Уроки "бесполезности"

Дин слышит звон колокольчиков над входной дверью и кладет еще один набор тоннелей на крошечную полку, затем закрывает стеклянный шкафчик и поворачивается. Черт возьми. «Эй, чувак, мне действительно очень жаль, но тебе придется вернуть свой кофе Гейбу или выпить его там», — вздыхает он, снимая перчатку и швыряя ее в мусорное ведро. Гребаный трехочковый, да он в ударе. «Сюда нельзя с едой, она приводит к антисанитарии». «Ох», — говорит его клиент, широко раскрыв глаза, «прошу прощения. В таком случае я скоро вернусь.» У Дина есть пара секунд, чтобы сказать что-то ещё, прежде чем дверь снова открывается, и волна терпкого запаха кофе перебивает привычный запах вазелина и дезинфицирующих средств в его салоне.» Он уже подумывает над тем, чтобы просто, блядь, заколотить стеклянную дверь между своей половиной 'Physical Graffitea' и половиной Гейба, но это действительно привлекает массу клиентов, поэтому он этого никогда не сделает. Он делает мысленную заметку накричать на Габриэля, чтобы тот повесил больше табличек 'никакой еды и напитков' на его дверь, а затем его мозг возвращается к парню, который только что заходил. Нельзя сказать, что среди его клиентов нет странных людей. Странные — это не оскорбление. Дину нравятся странные люди. Этот парень, однако, выглядел как шаблонный провинциал — отглаженная рубашка с воротником, практичные джинсы и чертовски блестящие оксфорды с закругленными концами. Он мысленно пожимает плечами, достает другую перчатку и снова открывает настенный шкаф. Ему осталось разобрать ещё три полки, которые были заполнены доверху из-за вчерашней поставки, плюс стеклянная витрина под прилавком. И, вероятно, ещё один шкаф тоже. У Эша выходной, а Джо придёт только к четырём, так что он не может скинуть это на неё до тех пор. Он вздыхает. Через десять минут и полку с половиной раздается звонок в дверь. Шаблонный Провинциал вернулся, засунув руки в карманы и с интересом разглядывал ряд украшений из костей и рогов, на полке слева. «Я могу вам как-то помочь?» — он спрашивает, потому что, как бы ему ни хотелось продолжать спокойно заниматься своими делами, он должен делать свою работу. «Я просто любуюсь произведением искусства» — отвечает парень. Дин старается не пялиться, он реально старается, но то, как идеально заправленная рубашка подчёркивает его талию, определённо точно незаконно. Дин заставляет себя отвести взгляд и вместо этого проверить проколы парня — он смотрит на уши– и понимает, что у этого секс символа нет даже стандартного ушного пирсинга. «Такие вещи должны быть выставлены напоказ, а не лежать в футляре» — вздыхает Дин. Это действительно так. Честно говоря, он бы с радостью надел эти тоннели с филигранной резьбой, если бы они не остались со времен Кроули и не стоили по сто-пятьдесят-долларов-каждый. Он снова закрывает шкаф и подходит к витрине, рядом с которым стоит Шаблонный Провинциал. — «Между прочим, это кости мамонта». Не смейте говорить, что он любит выпендриваться. Только если совсем чуть-чуть. В ответ он получает поднятые брови вверх, и эта реакция бесценна. Он хихикает. «Да, эти красавицы вырезаны из окаменелого мамонта. Тяжелее 30 граммов. Каждая». «Конечно, они не похожи на классический калибр» — бормочет Шаблонный Провинциал и хмуро смотрит на украшения. Дин почти теряет дар речи. Этот парень не выглядит так, будто он из тех, кто говорит 'калибр' вместо 'растянутые уши' (или, что еще хуже, считает весь пирсинг ужасным), но, по-видимому, Дин слишком поспешно судит по внешнему виду. «Не-а» говорит он, — «такой вес в любом случае не предназначен для длительного ношения». «Разные культуры могут не согласиться. Прошу прощения, если вторгаюсь, но вы, наверное, из Канзаса? Или, может быть, из южной Небраски, или северной Миссури». Дин моргает, совершенно сбитый с толку. «Я — почему вы так решили?» «Вы демонстрируете 'лоу бэк' слияние, а так же у вас 'короткая -а'», — небрежно произносит он, как будто они говорят о погоде. — «Конечно, в вас также заметно влияние Техаса, учитывая вашу монофтонгизацию и нарушение некоторых гласных». Дин пристально смотрит. Проходит целых двадцать секунд. «Простите меня» — говорит Шаблонный Провинциал со вздохом, и поджимает губы, — «я все время забываю, что невежливо начинать без объяснения. Я изучаю диалектологию». «Чувак» — наконец говорит Дин, — «я по-прежнему абсолютно не понимаю, о чем ты говоришь». Ладно, да, этот парень официально в списке ‘странных’. Это, вероятно, самая интересная, странная вещь, случившаяся с Дином за долгое время, и, вопреки себе, он действительно заинтригован. «Диалектология — это изучение диалектов языка», — объясняет он с терпением, которое показывает, что ему приходится объяснять это по крайней мере три раза в неделю. — «Я лично интересуюсь диалектами американского английского и обычно могу догадаться, откуда кто родом.» «Только на основе того, как они говорят?» «Да». «Черт возьми», — говорит Дин, и по его лицу расползается ухмылка, — «это круто». Он понимает, что на нем все еще перчатки, поэтому снимает ее и идет к мусорному ведру. «Вообще-то, я из Канзаса», — продолжает он. «Хотя, вроде как, рос по всему миру. Некоторое время даже жил в Далласе». «Интересно», — размышляет Странный Парень. Дину приходит в голову, что он должен представиться и узнать имя этого парня, но интроверт в нем шипит, как рассерженный кот, при мысли о том чтобы быть общительным. Ему хватает того, что Габриэль хочет, чтобы они с Сэмом пришли сегодня на ужин, чтобы познакомиться с его кузеном, который недавно приехал в город. А это, конечно, подразумевает что ему лишний раз