Dum Spiro, Spero

Генри, как и сказал Сэмми, пришёл к нему тем вечером. Надолго останутся свет ламп, тепло и приглушённо освещавших непривычно долгую дорогу до музыкального департамента, волнение, задававшее бешеный ритм сердцу, и любовь, наполнявшая всю его душу, в его памяти. Коридор около музыкального департамента встретил его полумраком и молчанием; лишь чернила с тихим стуком падали на пол. - Сэмми? - позвал Генри, делая шаг вперёд; в ту же секунду его резко схватили за плечи сзади и развернули, грубо целуя. - Я здесь, овечка. - после поцелуя произнёс Сэмми, усмехаясь, - тебе действительно стоит почаще оглядываться назад. Генри радостно улыбнулся. - И тебе доброго вечера. - Не боишься, что нас застукают? - лукаво сощурился Сэмми с неизменной ухмылкой на лице. - Надеюсь, по крайней мере. - Пошли. Думаю, пришло время увидеть тебе путь в мою спальную. Генри отстранился, беря Лоуренса за руку и ощущая, как сердце стучит в висках. Коридоры были однообразны, но примерный путь Штейн запомнить смог. У самой двери они остановились на минуту, чтобы музыкант отпер дверь ключами, которые хранились у него в кармане брюк. - Вот она. - с ноткой гордости в голосе проговорил Сэмми, отворяя в дверь в один из невзрачных отдалённых кабинетов и открывая Генри вид на маленькую, но со вкусом обставленную спальную. - Располагайся. Художник с некоторым стеснением осмотрел деревянную достаточно широкую кровать, письменный стол, на углу которого стояло радио, банджо, заботливо прислонённое к стене, и маленькую фигурку Бенди, расположенную на прикроватной тумбочке. За спиной послышался смешок. - Так и будешь стоять на пороге? - Генри буквально втолкнули в комнату, - Мне не хочется, чтобы это место нашли, овечка. Штейн же совершенно не знал, что ему делать, поэтому просто присел на край кровати, следя за тем, как Сэмми запирает комнату изнутри на замок и устало опускается на стул рядом с письменным столом. С минуту оба молчали. - Так… Каков теперь статус наших отношений? - тихо спросил художник, утопая в сомнениях. Сэмми пожал плечами, доставая откуда-то пачку сигарет и закуривая. - Люди бы сказали, что мы… “встречаемся”, наверное. - пожал плечами он. Генри не мог найти тем для диалога; что-то вроде смущения одолевало его. - А… Как долго ты меня любишь? Сэмми вновь пожал плечами, затягиваясь. - Не знаю. Может, с того момента, как ты потащил меня к себе в кровать, может, тогда, когда ты заступился за меня. - он покрутил сигарету между пальцами, - Не знаю. - повторил музыкант. Никто из них не решился нарушить возникушю тишину. Сэмми молча курил, а Генри думал, что делать дальше; оба погрязли в своих мыслях. - Знаешь… - начал Штейн, увидев, что Лоуренс гасит сигарету об пепельницу, - А я ведь в тебя с первого взгляда влюбился. - художник поймал на себе заинтересованный взгляд. - Твои движения, грация, голос… Внутренняя сила… Ты произвёл на меня сильное впечатление! Лоуренс усмехнулся. - Серьёзно? Настолько сильное, что ты запал на меня сразу, как только увидел? - Ну, да. - Маленькая, наивная овечка. - это прозвучало уже теплее. - Выходит, что так, - Генри улыбнулся и, не найдя ничего лучше, встал и, подобравшись к Сэмми, крепко обнял его, почти повиснув. Лоуренс среагировал не сразу, будто шокированный происходящим. “Наверное, он просто не привык обниматься” - подумал Генри, когда, наконец, ощутил, как чужие руки обхватывают его за спину в ответ и прижимают сильнее. Стоять в полусогнутой позе было неудобно, и, видимо, Сэмми заметил это. - Ну-ка, давай-ка сменим позицию. - Генри отстранился, повинуясь завораживающему голосу; Сэмми развернул его к себе спиной, усаживая к себе на колени и крепко обнимая. - Вот так. Лучше? Генри смутился от неловкости ситуации. - Ага. - Вот и отлично. Они наслаждались компанией друг друга до самой ночи, обнимаясь, целуясь и разговаривая обо всём и ни о чём одновременно, как это обычно и бывает у всех влюблённых; возвращаясь к