A Study of Resonance

Глава одиннадцатая: Кульминация (4/?) 1997 — 1998 (Перси — 21 и 34 года, Северусу — 36, Гарри — 17, а Дамблдор мертв) Январь 1998 года Перси ожидал, что Том, только что вернувшийся в свое тело, будет проводить с Перси еще меньше времени, чем в раньше. И в какой-то степени это действительно так: Перси встречает новый год в одиночестве, выпивая несколько чашек чая и пытаясь сделать вид, что тишина его маленькой убогой квартирки не отдается громким эхом в его ушах. Как странно, что пространство, которое когда-то было таким гостеприимным, теперь так ужасно угнетает. Перси почти не помнит, как вместе с Тонкс обследовал квартиры или наслаждался новой мебелью. Он почти скучает по своей комнате в Норе, по успокаивающим звукам скрипящих над головой труб и прекрасному виду на задний сад. А его комната в Хогвартсе! Эти плюшевые красные покрывала вокруг кровати, толстый мягкий ковер под ногами, эти высокие тонкие окна, в которые так и тянет заглянуть на цыпочках… Однако, когда январь с влажным свистом врывается в его квартиру, Том снова появляется в его жизни, с легкостью проходя в квартиру Перси, несмотря на множество защитных чар, которые Перси навязчиво обновляет каждую ночь. В первый раз, когда Том появляется, Перси хватается за палочку, но Том ожидал проклятия Перси и легко поражает его. Задыхаясь, связанный веревками, которые он сам предпочитает, Перси смотрит на Тома, который выглядит несправедливо, словно он — образец для подражания, а не частичка души. «Входи», — говорит Перси с большой долей сарказма. Том ухмыляется и освобождает Перси от заклинания, наблюдая со свободно зажатой в правой руке палочкой, как Перси мучительно поднимается на ноги. Перси стареет; его суставы болят от холода, а может, это тело вспоминает последнюю схватку с Круциатусом, которую Перси пришлось перенести. «Тебе нужно улучшить свои рефлексы», — укоризненно говорит Том. «Я не аврор», — огрызается Перси, который не в восторге от нотаций Тома. «Я не хочу драться». «Полагаю, вам по вкусу то, что вы стали неплохим зельеваром». Том говорит, в его глазах искрится какое-то личное веселье. «Как вам его требования?» «Честно говоря, выматывает», — ворчит Перси, усаживаясь обратно на диван. Он подносит к себе старую чашку с чаем и яростно тычет в нее палочкой, отчего жидкость слегка переливается через край, а вода с энтузиазмом брызгает и начинает парить. «Можно подумать, он набрал еще несколько человек, которые умеют заваривать». «Осторожно, Перси. Это звучит как критика вашего благосклонного лорда». Перси поднимает глаза, внезапно напрягаясь, но видит смех на лице Тома и позволяет себе расслабиться. «Я — образец преданности», — ворчливо говорит он. «За мной бегают мальчишки прямо из Хогвартса, умоляя познакомить. Эта чертова Кэтлин из бухгалтерии донимает меня просьбами о подписи министра под некоторыми поистине наивными предложениями, а Яксли пытается помочь Нотту превратить отряд авроров в еще более явную тайных авроров — и не надо мне рассказывать о Табу и этих адских Егерях… Но разве я жалуюсь? Никогда. Я непоколебим в своей верности Лорду». «Тебе нужен перерыв», — замечает Том. Он легко улыбается Перси и протягивает тонкую руку. «Хочешь выплеснуть энергию?» Перси действительно должен отказаться: во-первых, он не имеет ни малейшего представления о том, куда Том решит его отвезти, а во-вторых, ему придется рассматривать предложения Кэтлин, которая, по правде говоря, начинает ему нравиться своей усталой решимостью выполнять свою чертову работу, к черту Темных Лордов. Или, как он полагает, глядя на протянутую руку Тома, он мог бы просто одобрить их и сказать, что к черту все это. Не похоже, что Министерство действительно падет, не тогда, когда у них есть практически неограниченный приток денег от всех чистокровных, выстраивающихся в очередь, чтобы лизать сапоги Темного Лорда. Их деньгами можно распоряжаться неправильно, и они не иссякнут, если Темного Лорда удастся убедить взимать какую-то десятину. И он любопытен. Он берет Тома за руку и едва заметно вздрагивает, когда Том аппарирует их. …маггловский квартал. Перси сразу же понимает, что они покинули Волшебный мир; после стольких лет тренировки магического сознания он мгновенно ощущает, как тусклый, приглушенный воздух оседает на его коже. Инстинктивно он вздрагивает, и волосы на его спине встают дыбом. «Ужасно, не правда ли? Я ненавидел приезжать в приют каждое лето», — говорит Том и быстрыми, уверенными шагами ведет Перси по улице. Перси осторожно следует за ним: Том должен быть в хорошем настроении, если раскрывает правду о своем прошлом. «Первую неделю у меня всегда жутко болела голова». «Это как оказаться под водой или стоять в очень жаркий день», — соглашается Перси. «Почему вы не ушли оттуда?» Том бросает взгляд через плечо, но все же соизволяет ответить. «Дамблдор, конечно. Думаю, он наложил на матрону что-то вроде Империуса; однажды я пытался сбежать, и, кажется, она связалась с ним, и он нашел меня в течение недели». «Он наблюдал за вами с самого раннего возраста?» «Я говорю себе, что должен быть польщен тем, что он всегда знал, что я буду его врагом», — говорит Том, хотя сардоническая нотка в его голосе не может скрыть напряжение, затаившееся на расстоянии вытянутой руки. «Он угрожал мне, когда впервые встретил меня». «Да?» Перси не может представить, чтобы Дамблдор угрожал одиннадцатилетнему ребенку, даже Тому Риддлу. «В приюте я хранил в шкафу несколько сувениров, которые взял у магглов», — непринужденно рассказывает Том. Перси умеет читать между строк. «И Дамблдор практически заявил мне, что воровство в Хогвартсе не терпят, и если я не стану контролировать себя, то вылечу быстрее, чем гном». По тому, с каким отвращением он произносит эти фразы, Перси догадывается, что они были близки, если не в точности, к словам Дамблдора, хотя, конечно, он сомневается, что Дамблдор стал бы ссылаться на гнома, а не на книзла. «Мне жаль», — честно говорит Перси. «Ты не заслужил этого, особенно от Дамблдора». Том никак не реагирует на это, но, возможно, потому, что они, кажется, уже достигли цели: они идут по тропинке к небольшому маггловскому дому, который выглядит так же, как и все остальные маггловские дома. За исключением того, что Перси устремляет взгляд на заснеженную клумбу под левым передним окном. Ему кажется, что он знает эту клумбу. Ему кажется, что он уже бывал здесь. Том подмигивает Перси и звонит в дверь. Через секунду отвечает высокая тонколицая женщина в ярком фартуке с цветами и слащавой улыбкой, которая сходит с ее лица при виде них. «Его здесь нет», — мгновенно отвечает женщина, ее глаза решительно обшаривают Перси с ног до головы. «Он уже с вашей компанией». «Мы можем войти?» мило спросил Том. «У нас есть к вам несколько вопросов». «Нельзя», — говорит женщина, скрещивая свои костлявые руки. «Я не хочу видеть здесь никого из таких как вы». «Гарри пропал», — говорит Том, расширив глаза, как бы выражая беспокойство. Перси молча наблюдает за происходящим, не зная, как поступить. «Пожалуйста, нам нужно найти его, это невероятно срочно». Женщина — предположительно тетя Гарри — смотрит на них безразличным взглядом. «Так найдите его. Разве у вас нет способа отслеживать друг друга?» «Он может умереть, знаете ли», — говорит Том. Он проницательно смотрит на тетю Гарри. «Но вам ведь все равно, правда?» Женщина секунду смотрит на Тома, ее лицо то бледнеет, то краснеет, словно кровь отступила, как вода отступает, прежде чем разбиться о берег. Затем она собирается захлопнуть дверь, но Том успевает первым и просовывает ногу между щелями. «Это не очень приятно», — вздыхает Том, его темные глаза светятся. «А ведь мы друзья, не так ли? Или, по крайней мере, я бы рекомендовал тебе хотеть, чтобы мы были друзьями». По какой-то причине маггловская женщина перевела взгляд на Перси, и тот медленно кивнул, чувствуя, как ему становится не по себе. Через пять минут они уже сидят на ее кухне и пьют чай. Теперь Перси может добавить маггловскую тётю Гарри в список людей, с которыми он неправдоподобно пил чай в этой жизни, помимо Нарциссы Малфой, Горацио Смита, Северуса Снейпа и Тёмного Лорда, среди прочих. Том с явным интересом оглядывается вокруг, рассматривая странные маггловские приспособления и скрупулезно начищенный кафель. Перси тоже с интересом осматривался бы вокруг, но он слишком занят наблюдением за Томом. Во что играет Том? Почему они здесь, в доме Гарри? Том должен был знать, что Гарри не проявит никакого интереса к возвращению в дом своего детства. Перси едва знаком с мальчиком, но он знает, что их Избранный не питает особой любви к своим маггловским родственникам. «Что вам нужно?» Женщина резко спрашивает, явно потеряв терпение. Перси не видит никакого сходства между ней и Гарри, хотя и предполагает, что они кровные родственники по материнской линии. Она выше Гарри, например, и имеет гораздо более суровый вид. У нее водянисто-голубые глаза, совсем не похожие на поразительно зеленые глаза Гарри, хотя ее темные волосы мягко завиваются на концах, как у Гарри. «Гарри пропал», — говорит Том. Он щелкает пальцем, и чайная чашка перед ним исчезает. Секунду спустя открывается шкафчик, и оттуда выплывает маленький стакан, зависший в воздухе. Маггл вздрагивает от неожиданности, когда стакан добирается до стола, где Том еще одним щелчком пальцев наполняет его водой. Том делает большой глоток и удовлетворенно вздыхает, вытирая рот, все это время сохраняя зрительный контакт с женщиной. Перси не может удержаться и бросает на Тома косой взгляд. Может ли Том есть? «Важно, чтобы мы нашли его». «Вы не найдете его здесь», — говорит тетя Гарри, не отрывая взгляда от Тома. «Он нас