придётся общаться. Его работа конечно включает в себя контакт с людьми, но это не значит что Дину нравится общаться с ними. Входная дверь открывается, отвлекая его от размышлений. «Привет, Дин-о», — громко зовет Габриэль натягивая свою 'Дерьмовую ухмылку № 9' на лицо и держа половинку печенья в руке. Дин ударяет кулаком по столу. «Габриэль, ради бога, прекрати приносить сюда еду!» — рявкает он. «Сколько раз я должен повторять тебе, что это не гигиенично?» «О, хорошо», — говорит Гейб, полностью игнорируя его и необъяснимо поворачиваясь к Странному Парню, — «вы уже познакомились?». «Что?» Дин понимает, что они оба сказали это одновременно, а это значит, что он не единственный, кто чертовски сбит с толку. «Дин», — говорит Габриэль, и 'Дерзкая ухмылка № 9' превращается в 'Кокетливая ухмылка №14' — «познакомься с моим маленьким кузеном Кастиэлем». Кастиэль по привычке разглаживает галстук, делает небольшой глоток воды и, кажется, в сотый раз расправляет манжеты рубашки. «Хорошо выглядеть — не значит носить галстук», — ворчит сидящий рядом с ним Габриэль, как всегда неэлегантно развалившийся на своём стуле. «Держу пари на что угодно, Дин притащит сюда свою задницу во фланелевой рубашке». «Стандарт, которого я придерживаюсь, не имеет ничего общего со стандартом, которого придерживаются другие», — натянуто отвечает Кастиэль. «Эй, Гейб!» — гремит кто-то позади них, и Кастиэль, обернувшись, обнаруживает, что к их столику вприпрыжку приближается, возможно, самый огромный человек, которого он когда-либо видел. «Привет, Сэмми», — весело говорит Габриэль и кивает в сторону человека, который стоит позади. — «Я вижу, ты убедил его отказаться от своей дурацкой рубашки». Сэм — младший брат, вспоминает Кастиэль, а Дин — брат, которого он встретил ранее. Сэм корчит рожу Дину, а тот свирепо смотрит на него в ответ, и только затем протягивает руку. «Я Сэм-» Кастиэль вспоминает, что нужно пожать ему руку, после того как Габриэль пинает его под столом. «—и я слышал, что ты уже знаком с Дином». «Да, мы встречались», — говорит Дин и вежливо улыбается. Улыбка выглядит немного отстраненно и наигранно, но все равно заставляет Кастиэля засмотреться на него. Он уже пришел к выводу, что сидящий напротив него человек, вероятно, один из самых красивых людей, которых он когда-либо видел, но он замирает и заставляет себя взглянуть на него более объективно. Ухмылка Дина демонстрирует одинокую ямку под нижней губой (он не может вспомнить ее название, но это что-то с латинским корнем, labio, labium, labrum) и идеальные скулы. Освещение в ресторане приглушенное, поэтому он лишь мельком замечает длинные ресницы, отблеск металлического украшения в ноздре, и это на несколько миллисекунд переносит Кастиэля обратно в Индию, к тусклому красному свету, проникающему сквозь тонкий хлопок. К золотым украшениям и к, слабо проникающим сквозь дымку, запаху сладковато-острых благовоний. Подходит официант, и они заказывают напитки, закуски и еду; Сэм говорит со скоростью одна миля в минуту, и чем больше он говорит, тем больше Габриэль балует его остроумными подколками. И, наконец, Кастиэль замечает, что Дин расслабляется, до такой степени что его улыбки становятся широкими, а смех искренним. Одной рукой он держит открытым блокнот, чтобы в любой момент записать все особенности разговоров в северных городах, которые демонстрирует ему официант, и он уже на полпути к расшифровке их последнего разговора, когда Дин прерывает его. «Что ты делаешь?» спрашивает он, забавляясь и искренне интересуясь. Кастиэль поднимает руку в универсальном жесте ожидания, заканчивает предложение и откладывает ручку. «Транскрипция IPA, верно?» — Взволнованно выпаливает Сэм. «Да», — удивленно отвечает он. — «Не так уж много людей отгадывают правильно». «Но что это?» — настаивает Дин, подперев подбородок рукой и наклоняясь вперед. Габриэль громко стонет. «О боже, не заводи его», — жалуется он. — «Он начнёт рассказывать откуда ты, и его уже будет не заткнуть». — Дин одаривает его легкой усмешкой. «Да, он уже делал это», — говорит он, и Кастиэль издает тихий, застенчивый звук. Он был умным, но точно не хвастуном. «Я уже говорил вам, что изучаю диалектологию», — начинает он. — «IPA — это способ представления каждого звука символом, своего рода универсальный фонетический алфавит». «Итак, вы всё записываете с транскрипцией, и потом любой сможет прочитать это и правильно произнести». «Да», — говорит Кастиэль, снова удивляясь. Очень немногие люди быстро понимают это. — «Я хотел бы написать диссертацию о смене гласных в северных городах, поэтому я и переехал сюда, чтобы легче было писать дипломную работу. Мне повезло, что Габриэль живет так близко к университету». «Подожди, ты аспирант в местном университете?» — спрашивает Сэм, и он так взволнован, что Кастиэль беспокоится, что он может взлететь в любой момент, как ракета. Он кивает в подтверждение. Сэм мгновенно проникается к нему симпатией, выставляя свои эмоции на всеобщее обозрение. Он обвиняюще смотрит на Габриэля. — «Почему ты ничего мне не сказал?!» «Ты никогда не спрашивал, детка», — отвечает Габриэль со сводящей с ума ухмылкой. «В любом случае» — продолжает Кастиэль, украдкой оглядываясь, чтобы проверить, идет ли официант, — «я переписал то, что сказал официант. Он довольно продвинутый шифтер, и я мог бы это добавить в свою работу». «Кэсси хочет сказать, что он как сталкер подслушивает о чём говорят люди», — говорит Габриэль. Кастиэль сердито смотрит на него. «Лингвист должен уметь–» «Знаю, знаю», — смеется Габриэль, прерывая его. «Не рви на себе трусы. Вы, ребята, после должны пойти к нам