Évidemment

— Знаешь, я иногда искренне задаюсь вопросом, почему я все ещё жив. Голос Жана в тишине спальни звучит тихо и хрипло. Отбой был ещё два часа назад, но Жан почему-то уверен, что Кевин до сих пор не спит. И он не спит действительно. Он привстает на локтях, пытаясь увидеть Жана сквозь темноту комнаты. — Ты о чем? — спрашивает тихо, не уверенный, что вообще хочет получить объяснение. — Имею в виду… — шорох простыни, Жан садится на кровати, спиной прислоняясь к стене. — Мне иногда очень хочется, чтобы всё закончилось. Наверное, просто смелости не хватает. Кевин качает головой, отказываясь осознавать услышанное. — Жан, — зовёт, и неровный голос выдает волнение, — Жан, хочешь… поговорить об этом? — О моем нежелании жить? — Жан смеётся. — Не хочу. Оно тебе не надо. — Ладно, — Кевин пожимает плечами, хотя Жан его не видит. Поворачивается набок, лицом к Жану. Ждёт — сам не знает, чего. — Кев, — голос Жана вдруг меняется, становится чуть ниже, — я смотрю на тебя и не понимаю, как ты вообще выживаешь сам? Тренировки, учёба, сон… Блядский замкнутый круг. Как будто во временной петле. Повеситься можно. — Предлагаешь развлечься? — усмехается Кевин, но тут же вдруг чувствует странный всполох искр заинтересованности внизу живота. Им обоим — по семнадцать, они спят в одной комнате, они ежедневно видят друг друга голыми в раздевалке и душевых. Кевин знает, что он нравится Жану, потому что пару раз Жан сам делал очень недвусмысленные намеки, потому что Жан не скрывает — хотя и ничего не ждёт в ответ. Кевин не знает, нравится ли Жан ему. Наверное, да. Он не уверен, что ему вообще когда-то кто-то нравился. Но когда Жан мимолетом касается его на корте, в раздевалке или в их спальне, когда Кевин думает о том, какими на вкус окажутся его губы, когда Жан смотрит на него этим своим взглядом — взглядом, в котором мелькает интерес и симпатия, — Кевин чувствует странную лёгкость в груди и тяжесть внизу живота. И он знает, что это значит. — Да, — вдруг просто отвечает Жан. Кевин садится на кровати. Так же — спиной к стене. Видит черты лица Жана сквозь тьму, очертания его растрепанных кудрей. — И как же? — Кевин пытается усмехнуться, но волнение порывом воздуха подступает к горлу, перекрывая доступ к кислороду. Он очень, очень хочет надеяться на то, что правильно понял намек. — У нас что, так много вариантов? — Жан усмехается. Это нервная усмешка, Кевин тоже различает волнение, и ему хочется пересесть на кровать к Жану, но он понимает: это разрушит все очарование момента. И он замирает под своим одеялом, глядя прямо перед собой, всматриваясь в очертания лица Жана во тьме. — Включи ночник, — вдруг просит он. Свет загорается в ту же секунду. Теперь Кевин видит Жана. У того на лице — интерес вперемешку с беспокойством. — Ну, откуда же я знаю, чего ты хочешь, — Кевин пожимает плечами. — Вариантов много. Поговорить, например. — Дэй, мать твою, — Жан выгибает бровь, Кевин смеётся. Значит, понял. Значит, в этом и был намек. Жан не выдерживает взгляда Кевина — наверное, Кевин все-таки нравится ему больше, чем Жан рассчитывал, чем хотел бы, чем мог бы выдержать, — ложится обратно на спину, укрываясь одеялом по шею. — Ты когда-нибудь целовался, Кев? — спрашивает вдруг вкрадчивым тоном и тут же добавляет: — Мулдани не в счет, это была прихоть Рико. — Почему не в счет? — Кевин возмущенно вскидывает брови. Кевин не ложится. Кевин продолжает сидеть и смотреть на Жана в тусклом свете желтой лампы. Если кто-то увидит свет из-под двери и решит заглянуть — им конец. По-настоящему. Но это так мало беспокоит сейчас их обоих. — Значит, не целовался? — смеётся Жан. Пока Кевин пытается придумать оправдание или достойный ответ, Жан, конечно, всё понимает. — Хочешь, покажу, что такое нормальные поцелуи? Голос едва заметно вздрагивает. Боится отказа. Боится, что Кевин все-таки не позволит себе пойти на подобное, скажет, мол, я не гей. Кевин давится воздухом. — Нормальные? — голос звучит на тон ниже. Слишком долго он представлял себе это, чтобы сейчас отказываться, но немного чувства собственного достоинства иметь все же надо. — А ты-то сам как будто знаешь. — Знаю, — уверенно отвечает Жан, поворачиваясь к Кевину, и тот видит по глазам: не врет. Или врет так умело, что Кевин все равно верит. — Так