ненавидит. Он никогда не возвращался после прошлого года, и я не думаю, что мы когда-нибудь увидим его снова». «Он не вернулся?» холодно поинтересовался Том, делая еще один глоток воды. «Значит, кровная защита так и не завершила свою магию». Тетя Гарри напряглась, но, как замечает Перси, не от удивления. Она знает о кровной защите. Он готов поставить на это деньги. «Я сделала все, что могла», — говорит женщина. Ее тонкие губы кривятся в выражении нетерпеливого отвращения. «Я взяла его к себе, не так ли? Я сказала ему, что он может возвращаться каждое лето. Вряд ли я виновата, что он решил не приезжать. Мальчику уже семнадцать, он больше не моя головная боль». Том бросает на Перси взволнованный взгляд, но Перси не совсем понимает, почему так важно, что Гарри не завершил магию крови до своего совершеннолетия, но, возможно, это означает, что Гарри менее защищен, чем был бы в противном случае. «А что вы думаете о Гарри, миссис Дурсль?» спрашивает Том, наклоняясь вперед. «Ходят слухи, что он — единственное, что осталось, чтобы противостоять самому Темному волшебнику современности. Как вы думаете, он справится?» Неужели Том просто ищет информацию о Гарри, так сказать, непосредственно у источника? Несмотря на то, что Перси заинтересован, он наклоняет голову, слушая, как миссис Дурсли прочищает горло болезненным, гортанным смехом. Миссис Дурсли сердито комкает уголок своего фартука. «Зависит от того, чей он сын на самом деле, я полагаю. Если он действительно мальчик Лили, то я сомневаюсь, что он сдержит свое слово; но если он скорее Поттер, чем Эванс, то, возможно, у вашей партии есть шанс побороться». Том сочувственно кивает. «Маггловская кровь непостоянна», — соглашается он. Перси наблюдает за тем, как лицо миссис Дурслей искажается, как бы протестуя, хотя это, конечно, противоречит ее негативным высказываниям о Лили. Еще одна пара братьев и сестер, которых погубила война, их семьи, непреодолимая пропасть между их жизнями. Перси задается вопросом: если он умрет, будут ли его братья и сестры считать, что любой его ребенок будет более или менее достойным доверия из-за того, что разделил его кровь. Как он подозревает, ответ на этот вопрос ему известен. Как он ни старался, Тому не удалось выведать у женщины ничего полезного: он спрашивает о планах Гарри, о мыслях Гарри, даже о друзьях Гарри, но хотя миссис Дурсли отвечает на все его вопросы, становится все более очевидным, что она совсем не знает Гарри. Конечно, гораздо меньше, чем мог бы ожидать Перси, учитывая, что Гарри провел под ее крышей семнадцать лет, или что-то близкое к этому. «Почему ты перестала разговаривать с Лили?» спрашивает Перси в тот редкий момент, когда Том в замешательстве делает сердитый глоток воды. Это первое, что он сказал с тех пор, как вошел в дом, и миссис Дурсли слегка подпрыгивает, когда ее взгляд снова падает на его лицо. «Простите?» «Твоя сестра», — уточняет Перси, его шея покраснела. «Ты перестала с ней разговаривать. Почему? Когда?» Миссис Дурсли натягивает на себя все оскорбленное негодование, на которое она только способна, и, поправив плечи и складки фартука, произносит: «Когда она вошла в ваш мир и не пожалела для меня ни одного взгляда». В молодости, значит. Перси задумался, сколько лет прошло, сколько семестров разлуки и летних каникул вместе, прежде чем миссис Дурсли смогла взглянуть на сестру и не узнать ее. А может, все было наоборот: возможно, Лили, как и Том, устала от свинцового привкуса маггловского мира под языком и в один прекрасный день ушла, не оглядываясь. «Где этот ужасный человек — Дамблдор? Почему он не противостоит этому Темному магу?» «Он мертв», — говорит Перси, когда становится ясно, что Том не собирается отвечать. На лице миссис Дурслей происходит еще один любопытный спазм: наполовину шок, наполовину удовольствие. «Не могу сказать, что мне жаль это слышать», — неприязненно говорит она. «Хотя, полагаю, это не оставляет надежд на вашу сторону». Том внезапно поднимает глаза. «Тебе не нравился Дамблдор?» «Он забрал у меня Лили», — хрипло шепчет миссис Дурсли, словно говоря это с большим трудом. «Он забрал ее, а потом заставил меня заботиться о ее уродце-сыне. Он бросил его на одиннадцать лет, а потом, когда появилась надежда, что он станет нормальным, забрал и его у меня. Нет, мне не нравился этот человек, и я не жалею, что он мертв». Она произносит это с властным фырканьем, хотя и с изрядной долей трепета, словно ожидая, что они вскочат на ноги, потрясая палочками, в ответ на оскорбление Дамблдора. Учитывая, с какими волшебниками она, вероятно, уже встречалась, Перси считает, что такая реакция вполне объяснима. Конечно же, маггл не ожидал, что Том улыбнется своей озадаченной улыбкой и скажет: «Я тоже». «Я думала, что вся ваша маленькая компания поклоняется земле, по которой он ходит», — осторожно говорит миссис Дурсли. «К счастью для вас, мы с Перси принадлежим к совершенно разным партиям», — невозмутимо говорит Том. Он плавным, неторопливым движением поднимается со своего места и стоит, вытянувшись, в центре кухни. Его смуглая, стройная фигура не гармонирует с бледными тонами маггловской кухни. «Нас больше интересует темное волшебство. Пойдем, Перси. Вы не возражаете, если я осмотрюсь, миссис Дурсли? Или лучше сказать Петуния, мы ведь друзья, не так ли?» Том оставляет миссис Дурсли на кухне, ее лицо бледнеет, когда она понимает, что впустила на свою кухню двух темных волшебников. Они оглядывают небольшой дом, но не видят никаких признаков Гарри: ни в большой комнате, где висят странные фотографии пухлого кузена-маггла, ни в хозяйской спальне, ни даже в маленькой спальне, расположенной в стороне, где стоит пустая птичья клетка, большой шкаф и больше ничего. «Он давно здесь не появлялся, — говорит Перси, произнося ряд заклинаний. Он нервно оглядывается по сторонам. «Том, Гарри не дурак, и он ненавидел своих маггловских родственников. Сомневаюсь, что он оставил бы здесь что-нибудь стоящее внимания». Том, однако, смотрит вокруг, его нос слегка раздувается, как будто он чувствует следы магии Гарри. «Не здесь», — бормочет он, качая головой. Перси беспокойно следит за ним, пока тот быстро спускается по лестнице, а затем колеблется, с любопытством глядя на маленькую дверь под лестницей, как будто она может привести его прямо к Гарри. «Сюда». Это правда: когда Перси концентрируется, он чувствует магию Гарри здесь, более сильную, чем в спальне наверху. Но когда Том с помощью магии открывает дверь, они видят, что это небольшой шкаф. -Но шкаф с крошечной кроваткой, задвинутой внутрь, и старые, детские рисунки драконов и несколько свинцовых рыцарей, аккуратно выложенных с одной стороны. Том становится совершенно неподвижным. Перси сглотнул, во рту мгновенно пересохло, так как его тело и магия инстинктивно зарегистрировали угрозу рядом с ним. Ему очень холодно: магия Тома заморозила их обоих, образовав маленькие сосульки, которые свисают с деревянных балок, протянувшихся через шкаф, а на старом игрушечном рыцаре, лежащем на боку, образовался небольшой слой инея. Перси задыхается, у него начинает закладывать нос, когда температура в комнате падает еще на несколько градусов. Когда он смотрит на Тома, то видит, что его глаза вспыхивают красным блеском. Его лицо совершенно неподвижно, словно вырезано из того же металла, что и у игрушечных рыцарей, губы оттянуты назад в оскале, а рука так крепко сжимает временную палочку, что Перси не удивился бы, увидев, как она разлетается на кусочки. «Том, — говорит Перси. «Они осмелились», — говорит Том, и Перси машинально вдыхает, чувствуя ножевую остроту в его голосе. Том сурово показывает на шкаф, на неоспоримое доказательство того, что Мальчик-Который-Выжил провел ощутимое количество времени в таком крошечном пространстве, и Перси нервно сглатывает комок в горле, а его уши регистрируют падение температуры. «Они посмели сделать это с волшебником». «Том, нам пора уходить». «Почему они все еще живы?» Том поворачивается к Перси, и, несмотря на ярость на его лице, за его искаженными чертами скрывается искренняя растерянность. «Зачем Поттеру оставлять их в живых?» «Возможно, у него не было шанса вернуться после совершеннолетия, — нервно предполагает Перси, сжимая в кармане свою палочку. «Возможно, он просто ждет удобного случая». Воздух слегка теплеет, пока Том размышляет над этим. «Вряд ли у него будет такая возможность», — наконец говорит Том, задумчиво вертя в руках свою палочку. «Возможно, мы должны исправить это за него». «Ты бы сделал это за него?» сразу же говорит Перси. Гарри — враг Тома. Зачем ему оставлять Дурслей на растерзание Гарри? Скорее всего, Том получит еще большее удовольствие, если отнимет это у Гарри. Но инстинкты Перси, похоже, оказались верны. Том, его более взрослая версия, намеревался запланировать поимку Гарри на время после экзаменов по ЖАБА на пятом курсе. Он позволил бы Гарри вернуться и отомстить, даже если бы сам ждал, чтобы убить Гарри сразу после этого. Том медленно кивает, а затем тянется к открытому шкафу и берет одного из свинцовых рыцарей. «Для наших целей сойдет и это», — говорит он. «Заметили, как они все пропитаны его магией? Причем ранней магией; неконцентрированной магией, прямо из источника». «Что ты пытаешься сделать?» «Я экспериментирую с жизненными чарами», — говорит Том, аккуратно убирая свинцового рыцаря в карман. Через секунду он поднимает глаза и криво усмехается, видя явное потрясение Перси. «Да, ты подал мне идею. Я надеюсь отделить его жизненную силу от крестражей». «Но я думал, мы договорились, что он должен напасть на Гарри напрямую, тем самым исполнив пророчество», — возражает Перси, в голове которого крутится мысль о том, что