1931 год, апрель
С того рокового дня прошло полгода. Генри, если честно, даже не заметил, как быстро пролетело время. Так, он свыкся со своими чувствами; теперь, когда они с Сэмми немного сблизились, сердце больше не ныло сутками, и было легче отвлечься на что-то другое, зная, что суровый музыкант больше не прожжёт холодным взглядом спину, а может даже и улыбнётся… Хотя это случалось редко. Джоуи стал относиться к ним с некоторым холодом и больше не орал ни на кого из них в своём кабинете. Конечно, начальник добавил им обоим работы, видимо, с расчётом, что парни не найдут время увидеться. Наверное, так повлияла битва с фигурами. Рождество Генри встретил, как и последние четырнадцать лет, вместе с Линдой; его подруга была ему почти как сестра. Но сейчас Штейн не получил удовольствия от праздника, потому что каждую чёртову минуту думал о Сэмми. Задавался вопросом, как встретил Рождество Лоуренс, с каким настроением тот проснулся первого января, подарил ли ему кто-нибудь кроме Генри подарок (а художник, естественно, подарил ему новое перо, не придумав варианта получше). В общем, за праздники он почти не отдохнул. Остаток зимы и первые недели весны Генри проработал относительно спокойно. Чернильные фигуры больше не появлялись, о сатанистах не было слышно. Штейн в кои-то веки смог выдохнуть спокойно. Всё возвращалось в привычный ритм. Утром одиннадцатого апреля Генри, как обычно, спустился к кофемашине, чтобы налить стакан бодрящего напитка и встретиться с Норманом. Товарищ помахал ему рукой, приглашая подойти к себе. - Доброго утра, Норман! - поздоровался Штейн, подходя к киномеханику с кофе в руках. - Как дела? - Здравствуй, Генри. У меня-то нормально, а вот то, что я узнал, думаю, пошатнёт твою жизнь. - Штейн удивлённо взглянул на Нормана, пока тот отпил свой кофе. - Что пошатнёт? - непонимающе спросил художник, облокачиваясь о стену. Полк усмехнулся. - Я тут узнал, что у Сэмми Лоуренса ровно через неделю День Рождения. - понизив голос, будто выдавая чью-то тайну, проговорил Норман. - Я-то этого ублюдка поздравлять не собираюсь, а вот тебя, думаю, это заинтересует. Генри сделал вид, что не заметил, как Норман назвал Сэмми. - И что мне ему подарить? - нахмурился Штейн, - У меня совершенно нет идей! - Ну… Не знаю. Ты же художник, нарисуй ему портрет. - Это мало. И ожидаемо. - Думай в творческом направлении, приятель, - хлопнул его по плечу Норман, улыбаясь, - я уверен, что он оценит что-то, связанное с искусством. Генри задумчиво прикусил губу. - Может, написать ему стих? - протянул Штейн, крутя стаканчик с кофе в руке. Норман кивнул. - Возможно. Только, насколько я помню, тебе не слишком близка эта область творчества. - Может, тогда посоветоваться со знающими людьми? Например, с нашим лириком, Джеком Фейном. - Я знаю, где расположен его кабинет, но он любит быть в одиночестве. Так что контролируй свои действия. - сказал Норман, опираясь на стену. - И, кстати… - тут он снова понизил голос, приближаясь своё лицо к лицу Генри, - намекни ему как-нибудь, что у тебя к нему чувства. - заметив, как на этих словах в глазах Генри отразился страх, Норман продолжил. - Судя по тому, как он тебе при встрече улыбается, ты как минимум его не раздражаешь, а это уже достижение. Поверь, я всё вижу. Генри кивнул, отстраняясь и твёрдо решая для себя, что после того, как сделает небольшую часть работы, он спустится и поговорит с Джеком. - Привет, парни! - раздался звонкий голос за спиной Штейна, и художник резко развернулся. К ним подошёл Уолли, местный уборщик. - Привет, Уолли! Давненько тебя не видел. - обрадовался Норман. - Мне просто опять дали работу на нижних этажах. Прямо над теми, где сейчас ремонт. - Уолли не заметил, как Генри насторожился на этих словах. - И как там? - как ни в чём не бывало спросил Норман, хлебая кофе. - Странно, если честно. На стенах в последнее время начали появляться какие-то странные царапины. - как хорошо, что приятели не слышали, как гадостно-быстро от страха забилось сердце Генри. - Глубокие такие, чёрные. Мне от них не по себе. Но Джоуи сказал, что теперь мне придётся быть чаще на вашем этаже, так что это радостная новость! Штейн общей радости не разделил, угрюмо уставившись в стену. - Я, пожалуй, пойду, - голос его прозвучал как обычно приветливо-спокойно. - Мне нужно ещё повидаться кое с кем. - Ага. Удачи! - попрощались с ним друзья, но Генри уже не слушал их; его