пить пиво, это не обсуждается». — Он меняет тему, кивая Сэму и Дину. «Естественно мы пойдем», — громко говорит Дин, хлопая ладонью по столу и заслужив сердитый взгляд пожилой пары за соседним столиком. Габриэль смеётся над ним. «Удобно, что ты готов терпеть ещё несколько часов общения с людьми, только потому что я покупаю хорошее пиво». Кастиэль знает, что в этих словах нет ни капли обвинения, и ловит себя на том, что тихо посмеивается. Ему на удивление легко чувствовать себя комфортно рядом с Сэмом и Дином. В последний раз он чувствовал себя так только рядом с Габриэлем, Бальтазаром и Анной. И если даже по телефону было очевидно, до какой степени Габриэль опекает Сэма и Дина, то теперь Кастиэль видит это своими глазами. Сэм — теплый и открытый человек, способный привлечь любого; Дин — осторожный, бережно относящийся к своим эмоциям и тщательно выбирающий, кому открыться. И каким-то чудом он думает, что оказался в этом крошечном кругу. Он знает этих людей, эту семью, меньше суток, но его не покидает ощущение, что это то, что он не должен упустить, то, что он не может позволить себе упустить. Габриэль ценит этих людей до абсурда, и если это не повод доверять им, то что тогда. Первое, что делает Дин у Гейба (помимо того, что открывает одну из бутылок пива), — расстегивает верхнюю пуговицу на рубашке. Сэм заставил его надеть, как он выразился, «более приличную» рубашку на пуговицах. Какую-то темную хлопчатобумажную хрень (он не понимает, почему хорошая, мягкая, потертая, клетчатая фланелевая рубашка заслужила 'фу, Дин'), и он смотрел на него своим сучьим лицом, пока Дин не согласился застегнуть все пуговицы. Он вздыхает и начинает расстегивать манжеты, пока Габриэль шарит рядом с ним в холодильнике и выуживает еще три банки пива. Из гостиной доносится голос Сэма, судя по всему его брат опять не сумел вовремя остановиться. «Чувак, я не знаю, сколько еще твой кузен сможет справляться с Сэмом», — ворчит он, закатывая один из своих рукавов. «Он терпеливый» — говорит Гейб, пожимая плечами, — «и вежливый. По крайней мере мы знаем, что Сэм затыкается, когда пьет». «Да, слава богу», — бормочет Дин и заканчивает с другим рукавом. Он следует за Габриэлем в гостиную, но не садится на диван, предпочитая включить аудиосистему. У него здесь были запасные копии большинства его любимых альбомов, по крайней мере за последние три года, поэтому он ставит свое пиво на приставной столик и решает, что сегодня будет вечер, посвященный Physical Graffiti. Ха Ха. «Твой брат много болтает». Дин чуть не роняет виниловую пластинку с A/B стороной. Кастиэль, блядь, просто материализуется из ниоткуда рядом с ним, рассматривая стакан с каменным спокойствием, которое редко можно увидеть у его кузена. «Господи Иисусе, чувак, тебе нужно носить с собой колокольчик», — говорит он и прочищает горло, чтобы прийти в себя. «Ты фанат Zeppelin?» Кастиэль хмурится, и надежды Дина рушатся. «Я никогда не -» Кастиэль указывает на стереосистему. Дин сжимает челюсть. «Хорошо, тогда я просвещу тебя», — объявляет он и нажимает на play, прибавляя громкость — не слишком громко, но не достаточно тихо. Он постукивает по стакану, когда из динамиков начинает греметь 'Custard Pie'. «Это Physical Graffiti .» — Хмурый взгляд Кастиэля исчезает. «О», — говорит он, и Дин практически видит лампочку над его головой. «Graffi-tea. И твой тату салон — телесное искусство. Graffiti. Умно.» Первое подобие улыбки, которое Дин когда-либо видел, расползается по лицу Кастиэля. Это выглядит великолепно. Он предпочитает игнорировать эту мысль. — «Я уверен, что потребовалось немало усилий, чтобы убедить Габриеля одобрить это название». «Оно того стоило», — говорит Дин, пожимая плечами. «Он подумал, что это глупо, ну ты понимаешь, Physical Graffitea? Кто, черт возьми, придёт сюда? Впрочем, теперь это выглядит смешно. У нас тусуются около 90% студентов с пирсингом и татуировками». «Как вы в конечном итоге стали работать вместе?» — Спрашивает Кастиэль, делая глоток пива, и Дин определенно не залипает, на то как его язык высовывается, чтобы поймать случайную каплю на горлышке бутылки. — «Габриэль не из тех, кто вдается в подробности». «О, чувак, это долгая история». — Дин проводит рукой по лицу и теребит тоннели — это привычка, от которой он никогда не сможет отказаться и, которая, как правило, сбивает людей с толку. К счастью, Кастиэля, похоже, это не волнует. — «Когда я переехал сюда четыре года назад, то встретил Гейба совершенно случайно, на самом деле. Я вроде знал того, кто знал его, что-то в этом роде. Я, Кроули и Гейб, каждый по отдельности, искали новое место для открытия бизнеса, поэтому решили, что с таким же успехом можем заняться этим вместе». — Он делает большой глоток пива и прислоняется к книжному шкафу. Он так не привык что кому-то это реально интересно. Большинству людей абсолютно наплевать, они просто хотят получить свою татуировку и убраться восвояси. — «Сэмми начал учиться здесь год назад, примерно в то же время, когда Кроули вернулся в Великобританию». — Он пожимает плечами. — «Длинная, сложная, скучная история, но в основном на этом все». Дин переминается с ноги на ногу. То как долго и внимательно на него смотрит Кастиэль, немного нервирует, потому что Дин не может вспомнить, когда в последний раз кто-то уделял ему такое пристальное внимание. Особенно во время таких скучных историй. Он знает этого парня всего двенадцать часов, но Дин уже может сказать, что Кастиэль неуклюж там где харизматичен, тих там где дерзок, вдумчив там где бесчувствен, и какой бы ни была заезжена тема инь-янь, он определенно точно заинтригован.