что? Можем хоть всю ночь целоваться. Только с одним условием. — То есть согласиться должен я, но условия ставишь ты? — Кевин смеётся. Кевину ни черта не смешно. Все в груди сжимает и перехватывает от предвкушения, от мысли о том, что он попробует губы Жана на вкус, что сможет ощутить их прикосновения. Его бросает в жар, и он отчаянно пытается сохранить ровный тон голоса. — Конечно, — Жан довольно ухмыляется. — Целоваться ведь будешь со мной. Без меня ничего не выйдет. Кевин мог бы поспорить. Мог бы сказать: да, черт побери, Моро, не такой уж ты и незаменимый, если будет надо — найду, с кем. Но Кевин не говорит. Потому что в глубине души осознает: с кем-то другим ему и не надо. — Так что за условие? — спрашивает он, пытаясь выдержать безразличный тон голоса. — О, все просто, — Жан улыбается, довольный, как кот на солнце. Значит, сегодня у него почти ничего не болит. Это радует. — Просто я собираюсь подрочить прямо сейчас, и я хочу, чтобы ты наблюдал за этим. А после перейдем к поцелуям. Сможешь выдержать и ничего не делать сам? Кевину кажется, что воздух вокруг загустевает, останавливается, замирают стрелки на настенных часах. Он правда сейчас это предложил? Нет, правда? И Кевина больше всего пугает то, как сильно ему хочется на это предложение согласиться. Даже не из-за гребанного поцелуя, нет: просто хочется быть здесь, заглянуть за приоткрытую завесу тайны, послушать сбившееся дыхание Жана и тихие постанывания, узнать, как выглядит его лицо, когда он кончает. От этих мыслей у Кевина вздрагивает что-то в груди, вздрагивает ниже, а горло сжимает судорогой возбуждения. Кевин почти не думает, когда выдает: — Да. Да, смогу. — О, — возглас Жана — несколько удивленный. — Уже думал, какое оправдание себе придумывать, а ты согласился. Хорошо. Тогда договорились. Кевину хочется отвернуться, потому что он видит, что обе руки Жана — под одеялом. Он думает, насколько странно будет попросить его выключить свет сейчас, но он не решается: хочет видеть его лицо. Дыхание Жана становится тяжелым. Кевин не выдерживает — тоже ложится обратно, смотрит в потолок. — Кев, — выдыхает Жан, и имя, сорвавшееся с губ, ужасно напоминает стон. — Кев, положи руки поверх одеяла. Кевин повинуется, сжимает одеяло дрожащими пальцами. Слушает чужое сбитое дыхание. Чувствует собственное возбуждение — воронка в груди, что-то сжимается, стягивается в плотный узел. — Кевин, — выдыхает Жан снова, но продолжения не следует — следует лишь приглушённый стон, от которого Кевин теряет рассудок. Это сводит с ума. Это кажется глупым и ужасно внезапным, но это возбуждает так сильно, что Кевин даже не задумывается, не позволяет лишним мыслям проникнуть в голову — да, это странно и непривычно, да, это слишком интимно, и на месте Жана он бы смущался, да на месте Жана он бы вообще заниматься подобным не стал, но он — не Жан. А Жана ничего не способно смутить. И Кевин отчаянно пытается дышать, отчаянно пытается бороться с возбуждением, но от каждой мысли о предстоящих поцелуях все тело сводит от предвкушения. — Жан, — шепчет он в тишину комнаты, и в ответ тот лишь неразборчиво стонет. — Жан, пожалуйста, быстрее. Он просит, конечно, не о том, чтобы тот быстрее дрочил, — о том, чтобы быстрее закончил. Но о чем еще может подумать Жан? — Блядский боже, — бормочет он, французский акцент проявляется как никогда ярко — наверняка оттого, что он так возбужден. — Ну, раз ты просишь… Кевин пока не понимает, что натворил, но слышит шорох одеяла. Рука Жана начинает двигаться быстрее, и его тихие постанывания, едва слышное «Кев» с придыханием, — все это сносит Кевину голову. Совершенно. Бесповоротно. Если до этого момента Кевин ещё находил в себе смелость думать, что он не влюблён в Жана, то теперь он не сомневается: ему нужен только Жан. Только Жан и экси. Рука Кевина подрагивает на одеяле, но ему удается сдержать себя. Жан дышит часто, сбивчиво, а потом — скрип пружин кровати, выдох вперемешку с высоким стоном, имя Кевина, — и Кевину не нужно даже поворачиваться, чтобы понять, что только что произошло. Но он хочет повернуться — и поворачивает голову вбок. Жан смотрит на него в ответ. Разъебанное, раскрасневшееся лицо, поплывший взгляд, блеск в глазах. Довольная улыбка на лице, губы приоткрыты, и он пытается