Том теперь косвенно пытается защитить Гарри. Том рассеянно машет рукой. «Да, но подумай, сможем ли мы привязать жизненную силу мальчика к какому-нибудь предмету, например, к одной из ваших картин. Тогда мы сможем убить его, когда захотим, или отдать Темному Лорду — все равно. Главное, чтобы мы без необходимости не уничтожили часть моей души». «Это кажется рискованным, Том», — автоматически отвечает Перси. «Вы не планируете взять медальон?» «Я не могу уйти далеко от Темного Лорда,», — говорит Том с уродливой усмешкой на лице. «Я смог… использовать его магию, чтобы усилить свою собственную. Но это ограничивает меня». Перси торопливо обходит эту тему, не желая, чтобы Том снова вспомнил об отце Перси, наконец-то освободившемся от хватки Тома. «Это тоже кажется рискованным, Том». «Ты нашел для меня остаток пророчества?» «Еще нет». Том бросает на него взгляд и протягивает руку, явно намереваясь увести их обратно в квартиру Перси. «Тогда вы не имеете права рассуждать о том, что может представлять для меня угрозу, не так ли?» «Дамблдор никому не говорил, кто произнес пророчество», — упрямо повторяет Перси тот же набор оправданий, что и Темному Лорду, хотя, конечно, более вежливо. «В живых нет ни одного зарегистрированного Провидца. Департамент тайн, похоже, не располагает такой информацией, и я провел тщательное расследование. Я разговаривал с некоторыми ключевыми членами Ордена — например, с моим старшим братом, наследником Уизли — и не верю, что Дамблдор кому-то рассказал, возможно, даже Гарри». Выражение лица Тома одновременно говорит о том, что его не интересуют никакие оправдания Перси, но в то же время у него нет выбора, по которому Перси мог бы пойти. Реакция Темного Лорда была примерно такой же. «Сила, о которой не знает Темный Лорд, Том», — тихо сказал Перси. «А что, если я и есть та сила, о которой не знает Темный Лорд?» «Том…» «Я не причиню мальчику вреда, если вдруг Темному Лорду понадобится его убить», — пренебрежительно говорит Том. «Но я не буду стоять и ждать, пока он начнет действовать. Он боится пророчества и мальчика. Но он всего лишь мальчик, Перси. Мне нечего бояться». *** В душе Перси он взывает к Тому, и Том появляется перед ним спустя всего несколько мучительных ударов сердца. «Темный Лорд пытается объединить остальные крестражи в один», — без обиняков заявляет Перси, расширяя глаза в бесхитростном беспокойстве, чтобы Том заметил. «Том, если ему это удастся, он станет еще могущественнее, чем сейчас». Том рычит, слегка мерцая в искусственном свете свечей в душе Перси. «Он осмеливается». Перси отмахивается от этого. Он слышал слишком много версий того, как Том возмущается тем, что каждый из них осмеливается делать в своем стремлении стать единственным наследником их общей власти. «Том, мне нужно найти Гарри. Где ты?» Том внимательно, лукаво смотрит на Перси, и выражение его лица скорее напоминает созерцательный взгляд Темного Лорда, чем яростное, яркое выражение Диадемы-Тома. «Я не уверен, что я должен тебе говорить это, — холодно говорит Том. «Гарри Поттер, похоже, считает, что может доверять тебе». Перси моргает, искренне удивляясь. «Что?» «Они с твоим братом обсуждали возможных союзников», — говорит Том, пристально глядя на Перси. «Твой брат, похоже, считает, что есть шанс, что ты лишь притворяешься союзником Темного Лорда». Осторожно, осторожно. Тени в душе Перси, кажется, становятся все больше, пока он контролирует свою панику. «Ну, я притворяюсь союзником Темного Лорда», — говорит Перси, заставляя себя сохранять спокойствие. «Том, я думал, что ты безвозвратно уничтожен. Я решил, что следующим лучшим вариантом будет последовать за Темным Лордом, но, признаюсь, мое сердце не было полностью готово к этому». «Твой брат говорит, что, по его мнению, ты спас жизнь своему отцу». Откуда Рон мог знать…? Перси отряхнулся. Теперь он знает, что беспокоит Тома. Если бы у Перси была свободная мысль, он бы посвятил ее пониманию того, почему обе версии Тома находят столь предосудительным то, что Перси хочет спасти жизнь своего отца. Конечно, Том уже встречал чистокровных, которые дорожили своими семьями? «Так я и сделал», — легкомысленно говорит Перси. «Мой отец — сильный чистокровный волшебник, и хотя я его недолюбливаю, я не хочу, чтобы он умер без причины. У меня есть к нему вопросы, на которые я хотел бы получить ответы, и я хочу, чтобы он назначил меня единственным наследником семьи Уизли, чтобы я мог получить доступ к некоторой магии наших предков». Он выжидает секунду, пока недоверчивый огонек в глазах Тома начнет тускнеть, и непринужденно добавляет: «И я счел… выгодным позволить некоторым членам моей семьи воспринимать мою лояльность как двусмысленную. Я ищу полный текст пророчества, Том. Гарри знает его?» «Оно разбилось, я полагаю», — говорит Том, отвлекаясь на новую идею. Как обычно, Перси не дает покоя осознание того, что он стал старше Тома, что Том не менее склонен совершать ошибки, чем любой из других крестражей. Вести эти разговоры с Томом нелегко, но и не особенно сложно. «Почему ты ищешь пророчество?» «В известной нам части пророчества говорится, что Гарри Поттер будет обладать силой, о которой не знает Темный Лорд», — заманчиво говорит Перси. Но решающие последние строки не были услышаны». Том, пожалуйста. Помоги мне найти тебя. Нам нужно объединить усилия». «Чего ты хочешь?» резко спрашивает Том, переключая свое внимание на Перси. Сила его взгляда ошеломляет. «Я знаю тебя, Перси. Ты слишком могущественный волшебник, чтобы довольствоваться шпионажем. Ты занимаешь привилегированное положение в Министерстве и пользуешься доверием Темного Лорда. Что заставляет тебя предавать его?» Перси моргает. «Вы, милорд», — машинально произносит он, хотя внимание Тома обостряется при слове «милорд». «Планы, которые мы когда-то строили». Том улыбается — тонкой, насмешливой улыбкой, в которой заключено множество чувств Тома к Перси и сложных ответных чувств Перси. «Я тебе не верю». Перси мог бы дать самые разные ответы: обвинительные, просительные, хитрые. Но в конце концов он выбирает правду, как всегда, когда сталкивается с загадкой, заданной ему Томом. «По правде говоря, я сам не знаю, чего хочу», — признается Перси, и за карнизом Астрономической башни небо слегка светлеет. «Я не знаю, кто я без тебя, Том. Я провел последнюю… ну, почти всю свою взрослую жизнь, работая над тем, чтобы вернуть тебя к жизни. И столько же времени я потратил на то, чтобы уничтожить Темного Лорда. Он вредит нашему обществу, угрожает моей семье и тому образу жизни, которым я дорожу». Перси ловит и удерживает взгляд Тома, странно не боясь. Что Том может сделать Перси в святая святых его собственной души? «Я не стану извиняться за это, и не думаю, что ты попросил бы меня об этом, если бы видел, как Темный Лорд разрушает фундамент, который ты воздвиг для него на задворках своей души. Не знаю, кем бы я был, если бы мы не встретились: скорее всего, каким-нибудь жалким волшебником в Министерстве, рабски следующим за Темным Лордом и не позволяющим себе признать свое недовольство. Вы открыли мне глаза, и еще предстоит выяснить, пойдет ли это мне на пользу или на погибель. Я не знаю, чего хочу, но не этого. Не Его». «И вы думаете, что это могу быть я?» спрашивает Том с заученной непринужденностью. Перси помнит, как ему было шестнадцать лет, причем оба раза. При всех преимуществах, которые дала ему первая временная шкала, лишние годы жизни не помешали ему испытать то ужасающее беспокойство, неуверенность и ложную уверенность, которые шестнадцать лет грубо врываются в святость детства. Есть что-то такое в том, чтобы быть еще на год старше своего совершеннолетия, достаточно взрослым, чтобы владеть своей магией, как мечом, влюбиться в симпатичную одноклассницу, убить волшебника, если ему угрожает опасность, — и все же не быть свободно выпущенным в мир, чтобы оказать на него свое влияние. «Я не знаю», — честно отвечает Перси. «Но я знаю, что это не Он, и знаю, что если ты не предпримешь быстрых действий, то потеряешь шанс доказать миру, кем ты можешь быть». *** Когда Северус пишет в их общей тетради, что должен поговорить с Перси, Перси ожидает худшего. Он с тревогой слушает «Поттервотч», но не слышит новостей ни о смерти братьев и сестер, ни о пленении Гарри. И все же Северус настаивает на том, чтобы они рискнули встретиться в доме Северуса, пустовавшем с момента их последней встречи. Перси все еще находится на границе чар. Они оценивают его, как и в прошлый раз, и в конце концов разрешают ему пройти на пыльную, темную кухню. Перси бросает взгляд на плиту, но там не бурлит овсянка и не варится кофе. Перси нерешительно открывает шкаф, но не находит там даже чая, и так и стоит в одиночестве на кухне, пока не приходит Снейп. «Сколько их осталось?» — спрашивает Северус, когда появляется, чтобы поприветствовать Перси и подтвердить его личность. «На этот вопрос трудно ответить», — поспешно отвечает Перси. «По крайней мере, подтвердить. Дементор, с которым я работал, пытается получить более точный ответ, чтобы мы могли быть уверены в том, сколько крестражей действительно уничтожено, а не просто ослаблено. Но…» Перси нервно взглянул на Северуса: «Я считаю, что Том действительно убил змею». Северус смотрит на Перси на секунду дольше обычного, и Перси с удивлением замечает облегчение, а затем страх, промелькнувшие на исхудавшем лице Северуса. Перси расслабляется: ему показалось, что в словах Северуса прозвучало напряжение, когда им удалось поговорить через тетради, и он предположил, что, возможно, это напряжение было вызвано неуверенностью в змее, которая убила Северуса в другой жизни. Затем лицо Северуса снова стало похожим на привычную