себе в кабинет, Генри в который раз за день подумал о том, что на долгое время этот день останется лучшим в его жизни. *** Сэмми и Генри держали свои отношения в секрете. Две недели Генри стабильно проводил вечера, а иногда даже весь выходной у Сэмми, если, конечно, у них не было дополнительной работы. Генри рассказал только Норману, на что тот лишь только хлопнул товарища по плечу со словами “Ну вот, видишь, я же говорил”. Про таинственные царапины и странные фигуры Генри больше не слышал и с ними не сталкивался. Всё в студии стало спокойно, даже байки про нижние этажи больше не ходили. Но что-то было неестественное и настораживающее в этой тишине, обманчивое, будто это затишье перед бурей, и Генри боялся этой тишины, этого спокойствия, которого работники никогда не видели. Как оказалось, опасения его не были напрасны. Конец апреля выдался на редкость тёплым и приятным. Солнце почти каждый день радостно освещало верхние этажи, и работники нижних молча завидовали им, хлебая осточертевшее кофе. Джоуи вёл себя немного адекватнее, даже иногда проявляя к сотрудникам сочувствие; возможно, так повлиял на него новый пик популярности мультиков в связи с их показом в кинотеатрах всего Нью-Йорка. Джоуи, кстати, даже изредка встречали у кофемашины, обычно ранним утром, задумчивого и угрюмого. “Неужто решил к простым смертным снизойти, божество долбанное” - обычно так комментировал это Норман, ехидно усмехаясь. Генри иногда говорил с начальником, но их разговоры были теперь чем-то сугубо официальным и ничем серьёзным ни для кого не оборачивались. Художник всей душой надеялся, что Джоуи решил заинтересоваться таки жизнью работников и изменить её качество, но он ошибался - такую честь начальник оказывал только ему. Вот и этим утром - Джоуи застал Генри, ожидающего Сэмми, в коридоре, ведущем в музыкальный департамент. - Доброе утро, Генри, - проговорил старший, натянуто улыбаясь. - Здравствуйте, мистер Дрю, - поджал губы Генри, не желая даже говорить “доброе утро”. - Я искал тебя сегодня. Нужно поговорить. - Говорите здесь. - игнорируя обращение на “ты”, сказал Генри, опираясь плечом о стену, где не капали чернила. - Тогда я буду краток, а то, я вижу, ты кого-то ждёшь. - может быть, это была просто игра света, но Штейн чётко увидел, как прищуренные глаза Джоуи сверкнули оранжевым. - Передай остальным не ходить на нижние три-четыре этажа по возможности. - Почему? Там кто-то работает? - Нет… Я имею в виду, там ремонт. - только глухой бы не услышал, что Джоуи врёт. Генри недоверчиво посмотрел ему вслед. - Ладно. - Вот и отлично. Генри проследил за Джоуи, пока тот не скрылся за поворотом. Слишком странно, чтобы понять сейчас. Норман был даже не удивлён, когда Генри уже в который раз за неделю явился к кофемашине буквально под ручку с Сэмми. - Утро доброе! - с неизменной улыбкой поздоровался киномеханик, приподнимая руку со стаканчиком кофе немного вверх, - Здоровья молодым! Сэмми закатил глаза; он всё ещё на дух не переносил Нормана, но ради Генри готов был сохранять хотя бы публичную вежливость. - Иди нахрен, Полк, - эту фразу можно было считать вежливой? Норман фыркнул. Генри предпочитал оставаться в стороне, видя, как они враждуют, потому что его вмешательство могло бы обернуться потерей хороших отношений с кем-то из них, а художнику этого не хотелось. Хотя, кое-чего он всё-таки добился - музыкант с киномехаником перестали цапаться хотя бы на публике, ограничиваясь едкими замечаниями в сторону друг друга. - Сегодня ко мне подходил Джоуи, - совершенно буднично начал художник, как бы не замечая ехидных взглядов Нормана и злых - Сэмми, которые те бросали друг на друга, - сказал не соваться на нижние этажи. Ты знаешь что-нибудь об этом? - спросил он, обращаясь к Полку. Тот пожал плечами. - До меня дошли слухи, что у тех, кто верует тут в Бога, почернели иконы. - Генри взглянул на него вопросительно. - У Шона Флинна, например. Он рассказывал, что его