***

Жизнь продолжается. Через две недели у Сэма начинается учёба — он уже в жутком стрессе — а Дин бессовестно проводит с ним почти каждую вторую ночь у Гейба, выпивая в компании Кастиэля. Ситуация меняется. Кастиэль начинает присоединяться к Габриэлю, когда тот приходит к ним в гости, и тогда, когда остается только Кастиэль, все, от ранних AOR до пика hair metal, продолжает тихо играть на заднем плане. Дин никогда не был так рад, что живет всего в двух кварталах от Габриэля. Магазин становится все более загруженным по мере того, как студенты возвращаются в город на новый учебный год, а первокурсники, которым только исполнилось 18, обнаруживают, что они могут совершать бунтарские подростковые поступки, такие как делать татуировки и пирсинг и им за это ничего не будет. «О боже мой, просто переспи с ним уже», — говорит Джо в субботу, перед тем как начнётся учёба Сэма, совершенно раздраженная. «Прости что?» — Сегодня, как никогда раньше, он просто не готов обсуждать это. Сначала к нему пришли на консультацию два полных придурка, и он был занят весь день, а потом пришлось потратить целый час на ебаторию с четырьмя хихикающими девушками из женского общества. Спустя час он смог выгнать троих, у которых не был запланирован сеанс. И вот к концу дня у него пять непрочитанных сообщений, пропущенный звонок, и его телефон снова пищит в кармане. «Ты говорил только о нём последние четыре недели», — упрямо говорит она. «Либо переспи с ним, либо–» «Оставь это в покое, Джо», — огрызается он. — «Я заканчиваю в семь. Серьезно, просто дай мне пятнадцать минут чертового покоя». — Она вздыхает и скрещивает руки. «Просто подумай об этом», — говорит она, на этот раз более мягко, и он знает, что за этим кроется 'ладно, я сдаюсь'. Дин фыркает и проходит мимо нее в другую комнату. Пятнадцати минут едва хватит, чтобы все простерилизовать в автоклаве, поэтому он определенно собирается вернуться домой сегодня позже, чем хотелось. К тому времени, когда он заканчивает уборку и дезинфекцию, его плохое настроение проходит, и теперь он просто устал. «Я иду домой», — бормочет он, опершись локтями о столешницу рядом с Джо и проводя руками по лицу. «Иди поспи немного. Или попроси кофе у Гейба». «Да, да». — Он выпрямляется, обнимает Джо одной рукой и целует ее в макушку. «Не хотел срываться на тебя». «Иди домой, Дин», — смеется она и выскальзывает из-под его руки. Звякает дверь. «Привет, Кастиэль». «Кофе, чувак», — устало говорит Дин. — «Не здесь». «Я в дверях», — невозмутимо парирует Кастиэль. — «Я так и не наступил на запретную территорию». «Я же говорил тебе, что он будет ныть», — говорит Сэм из-за его спины, его волосы растрепаны, а на лице дурацкая ухмылка. — «У Гейба там для тебя кофе, мы решили что можно рискнуть и зайти с едой, поскольку ты не ответил ни на одно сообщение Кастиэля». «Слава Христу», — вздыхает Дин и протискивается мимо них обоих в кафе Гейба. — «Увидимся, Джо». «Эй, погоди, Дин -» Он слышит, как Сэм что–то бормочет, поэтому оборачивается, подняв брови. «Мы уже начали есть здесь, так что тебе придётся ужинать одному». «Тогда тащите свои задницы домой потом сами», — ворчит Дин и направляется прямиком к бумажному стаканчику с кофе, ожидающему его в руке Габриэля. Он допивает 20-унционный кофе, прежде чем припарковаться (что, честно говоря, немного впечатляет, учитывая, что магазин находится рядом), ворчливо поднимается по лестнице и прямиком направляется к бару со спиртным. Он уже выпил полтора стакана «Помощника охотника» и успел развалиться на диване под Империя наносит ответный удар, когда Сэм открывает дверь, таща на плече велосипед и оживленно беседуя с Кастиэлем о чем-то латинском-латинском-латинском-латинском. Дин внутренне стонет и смотрит в потолок. Сегодня определенно худший день, чтобы Сэм и Кастиэль строили друг другу глазки. Он не в ресурсе, и он предпочитает хандрить в тишине и не думать о том, что Кастиэль, очевидно, предпочитает проводить время с Сэмом больше чем с ним. Или о том, что Дин, на фоне Сэма, нервно курит в сторонке. Ему позволено быть девочкой подростком, после такого убогого дня. Сэм и Кастиэль как обычно шумят, раскладывая свои велосипеды по местам, и он вслепую включает телевизор погромче. «Такой плохой день, да?» — кричит Сэм из кухни, и в его голосе слышится сочувствие. Дин ворчит что-то в ответ. «Что ты смотришь?» — Спрашивает Кастиэль, опираясь локтями на спинку дивана. Мертвая тишина. Арту свистит. Мы не собираемся разбиваться на группы, отвечает Люк. Мы отправляемся в Дагоба. «О боже мой», — говорит Сэм из кухни. Дин резко выпрямляется и оказывается гораздо ближе к Кастиэлю, чем рассчитывал. «Ты не смотрел звёздные воины?» — Кастиэль просто переводит взгляд с него на телевизор. — «Нет, лучше закрой свой рот и ничего не говори, остаток ночи ты проведешь с Джорджем Лукасом». «О боже мой», — снова бормочет Сэм, на этот раз совершенно раздраженно. У Дина не простой выбор. По идее, он должен ознакомить Кастиэля со 'Звездными войнам', начиная с оригинальной трилогии, но в то же время эти дурацкие приквелы существуют не просто так. К сожалению. Кастиэль устраивается на диване, как будто бы он был тут всегда что, по какой-то причине, действительно чертовски нравится Дину, пока он ищет нужный диск «Мы собираемся начать с первого эпизода, и если кто-нибудь спросит тебя, ты скажешь им, что только начал смотреть 'Новая надежда'. Сэм издает рвотный звук из кухни. «Заткнись, Саманта. К тебе это тоже относится», — огрызается он. Сэм все еще ехидно посмеивается, когда раздается вступительный аккорд, и он устраивается с другой стороны от Дина. Дин игнорирует это; сидеть здесь, на потертом диване между Сэмом и Кастиэлем, это лучшее что было с ним за эти годы.