хмурую маску. «Что ж, есть и другие способы умереть». Перси ничего не говорит. Они не знают, почему именно Темный Лорд убил Северуса в другой временной шкале, и поэтому не могут быть уверены, что это не повторится. Вместо этого Перси делает неуверенный вдох, а затем рассказывает Северусу обо всем, что произошло с момента их последнего разговора: Том уничтожил Нагини, Фламель, разговор Перси с родителями и Том. Другой Том. Северус слушает молча, не задавая вопросов, строго сидя в покрытом пылью кресле, словно ожидая, что ему сделают замечание за ослабление строгой осанки. Перси трудно остановиться, как только он начинает говорить, и только на полпути к объяснению различий, которые он видит между дневником и диадемой, он понимает, какое облегчение испытывает от того, что наконец поделился ужасом последних нескольких месяцев с другим человеком, даже таким запретным, как Северус Снейп. «Что ж, — говорит Северус, когда Перси, наконец, заканчивает, неловко выдохнув. «Это, конечно, усложняет дело». На мгновение Перси лишь уставился на Северуса, а потом расхохотался — неудержимо, скорее от волнения, чем от юмора, от того, как высокомерно Северус подытожил всю свою грязную историю «усложнением». Северус не выглядит забавным, но и не обрывает Перси, дожидаясь, пока его смех стихнет и сменится легкими вздохами. Затем он говорит: «Мне тоже есть о чем сообщить. Как вы знаете, Темный Лорд проник в гробницу Дамблдора и обнаружил пропажу палочки. Он считает, что Люциус бежал с ней во Францию, и поэтому приказал нескольким своим шпионам выследить Люциуса. При этом он обнаружил некоторые маршруты эвакуации Ордена и убил Лэндона Гринграсса. Кажется, он был вашим однокурсником?» Перси тяжело откидывается в кресле, и все остатки его облегченного хихиканья резко покидают его легкие при этих новостях. «Лэндон?» «Он помогал вашему брату», — продолжает Северус без всякой жалости. «Он устроился на стажировку во французское Министерство магии и, пользуясь своим положением, подделывал документы для прибывающих беженцев, чтобы пометить их как чистокровных». Перси медленно закрывает глаза. Конечно, чертов Лэндон попытался бы устроиться на стажировку, спасаясь от Темного Лорда. Конечно, чертов Лэндон был бы настолько самонадеян, чтобы поверить, что сможет подделать бумаги, не привлекая лишнего внимания. Конечно, у чертова Лэндона не хватило бы ума сбежать после того, как Мерлинда — скорее всего, его британская заговорщица — была тихо казнена. Лэндон, мертв. При этой мысли у Перси свело живот, но он покачал головой. Он не может думать об этом сейчас. Он не может это переварить. Он может думать только о том, что Лэндон все еще в безопасности, за границей, и не высовывается. Если он подумает о смерти Лэндона, он может подумать обо всех, кто умирает, и тогда он может лечь в свою постель и никогда не встать. «Какому брату?» спрашивает Перси, и если его голос немного хриплый, а глаза немного слезятся, Северус не комментирует это. «Чарльзу», — говорит Северус. Глаза Перси расширяются, и Северус поспешно говорит: «Он жив. Не думаю, что ваш друг назвал имя». «Но откуда вы знаете, что это был он?» «Я узнал его почерк на некоторых письмах, которые Темный Лорд нашел у Гринграсса», — говорит Северус. Перси начинает, а Северус поясняет: «Я ознакомился с почерком всех ваших братьев и сестер. У меня есть множество образцов их жалких попыток выполнить школьные задания». Почему-то одной мысли о том, что Северус Снейп решил ознакомиться с почерком всех детей Уизли на случай, если их могут схватить или как-то иначе уличить, достаточно, чтобы Перси чуть не разрыдался. Но он не начинает плакать, по крайней мере, на глазах у Северуса. Вместо этого он наклоняется вперед и, задыхаясь, говорит: «Спасибо, Северус». «Это было сделано не из чувств, — немедленно отвечает Северус. «Скорее из прагматизма. Твоя семья не способна оставаться в безопасности, и я знаю, что она делает тебя уязвимым». Перси отмахивается от этого. «Спасибо», — повторил он со значением. «Ты уже знаешь, что я никогда не забуду, что ты сделал для меня, Северус, но я не забуду и этого». Северус недовольно фыркнул, хотя Перси достаточно хорошо знает этого человека, чтобы заметить, как слегка расслабляется его лицо. «Тебе следует быть менее сахарным. Подобные эмоции — это слабость, Уизли». «Итак, Темный Лорд у-убил Лэндона», — произносит Перси, с трудом выговаривая слова. «Что еще?» «Он планирует нападение на Хогвартс. Он считает, что сможет сделать его в качестве опорного пункта. Если Поттер появится там, он нападет на него там; в противном случае он использует его как свою новую базу для операций». «Значит, вы часто с ним общались, — удивленно произносит Перси. Выражение лица Северуса стало мрачным и сложным. «Да.» Перси испытывает внезапное облегчение от того, что его не так часто зовут на встречи с Темным Лордом. Конечно, он должен посещать еженедельные собрания и выполнять задания по зельеварению в срок. Конечно, он разговаривает с Темным Лордом, чаще всего лишь отвечая на его вопросы вежливым «да, милорд» или «нет, милорд». Конечно, иногда Перси огорчает, что он не так вовлечен во Внутренний круг, как Северус. Однако в течение следующих нескольких дней Перси благодарит Волдеморта за то, что тот не обращает на него внимания. Лэндон кричит о нем во сне, каждую ночь без перерыва, задушенный и зарезанный, избитый и окровавленный, умирающий во всех бесконечных вариантах, с которыми Перси теперь знаком, и в каждой смерти Перси сидит и наблюдает за происходящим, не двигаясь. Лэндон умирает во сне, снова и снова, а днем даже с помощью самого сильного зелья, который Перси может сварить, едва хватает, чтобы компенсировать его мучительный, бессодержательный сон. Перси только и может, что приказать Пиусу молча оставаться внутри кабинета; в результате появляются слухи о том, что министр магии планирует очередную правительственную чистку, что приводит всех в бешенство, но лишь смутно доходит до Перси, который слишком поглощен собственными сожалениями, чтобы обращать пристальное внимание на окружающее. Возможно, он спас Фреда; возможно, но пока война не закончится, Перси не может быть уверен. Но спасти Фреда, чтобы проклясть Лэндона? Лэндон не был его братом, но, к ошеломленному удивлению Перси, его смерть причиняет все ту же боль, оставляя неизгладимый след на его совести, вечное пятно на его душе. Целую неделю Перси чувствует себя так, словно тонет. Он не разговаривает с Тонкс, даже когда она оставляет ему на столе закодированное послание. Он не разговаривает и с Яксли, который приходит к странному выводу, что у Перси разбито сердце, и дважды пытается выманить его в паб. Он ни с кем не разговаривает, потому что кажется, будто каждое слово из его уст выходит из-под контроля, сплетаясь в петлю из потускневших металлических звеньев, без предупреждения оседая на шее волшебника, а его лицо становится размытым и бесчувственным, безымянным до последних критических мгновений. Возможно, он так и остался бы в таком состоянии навсегда, мучимый ужасным чувством вины, если бы через несколько дней не вошел в офис, где перед ним беззвучно возник Том, левитирующий связанное тело прищурившегося Генри. В течение почти пяти ударов сердца Перси и Генри молча смотрят друг другу в глаза. Генри — чистокровный, хотя и светлой крови, и, насколько известно Перси, он не состоит в Ордене. Затем он качает головой, и звук начинает приближаться. Только тогда Перси осознает, как муторно он переживал последние несколько дней, какими ужасными они были. Том хихикает, звук вибрирует в пространстве между ним и Перси. «Нашел его бездельничающим на улице, набирающимся смелости, чтобы зайти внутрь. Он тот, кого ты ненавидел, верно?» Перси пытается вспомнить, что он рассказывал Тому о Генри, в то время как глаза Генри удивленно расширяются. Дневник-Том, конечно, выслушал от Перси кучу жалоб, но говорил ли он что-нибудь этому Тому? «Я не ненавижу его», — оправдывается Перси. «И он чистокровный, Том. Он не должен быть так связан». Глаза Тома вспыхивают, и Перси задерживает дыхание, внезапно осознав, что в его голосе звучат укоряющие нотки, как будто он разговаривает с Джулианом или Мэтью. Но вот Том расслабляется, щелкает пальцами, и путы спадают с Генри, который падает на пол с неприятным стуком. К чести Генри, он изящно выпрямляется, поднимаясь на ноги, и откидывает плечи назад, как будто спереди на его мантии блестит значок старосты. Затем он холодновато говорит: «У тебя хорошая охрана, Перси». Том сразу же начинает щетиниться, и Перси, заметив это, быстро говорит: «Генри, это — Том. Том, Генри». Генрих отвешивает Тому короткий поклон, как при встрече с новым чистокровным представителем незнакомой семьи. Том лишь слегка наклоняет голову, его глаза темные и расстроенные. «В чем дело, Генри?» Перси не предлагает Генри сесть; ему не нравится, что Том и Генри находятся в одной комнате, которая начинает казаться ему очень маленькой. Глаза Генриха чуть сужаются, но он достает из мантии небольшой свиток и протягивает его Перси. «Боюсь, что Лэндон умер. У нас будут небольшие похороны, и я хотел пригласить тебя». Том сразу же переводит взгляд на Перси, который очень старательно не упоминал имя Лэндона при Томе, как ради Лэндона, так и ради Тобиаса. Перси берет свиток и быстро просматривает его: время, дата и неприятная новость о том, что Тобиас переехал обратно в Британию, имбицил. Затем он сворачивает свиток и прячет его в свою одежду. Расправив плечи, он четко произносит: «Я не буду присутствовать, и тебе тоже не следует». Генрих поднимает брови, и Перси продолжает с ударением: «Лэндон был предателем крови, Генрих». «Предатель крови?» с