матушка так беспокоилась за него, что засунула ему в карман маленькую икону, так сегодня он обнаружил её залитой чернилами! Сэмми хмыкнул. - Ну конечно, сплетни, чего ещё можно ожидать от великого Нормана Полка, - сказал он это с сарказмом, - Я уверен, что Шон был настолько неаккуратен, что сам же и облил чёртовыми чернилами икону его дражайшей матушки. - в его голосе сквозила насмешка. - Тоже мне, слухи. - Если бы это было только у него. Жаловались многие. - пожал плечами Норман, отпивая свой кофе. Генри занервничал. Всё это было слишком неправильно. Он кинул взгляд на Сэмми; того, казалось, ничего не смущало, но по тому, как он поджал губы, Генри понял - он тоже провёл параллель между Джоуи и той пентаграммой тогда, в той комнатке на нижнем этаже, и тем, что происходило сейчас. Сэмми коротко посмотрел на него и погладил по волосам. От такого простого движения Штейн расслабился и привалился головой к плечу музыканта, довольно щурясь. Раздался смешок Нормана. - Мне, пожалуй, пора за работу. Хорошего дня, голубки! - с усмешкой глядя на Сэмми и Генри, сказал Норман, выбрасывая уже пустой стаканчик и удаляясь в свою каморку. Лоуренс и Штейн ещё немного побеседовали, прежде чем и музыкант ушёл к себе. - Приходи ко мне вечером. Сегодня я планирую кое-что тебе показать. - сказал Сэмми улыбающемуся Генри. - Обязательно! - пообещал художник, тоже уходя к себе в офис. *** Этого вечера Штейн ожидал с нетерпением; оно, казалось, даже отражалось в его рисунках - Бенди на кадрах казался слишком непоседливым, и, хотя эта серия должна была выйти спокойная, дьяволёнок вышел слишком живым и готовым сорваться с места. Сэмми встретил Генри у входа в звукозаписывающую студию. Сегодня был вечер субботы, и многие сотрудники уже расползлись по своим домам или спальням. - Привет. - лаконично поздоровался художник, появляясь сзади музыканта. Лоуренс обернулся. - Это было ожидаемо. Старайся шуметь поменьше, когда хочешь подкрасться незаметно. - с тёплой усмешкой проговорил он, подходя ближе и поправляя воротник рубашки Генри. Штейн сегодня был прямо при параде: выглаженная чистая белая рубашка, чёрный галстук, немного ослабленный, коричневые брюки, тоже чистые и выглаженные, лакированные туфли… - Ради меня так вырядился, что ли? - поднял бровь Сэмми; Генри смутился. - Конечно. - Красиво. Сердце Штейна растаяло от похвалы. - Благодарю. - Так и продолжим обмен любезностями? Пошли. У меня на сегодня есть планы, - усмешка стала лукавой, и Лоуренс распахнул дверь в звукозаписывающую студию. В комнате было пусто; инструменты были аккуратно сложены на свои законные места, ноты стояли только на пюпитрах. Генри знал, что Сэмми любил порядок, и не мог не восхищаться этому. - Ты знаешь, каждому творческому человеку нужно своё святилище, где он мог бы уединиться от суеты бренного мира, - немного пафосно начал музыкант своим завораживающе-глубоким голосом. - И сегодня я, надеясь на твоё понимание, покажу его тебе. Генри застыл. Сказать, что он был шокирован - ничего не сказать. - То есть… Подожди… Ты… Мне?.. - Сэмми усмехнулся его небольшому замешательству. - Это же здорово! - Да, да. Я, тебе. - в его тон просочилась насмешка. - Так вот, - не обратив внимания (или сделав вид, что не заметил), какой радостью озарилось лицо Генри, продолжил Лоуренс, - Для того, чтобы открыть дверь в моё святилище, тебе потребуется сбегать наверх, включить прожектор и сыграть мою любимую мелодию на этих инструментах… - он прошёл в угол небольшой сцены, на которой репетировали обычно музыканты, - Банджо… - указав рукой на инструмент, он повернулся, - Скрипка, - теперь он показал небольшой струнный инструмент, лежавший на стуле в центре, - Барабан, - Генри кивнул, глядя на большой ударный, - И виолончель. Понятно? - Ага. - утвердительно сказал Генри, поднимаясь к Сэмми. - Теперь ты меня будешь учить? - Да. Начнём мы с банджо. - музыкант взял лёгкий инструмент, усаживаясь на стул в углу и