мысли заняли возможности происхождения странных царапин и подарок для Сэмми. Поход к Джеку Фейну Генри решил надолго не откладывать, и уже через час он стоял перед дверью офиса лирика, к которым его любезно подвёл Норман. Штейн учтиво постучался, ожидая разрешения войти. - Да-да? - раздался негромкий, слегка приглушённый голос из-за двери, - проходите! Художник оказался в небольшой, но со вкусом обставленной комнате. У дальней стены стоял большой письменный стол, над ним размеренно тикали часы с Бенди, в правом углу располагалась узкая деревянная кровать, накрытая белой простынёй. Лирик, невысокий мужчина лет тридцати, обнаружился там же; он склонился над листом бумаги, выводя слова. Наверное, работал над новой песней. - Здравствуйте… - негромко начал Генри, переминаясь у порога. Джек повернулся к нему, приглаживая рукой свои и так прекрасно уложенные чёрные волосы. - Вы по какому вопросу? - голос лирика не был приветливым или доброжелательным, но Генри он показался приятным. - Я хотел бы попросить у вас совета. - И какой же совет понадобился от меня художественному отделу? Генри нервно закусил губу. - Понимаете, в чём дело… Я хотел бы написать стихотворение одному человеку, но я не знаю, как это сделать и с чего начать. Джек внимательно посмотрел на него, видимо, оценивая шансы на успех. - Ваше счастье, что у меня сегодня мало работы. Я могу дать вам несколько советов, но вы же понимаете, что это не гарантирует хорошего результата? Генри кивнул. - Что же. Для начала, я думаю, вам стоить научиться простейшим рифмам… Урок затянулся почти на два часа. Сначала у Генри не получалось вообще ничего, и он даже сначала отчаялся, но из Джека вышел хороший учитель. К концу Генри даже умудрился сочинить небольшое четверостишие. Фейн оценил, сказав, что для такого короткого срока это действительно впечатляет. - Было приятно иметь с вами дело. - поблагодарил Джека Генри, пожимая тому руку. - Вы же понимаете, что спустя одно занятие вы ничего не напишете? - спросил лирик, вставая с деревянного стула, чтобы проводить Штейна к двери. - Приходите завтра в это же время, мы с вами побеседуем ещё. Наверное, лицо Генри действительно озарилось. - Конечно! Я обязательно приду. Хорошего дня! - улыбнулся Штейн, выходя из офиса лирика и лёгкой походкой направляясь к себе в рабочую каморку. Эта неделя обещала быть крайне необычной. *** Учиться поэзии оказалось задачей совершенно нелёгкой, однако часы, проведённые в кабинете Джека, не оказались напрасными - у Генри начало что-то получаться. Писалось долго, нудно и сложно, но ради Сэмми Штейн был готов пойти и не на такие жертвы. К вечеру семнадцатого апреля стих был готов. Генри уже давно нарисовал рисунок - в свободное время он нередко садился рисовать Сэмми, чтобы восполнить чем-то недостаток внимания от него. Чернила на листе уже давно высохли, и теперь Генри любовался достаточно красивым портретом Сэмми. Теперь предстояло переписать стих на оборот листочка, чтобы всё выглядело красиво. Шумно выдохнув, Генри принялся за работу. Рука немного дрожала от волнения и усталости, но вполне ровный почерк вскоре образовал следующие строки: “В твоих глазах я ясно вижу Жизнь и Смерть. Твой голос холодом таинственным пропитан. И нету больше сил это терпеть, Ведь чувствую себя совсем разбитым. Ты не поймёшь меня и моих чувств И посмеёшься надо мной, быть может, Но несмотря на тяжесть и на грусть С тобою говорить всего дороже. Мне хочется увидеться с тобой, Но ускользнёшь опять ты незаметно. И я рисую с зажженной свечой, Грущу, в тебя влюблённый безответно.” Штейн перечитал своё творение, и ему захотелось выкинуть листок в окно - настолько ужасно в его глазах выглядел им же написанный стих. - Ужас, просто ужас… - прошипел он, подписывая внизу “От Генри для Сэмми. 