сомнением спрашивает Генри. «Перси, мне кажется, это немного натянуто, не так ли?» Стараясь не смотреть на Тома, опасно молчащего, Перси борется с собой, а затем говорит: «Он помогал, я полагаю, с каким-то маршрутом побега из Британии. Ничего особенно успешного, и Авроры закрыли его несколько месяцев назад, но Лэндон был убит за попытку сопротивления». «Лэндон?» К счастью, Генри настолько удивлен, что не говорит ничего уличающего, например, не выражает поддержки предательству Лэндона по отношению к Министерству. Перси поджимает губы, как бы испытывая отвращение, и говорит: «Надеюсь, ты понимаешь, почему никому из нас не стоит присутствовать на его похоронах. Я бы посоветовал тебе предостеречь от этого и других приглашенных. Никому из нас не пойдет на пользу, если мы будем ассоциироваться с его предательством». Генри качает головой, явно потрясенный новостью о том, что книжный и ханжеский Лэндон был тем, кто нелегально проложил маршрут побега из страны. Но затем он переводит взгляд на Перси и говорит: «Значит, ты знал». «Я узнал, когда его задержали, недавно, — быстро поправляет Перси, не желая, чтобы Том сделал неверный вывод. «Я был удивлен и опечален, когда услышал об этом. Я всегда любил Лэндона, еще когда мы учились в школе». Генри фыркнул, не впечатлившись. «Ты был его лучшим другом». «У нас было несколько общих уроков», — пренебрежительно говорит Перси. Его сердце быстро бьется в груди, слюна собирается в уголках рта, поскольку тело инстинктивно реагирует на угрозу в комнате. «Он обладал острым умом, но даже тогда, казалось, был полон решимости растратить свои таланты на бесполезные мелочи. Я возлагал на него надежды, когда он присоединился к Невыразимцам, но, полагаю, к концу он возомнил себя мстителем». Перси делает паузу, а затем говорит, выпрямляясь во весь рост: «Я бы попросил тебя, Генри, сообщить мне о других наших бывших одноклассниках, которые могут иметь подобные… наклонности». «Чтобы вы могли убить и их?» едко спрашивает Генри. «Смерть Лэндона была ужасным расточительством», — отрезает Перси. Лицо Генри меняется, когда он замечает искренность Перси, хотя очевидно, что он не понимает сути разговора. «Я не считаю, что его нельзя было спасти, просто он заблуждался и, скорее всего, ему было более чем скучно во Франции. Я не хочу, чтобы кто-то из вас пошел по тому же пути». Генри переводит взгляд на Тома, который бесстрастно наблюдает за происходящим рядом с Перси. «Понятно. Предупреждаешь нас по доброте душевной, да?» Перси вздрагивает, крепче сжимая палочку. Он предупреждает Генри по доброте душевной, даже если этот зазнавшийся болван никогда не увидит, что это предупреждение на самом деле. «Боюсь, я не понимаю, о чем ты». «Я не ожидал, что ты так охотно обратишься на встречу новому порядку», — отвечает Генрих, в его тоне звучит насмешка. «Ты знаешь, что Теодору схватили? Скорее всего, она уже мертва. Не так уж много времени потребовалось, чтобы покинуть нас, не так ли?» Том вздрагивает. «Интересно, что он считает себя достойным вашей преданности, — мягко заметил он. «Это новый порядок», — огрызается Перси, не обращая внимания на Тома. «Это очень новый порядок, и если ты не хочешь закончить жизнь, как Лэндон, тебе лучше привести себя в порядок, Генри. Ты еще не преступник, но станешь им, если будешь продолжать говорить неразумные вещи на людях». «А вы бы меня убили?» Генри спрашивает легким, заинтересованным тоном, как будто интересуется, будет ли Перси оценивать один из его экзаменов. «Только мне хотелось бы знать, что вы считаете своей обязанностью». «Я бы не опустился до того, чтобы убить тебя», — презрительно шипит Перси. «И ты должен беспокоиться не только обо мне, Генри. Мы больше не в школе». «Забавно, что ты так говоришь», — отвечает Генри, его глаза многозначительно обводят плюшевый интерьер кабинета министра. «Похоже, ты наконец-то избрал себя старостой, а?» «Круцио», — выплевывает Перси сквозь рев в ушах, его палочка автоматически поднимается, чтобы выполнить сложный маневр заклинания. Перси никогда не был особенно хорош в «Круциатусе», но под восторженный смех Тома и странное удовлетворение от крика Генри ему удается произнести заклинание идеально, наблюдая, как тело Генри странно дергается на полу. Затем он приходит в себя, все разом, и прекращает заклинание. Что он творит? Неужели он настолько незрел, что одной насмешки над школьной должностью достаточно, чтобы заставить его мучить собственных одноклассников? Ты должен был это сделать, твердо сказал он себе, бесстрастно наблюдая за тем, как Генри, бледный и дрожащий, пытается ухватиться за ковер министра глубокого сливового цвета. Том начал сомневаться в тебе. Ты не можешь проявлять милосердие, ни к кому. Перси опускается на колени рядом с Генри, держа в руке свою палочку, и нарочито громко шепчет ему на ухо: «Не стоит перечить мне, Генри; мы не в школе, и это уже не школьные разборки. Если ты не хочешь занять место в этом новом мире, я бы посоветовал тебе избавить нас от лишних хлопот и сдаться; в противном случае я ожидаю, что при нашей следующей встрече твое поведение улучшится». Генри судорожно кивает, его бравада исчезает под воздействием боли, причиненной палочкой Перси. Даже наблюдая за тем, как Генри с трудом поднимается на ноги, Перси задается вопросом, какую форму принял Круциатус для Генри. Ощущал ли он его как ножи, впивающиеся в кожу, или как огненные плети, или как постоянную, грызущую боль, как зубная боль, усиливающуюся до тех пор, пока он не мог думать ни о чем другом, кроме как о смерти? «Вы можете воспользоваться моим камином, — великодушно говорит Перси, когда Генри наконец поднимается на ноги. «В знак моего хорошего отношения к вам. Передайте мои приветствия остальным членам, когда увидите их, хорошо?» Генри сглатывает и, спотыкаясь, идет к камином, без комментариев берет горсть порошка из банки, стоящей на каминной полке. Он бросает его в огонь и бормочет, но перед тем, как шагнуть в изумрудное пламя, поворачивается и смотрит на Перси, его серые глаза что-то ищут в лице Перси. Перси надеется, что, что бы он ни искал, он увидит только решимость. Генри лучше прислушаться к его предупреждению и донести его до остальных импульсивных гриффиндорцев, прежде чем они совершат необдуманный поступок. Когда Генри окончательно исчезает, Том смеется — коротким, резким смехом, нарушающим тяжелую тишину в кабинете. «Ну вот, — говорит он, с восторгом глядя на Перси. «Так, так, так. Это был лучший Круциатус, который я когда-либо видел. Каково это?» Как будто меня сейчас стошнит. «Возможно, мне просто нужна была соответствующая мотивация», — говорит Перси, произнося слова автоматически, языком, словно Фред и Джордж дали попробовать ему одну из своих конфет. Мерлин, он надеется, что Генрих скажет им всем, чтобы они были осторожны. *** Послание, расшифрованное Нимфадорой Тонкс: Пути отступления нарушены. Сосредоточьтесь на другом месте. Ответ, зашифрованный Персивалем Уизли: Не сейчас, когда в стране еще есть цели. Проблема в том, что, как указывает Тонкс, когда она в конце концов находит его во время одинокой прогулки домой, Ордену нечем заняться. Проходят месяцы, и число магглорожденных, которым все еще угрожает опасность, стремительно сокращается: их либо отлавливают, либо уводят. Нотт держит свой отряд авроров в напряжении, выискивая неугодных, но людей, которые все еще открыто осмеливаются бросить вызов Темному Лорду, не так много. Конечно, еженедельно, если не ежедневно, поступают сообщения о задержании предателей; этого достаточно, чтобы постоянно нагнетать страхи тех чистокровных, кто достаточно глуп, чтобы поверить в то, что новый порядок установлен для их собственной защиты, и оправдать дальнейшее существование военного положения. Но Перси лучше многих знает, что эти страхи в основном надуманные. Время от времени проводятся облавы на людей, подозреваемых в предательстве, обвиняемых в укрывательстве беглецов или организации вечеринок по прослушиванию Поттервотча, но даже их количество со временем уменьшилось. Это и вечеринки, подобные Хэллоуинской, которую Перси посещал с такой неохотой, и гала-концерты с иностранными лидерами, и обеды, на которые ходит Пиус, с его маслянистой улыбкой, послушно повторяя партийную линию. На собраниях обсуждается пересмотренный учебный план Хогвартса, дискутируется вопрос о том, что делать с детьми, которым не повезло родиться грязнокровками, предлагается повысить плату за обучение в Хогвартсе. Визенгамот продолжает рассматривать судебные процессы, и любой чистокровный волшебник с хорошей репутацией может предложить новый законопроект, и многие используют эту возможность политической нестабильности, чтобы попытаться протолкнуть свои собственные программы. Короче говоря, их мир — всего лишь смещенный, параллельный образ тех же действий, махинаций и тревог, что и предыдущий, и Ордену трудно обойтись без явного врага, с которым можно бороться. «Нам нужен Гарри», — серьезно говорит Перси. «Это должно быть главной заботой Ордена. Без Гарри невозможно выиграть войну. Вы можете убить всех Пожирателей смерти, но вы не сможете убить Темного Лорда, если Гарри не исполнит свою роль в пророчестве. Собери всех членов Ордена, которым можно доверять, и скажи им, что они должны найти Гарри. Но осторожно, Тонкс». Его мысли тут же устремляются вперед, обдумывая возможные риски. «Если Пожиратели смерти найдут Гарри, война будет выиграна другой стороной. Поэтому не говори никому, кому не хватает тонкости». Тонкс начинает горячо возражать, что всем членам Ордена можно доверять, но Перси останавливает ее холодным, решительным взглядом. «Как только Гарри будет найден, я должен быть поставлен в