаптацией, но он ведь такой сильный духом и способен справиться с большинством ситуаций, да и в разрешении проблем ему поможет Хонджун. При наличии достаточного количества времени и терпения Сонхва в конечном итоге приспособится.
Улавливает ли Уён суть этого полного шуток диалога?
— Красиво. Ты ему так и сказал? — с явной насмешкой в голосе отвечает Уён, на что Хонджун мнительно качает головой, пожимая плечами. — А что ты ему покажешь на Юге? Красивые пляжи, дорогие курорты и горячих цыпочек в купальниках?
Тут Хонджун резко мрачнеет, потому что его это уже конкретно начинает раздражать, и Уён тотчас улавливает эти агрессивно настроенные волны в его сторону и поднимает руки перед собой.
— Ладно-ладно, — всё же он переходит на рациональную сторону и принимается говорить правильные вещи: — Но сам посуди, для него это дико. Не будет же он жить у тебя в холодильнике?
Слова Уёна всё сильнее разрушают фундамент под чётко выстроенном планом Хонджуна и оставляют после себя лёгкое разочарование и досаду. Сонхва всю жизнь прожил в относительно маленьком и изолированном окружении, и это внезапное знакомство с миром огромного и яркого разнообразия может для него быть пугающим. Но Хонджун наивно надеется, что он рано или поздно акклиматизируется и приспособится к более динамичной и живой природе Юга.
— Уён, я знаю, что делаю. Я не собираюсь держать его в холодильнике, я просто хочу разделить с ним этот прекрасный мир, — самозабвенно произносит Хонджун, смотря куда-то за Уёна, на тонкую бледную полосу на горизонте.
— Как скажешь, дерзай, — Уёну уже и не хочется спорить, хочется печенья. — Потом не плачь, когда твой Сонхва в первый же день попросится назад в свои льды.
Поддержки и понимания со стороны Уёна можно было не ждать с самого начала, когда он закатил глаза ещё на пороге. Его ответ хоть и немного пренебрежительный и обескураживающий, но имеет под собой почву. Голодный Уён шутит весьма язвительно. Это сеет в душе Хонджуна некоторую тревогу. Он беспокоится, что, возможно, его план неидеален и может сработать не так, как он рассчитывает, однако есть уверенность, что Сонхва решит выбраться из рыхлых сугробов и закопаться в обжигающий песок.
***
— Нет.
Лаконично и без раздумий.
Хонджун чуть не давится морозным воздухом. Сонхва, как ни в чём ни бывало, подцепляет широкой лопатой побольше снега и закидывает в противоположную от здания сторону.
Хонджун одновременно шокирован, смущён и удивлён таким резким отказом, ведь он был так уверен в своей идее, а теперь все его ожидания и надежды погребены под метровым слоем снега. Он быстро берёт себя в руки, сдерживая эмоции, и подходит ближе, чтобы ему случайно в лицо прилетели колкие частицы воспаряющего с ковша лопаты снега.
— Но почему нет?
За пару часов до прибытия самолёта он не ожидал, что Сонхва ответит в такой прямой и бесчувственной манере, особенно после долгих и чарующих разговоров о южных регионах, вблизи гор и моря. Всю неделю Хонджун всячески ухаживал за ним, помогал с работой, пусть и номинально, даже мыл посуду, но не получал взамен ничего, кроме приятных улыбок, неловких объятий и слов благодарности.
Прежде чем ответить ёмко и безапелляционно в очередной раз, Сонхва дважды взмахивает уже полупустой лопатой и ставит её перед собой, сжимая в ладони деревянный черенок.
— Моё место здесь. Север — мой дом.
Снова эта северная верность!
Хонджун не унимается, в два шага оказывается около него и едва ли не на пальцах объясняет, почему он считает, что уехать с Севера на Юг — лучший выбор для них обоих, упомянув, что у него есть опасения по поводу жестокости Севера и того, как это ограничивает их. Сонхва всё стоит на своём.
— Хонджун, мне прекрасно и здесь, в моём родном посёлке. У меня нет необходимости менять атмосферу и образ жизни.
— Но на Юге у тебя будет всего больше. Тебе это не нравится?
— Нравится, но я уже счастлив. Мне не хочется никуда переезжать.
— Ни капельки не хочется? Даже со мной?
Сонхва тихо смеётся, уже не прикрывая рот мокрой от снега варежкой, и смотрит на далёкий просвет в районе затянутых туманом ледников Карского моря. Очаровательное зрелище. Кромешная тьма отступила, но ненадолго, именно поэтому сегодня объявили рейс в город. Хонджун замечает этот почти любовный взгляд, вот только направлен он не на него, а на живописную природную красоту.
— Если все уедут, то кто будет говорить о Крайнем Севере?
Сердце вмиг ёкает, будто от укола вины, хотя Хонджун осознаёт, что он тут не причём. Почему Сонхва думает…
— Север может быть холодным и неприступным, но это также место красоты и уникальности. Я горжусь тем, что живу здесь, и не хочу покидать его, неважно Юг это или Запад. Если сегодня это буду я, то завтра ещё один человек, через неделю — семья, а через год это будут застывшие брошенные руины. И некому будет рассказать об этой уникальной и завораживающей красоте.