***

На следующее утро будильник Дина срабатывает слишком рано — рано, учитывая принятое им прошлой ночью, очень взрослое решение: не ложиться спать до четырех утра, устраивая марафон 'Звездных войн' и наслаждаться пивом в приятной компании, — но работа есть работа, и ему нужно успеть к десяти, чтобы открыться. Он проводит руками по лицу, задевая щетину, которая уже растеклась по всему лицу. Дин совершенно не помнит, как ему удалось снять с себя большую часть одежды, прежде чем отключиться, но он не будет утруждать себя тем, чтобы надеть ее обратно. Он неторопливо пересекает коридор, направляясь в ванную в одних трусах, потому что он уже решил, что не собирается тратить остатки сил на одевание. Умывшись и почистив зубы, он немного начинает чувствовать себя человеком, и только тогда понимает, что на кухне слышен шум, а значит Сэм готовит завтрак. Чёрт возьми. Он бежит на кухню. «Боже, мать его, Сэмми, только не говори что ты –» А потом он замирает, как олень в гребаном свете фар, потому что это не Сэм. Кастиэль застыл так же как и он, с вилкой в одной руке и чем-то шипящим на плите позади него, но важно не это, а то, что Дин чувствует себя чертовски блять голым без рубашки и без штанов — не потому, что стесняется своего тела (нет, черт возьми, он знает, что у него отличная задница), а потому что без одежды Кастиэль может увидеть его татуировки. Он понимает, что сгорбил плечи, как шипящий кот, выгнувшись дугой, и что Кастиэль определенно воспримет это неправильно, если он не постарается всё объяснить. Прости, но это совершенно нормально, что, видимо, ты либо вломился сюда, либо спал здесь и я этого не помню, но ты видишь мои татуировки, и это меня пугает. Ничего странного. Дин делает глубокий вдох, запихивает свой страх в свою очень Взрослую Коробку Для Страхов и подходит к плите. Кастиэль все еще смотрит на него так, словно тот может убежать в любую секунду, но он смотрит не на тело, а на его лицо. Дин точно знает, как это выглядит, когда кто-то пытается не пялиться на твою кожу, но это не то. В его груди разливается что-то теплое. «Бекон, яйца и тосты? Черт возьми, чувак». — Он улыбается ему. Или, по крайней мере, пытается. — «Если бы я буду платить тебе, ты будешь готовить для меня каждое утро?» «Это завтрак с похмелья», — отвечает Кастиэль более грубым, чем обычно, голосом, и теперь Дин определенно может сказать, что он выглядит хуже некуда. «Ты спал на диване или как?» — спрашивает он, стараясь говорить небрежно, потому что последнее, что он помнит из прошлой ночи, было то, как Сэм позвал Кастиэля к себе в комнату, чтобы перепроверить что-то в одной из его книг, или в его заметках, или… еще что-то. Кастиэль утвердительно хмыкает. «Сэм дал мне второе одеяло и подушку». — Дин достает две тарелки из шкафа (Сэм не встанет минимум до полудня), несколько почти сухих кружек из сушилки и принимается за кофе. «Ты знаешь, ‘mandala’ — это санскритское слово», — осторожно говорит Кастиэль. Дин не может сделать ничего, кроме как едва взглянуть на него, встретиться с ним глазами на долю секунды и дальше заняться кофеваркой. Он смущенно потирает татуированный локоть, о котором идет речь. «Да, я знаю», — отвечает он, и внезапно напряжение возрастает до небес. «Традиционные мандалы, они –» Он разворачивается, делает два шага в сторону прихожей, снова поворачивается лицом к Кастиэлю, затем делает полшага назад, на кухню. «Я — ладно, просто чтобы прояснить, у меня нет, типа, манеры ходить без одежды, просто никто на самом деле не видел –» «Дин, все в порядке», — говорит Кастиэль тихо. «Я не лезу. Ты не должен обнажать свою душу перед каждым, кто тебя видит». И это, естественно, полностью сбивает Дина с толку. «О.» Он никогда не думал о своих татуировках, как о своей душе. Все они — часть его самого — он не может представить жизнь без Воннегута, спокойно наблюдающего за всем прямо с предплечья; без идеальных линий на боку; без пентаграммы над сердцем, которая точно такая же, как у Сэма. Он никогда не думал о них как о своей душе, но теперь, когда он задумался об этом, это стало иметь смысл. И вот он здесь, на своей кухне, обнажает свою душу перед Кастиэлем. И это не пугает. Кас одаривает его короткой, едва заметной улыбкой и накладывает на тарелку гребаную гору яиц.

***

Кас по-прежнему проводит больше времени в разговорах с Сэмом, но Дин узнаёт его все больше и больше. Теперь он знает, что Кас любит яичницу-болтунью с ветчиной и зеленым луком, а кофе '50 на 50' (что конечно же ничего не говорит о том, почему это кофе теперь есть у них в холодильнике). Кас — фанат восточноевропейской фантастической литературы, и большую часть последних двух лет он провел между Индией и Европой; Он выучил наизусть полный спец выпуск PBS под названием Do You Speak American?, потому что видел его миллион раз. Ему нравится общаться, даже несмотря на то, что большая часть их общения — это кружка, стоящая на столе; фильм, идущий на заднем плане; кофе, ожидающий его после работы и дополнительная помощь в оценке домашнего задания. Мелкий дождь барабанит по окнам, кажется, уже десятый день подряд; Дину слишком нравится такая погода, но, просматривая цены на билеты на самолет до аэропорта имени Джона Уэйна (да, черт возьми, аэропорт назван в честь Джона Уэйна), он думает, что было бы неплохо посмотреть, как выглядит калифорнийская зима. До января еще три месяца, но ему стоит сделать все дела заранее. Сэм бормочет на кухне немного исковерканную латынь, и Кас отвечает в ответ на чертовски идеальной латыни, невероятное произношение, безупречное склонение. Дин улавливает хоть и улавливает только обрывки фраз, но цитату он все равно узнаёт. И когда я пойду долиной смертной тени, не убоюсь я «Эй, Дензел Вашингтон, ты же знаешь, что сегодня твой вечер мытья посуды, верно?» — он кричит в сторону кухни. — «Уже почти одиннадцать». «Как скажешь, Эллен», — громко огрызается Сэм. Кас заходит в гостиную, посмеиваясь, и нависает над его плечом. «Калифорния?» — спрашивает он. «Международная выставка тату и боди-арта в