известность. Обещай мне, Тонкс». В течение долгого напряженного времени Перси гадает, собирается ли Тонкс спорить. Но, возможно, что-то в его лице убеждает ее, поэтому она просто кивает своей замаскированной головой и аппарирует прочь. *** Перси гадал, сколько времени понадобится Тому, чтобы понять, что Темный Лорд планирует заманить его обратно в предмет, тем самым нейтрализовав его как угрозу и не убив драгоценный крестраж. Перси, конечно, ничего не сказал ни одной из сторон, но и Волдеморт, и Том, казалось, по-своему готовили свою магию к противостоянию друг с другом. Контроль Тома над своей магией, кажется, растет с каждым днем, пока Перси не стал считать ее тонкой иглой или тонким ножом, способным вырезать тонкие линии, когда это необходимо. Тем временем Волдеморт, предположительно, успевает завершить все ритуалы Магии Стихий, которые он начал в Малфой-мэноре в прошлом году, пока Перси не чувствует его приближение задолго до того, как он появляется, а его магия витает вокруг него, как раскаты грома. Но когда наступает противостояние, оно происходит не между этими двумя оттенками одной и той же души. Во многом в этом виноват Перси. Он знал, что Волдеморт поручил Тому найти Гарри, и знал, что Том забрал игрушечного рыцаря из дома Дурслей. Перси ошибочно решил, что раз Том больше не упоминал об этом, значит, он забыл об этом или, по крайней мере, стратегически отодвинул задачу на второй план, пока не будет готов вырвать контроль у Волдеморта. Но, возможно, Волдеморт сказал Тому что-то подозрительное, или Том чувствовал себя более готовым, чем мог предположить Перси, или, может быть, Тому было любопытно узнать о предмете пророчества. Перси ничего не рассказывают. Спустя несколько дней после того, как Генри навещает Перси, Том просит Перси прийти после работы на координаты аппарирования, которые Перси поспешно копирует Северусу на случай нападения. Записка, которую оставляет Том, не могла быть оставлена кем-то другим. Его магия оставляет на записке такой отчетливый след, что Перси, осторожно прикоснувшись к ней, почти сразу вспоминает, как Том садился ее писать. Ловушка или не ловушка, но Перси следует инструкциям, как и предполагал Том. И когда он прибывает в центр большого желтого поля, явно маггловской фермы, хотя и странно бесплодной, с ржавеющим маггловским оборудованием и стаей недружелюбных ворон, то обнаруживает, как и положено, что Том один. (Перси?) — нерешительно спрашивает Том, находясь в голове Перси. «Что это за место?» спрашивает Перси, подходя к Тому с большей уверенностью, чем ему кажется. «Захотелось пообщаться с магглами?» Том насмехается, бросая презрительный взгляд на красно-зеленый автомобиль с большой сверкающей лопатой, бессистемно прикрепленной к передней части. «Лучше спросите об этом Поттера». «Поттера?» Как только Перси произносит это имя, он чувствует внутри своего тела вспышку беспокойства, настолько похожую на его собственную, что он не сразу узнает в ней Тома. Том кивает и указывает на небольшое углубление в траве в нескольких метрах от них. «Он там, под удивительно тяжелой охраной», — бесстрастно говорит Том. Он не повышает голос, но Перси невольно ощущает, что его привели сюда, чтобы он стал зрителем драмы Тома. «Он уже понял, что наложенные мной антиаппарационные чары не позволят ему уйти, пока он не раскроет себя». «Понимаю», — медленно произносит Перси, хотя, конечно, не понимает. «И могу я спросить, почему мы здесь?» Он колеблется, а затем безрассудно добавляет: «Решили выполнить поручение Темного Лорда, не так ли?» В глазах Тома вспыхивает гнев и намек на красный блеск. Перси закрывает рот с тихим щелчком, понимая, что, возможно, он перешел черту. «Мы здесь, Перси, потому что я обнаружил, что у Поттера есть кое-что мое, и я хочу это вернуть». (Перси!) «О, — слабо произносит Перси. Он не задается вопросом, как Том узнал, что у Гарри есть крестраж, но надеется, что контроль Тома над его магией не распространился на обнаружение других крестражей, не тогда, когда их два-три — теперь так близко друг к другу. Это также ставит Перси в затруднительное положение: среди многих вещей, которые Перси не сказал Тому, есть и то, что дневник не был уничтожен во время их последней стычки. Перси ненадолго задумывается о блефе — дневник жив? — но сталкивается с извечной проблемой: он не знает того, что уже известно Тому. Если это испытание, то Перси не готов его провалить. Но есть и другой Том, Том-дневник, который, возможно, тоже подслушивает, либо в голове Перси, либо глазами Гарри. И какому Тому Перси обязан своей преданностью? (А может, он не обязан хранить верность ни одному из них?) Перси проклинает себя, понимая, что именно эту этическую и моральную проблему он знал, что должен решить уже очень давно, но его беспокойство не позволяло ему решить ее до этого дня. Он чувствует себя так, словно ему задали домашнее задание, о котором он знал, но не выполнил, и его четырнадцатилетнее школьное образование дает о себе знать, несмотря на всю важность ситуации. Правда. Перси в какой-то степени везет с правдой, но это, как правило, зависит от того, достаточно ли правды для Перси, чтобы успешно ее скрывать. Тем временем Том повернулся к Гарри, который, должно быть, притаился под тентом, возможно, озадаченный тем, что Том его узнал, а возможно, с тошнотой осознавая, рядом с кем стоит Перси. «Поттер», — хрипловато окликает Том. Перси поражен, наблюдая за тем, как Том, кажется, слегка колеблется, как неуверен в себе Том, несмотря на свою уверенность. Гарри — его враг, но враг, которого он хочет оставить Темному Лорду, что делает его в некотором роде союзником, особенно потому, что Том знает, что Гарри — один из его крестражей. «У тебя есть крестраж, опасный магический артефакт. Я планирую удалить его. Я не желаю вам ничего плохого — вы можете использовать заклинание, чтобы отправить крестраж за границу». На какую-то безумную секунду Перси подумал, что, возможно, Гарри согласится, и маленькая чёрная книжка выплывёт из свёрнутого пространства волшебства за подопечными Гермионы. Том закатывает глаза, слушая тихий свист ветра в длинной, неухоженной траве. «Поттер, — снова позвал он, его голос напрягся. «Я клянусь тебе, что не желаю тебе зла. Клянусь, что обезврежу крестраж. Я привел к вам вашего союзника — Уизли, который притворяется, что помогает Темному Лорду, а на самом деле участвует в операции по обезвреживанию крестражей». Перси бросает на Тома злобный взгляд, который волшебник с легкостью игнорирует. Это напоминает Перси о том, как Волдеморт добивался, чтобы Теодора точно знала, кто ее предает. Похоже, оба они стремятся донести до всех окружающих, на чьей стороне находится Перси. Том также сделал так, чтобы Перси не смог показать это воспоминание Темному Лорду, не уличив себя. «Даю вам тридцать секунд, прежде чем сниму защиту». Теперь Том раздраженно нахмурил брови, теперь его магия искрится в пальцах, стремясь вырваться наружу. Том, — мысленно произносит Перси, не зная, как общаться с дневником таким образом, но все же решаясь попробовать, — я надеюсь, у тебя есть план на будущее. Гарри, упрямый или осторожный дурак, ничего не делает. Том закатывает глаза и вытягивает руки с раздвинутыми пальцами, словно отыскивая края парящих в воздухе чар. Затем его указательный палец дергается, и Перси чувствует, как магия Тома концентрируется точно на участке чистого неба, и он пронзает чары Гермионы, словно трепещущую на ветру простыню. И вот — четыре подростка, грязные, непокорные, уставшие и без защиты. Перси хочется закричать — и от вида Драко Малфоя, сидящего рядом с Мальчиком-Который-Выжил, и от мысли, что эти дети-идиоты до сих пор не научились держать свои защитные чары наготове. Глаза Тома расширяются при виде Драко, но затем они с жадностью устремляются на Гарри, у которого на щеке синяк и вызывающее выражение лица, словно он готовится к смертельной схватке. «Поттер, — говорит Том, вновь обретая свойственную ему учтивость. «Как приятно наконец-то увидеть вас». «Не думаю, что мы знакомы», — холодно говорит Гарри, крепко сжимая свою палочку. «Но я догадываюсь, кто вы, хотя и не совсем понимаю, как». Конечно. Перси вдруг вспомнил, что Гарри лично разговаривал с Томом в Комнате. Неудивительно, что он не отдал дневник. Должно быть, его сбивает с толку то, что он видит другую форму Тома. Он должен быть уверен, что Перси одержим. Перси бросает взгляд на Тома. «Гарри наткнулся на Тайную комнату на шестом курсе». «Конечно, верно», — соглашается Том, хотя Перси не может припомнить, чтобы Том этого не знал. Временами кажется, что обе его жизни накладываются друг на друга, растягиваясь и искажаясь от множества лжи, которую он говорил каждому актеру, не говоря уже о той лжи, которую он, несомненно, говорил себе. «Как я забывчив. Полагаю, вы задаетесь вопросом, можно ли доверять моим словам о том, что я намерен убрать другие крестражи. Если вы знаете, кто я такой, то, уверен, можете оценить… риск, который они для меня представляют». «Но они — это ты», — встряла Гермиона, не в силах держать язык за зубами, даже несмотря на то, что она находится в самой большой опасности из всех. Перси видит, как её замешательство отражается на лицах Рона и Гарри, хотя Драко, что интересно, выглядит так, будто он понимает, что находится в состоянии войны с самим собой, что он сам является самым большим риском. «Грейнджер, я полагаю». Перси не знает, собирается ли Том занять нейтральную позицию в вопросе о грязнокровках. Определенно, по его выражению лица нельзя сказать, что он хотел бы уничтожить Гермиону только из-за ее кровного статуса. Более того, Том даже говорит: «Твои подопечные были очень сильны, на удивление». Гермиона