отдышаться. — Справился, — говорит Жан хриплым одобрительным шепотом, но Кевин уже не уверен, что действительно справился. Потому что сейчас он отчаянно пытается дышать, но точно не справляется. Садится на кровати, кутается в одеяло, смотрит прямо перед собой. Возбуждение горячим теплом разливается внизу живота. Он ерзает на месте, нижнее белье внезапно становится ужасно тесным. Жан берет из тумбочки салфетки, вытирая руку, садится с тихим стоном. Кевина потряхивает — от переизбытка эмоций: тревога, волнение, возбуждение, предвкушение. Ему кажется, что от всех этих ощущений в теле он сейчас может просто вспыхнуть. — Жан, — зовёт он, и отчаяние в голосе настолько красноречивое, что исчезает необходимость пояснять дальше. Жан поднимается с кровати, выключая свет. Теперь точно нельзя, чтобы кто-нибудь в коридоре их заметил. Матрас рядом с Кевином прогибается, тепло Жана оказывается совсем близко, как и его запах — пахнет возбуждением, мятной зубной пастой, гелем для душа и чем-родным. Кевин боится пошевелиться, но тянет, тянет к нему, и, когда ладонь Жана скользит под одеяло, обхватывая его талию, когда он касается горячими пальцами голой кожи, Кевин просто падает в его объятия, не в силах сопротивляться. Как он, черт возьми, сделал так, что Кевин за пятнадцать минут из отрицания пришел к принятию? И не просто пришел — а понял, что свихнется этой же ночью, если Жан ему сейчас не поможет. — Жан, — шепчет, носом утыкаясь в его шею, пока ладонь Жана поглаживает по коже, — Моро, блять, что это было? — он так хочет отстраниться, найти в себе силы возмутиться и посмотреть ему в глаза, но желание — сильнее. Жан усмехается. — Что? Замечательный оргазм. Спасибо за содействие, давно не было так хорошо. Кевин давится нечленораздельным звуком, распахивает глаза, пульсация внизу живота усиливается, и он подается пахом вперед, навстречу Жану. Скидывает одеяло с плеч — и без того становится слишком жарко. — Кев, Кев, — мягко зовёт Жан. Они переходят на шепот: если их кто-то услышит, их убьют. Их точно убьют, но это последнее, что сейчас волнует Кевина. — Кев, посмотри на меня. Кевин с трудом поднимает голову, смотрит, ресницы подрагивают. Жан обхватывает его скулу ладонью, поглаживает большим пальцем, почти нежно, смотрит с улыбкой. — Какой же ты, блять, красивый, — и снова: французский акцент пробивается ярко. Мурлычет. Сводит с ума. — Кевин. — Нежно-нежно, мягко, притягательно. — Поцелуй меня, — просит Кевин почти отчаянно. — Я выполнил твое условие. — От одного воспоминания об этом «условии» у Кевина сводит ноги. Жан снова подавляет усмешку. — Расслабься, — просит он, прежде чем обхватить его лицо обеими руками и наконец коснуться его губ своими. Возможно, в чем-то Жан прав. Поцелуи с Теодорой были совсем другими, никакого удовольствия Кевину они не принесли, — а сейчас от одного ощущения губ Жана на своих у него немеют пальцы и в груди что-то отрывается, со свистом падая вниз. Жан целуется умело, уверенно, направляет Кевина, и тот неловко обхватывает его плечи, подается вперед. Одна ладонь Жана исчезает с лица, чтобы опуститься на талию Кевина. Ведёт пальцами по коже к резинке боксеров. — Хочешь, помогу тебе? — бормочет он в губы, чувствуя возбуждение Кевина, обжигает дыханием. Это правда вопрос? Даже если бы Жан не предложил, Кевин сам стал бы его умолять, потому что ещё пара минут такого возбуждения — и Кевин точно вспыхнет. — Пожалуйста, — все равно просит он шепотом, и Жан мягко толкает его на спину, опускаясь рядом. Сбитое дыхание в тишине спальни, темнота, и Жан переплетает их пальцы. А потом его другая ладонь обхватывает член Кевина, и он вздрагивает от непривычного контакта, прежде чем прикусить подушку в попытке сдержать стон. Слишком ново и слишком хорошо. Жан двигается ближе, касается губами его плеча, носом утыкается в ямку над ключицей. И не прекращает движений ладонью. — Жан, — Кевина хватает лишь на рваный вздох, когда он чувствует прикосновение большого пальца к головке, чувствует, как Жан распределяет предэякулят, и каждое из ощущений ошарашивает своей новизной. Каждое из ощущений — приятное до ужаса и жжения в пальцах, и Кевин сжимает ладонь Жана сильнее, сжимает зубы, чтобы не стонать. — Нравится? — спрашивает Жан хрипло. Кевин не может выдавить из себя членораздельный