кивком подзывая к себе Генри. - Банджо достаточно просто освоить, стоит просто запомнить, в каком порядке зажимать струны. - Сэмми пальцами правой руки прижал струны у грифа, левой перебирая их у корпуса. Получилось достаточно красиво. - Смотри внимательно на расположение пальцев - тебе стоит это запомнить. Показав ещё пару раз, что конкретно Генри должен будет сделать, Сэмми встал, вручая инструмент художнику. - Держи. Садись. Попробуй сам. - привыкшим к рисованию рукам было сложно повторить всё то, что сейчас сделал Лоуренс, и банджо исторгло какие-то странные грязные звуки. - Ещё разок. Третий палец поставь ближе ко второму, да, вот так. Играй. - получилось уже более вразумительно. - Отлично. Повтори. Сэмми не переходил к следующему инструменту до тех пор, пока не убедился, что Генри сыграл идеально. - Молодец. Идём дальше. - Генри улыбнулся, услышав, видимо, случайно брошенную похвалу, хотя у него уже болели пальцы от непривычки. - Скрипка будет посложнее, но ты справишься. - Сэмми подал в руки дезориентированному Генри инструмент, - Прижми её к шее… Да, вот так. А теперь повтори за мной движения смычка… Скрипку освоить действительно оказалось сложнее - смычок ну никак не хотел повиноваться неумелым рукам, то и дело соскальзывая и пропуская в мелодию фальшивую ноту. - Пожалуй, хватит, - остановил уставшего Генри Лоуренс спустя двадцать минут, - Это уже хоть как-то похоже на желаемое. Штейн устало опустил скрипку на то место, где она лежала. - Просто запомни ритм для барабана… Ну, это труда не составило, и художник сыграл правильно уже с третьей попытки. - Отлично. - Сэмми заметил, что у Генри уже почти не осталось сил. - Ты почти сделал это. Давай, осталась виолончель. - музыкант коснулся его носа указательным пальцем и улыбнулся. Генри улыбнулся ему в ответ. - Здесь также всё просто, опять же, повторяй за мной… Виолончель действительно далась ему полегче, и в итоге Штейн смог сыграть всю мелодию до конца, под чётким надзором Сэмми. - А теперь - открой мне мою комнату, овечка. А я послушаю. На то, чтобы добежать до проектора, запустить его, прибежать обратно и сыграть всё без ошибок у Генри ушло ещё минут двадцать. Но, в конце концов, дверь с глухим стуком открылась, впуская измученного, но довольного собой Генри внутрь. Сэмми вошёл следом. - Вот это - моя обитель. - с ноткой самодовольства проговорил он, пока Генри с интересом осматривался. Комната как комната, но то, какую ценность она представляла для Сэмми, делала её чем-то важным и для Штейна тоже. - Вот этим рычагом… - Лоуренс надавил на рычаг около двери, закрывая её, - её можно открывать и закрывать изнутри. Генри кивнул, улыбаясь; в комнатке воцарился полумрак. - Но ты ведь знаешь, что тебе придётся заплатить за это откровение с моей стороны? - разворачивая Генри к себе, проговорил Сэмми. Какое-то время Генри стоял молча, не понимая, что от него требуется, на секунду даже испугался; но ладони на его плечах, обычно холодные, но сейчас почти горячие, ласково надавили, как бы успокаивая. - И как же мне заплатить? - спросил Генри, после этого вопроса разглядев в глубине серо-голубых глаз огоньки похоти. Сэмми ухмыльнулся, резко сжимая руки на плечах Штейна. - На колени. Подчиняясь властному тону и твёрдым рукам на своих плечах, Генри опустился на колени перед Сэмми, ощущая, как на него тяжёлой волной накатывает возбуждение. Судя по прерывистому вздоху сверху, Сэмми ощущал то же самое. - Имеешь представление о том, что будешь сейчас делать? - Лоуренс убрал правую руку с плеча Генри, чтобы сбросить лямку штанов, левую перемещая на голову Штейна и зарываясь ею ему в волосы. - Примерно. - Художник, конечно, волновался. У него никогда не было… такого опыта. Ему даже не рассказывали много… - Отлично. Тогда сообразишь на месте. Генри расстегнул ширинку брюк Лоуренса, спуская их; через тонкую ткань боксеров просвечивался уже успевший встать член. - Не медли, овечка. Ты же не