краснеет, несмотря на себя. Перси бросает на Тома острый взгляд. Меньше всего ему хотелось бы, чтобы Гермиона переметнулась на сторону маленькой армии последователей Тома. Перси легко может представить себе Гермиону в роли успешной темной ведьмы. «Ты воспринимаешь их как угрозу для себя», — говорит Гарри, крепко сжимая карман — и, как не может не заметить Перси, довольно защитно. Неужели Том так же прочно засел в голове Гарри, как когда-то в голове Перси? В конце концов, у Перси не было доказательств того, что Том не мог овладеть Гарри. Насколько Перси известно, Том контролирует Гарри уже несколько месяцев, при этом разыгрывая из себя дурачка. Это заставляет его чувствовать себя преданным, и это заставляет его злиться. И вдруг Перси устал от этой битвы, устал от Гарри и обеих версий Тома, устал от того, что все игнорируют его, пока им не нужна аудитория, устал от собственного бездействия. «Так что пусть ваша магия решает». Перси с удовлетворением видит, как все их внимание переключается на него. Он вдруг убеждается, что все Трио, по крайней мере, раньше считали его немым и одержимым, или, по крайней мере, находящимся там не по своей воле. И хотя Перси находится там не по собственному желанию, он еще не раб и не может не чувствовать себя упрямо обязанным прояснить этот факт. Лицо Тома предупреждает, этот легкий, заинтересованный фасад говорит о его недовольстве. «Что вы имеете в виду?» «Пусть твоя магия решает, — повторил Перси, жестом указывая на Гарри. «Дневник может принимать форму, я уже видел, как он это делает. Если вас может быть только один — пусть ваша магия решит, кто из вас кто». Не дав никому ответить, Перси вызывает дневник злобным заклинанием. Он прорывается сквозь карман Гарри и со звоном падает на ладонь Перси. Гарри вздрагивает, но тот не чувствует мучений, которые причинил ему медальон, словно дневник не желал причинять ему боль. «Том, — громко обращается к нему Перси, хотя выражения лиц всех присутствующих варьируются от скептического до обеспокоенного. «Мы хотим поговорить с тобой. Это я — Перси». На секунду ничего не происходит, но Перси это не беспокоит. Он чувствует, как Том набирается сил, как вихрь силы стягивается, сгущается в форму. А Перси знает Тома, и если перед чем Том и не может устоять, так это перед вызовом. Словно усталый дух, призванный по чьему-то велению, через много тысячелетий после того, как он впервые появился на свет, Том появляется из дневника, сначала вяло, а затем с внезапным импульсом энергии, который эхом отдается в груди Перси. Гарри издает непроизвольный звук при виде этого Тома, так похожего на другого. Этот Том более расплывчатый, неказистый и явно младший из пары. Перси снова, как уже не раз и не два, поражается тому, как щеки Тома все еще сохраняют детскую округлость, как его губы поджаты с тенью обиды. Перси задается вопросом: то ли этот Том моложе, чем тот, с которым Перси сталкивался в своих воспоминаниях и в Комнате, то ли он привык видеть свое собственное лицо в двадцать лет, да и лицо Тома тоже. Его Том — ну, старший Том, Том с диадемой, Том, которого Перси воплотил в жизнь, — совершенно бесстрастен, его лицо не холодное и не теплое, а словно набросанное на странице твердым кусочком угля. Том-дневник оглядывается по сторонам, его взгляд проходит мимо Перси и Гарри, а затем на его лице появляется насмешливая улыбка, и она кажется знакомой, и Перси, несмотря на себя, чувствует облегчение. «Вот и дошло до этого», — говорит младший Том. Перси не знает, как много он успел услышать или понять за последние несколько минут, но моложе он или нет, Том всегда быстро понимал. «Полагаю, мы никак не можем существовать вместе». «Крестражи были ошибкой», — отвечает второй Том, и Перси поражен, услышав это. Лицо младшего Тома почти незаметно напрягается, когда Гарри непроизвольно переводит дыхание. «Есть и другие способы жить вечно». «Я считал их…» " — Вы не рассмотрели их в достаточной мере», — огрызается Том, и дневник сердито затихает. Глядя на безучастное лицо Тома, Перси понимает, что, хотя у него и есть своя доля сожалений, он не может себе такого представить. Презирать каждый свой выбор, в каждом возрасте; разочаровываться в прошлом, будущем и, возможно, даже в настоящем… Что ж, неловко осознает Перси, возможно, он может себе это представить. Он думает о своем болезненно оптимистичном молодом «я», о его проклятом высокомерии и гордой замкнутости, о его убежденности в том, что непроницаемая паутина, которую он сплел в этом новом времени из лжи и контрлжи и отчаянных действий, вызванных мнимой необходимостью, обо всем, что ему еще придется сделать в будущем, обо всем, что он чувствует себя обязанным сделать сейчас… «Ради общего блага», — отвечает Том-дневник, и Перси в очередной раз отмахивается от самообвинений, поскольку при этой фразе оба Тома переглядываются странным, многозначительным взглядом. И через Гарри. «Ты следил за Гриндельвальдом?» внезапно говорит он, нарушая напряженную тишину между двумя крестражами, которые одинаково смущенно смотрят на прерванный разговор. Лозунг Гриндельвальда — «Во имя всеобщего блага», — запоздало вспомнил Перси. За все время изучения Тома он не обнаружил связи с Гриндельвальдом. Старший Том презрительно качает головой. «Он не был настоящим Темным Лордом», — презрительно говорит он. «Он правил только ради обиды, ради славы. Он не посвятил себя Темным искусствам». «Дамблдор и он были друзьями», — говорит Гарри. В его словах звучит странная нотка отчаяния; Перси не может не заметить, как Рон и Гермиона обмениваются обеспокоенными взглядами. Рита Скитер сообщила о дружбе Дамблдора и Гриндельвальда, но Перси никогда не верил в это, особенно потому, что после войны Аберфорт и Гарри выступили с совместным заявлением, открещиваясь от всего, что было написано в книге, и утверждая, что Рита спутала Бэгшот. Перси поверил бы многим обвинениям в адрес Дамблдора, но чтобы он когда-то поддерживал волшебника, которого так публично победил? Это все равно что если бы Гарри подружился с Волдемортом, преданно следовал за ним, чтобы в самом конце навести на него свою палочку. И действительно, выражения лиц обоих Томов говорят о том, что они тоже не верят в эти слухи. Но все, что говорит старший Том, это «Дамблдор никогда не был тем волшебником, которым его все считали». И удивительно, что Гарри, который однажды так горячо защищал Альбуса Дамблдора, что прибежал его собственный феникс, ничего не говорит. Оба крестража вновь обращают внимание друг на друга: тонкие носы в профиль, маленькие бантики на верхних губах зеркально отражают друг друга, брови нахмурены. «Если вы позвали меня сюда, чтобы победить меня», — говорит младший Том, — «боюсь, мне придется протестовать». Губы Тома непроизвольно дрогнули. «Боюсь, ваши подозрения верны, так что вы можете протестовать так, как сочтете нужным. Однако предупреждаю, что я гораздо могущественнее тебя, и будет… менее болезненно для нас обоих, если ты подчинишься без вопросов». Лицо Тома горестно, гораздо более открыто, чем у другого Тома, который выдает свои сожаления лишь сжатием челюстей. «И я полагаю, что у нас нет способа… предотвратить этот вопрос, пока мы не победим Его». Перси может сказать, что это удивляет диадему Тома. «Ты тоже хочешь победить Его?» «Если нас будет только один, — говорит Том с ноткой веселья, — ты действительно хочешь, чтобы это был он?» На секунду кажется, что постаревший Том передумывает, размышляя о том, подойдет ли подданство для его личных целей. Он бросает на Перси задумчивый взгляд, и Перси остается только многозначительно расширить глаза и надеяться, что Том найдет в лице Перси ответ на свой вопрос. Предположительно, он находит его, потому что через несколько секунд Перси чувствует мгновенно узнаваемый ледяной укус магии Тома, высвободившейся из клетки и наступающей им на пятки. Гарри вздрагивает, как и Драко, почти в унисон, хотя, возможно, по разным причинам. Рон и Гермиона, менее чувствительные к магии Тёмного Лорда, лишь мрачно и обеспокоенно смотрят на него, крепко сжимая в грязных руках свои палочки. А потом другой Том тоже призывает свою магию, и Перси чувствует, как их волшебство смешивается, словно слияние двух великих рек, встречающихся в одиноком лесу, бурлящих и пенящихся от злобного упрямства. Он чувствует, как их магия посылает десятки крошечных пальчиков, ползущих по краю занавесей, поднятых каждым волшебником, в поисках слабого места, за которое можно ухватиться и разорвать. «Пусть все решит наша магия, как сказал Перси», — лукаво говорит Том, и второй Том теряет дар речи, глядя на Перси с вопросом, мелькающим в его затуманенных глазах. «И…» Перси начинает отчаянно просить, но тут же падает на пол с криком: его Том находит уязвимое место в щитах другого Тома и дергает за него, да так сильно, что рвет что-то и в груди Перси. Это ранит. Это больно, как ничто другое, с чем Перси когда-либо сталкивался, не так, как когда он проскользнул между душой отца и душой Тома, не так, как воспоминание о том, как кольцо было разорвано в крестраж, не так, как любое из проклятий, которые Волдеморт наложил на него, потому что эта боль исходит изнутри, Из того места внутри него, которое должно говорить только о спокойном шепоте елей и мягком скрипе лестниц, которое должно быть немного величественным и властным, но теплым и гостеприимным и немного самозабвенно игривым, как только первые несколько уровней защиты будут прорваны. Но, преодолевая себя, Том натыкается на тысячу крошечных ниточек, связывающих его с Перси, и Перси чувствует предательство, жадность и суровую, смешанную гордость обоих, когда Том начинает с дотошной тщательностью срезать каждую