18 апреля 1931 года. С Днём Рождения”. - Он не оценит… Часы с Бенди над ним показывали час ночи. Самое время было прокрасться в офис музыканта и поздравить его таким образом. Под покровом ночи, измученный, но вдохновлённый, Генри тихо шёл по пустым коридорам Студии. Сердце грохотом отдавалось в его груди, и ему казалось, что оно сейчас выпрыгнет из грудной клетки ко всем чертям. Конечно, он понимал, что то, что он собирался сделать, должно было волновать его, но не так же сильно, правильно?.. Возможно, этот стих навсегда изменит их отношения с Сэмми, кто знает. Музыканта в офисе не было, но дверь оказалась не заперта; аккуратно, стараясь не заставлять ей скрипеть, Генри вошёл в пустое помещение и положил листок портретом вверх на самое видное место. Была надежда, что Лоуренс просто не перевернёт его… Хотя, к чему эти надежды. Полностью масштаб катастрофы Генри осознал лишь глубокой ночью, когда он оправился от нервного возбуждения и наконец смог лечь на кровать. *** Следующим утром Генри, как обычно, беседовал с Норманом у кофемашины, старательно избегая темы вчерашнего подарка. Полк понял его волнение и не спешил напоминать о нём. Разговор шёл у них на абсолютно будничную тему, и это продолжалось бы и дальше, если бы в один момент в помещение не ворвался Сэмми Лоуренс. Очень нервный Сэмми Лоуренс. Генри пожелал провалиться под землю, чтобы скрыться от разъярённого взгляда голубых глаз, остановившихся, как назло, из всех присутствующих именно на нём. Сэмми подошёл к Генри, грубо хватая его за руку. - Нам нужно поговорить. У меня в офисе. Срочно. - процедил Лоуренс, буквально таща Генри за собой. Штейн увидел, что Норман хотел было вступиться, но не стал этого делать, поспешно остановившись, ошпаренный ледяным взглядом музыканта. Штейн же был настолько шокирован и испуган, что буквально ничего не мог сказать. Дар речи вернулся к нему только тогда, когда Сэмми буквально втащил его в свой офис и с грохотом закрыл за ними дверь. - Что случилось? - дрожащим голосом спросил Генри, пока Сэмми пронёсся к своему столу, выдёргивая из груды бумаг листочек и, швырнув его на стол, шумно оперся ладонями на стол. - Что. Это. Такое. - чеканя слова, холодно проговорил Лоуренс; Генри разглядел строки собственного стиха на бумаге. - Стих. - Штейн сделал паузу. - Мой. Тебе. - он смог быстро восстановить спокойствие и ответить почти в тон музыканту. Сэмми выдохнул. В его глазах и голосе появилась привычная холодность. - Хорошо. Я имею в виду… - он выдержал паузу, испытующе глядя на Генри, - Это правда? Всё то, что ты написал. Генри прикусил губу. Что ж, ему нечего терять. - Да. Да, это правда! - даже несколько эмоционально воскликнул он. Сэмми кивнул, переводя взгляд с Генри на листочек и обратно на Генри. - И как давно? - он сказал это тоном учёного, интересующегося экспонатом, недавно завезённым в музей. - Полгода. - Ясно. Напряжённая тишина повисла между ними. Генри нервничал и кидал робкие взгляды на Сэмми, а тот же стоял, видимо, задумавшись о своём. - Знаешь, я мог бы тебе что-нибудь сказать. - голос Сэмми был схож с голосом судьи, делающего смертный приговор заключённому. - Но я не буду. И в тот момент, когда Генри был окончательно готов сдаться панике, его притянули за галстук и грубо поцеловали. Сначала Генри даже не понял, что произошло, поэтому не сразу ответил на поцелуй. Под чужим напором художник вынужден был раскрыть рот, и горячий язык ворвался в него, по-хозяйски пробежавшись по нёбу. Генри немного неумело ответил, не спеша отстраняться и запоминая этот момент как один из лучших в его жизни. Сэмми отстранился первым; его дыхание было тяжёлым, а рука всё ещё сжимала галстук Штейна. - Как мне расценить твой поступок? - совершенно спокойно спросил аниматор, хотя внутри сгорал от различного рода ощущений. - Как ответ. - просто ответил музыкант, целуя Генри снова. - Ты даже не представляешь, как давно я собирался это сделать, овечка. - Почему овечка? - Штейну хотелось прыгать и плакать от счастья. - Потому что милая и невинная. - переводя руки на торс Генри, произнёс Сэмми, снова бесцеремонно впиваясь в его губы поцелуем. Спустя пару минут музыкант, как ни в чём не бывало, отряхнул рубашку Штейна и отошёл на пару шагов, усмехаясь. - Заходи ко мне сегодня вечером. - Это приглашение на свидание? - с чёртиками в глазах спросил Генри, подтягивая галстук. - Возможно. На лице Штейна расцвела счастливая улыбка. - До вечера, Сэмми! - Хорошего дня, овечка. Генри вприпрыжку вышел из офиса директора музыкального департамента, не заметив на стене чёрной полосы, недавно оставленной чьими-то когтями. ***Луна закончит светлый день. Скользнёт в ночи немая тень, Чернила потекут рекой, Забрав таинственный покой. Он создан был самим Творцом, Он был и сыном, и отцом, Но заточён в чернилах он До окончания времён. Когтистой лапой режет плоть, Не избежать его приход! Напрасно плакать и бежать, Вам перед ним не устоять. Рабов своих не отдаёт, Потерянными их зовёт, И каждый стонами твердит Из них: “Он нас освободит”...