Гордость, преданность делу и тесное родство с Севером. Он уверен, что тут ему по-настоящему хорошо и спокойно, считает это знаком чести и самобытности и хочет быть голосом своей родины.
— От Севера невозможно убежать или оставить его позади. Он имеет вечную и неумолимую власть над теми, кто тут жил, — улыбается Сонхва и со смешком добавляет: — Мы просто примерзаем.
Во время своей трогательной речи он словно произносит торжественную клятву, устремив пронзительный взгляд в небо, выражая признательность не только небу, но и региону и его связи с ним.
— Я не готов расставаться с Авророй, потому что каждое её появление в небе для меня как первый раз. Она дарит мне чувство истинного умиротворения и уверенности в завтрашнем дне, — Сонхва распахивает душу и сейчас эмоционально открыт и честен. — Я могу лежать на снегу часами и знать, что не замёрзну, потому что я тепло одет. Я знаю, что не умру от голода, потому что я работаю и у меня есть деньги. Я хочу, чтобы эта уверенность жила в жителях моего посёлка, и помогаю им, ежедневно обеспечивая теплом и светом их дома, окутанные морозом. На Юге и без меня справятся.
Наблюдая за привычным поведением Сонхва не первый день, Хонджун никогда до этого не видел в нём столько нежности. Сонхва всё это время был ледяным, в прямом смысле этого слова, и редко когда проявлял искренние тёплые чувства. Всё это черты закалённого характера. Сонхва мог быть резким, прямолинейным и даже холодным временами, замкнутым и сдержанным, поскольку он не всегда выражает свои эмоции свободно, особенно с малознакомыми людьми.
Сейчас Хонджун замечает, что даже невзирая на ласковые слова, у него прослеживается склонность выпрямляться во весь рост, будто он твёрдо стоит на ногах, чтобы противостоять пурге, а его манера говорить мягко и спокойно словно от привычки легко ступать по замёрзшей, покрытой снегом земле, дабы не нарушать естественный покой.
Сонхва позволяет Хонджуну чувствовать себя рядом с ним в безопасности, давая ощущение, что он в надёжных руках. В руках, которые не могут прижать его к пылающему сердцу под несколькими слоями согревающей одежды.
Сонхва очарован Севером, и Хонджуну не под силу встать между ними.
Где-то издалека в воздухе доносится гул, и он понимает, что это прибывает их самолёт. Понимает, что Сонхва не сможет уехать с ним, и внутри всё распирает от беспомощности. У него совсем мало времени, и это то мгновение, когда Хонджун видит его в последний раз. Спешно смаргивая выступившие слёзы, Хонджун аккуратно кладёт свою ладонь в перчатке на руку Сонхва на лопате, привлекая его внимание. Они могут больше никогда не увидеться.
— Я понимаю тебя, Сонхва, и уважаю твоё решение.
Резко повернув голову, Сонхва успевает заметить повисшие, словно крохотные льдинки на ресницах Хонджуна, слёзы, и ошеломлённо вдыхает, колебаясь в нерешительности. Он не хочет, чтобы всё закончилось на такой горькой и печальной ноте, но не знает, как всё исправить, и, быстро стянув перчатку с ладони, осторожно смахивает с красного лица Хонджуна горячие слёзы.
Поймав его руку, Хонджун прижимает её к блестящей щеке и произносит с различимой дрожью в голосе:
— Сонхва, я не знаю, когда смогу снова обнять тебя, но я хочу раз и навсегда запомнить твои губы, — он внезапно замолкает, у него перехватывает горло. — Позволь мне… Напоследок.
Бросив быстрый взгляд на приоткрывшиеся губы Сонхва, Хонджун вмиг чувствует их на своих и в отчаянии закрывает глаза, притягивая его ближе к себе в надежде расслышать биение северного сердца. Их объятия наполнены горько-сладкими воспоминаниями, пережитыми за неделю. Хонджун ощущает, как с каждым медленным движением его пульс учащается и тело слегка дрожит от секундной близости. Прижимаясь к мягким губам, Хонджун отчаянно пытается задержать этот момент подольше и оттянуть неизбежное.
Скоро им придется расстаться — и, скорее всего, они больше никогда не увидят друг друга.
Они отстраняются, делая короткий вдох в попытке вдохнуть аромат другого. Не находя слов, они молча смотрят друг на друга, воздух между ними объят паром от их горячего дыхания. Последний раз они глядят друг другу в глаза — этот момент станет главным воспоминанием, которое они пронесут с собой на всю оставшуюся жизнь.
Короткое, но прекрасное и значимое время, проведенное с Хонджуном, сравнимо с мимолётной красотой северного сияния, оставляющее неизгладимое впечатление. Хонджун занимает отдельную страницу в истории Севера Сонхва и особую частичку в его жизни. Уникальное мгновение, мелькнувшее как падающая звезда, в виде которой Сонхва обычно падает на снег, раскинув руки и ноги, делает снежного ангела и негромко поёт Авроре.