ниточку. Перси смутно осознает, что кто-то держит его, кто-то, чья магия знакома ему так же хорошо, как его собственная, магия Уизли, магия земли и почвы. Он вцепился в две горсти травы, впиваясь пальцами в грязь, пытаясь унять боль, пока Том продолжает отрывать его от Перси. Он слышит голос Тома, все голоса Тома, бесконечный шепот Перси… Перси… Перси… и кричит прерывисто, злобно, и злость заедает его вместе с грязью под ногтями, и он тоже начинает отступать. Ты обещал, — повторяет Том в голове Перси, и Перси резко смеется: разве он не сделал все, что обещал, со всеми этими Томами, с каждым по очереди? Он чувствует предательство со стороны Тома или одного из них, осознает, как крепко Перси был привязан к ним. Затем — изгнание магии. Потом второй Том начинает терять сознание, и Перси чувствует, как он отступает назад, пытаясь обрести второе дыхание, запоздало понимая, что задумал первый Том. Ведь когда Том тянет магию другого Тома, он не уничтожает ее и не выпускает в мир, чтобы она вернулась туда, где магия задерживается до тех пор, пока волшебник не заставит ее исполнить свой замысел. Скорее, он тянет, неумолимо тянет, и магия Тома ускользает из его рук в руки другого Тома. Но не его душа. Это кажется Перси очень важным, даже в разгар его агонии. Когда магия Тома похищается его двойником, его душа остается на месте, хотя и слабеет, угасая, по мере того как Том начинает угасать. И вот всё кончено, последняя нить между Перси и Томом обрывается, поток магии омывает Тома, и Перси падает на землю, почти без костей, поддерживаемый только Роном и, по непонятным причинам, Драко, который, должно быть, бросился к нему куда-то в этом сумбурном приступе боли. Сквозь затуманенные глаза Перси видит Тома, стоящего очень прямо и очень высоко, и внезапно думает о молодом, амбициозном саженце, подобном тому, что жил за окном Перси, с каждым годом оптимистично поднимая свои ветви все выше и выше, пока близнецы, Их окно находилось прямо над окном Перси, и они выпускали облако вредного дыма, который проникал сквозь эти величественные глянцевые листья, спускался по гладким и изящным ветвям и проникал в скрытые клубки корней, удушая его, пока мать Перси не сбивала его эффективным заклинанием, не обращая внимания на горячие протесты Перси. Этот Том выглядит моложе. Не совсем как шестнадцатилетний, но — моложе. Скорее ровесник Перси, его ментальный возраст, или чуть старше физического. Он экспериментально сворачивает голову на шее и вытягивает паутину пальцев, наблюдая за яркими искрами магии, которые жадно прыгают по его приказу. Затем он смотрит на Перси и улыбается, медленной и как бы самодовольной улыбкой, и от этого в груди Перси раздается диссонансный звон и становится трудно дышать. Взгляд Тома заостряется, когда он замечает полулежащее положение Перси и грязь на его запястьях. Он делает шаг к Перси, но Гарри оказывается первым и встает между ними, держа палочку наготове. «И что теперь, Том?» Гарри спрашивает холодно, его голос лишь слегка дребезжит, как будто наблюдать за тем, как два крестража уничтожают друг друга, — это стандартное занятие, которым он занимается. Но Том не обращает внимания на Гарри, удивление которого пронеслось по остальным волшебникам, как ощутимый толчок. Он отмахивается от Гарри взмахом пальцев, посылая порыв ветра, который с силой отталкивает Гарри, и в три быстрых шага добирается до Перси. «Том, — слабо произносит Перси, понимая, в каком шатком положении они все находятся: справа от него — брат, слева — странный брат-призрак из другой жизни. Он не может бросить их на произвол судьбы. «Мне нужно домой. Пожалуйста». «Что с тобой случилось?» Том требует, протягивая к нему свои длинные тонкие пальцы, но не дотягиваясь. Перси слабо пожимает плечами, какой-то инстинкт подсказывает ему, что, несмотря на то, что Том хочет, чтобы он был сильным, это правильный ход для этого странного напряженного момента. И Перси слаб, его магия медленна и болезненна, что-то внутри него переполнено внезапной потерей Тома. С Томом, как всегда, правда помогает Перси двигаться вперед с ясностью. «Пожалуйста». Том смыкает пальцы на плече Перси, без раздумий перемещая Драко, а затем и Рона, и уводит их в свою квартиру. Аппарирование едва не выбило Перси из колеи, его желудок неловко заурчал, и он обвис, тяжело опустившись на грубый край ближайшего к нему кресла. «Идем», — четко приказывает Том. Перси послушно следует за ним, даже когда становится ясно, что Том ведет его — наполовину тянет, наполовину поднимает с помощью своей магии — в спальню, укладывает на кровать и приказывает простыням накрыть его. Если Перси казалось странным, что Северус витает в его крошечной комнате с белыми стенами, то гораздо более странным выглядит Том, сидящий физическим телом на краю кровати, и простыни, сминающиеся под его неправдоподобным телом. «Почему ты болен?» «Дневник», — признается Перси, который смотрит в потолок, но его взгляд постоянно возвращается к Тому, чье присутствие подобно призывному талисману. «Когда он овладел мной, все эти годы назад, я думаю, оно оставило… что-то связанное с моей магией». «Значит, вы знали, что он все еще активен». Перси колеблется. «Иногда я слышал его голос», — признается он, и голос его становится низким и гравийным от стыда. «Твой голос. Но я думал, что мне это привиделось. Мы тщательно изучили дневник… мы решили, что он уничтожен… Я не был убежден, но я думал, что я просто…», — он едва не сбивается, но ожидающая тишина заставляет его продолжить. «…оплакиваю вас, не желая принимать факты». «И вот вы вернули меня к жизни, думая, что его больше нет», — завершает Том. «Жалеешь ли ты об этом, зная, что он не был уничтожен?» «Нет», — говорит Перси, и не потому, что это единственный ответ, который он может дать. «Эта версия тебя… молода. Когда я тоже был молод, он был тем, что мне было нужно. Но сейчас…» На этот раз он все же прерывается, устремляя взгляд в потолок, щеки раскраснелись, и он не хочет видеть презрительное выражение лица Тома. Перси, должно быть, тоже кажется Тому невероятно молодым. Простыни хрустят, когда Том неловко сдвигается с места, — странное проявление человеческих эмоций, они оба делают вид, что его не было. «Северус сказал мне, что ты заботился обо мне, как о родной душе», — резко произносит Том. «И так оно и было. Он… он… дневник, он был связан с твоей душой, укрывался в ней. Не думаю, что вы смогли бы его обнаружить. Волшебники не могут видеть свои души, даже я. Вот почему вы так пострадали». На секунду Перси задумывается над многими словами в этом предложении. Но он вынужден спросить, осторожно возвращая взгляд к Тому. «А Том, дневник, это…» «Теперь он уничтожен, а частичка души, как и змея, впиталась в меня», — подтверждает Том. Простыни снова хрустят, когда Том перекладывается лицом к Перси, поднимая одну длинную ногу, чтобы устоять на кровати. Перси, лежащий на спине, испытывает странное чувство головокружения. Ему вдруг приходит в голову, что Том находится очень близко к нему, а его магия на таком расстоянии почти одурманивает. Он должен держать себя в руках, должен сосредоточиться на том, что Том не понял, что уничтожил фрагмент души крестража, поглотив его магию, что Том не знал, что можно гулять среди плавно покачивающихся деревьев собственной души. Но вот Том снова протягивает руку, и Перси вздрагивает, когда Том касается линии его скулы, прямо под глазом, и проводит пальцем по линии челюсти Перси, до самого горла, которое почти автоматически конвульсирует от электрического удивления при прикосновении Тома. «Ты заботился обо мне, как о своей собственной душе, — снова говорит Том, с благоговением повторяя слова Северуса. «Своей собственной душой ты питал мою». Перси снова сглатывает, чувствуя, как его удивление, словно змея, проникает в горло, упираясь в палец Тома, к которому присоединяется еще один, что для другого человека было бы лаской. Вместо этого Перси чувствует, что это угроза, Том в нескольких секундах от того, чтобы задушить его, и его сердце бьется неровно, хотя он не напуган, и это, в свою очередь, еще больше запутывает его. «Спи», — приказывает Том, сжимая пальцы на горле Перси, и у Перси возникает странная, навязчивая мысль, что, возможно, он сейчас умрет, и все закончится, но он не пугается, а испытывает некоторое облегчение, как при мысли о том, что после жаркого и напряженного дня можно погрузиться в прохладную реку простыней, чтобы уснуть. Но Том не душит его. То, что он делает, еще более странно, но в этот момент Перси приходит в голову единственная мысль: возможно, это было неизбежно, с тех пор как Перси оказался втянут в неостановимый поток Тома, который увлек его во взрослую жизнь и безвозвратно определил его жизнь. Том наклоняется и прижимается губами к губам Перси, и у Перси перехватывает дыхание от ощущения тела Тома, такого близкого к его телу, и их общего осознания этого неумолимого притяжения, словно Том — планета, а Перси — его луна, бесконечно кружащая вокруг него, поднимающаяся и опускающаяся, но всегда рядом, и сухое прохладное ощущение рта Тома, его бумажного рта, рта, который Перси изучил и идеально скопировал на страницу, сначала от руки, потом красками, а затем с помощью магии, и странность собственного рта Перси внизу, внезапно две губы, с которыми он никогда в жизни не сталкивался, губы, которые чужды ему в этой позиции против губ Тома, позиции столь неизбежной и в то же время столь неожиданной. А потом Том поднимает голову и проводит рукой по брови Перси, и Перси ощущает безошибочную сонливость зачарованного сна, и слова застревают у него в горле, когда он поддается ему, а в голове бушует суматоха, даже когда он погружается в забытье.