ответ. — Кев? — Да, — выпаливает он, снова сжимая зубами подушку, потому что Жан медленно проводит по всей длине его члена, постепенно ускоряется, с каждым движением становится немного грубее. Резче. Желаннее. И Кевин лишь плавно толкается бедрами в его ладонь, до сих пор не понимая, как оказался в этой ситуации, — но не имеет никаких возражений. Ладонь Жана — горячая и немного шершавая, на внутренней стороне мозоли от клюшки, шрамы на пальцах не ощущаются. Смазки Кевина хватает, чтобы это было комфортно, и Жан скользит вверх и вниз ладонью по его члену, Жан выпускает руку Кевина из своей, чтобы положить её ему на бедро, Жан закидывает одну ногу на Кевина, прижимаясь ближе. Кевин бедром чувствует его член сквозь ткань, и от этого осознания рассудок мутнеет. В какой-то момент Жан находит ту самую нужную скорость, и в ту же секунду Кевин ощущает, как всплеском поднимается волна в груди — волна подступающего оргазма, до которого рукой подать. — Жан, — отчаянно стонет Кевин, — Жан, я… Жан ничего не отвечает — молча ускоряется, молча убирает ладонь, чтобы вырвать из Кевина очередной тихий стон, молча проводит большим пальцем по головке его члена — медленно, издевательски медленно. Еще несколько выверенных движений, искры из глаз, сердце стучит до переломанных ребер и переизбытка кислорода. Возможно, именно аккуратность и точность каждого движения становятся причиной того, как быстро Кевина накрывает оргазм. Возможно — горячее дыхание Жана ему в шею, возможно — его ладонь на бедре и умелые пальцы вокруг члена. Но он накрывает жаркой волной. Кевин теряется в пространстве, Кевин выпадает из реальности, Кевин выгибается в пояснице и кончает в ладонь Жана, заглушая стон в подушке. Жан пальцами помогает ему пройти через оргазм, и Кевин готов поклясться, что в жизни не испытывал чего-то подобного, — когда он падает на спину, тяжело дыша и облизывая пересохшие губы. Жан вытирает ладонь и ложится обратно к нему. Скользит пальцами по торсу, пока Кевин все никак не придёт в себя. — Блять, — шепчет он наконец. Жан фыркает. — Понравилось? — спрашивает вкрадчиво. У Кевина вспыхивают щеки и кончики ушей, и он рад, что в спальне темно. — А представь, если тут установлены камеры, — вдруг говорит Жан, и в голосе звучит улыбка. Словно подначивает. Кевин резко поворачивается к нему. — Это не смешно, — шепчет отчаянно, — если кто-то узнает, нас ведь просто прикончат, Моро. — Ты правда думаешь, что тут могут быть камеры? — фыркает тот. — У них есть дела поважнее. Расслабься, Кев. Ты не ответил на мой вопрос. Кевин молчит, судорожно вздыхает, на ощупь находит ладонь Жана и сжимает её. — Значит, понравилось, — хмыкает Жан, удовлетворившись его молчанием. — Повторим? — Иди к черту, Моро, — в голосе Кевина слышится нотка угрозы, но — руку он не выпускает. Жан переплетает их пальцы. Кевин наконец восстанавливает дыхание, и все тело окутывает расслабление. Они лежат так, плечом к плечу, прижимаясь теплой кожей к коже, зная, что спать им осталось три часа, лежат, пока не начинают проваливаться в сон, — и тогда Жан заставляет себя сесть, проводя тыльной стороной ладони по щеке Кевина. — Спокойной ночи, — бормочет он, вставая с кровати Кевина и ложась на свою собственную. Кевин бормочет в ответ что-то похожее на «ночи» и устраивается удобнее. Постель сразу становится холодной без присутствия Жана, а расслабление в теле постепенно перерастает в слабость. Кевин укрывается одеялом по самую шею, чтобы этого не замечать. — Эй, Жан, — говорит он вдруг, открывая глаза и видя перед собой темноту комнаты. Тот отзывается тихим вопросительным мычанием. — Если тебе вдруг снова… Ну, знаешь. Снова захочется, чтобы всё это закончилось. Приходи ко мне. Мы что-нибудь сделаем вместе, чтобы тебя от таких мыслей отвлечь. Несколько секунд в ответ звучит молчание, а потом Жан отвечает — едва слышно — и будто неуверенно: — Ладно. Спасибо, Кев. Кевин до сих пор не знает, что происходит между ними, но точно знает одно: эта ночь поменяла что-то не только внутри него, но и — внутри Жана. И со временем они с этим разберутся. Возможно, для этого им понадобится еще несколько таких экспериментов, побольше поцелуев и немного больше дрочки. А пока у них есть три неполных часа сна, тьма спальни и боль грядущего дня.