Трагедия

      — Хей, прости меня, я ужасно неловок, но мы можем оставить это в покое, пожалуйста, все равно высохнет скоро… — и пока Лололошка не начал тараторить с еще большей скоростью, Дилан остановил его, взмахом руки, смотря с небольшим разочарованием на картину перед ним.       Ваза с водой тоскливо раскололась на нескольких осколков прямо на полу, а вода растекалась по ковру, оставляя за собой грязный цвет и запах чего-то тухлого: воду в вазе не меняли несколько дней.       Дилан вздохнул, понимая, что придется раскрыть окна на полную. Хотя и на дворе была весна, но «еще не май-месяц на дворе», а некоторым определенно не нужно было болеть прямо сейчас. Особенно людям.       Признаться честно, все их расследование зашло в огромнейший тупик. Стена, если так угодно. Преграда. И абсолютно никто не знал, что с этим нужно было делать. Шерон предложила отступить и пожить своей жизнью, учитывая то, что Саймон пропал с концами, а других зацепок у них не было. Ну, как не было… им просто не хотелось их искать.       В таком подвешенном состоянии они находились уже несколько месяцев. усиленно притворяясь, что все в порядке. Инициатором притворства был уже Лололошка.       — Раз уж мы коллективно сдались, то можем и коллективно притворяться дальше, что все хорошо, — резонно заметил он на одном из тех маленьких заседаний, которое они ежедневно устраивали.       Это было последнее их заседание. Дальше они начали жить «обычной» жизнью.       Лололошка все чаще начал засыпать где-то попало, еще не до конца избавившись от привычки выслеживать все по ночам. Однако он не выходил из общежития — уже ощутимый прогресс.       И хотя некоторые насмехались над неудачливым пареньком, умудрившимся заснуть на подоконнике, Дилану было достаточно этой странности. Лишь бы не что-то еще.       — Если мы продолжим делать то, что мы делаем, а с высокой вероятностью, мы не сможем продолжить из-за нехватки данных, то некому будет шутить локальные шутки про автоматонов, потому что останусь только я один такой, выживший рационалист, — первым, кто публично признался в том, что они определенно сдались был Дилан.       И это была самая длинная фраза, которую они от него слышали.       — Все в порядке, — быстро говорит он Лололошке, предвещая множество невысказанных слов, которые грозились пулеметом вырваться из его рта. — Все действительно в порядке, — бормочет он, толкая Лололошку прочь из комнаты, дабы тот ничего больше не натворил и открывая настежь окно.       В комнату ударил холодный воздух.       Но даже через пять минут ощущение затхлой воды в носу у Дилана не прошло.       — Черт бы побрал эти чувствительные оболочки автоматонов, — цыкнул он про себя, думая, за что ему такие мучения.       Когда он узнал о том, что он автоматон, то первой его реакцией было облегчение: люди не будут доставать, в случае чего он может сам себе код переписать, а может и еще кого-нибудь заодно… в общем, он определенно думал о том, что он кардинально отличается от людей.       А поскольку он не думал об этом раньше, следовательно, он и не видел различия между человеком и автоматоном раньше, то он сумеет вкусит все плоды отличия. Но не тут-то было. Он действительно походил на человека больше… чем сам человек.       В воздухе определенно влага задержалась намного дольше, чем следовало бы.       И этот фактор мог бы просто отнестись к каким-то незначительным раздражающим его вещам, однако незаметно для себя Дилан застыл, вспоминая недавние новости.       В их мире. Фальшивом мире, поправочка, уровень воды из рек вышел из берегов, а два водохранилища прорвало.       Бежать.       Дышать.       Быть человеком.       Вот, что прокручивал в своей голове Дилан.       Вот то, что до него старались донести их создатели, принеся в их мир катастрофу. Ох, он был в этом уверен.       По ночам он видел злорадные лица, ухмыляющиеся ему, говорящие о том, что они нацелились именно на них. Именно на него.       Он не говорит этим лицам о том, что они уже не продолжают свой акт разоблачения. Он не говорит. Он молчит.       А по в новостях, в пейджере, разгоряченные автоматоны и люди, обезумевшие существа, продолжают писать о том, что их всех ждет конец. Дилан знает, что это не так. Потому что они не существовали даже.       Он понимает, что для апокалипсиса требуется нечто больше, чем парочка прорванных водохранилищ и рек, вышедших из берегов. Он не может отметить иронию того, что их университет — последняя из горячих точек в возникновении природного катаклизма.       Дилан видит сообщения от «Престона» о том, что ему пришлось уехать еще дальше. «Он» присылает кадры, где вода затопила улицы, заполняя первые этажи зданий водой.       Дилан отвечает обеспокоенными сообщениями, спешно стараясь найти у себя программу паники и отключить ее к черту.       В самый последний момент он останавливается. Потому что чувствует влагу в воздухе. Этот запах… вечно идущего дождя.       И его паника берет вверх над его состоянием.       Не верить.       Притворяться.       Не драматизировать. Свести урон к минимуму.       Первое, что Дилан заметил — пятна от воды начали сохнуть слишком медленно.       Второе, что он почувствовал — его легкие ждали дождя, вдыхая напитанный влагой воздух.       Третье, что он ощутил — это чувство предзнаменования, которое жило у него в груди или в «сердце» последние несколько дней. Оно ждало чего-то. Чего-то страшного, например, апокалипсис.       Он знал, что все не так просто. Он определенно знал это.       Но это не мог быть конец, не правда ли?..       Он вспоминает все знаки, которые искал на протяжении всего своего подвешенного состояния.       Одежда на сушилке никак не хочет сохнуть. Вода на ковре впитывается еще глубже, но никак не хочет уходить. Воздух тяжелый, воздух влажен, и воздух кричит о том, что скоро ему на замену придет толща воды.       В воздухе пахнет дождем. Вечным дождем.       Дилан снимает толстовку — несмотря на открытое окно, становится до невыносимого душно. Именно душно, но не жарко или тепло.       Это духота… вызванная тяжелыми каплями, выходящими, показывающими себя через пот, через избыток влаги, который не хочет исчезать.       И Дилану становится страшно.       Думайте.       Составляйте.       Это задание на соответствие.       — Дилан? — это голос Лололошки. Определенно его голос. Не то чтобы они смогли подделать его голос настолько хорошо. В конце концов, они даже сообщения не смогли написать достаточно правдоподобно. — Дилан? — беспокойство. Паника. Тревожность.       Дилан хочет огрызнуться. Хочет сказать то, что именно Лололошка передал ему эту опасную тревогу.       — Ты же знаешь… что все будет хорошо? — доносится из-за двери.       Ты же знаешь, что у вас нет будущего.       Ты же знаешь, что это еще один сценарий.       Ты же знаешь, что ты давно хочешь свалить с этой карты. Пускай даже таким радикальным способом, ища любое применение апокалипсису?       — Все будет хорошо, — тупо повторяет он, мониторя пейджер, в котором Шерон пишет о том, что ее «родной» дом тоже затопило, и ей нужно перенести вещи. По крайней мере то, что от них осталось.       Дилан боится. Страх иррационален.       Всем плохо.       Вам хорошо.       Обратитесь к создателям, чтобы чувствовать себя равным.