январе», — говорит Дин, откидываясь на спинку стула. Он не знает, мерещится ли ему невероятное тепло, исходящее от Каса, или нет, но это восхитительно, несмотря ни на что. Кас заинтересованно хмыкает и перегибается через плечо Дина, чтобы дотянуться до мышки, когда раздается стук в дверь, похожий на стук половины римской армии. Дин встает, хмурится и смотрит в глазок, прежде чем открыть дверь. «Господи Иисусе, Джо, что случилось?» — спрашивает он после того, как она врывается с полными слез глазами и абсолютно, блядь, разъяренная. Кас о чем-то тихо переговаривается с Сэмом, а затем чуть ли не бежит на кухню. «Ты в порядке?» — Давит Сэм, когда становится очевидно, что она неспособна говорить без слез и, следовательно, ничего не может объяснить. Джо делает по крайней мере пять глубоких вдохов. «Мама выводит меня из себя», — осторожно говорит она. «Она продолжает обращаться со мной, как будто мне десять». А потом все летит к чертям собачьим, потому что через несколько секунд она рыдает на плече Сэма. Дин начинает тихо паниковать, потому что, как бы сильно он ни любил Джо, он понятия не имеет, как справляться с подобными эмоциональными вещами. Он поворачивается, и Кас стоит у него за плечом, как будто он, блядь, телепортировался, держа в руках горячую кружку с чем-то божественным по запаху. «Вот», — говорит он, протягивая его Джо. — «Габриэль научил меня готовить его фирменный горячий шоколад». — Джо протягивает руку, шмыгает носом, и делает большой глоток. «Спасибо», — бормочет она, и пара непрошеных слезинок скатываются по ее лицу. Сэм делает гримасу теперь ты можешь идти и Дин закатывает глаза. «Есть еще одна кружка?» — спрашивает он Каса, когда они возвращаются на кухню. Кас просто улыбается. Сэм проходит через кухню примерно сорок пять минут спустя, выглядя уставшим практически во всех возможных проявлениях. «Кризис предотвращен?» — спрашивает Дин, понизив голос. «Кризис предотвращен», — вздыхает Сэм в ответ. — «Я собираюсь идти спать. Она собирается провести ночь здесь, и поговорить с Эллен завтра. Ты знаешь, как это бывает.» — И с этими словами он, спотыкаясь, уходит в свою комнату. Бедняге завтра на учёбу. Кас хмурится. «Если Джо будет спать на дива–» «Моя кровать может поместить двух человек, если ты брезгуешь спать со мной», — говорит Дин, стремясь к небрежности в голосе, но не дотягивая до нее как минимум на семь единиц. «Я не такой», — бормочет Кас и странно смотрит на Дина. Он прочищает горло и наливает большой стакан воды, затем идет с ним в гостиную, желая всеми фибрами души успокоиться, черт возьми. Джо сворачивается калачиком, как кошка, под одеялами, и он оставляет стакан для нее на кофейном столике, прежде чем поцеловать ее в макушку и направиться обратно в коридор. Кас уже в его комнате, а его руки расстегивают пуговицы на воротнике рубашки (никаких неподобающих мыслей, Дин Винчестер, никаких неподобающих мыслей), и Дин несколько раз сглатывает, прежде чем достать чистую футболку и выглянуть из шкафа. «Вот», — говорит он и протягивает её Касу. — «Твою одежду, наверное, трудно гладить, будет глупо помять её». Он стягивает рубашку через голову и выскальзывает из джинсов с гребаной мучительной небрежностью, в то время как Кас невозмутимо расстегивает свои оксфорды, аккуратно ставит их у стула, затем снимает собственные брюки, прежде чем сложить их пополам поверх рубашки. Дин слегка удивлен, увидев, что Кас игнорирует спортивные штаны, предпочитая только футболку и боксеры. Дин абсолютно не возражает. Кровать прогибается, когда Кас скользит к нему под одеяло, и Дин практически теряет сознание; ощущение такое странное, но такое желанное, и возможно это немного странно, что они засыпают лицом друг к другу, то это никого больше не касается. Дин просыпается ровно в 4:13 утра от одного из самых ярких ночных кошмаров, которые у него когда-либо были. Пару минут он лежит в постели, пытаясь отдышаться, и унять панику. В такие ночи, как эта, он обычно разбирал и чистил оружие своего отца. Отработанные движения, старые движения плавные и легкие, как дыхание. Шум так ни разу и не разбудил Джона, который спал пьяный, как убитый, а для Сэма он был как колыбельная. Сейчас об этом не может быть и речи, поэтому Дин встает так тихо, как только может, шаркает к своему столу и начинает рисовать при слабом свете, проникающем через окно. Он запечатлевает ужас своего сна — Ад, замученные души, руку — его руку, держащую нож, слишком знакомое перекошенное лицо мастера пыток. Он улавливает, как сквозь смрадные облака пепла и серы, наконец пробивается лучезарный свет, улавливает надежду на лицах всех остальных душ, но что-то в ангеле, спасшем его, ему не нравится. Лицо не то, крылья не те, ничего не то, кроме руки, крепко обхватившей его за плечо. И то место всё ещё горит там, где его обожгло во сне. Дин не силен в предзнаменованиях, снах или прочей подобной ерунде, но в этом есть что-то, от чего он действительно не может избавиться. Он делает пятую попытку нарисовать крылья, когда сзади него шелестит одеяло. «Дин?» — О, Боже, то, как Кас произносит его имя, сонно и грубо, прожигает его насквозь так, как на самом деле не должно. «Прости», — шепчет он в ответ. — «Я тебя разбудил?» «Нет», — говорит Кас низким голосом. — «Мне приснился… странный сон. Ты в порядке?» «Да. Э-э, не могу уснуть». — Он знает, Кас в курсе, что это ложь, но они поговорят об этом утром. «Иди в постель, Дин», — бормочет Кас, и к черту все, он мог бы сказать это менее сексуально. Дин сглатывает. «Сейчас», — наконец выдыхает он и бросает карандаш обратно в банку, прежде чем скользнуть обратно под одеяло и, если быть честным, он двигается гораздо ближе к Касу, чем планировал. Глаза Каса изучают его лицо, слабо освещённое светом из окна, а затем он протягивает руку и кладет ладонь на все еще обнаженное плечо Дина. Это кажется чертовски правильным