хочешь заставлять меня ждать? - вкрадчиво спросил он, притягивая Штейна за волосы к своему паху. Генри взволнованно выдохнул; ему было страшно, что он сделает что-то не так, что сделает не так приятно по неопытности или… Рука на секунду расслабилась в его волосах, мягко погладив. - Давай-давай. - раздалось сверху, несколько успокаивающе, - Я всё понимаю. Генри облизнул свои губы, стягивая вниз чужие боксеры. Будь что будет. Основываясь на том, что бы ощущал сам Генри, если бы к нему так прикасались, Штейн провёл вверх рукой по стволу Сэмми, немного сжимая; шумное дыхание партнёра оповестило о том, что Генри движется в верном направлении. Штейн усилил нажим, снова проводя рукой вверх-вниз, после чего, увидев, что член партнёра полностью затвердел, мягко и осторожно взял в рот только головку, нежно проводя по ней языком; сверху послышался тихий стон, тут же заглушённяй чем-то; периферическим зрением Генри уловил, как Сэмми прикусил нижнюю губу. Мысленно хваля себя, Штейн продвинулся вверх, плотно обхватив губами головку и стараясь не задеть кожу зубами. Сосредоточиться на всём одновременно было трудно, но Генри старался. И его страдания не остались незамеченными: Сэмми притянул его ближе. Генри ускорился, как, видимо, от него и хотелось. Всё шло нормально до момента, когда Сэмми потребовал глубже, то есть - в горло. Рефлекс организма сработал безотказно, и Штейн на секунду чуть было не закашлялся, но Сэмми не дал ему отстраниться: - Расслабься и прими меня в себе. Восстанови дыхание. - его горячий шёпот, наставлявший, помогавший, успокоил Генри, и через какое-то время нижний смог пропустить чужой член дальше. Языком, которым парень всё это время ласкал ствол, Генри почувствовал солёный вкус предэякулята. Сэмми сильнее сжал его волосы, полностью беря на себя инициативу, насаживая партнёра на член до упора; с его губ невольно сорвался стон. Музыкант действовал эгоистично, но Штейн не возражал - если так будет приятно его возлюбленному. И Генри, понимая, что сейчас случится, дал Лоуренсу кончить в себя, проглотив всю сперму без остатка. Штейн остался дезориентирован некоторое время, пока Сэмми одевался и приводил себя в порядок. На художника накатила какая-то странная апатия, и даже вид довольного музыканта не смог её побороть. Сэмми же, быстро вернув себе самообладание, посмотрел на него сверху вниз, усмехнувшись: - Выглядишь просто очаровательно. Это вернуло Генри в реальность, и, осознав, что он всё ещё сидит на полу, поспешно поднялся. - Ты молодец. Отлично справился. - Сэмми улыбнулся, проводя рукой по подбородку художника, после коротко целуя его в губы. Генри улыбнулся и крепко обнял Лоуренса. - Я тебя люблю, - прошептал он, словно говорил нечто самое сокровенное. Сэмми не знал, как реагировать на эти слова. Ему никто не говорил никогда такого… Так, как сейчас, с чувством, всерьёз… - Это взаимно. - решился наконец ответить он, и это окончательно растопило сердце Генри. Открыв глаза, Штейн разглядел слишком знакомый листок среди нот на письменном столе неподалёку… - Секунду, - художник отстранился, подходя к столу и бережно беря листочек в руки, - Это же… Это же мой стих! - Да, - надевая пиджак, висевший до этого на спинке стула, сказал Сэмми, - Тебя это смущает? Генри почувствовал счастье, настоящее тёплое счастье, заполнившее его душу от осознания, что Сэмми хранит его подарок буквально в своём святилище. - Нет… Это прекрасно… Его последующие слова утонули в горячем поцелуе.

*** Они не знают, что к чему, Верны лишь Богу своему, Они, конечно же, не ждут, Что им чернила рот зальют. Они живут, не зная бед, Глазами видя белый свет, Пока Чернильный Сатана Пьёт тех, кто жив внизу, до дна. Он человеком вызван был И с ним он заключил, Но демон - страшно лживый плут, И человек был обманут. И вышел на свободу зверь. Не избежать его теперь! В тени холодных мёртвых тел Он натворит немало дел, Хотя ему нужны лишь два. И он получит из сперва…