***

На следующее утро Дин просыпается раньше Каса; он тратит несколько минут, чтобы полюбоваться тем, как совершенно спокойно он выглядит во время сна: длинные ресницы рисуют тени на его щеках, нет и следа от типичной морщины на лбу. Он в тысячный раз думает о том, что конкретно так втюрился, но это будут проблемы будущего Дина. Он встает с кровати (снова), тихо и медленно, чтобы не разбудить Каса, и проверяет свой телефон. Джо Харвелл ≫ К твоему сведению, я направляюсь домой. Сэм запер за нами дверь, он на учебе, а я собираюсь зайти в Дом у дороги. Снежный человек ≫ Джо возвращается в Дом у дороги. Я думаю, что сейчас она чувствует себя лучше. Они написаны примерно полтора часа назад; он печатает ответ, закрыв за собой дверь спальни как можно тише. Джо Харвелл ≪ Хорошо, я надежда, что тебе лучше. Можешь сегодня не приходить на работу. Мы с Эшем можем обойтись без мастера по пирсингу целый день. ≪ Надеюсь* Когда Дин принимает душ, Кас всё ещё спит; он подумывает о том, чтобы убрать бороду, которую ему было невероятно лень сбрить, но решает, что это может подождать (снова. Уже четвертый день подряд), и направляется на кухню. Он делает небольшой крюк, чтобы включить 'B' сторону The Times They Are A-Changin. Не часто у него бывает настроение Боба Дилана, но неважно. Это не имеет ничего общего с тем фактом, что Кас просто обожает эту запись. Это даже не лучшее произведение Дилана — по крайней мере, по высокому мнению Дина, — но он последний, кто может судить о музыкальных вкусах. Ну, за исключением вкусов Сэма и Гейба. Итак, он приступает к омлету, кофе, тостам и бекону, напевая под нос, пока размешивает кофе Каса, и к тому времени, как начинается «Одинокая смерть Хэтти Кэрролл», Кас вваливается на кухню. «Доброе утро», — бодро говорит Дин, потому что очевидно, что Кас проснулся меньше двух минут назад, и его волосы торчат в разные стороны. Он опускается в кресло, и Дин передает ему кофе, упорно игнорируя то, насколько… потрясающе это выглядит. «Джо ушла?» — Хрипит Кас, сделав большой глоток кофе. «Да». — Дин перекладывает теплый омлет на тарелку и передает его Касу, затем возвращается к плите. — «Они с Эллен часто ругаются. Я понимаю это выглядит ужасно, однако, они люб-» Вздрогнув от звука своего мобильника, он крестится, и в страхе смотрит на Эллен Харвелл звонит, прежде чем сглотнуть и ответить на звонок. «Э-э, привет?» «Спасибо, что сообщили мне, где была моя дочь прошлой ночью», — раздается голос Эллен, резкий и знакомый. «Я, эм–» «Ладно успокойся», — вздыхает она. Еда начала пригорать; он возится с телефоном и говорит: «Черт, подожди секунду», — и переключает её на громкую связь, кладя телефон на столешницу. «Вы помирились?» спрашивает он, переворачивая омлет и морщась от того, что он наполовину подгорел. Кас фыркает на него. «Все то же самое, все то же самое», — отвечает Эллен. — «И ты действительно думаешь, что я не знала, куда она пойдет? Ты думаешь я не помню, как вы втроем спали в кровати Джо каждый раз, когда у Джона было плохое настроение? Я думала, ты намного умнее, мальчик». — Он чувствует, как краснеют его уши, когда Кас из-зо всех сил старается скрыть свой смех «Да, точно …» — Он прочищает горло. — «Я наберу тебе позже, Эллен». «Спасибо, дорогой», — говорит она, и Дин прячет улыбку, вешая трубку. «Интересно», — говорит Кас, его глаза искрятся весельем. Дин элегантно усмехается ему и назло идет менять пластинку. «Во сколько у тебя сегодня занятия?» — В конце концов спрашивает Дин с полным ртом яичницы. «Час тридцать». «Отлично». — Дин сглатывает и ухмыляется.- «Мне нужно быть в магазине в два, отвезу тебя в кампус». «Нам нужно заехать ко мне домой», — говорит Кас, затем широко зевает, закинув руки за голову и выгибаясь всем телом. Дин случайно давится кофе, кашляет, а затем выпивает остальное содержимое своей кружки. Кас приподнимает бровь, глядя на него, затем собирает свою тарелку, кружку и другие принадлежности и ставит их в раковину; Дин подхватывает остатки бекона и следует его примеру. Уже близится к одиннадцати, и им нужно поторапливаться; Дин меняет боксеры, надевает джинсы и свою любимую фланель, пока Кас быстро принимает трехминутный душ и выходит, пахнущий Дином. «Это то, чем ты занимался прошлой ночью?» — спрашивает Кас, склоняясь над альбомом для рисования, который лежит на его столе. «Угу», — кидает в ответ Дин, разыскивая пару чистых носков. «Это прекрасно», — бормочет Кас, и Дин просто пялится на него, черт возьми. «Чувак, это ад», — говорит он. — «Это то, что мне снилось. Замученные души, демоны, и всё такое». «Вот почему ты не мог уснуть». — Кас произносит это как утверждение, но это скорее вопрос, ищущий подтверждения. Дин внезапно чувствует себя застенчивым, как будто с его стороны по-детски признаваться в дурном сне. «Да, ты прав», — бормочет он и натягивает носки.- «Давай, нам пора, если ты хочешь прийти вовремя». — Кас смотрит на него так, будто понимает, и это седьмая по счёту странность, о которой Дин не хочет сейчас думать. Он достает из шкафа куртку и свой любимый шарф (Сэм с радостью отметил, что шарф очень модный, что бы это ни значило, Дину плевать — он серый, мягкий и достаточно длинный, чтобы намотаться на шею, а остальное его не волнует), а также темно-синюю, немного потрёпанную вязаную шапочку, которую он носит в основном только потому что Джо связала её для Дина, а темно-красную — для Сэма. В таком снаряжении ему любая погода по плечу. Кас надевает один из своих гребаных шерстяных кардиганов, вызывающих зуд у метросексуалов, а затем натягивает тренч, тот самый, который Дин научился распознавать в толпе. Он понятия не имеет, как Кас вырабатывает тепло, но у него это получается, так что неважно. Остановка у дома Габриэля немного дольше, чем планировалось; Кас готовит обед в своей вчерашней слегка помятой рубашке, а затем начинает практически, блять, танцевать стриптиз перед ним, пока Дин разговаривает по телефону с одним из вчерашних клиентов. Он небрежно водит плечами, медленно расстегивая и стаскивая свои оксфорды, и меняет их на точно такие же, только чистые. К счастью, переодевание без штанов выглядит лишь немного менее сексуально. Дин не винит в этом Каса, тот совершенно точно не ведает что творит. Они приезжают в кампус ближе к часу; В конце концов, Дин идет с Касом в его кабинет, потому что они увлечены разговором о том, какое из пирожных Габриэля самое вкусное, и, поскольку это такой жизненно важный и неотложный разговор, Дин не хочет, чтобы он заканчивался. Уши и нос Каса розовеют к тому времени, как они добираются до здания университета; Дин снимает шапку и крутит тоннели в ушах. «Зачем ты это делаешь?» — спрашивает Кас, излучая только любопытство и никакого осуждения. Его голос неестественно отдается эхом на лестнице. «Ты про что?» «Ты вертишь украшения», — поясняет Кас и выходит в коридор. Там намного теплее, чем на лестнице. Дин ухмыляется и говорит: «Немного повертеть их — полезно. Это поддерживает кровообращение. Особенно важно, когда холодно, как сейчас. Точно так же, как важно не носить металлические украшения на морозе, потому что так тупицы получают обморожение». «Интересно», — говорит Кас и наклоняется вперед, чтобы внимательно рассмотреть украшения, которые на нем надеты. На самом деле, это одни из его любимых — великолепные тоннели из оливкового дерева с янтарными вставками в виде кабошонов. Кас слишком близко, он чувствует запах своего шампуня и средства для мытья тела, исходящий от него, в добавок волосы Кастиэля все еще взъерошены, и это чертовски отвлекает. — «Они тебе идут». — Дин улыбается еще шире. «Эм, прошу прощения? Кастиэль?» — Они оба оборачиваются и видят невысокую, вроде как супер очаровательную шатенку, которая переминается с ноги на ногу и смотрит куда угодно, только не в глаза Касу. «Да?» — И Дин видит переход от Каса-своего-друга к Кастиэлю-преподавателю. «Я просто, эм– Мне было интересно узнать о домашнем задании? Можно ли использовать лабовианскую транскрипцию?». «Да, я разрешаю», — говорит Кас с ободряющей учительской улыбкой. «О, хорошо», — говорит она, нервно улыбаясь. — «Спасибо!» В ту секунду, когда они входят в кабинет Каса, Дин разражается смехом. «Чувак, все твои ученики безумно влюблены в тебя?» «Что прости?» — Кас издает сдавленный смешок и вешает пальто на спинку стула, затем кладет кожаную сумку на стол. Дину как бы напоминают, что он дружит с парнем, у которого есть кожаная сумка. А ещё он является братом, ещё одного такого же. «Она думает, что ты великолепен», — объясняет Дин, пытаясь скрыть дерьмовую ухмылку, — «вот почему она так нервничала. Это очевидно». — Кас фыркает. Раздается стук в открытую дверь, и Дин оборачивается. «Привет, Кастиэль, я хотел спросить, не мог бы ты быстренько кое с чем помочь?», — говорит пухлый, чуть более взрослый парень, примерно их роста. Он явно на последнем курсе аспирантуры. — «Я же не помешал вам?» «Нет, пожалуйста, входи», — говорит Кас, бросая быстрый взгляд на Дина. «Кто твой–» — Пауза, и его взгляд скользит от глаз Дина к его носу, подбородку и мочкам ушей. «—друг?» Дин мгновенно на взводе. «Захария, это Дин, друг семьи». — Дин пожимает Захарии руку с порочной гордостью за честь называться другом семьи. — «Мы с Захарией оба работаем в департаменте». «Ну, тогда я не буду отвлекать вас», — говорит Дин с натянутой улыбкой. «Хэй, Кас, я на работе до девяти вечера, так что-» «О? Где ты работаешь? Где-то в кампусе?» — спрашивает Захария, и на его губах появляется особая усмешка, от которой Дину хочется врезать ему по морде. «У меня свой бизнес», — говорит Дин холодно и агрессивно, — «и если я не уйду сейчас, то опоздаю. Увидимся, Кас.» — Еще одна короткая улыбка и кивок, и Дин вылетает из кабинета. Он все еще так чертовски расстроен этим разговором, что почти забывает включить таймер. Эш мгновенно насторожился; он знает, насколько стервой может быть Дин, когда его провоцируют. «Что случилось, чувак?» — спрашивает он тем спокойным голосом, который мог бы успокоить целую толпу плачущих младенцев. Дин чувствует, что немного расслабляется, возвращаясь в свою среду обитания, в знакомый запах салона. «Ничего», — бормочет он. — «Какой-то парень вел себя как придурок, вот и все». Дин ни о чем не жалеет в своей жизни. Абсолютно ни о чем. Он не жалеет о том, что растянул уши, сделал столько татуировок или пирсинг; он лишь желает, чтобы люди не были такими мразями и просто оставили его в покое. У него никогда не было серьезных конфликтов из-за его уникальности (за исключением инцидента в закусочной, но ни он, ни Сэм никогда больше не будут это обсуждать), но все эти мелкие инциденты накапливаются и заставляют его постепенно терять веру в общество. Его телефон чирикает. Кастиэль Милтон ≫ Я извиняюсь за Захарию. Он часто бывает непримиримо груб в своём желании лезть не в свое дело. ≪ Ничего страшного, я и раньше имел дело с придурками. Не трать свое время на извинения за него. Иди учи свой класс, не забудь пофайловать со своими учениками ≪ Пофлиртовать* черт возьми ≫ Я не флиртую. Дин кладет телефон обратно в карман и делает глубокий вдох. То, что Кас беспокоился о нём, намного сильнее разбивает его сердце, чем он когда либо признает. Он тратит час перед своей консультацией на то, чтобы нарисовать татуировку — рукав в виде солнца/луны на следующий четверг — и ему всё нравится. Консультация тоже проходит гладко, так как это всего лишь заполнение всей татуировки цветом. Чувак, с которым он работает, в меру разговорчив, и, как оказалось, он еще и фанат Спрингстина, так что Дин может слушать Born To Run во время работы. Совсем неплохо. Сэм приходит и плюхается на диван в их коридоре примерно двадцать минут спустя, и Дин прогоняет его к Гейбу, потому что малыш серьезно нуждается в кофе и питании. Он выпрашивает еду у Габриэля во время перерыва и помогает ему завязывать шнурки на ботинках Сэма, пока тот неуклюже развалился в кресле. Когда Сэм просыпается, Дин уже возвращается в магазин, но слышать, как тот встаёт и падает, из-за завязанных между собой ботинков, очень приятно. Кас приезжает за полчаса до закрытия магазина, как раз когда Дин занимается уборкой и стерилизацией. Он не замечает как в конце долгого рабочего дня едет домой с Сэмом иМилтонами. Но он легко к этому привыкнет.