Дождь втаптывался в землю. Лужи увеличивались каждую минуту, а серые глаза упрямо смотрели на сотрудников Министерства, появившихся на пороге буквально мгновение спустя. Ветер касался кожи под слегка расстегнутой рубашкой, гладил по платине волос, обволакивал горло своим ледяным шепотом. Кто-то из министерской троицы подал голос:
— Мистер Малфой, вы знаете зачем мы здесь.
Конечно он знает.
Его уведомили. О том, что родная мать пойдет под суд за пособничество Темному лорду. Это было так чертовски смешно. Истеричный звук почти разодрал горло, но так и не вырвался наружу. Под стражу берут ее. Хрупкую аристократку, верящую в искреннюю любовь. Готовую пойти за эту любовь хоть на край света, хоть на эшафот.
Сотрудники не дождались реакции и прошли внутрь. А следом зашел Кингсли Бруствер как всегда в сопровождении своей самой верной крысы — первого заместителя Генри Салливана. Драко мало знал о нем: он был преданным делу фанатиком, до ужаса боялся Темного лорда. Малфой даже слышал, что Реддл приходил к его семье, но из всех выжил только он. Теперь нетрудно догадаться какие цели он преследовал, занимая такую высокую должность.
Салливан был высок и худощав. На его впалом лице отобразилась вся серьезность мира. Казалось, что он — мраморная статуя. Лишь короткие кивки и изредка сдвинутые к переносице брови выдавали в нем человека. А также резкие рывки руками, когда темно-коричневые волнистая челка спадала на лоб. Малфой лениво взглянул на двоих. Генри даже не посмотрел в сторону парня. Кингсли что-то прошептал ему, а тот почти сразу скрылся в лесу из коридоров.
Капли дождя сильнее ударяли в окна, шум воды не успокаивал.
— Добрый день, мистер Малфой. Я так полагаю, вы осведомлены о нашем визите.
— Более чем, — хмыкнул Драко и скрестил руки. Хотел бы он бороться. Ужасно хотел. Поломать гильотину, которая готова сорваться на его шею. Так ощущался этот арест. Он искренне не понимал, как по таким доводам могли теперь арестовать Нарциссу. Неужели никто не знает, что она боится даже стука фарфоровой чашки о блюдце?
Но никто не знал.
— У нас есть сведения о том, что ваша мать участвовала в собраниях Пожирателей во время событий войны, а также оказывала содействие в осуществлении некоторых операций перед Битвой за Хогвартс.
Драко опустил голову вниз, сверля глазами темный паркет. Естественно они всё знали. До мелочей. Интересно, сколько нужно было пытать других Пожирателей, чтобы те сдали остальных с потрохами? Малфой вновь поднял голову. Он их не осуждал. С волками жить — по волчьи выть.
— Ваша мать будет арестована на время следствия и пока не назначат суд. А также, — голос Бруствера был похож на скрип паркета под ногами очень грузного человека. Он с трудом выговаривал каждое слово, ему было противно находится в меноре. Как и всем, даже Драко. Только ему одному известно сколько смертей впитали стены и пол. В некоторых местах до сих пор можно разглядеть капли крови.
— Соболезную вашей утрате, мистер Малфой.
— Избавьте, — рыкнул Драко, с вызовом смотря на министра. Вот уж от кого ему точно не нужны были соболезнования.
Пока Кингсли и Драко старались не сожрать друг друга в удивительно тесном коридоре особняка, Салливан лениво раздавал указания другим, бродя по помещениям как хозяин. Со стен на него с осуждением смотрели портреты, некоторые осмеливались даже что-то сказать. Генри же внимательно осматривал комнаты, убрав руки в карманы костюма и изучая каждую деталь менора. Как на чертовой выставке.
Ему было жутко находиться тут. Он чувствовал каждую душу, что прикрепилась к невзрачным стенам поместья в Уилтшире. Еще чуть-чуть и стены завоют от боли, которую им пришлось впитать, от криков, растворившихся в бесконечном пролете из арок, ведущих из одной столовой в другую.
Скрип пола эхом разносился вдоль комнат, а Генри наконец перешел в другую часть особняка. Туда, где располагалось большинство спален. В том числе и Люциуса с Нарциссой.
— Проверьте спальни, — распорядился он, снова поправляя челку. — Остальные комнаты я проверю сам.
— Мистер Салливан, будьте осторожны, говорят тут все кишит темной магией, — буркнул кто-то из сотрудников, на что Генри лишь закатил глаза.
— Джаспер, не учи меня пользоваться палочкой, — отозвался первый заместитель, отворяя дверь в одну из комнат. Это был кабинет Люциуса. Просторная комната, одна стена которой была сплошь из окон. Пасмурное небо еще больше посерело, нахмурилось, а дождь превратился в ливень. Казалось, что природа сочувствовала Малфоям.
Генри осторожно проверил книжные полки на предмет нежелательной литературы, обыскал пару ящиков, где оказались лишь письма с требованием заплатить за землю и даже пара конфет. Но ни одного намека на присутствие темной магии или артефактов. Он хмыкнул, снова осматривая кабинет и падая в кресло за стол. Он представлял себе Люциуса, еще живого, бродящего по этому кабинету. Человека, которого ненавидел. Он ненавидел их всех. Убийц, для которых нет совести, чести и моральных устоев. Нет ничего святого.
Он прекрасно помнил вечер, когда потерял Джессику и Миранду — свою жену и дочь. Когда Реддл пришел и требовал от Салливана присягнуть на верность. В тот вечер Генри проклинал себя за свое невероятное мастерство в темных искусствах. Ему действительно удавались удивительные вещи, и довольно быстро он обучался сложнейшим заклинаниям. Он был лучшим на курсе по Защите от темных искусств, а еще был лучшим в практике темной магии. И Волан-де-Морт конечно же не мог о нем не слышать. Выпускник Пуффендуя — первоклассный темный маг. Звучало как самое настоящее противоречие.
И Реддл пришел к нему в дом. Темная фигура застыла посреди коридора, когда к нему вышел Салливан. Тогда у него сердце налилось свинцом от страха и упало вниз. Голова заболела, а пальцы рук похолодели от ужаса. Воплощение мирового зла стояло прямо в его доме. Стояло, вознеся костлявую руку с палочкой над его женой и дочерью. Двумя звездами-ориентирами всей его жизни. И в воздухе повис один единственный вопрос.
Но у Генри не было времени на ответ, и он бросился под заклинание. И не успел.
— Ты не такой сильный, как о тебе говорят, Генри, — прохрипел он тогда на ухо. В тот самый момент, когда Салливан подполз к двум бездыханным телам. — Ты лишь тень самого себя. А такие в моих рядах не нужны.
И исчез, оставляя после себя черную пыль и запах смерти.
Генри с саднящим от вырывающегося крика горлом развернулся к своим девочкам. Они лежали, открыв глаза. Беспомощные и холодные. Руки их были сцеплены, а взгляд устремлен вперед. Они жили без страха и умерли также. Узкий коридор наполнился тихим плачем. То были не слезы злости на Реддла, то были слезы отчаяния. Всхлипы были тихими, а хрип тут же исчезал. Кричать уже не получалось.
А после слез пришла злость. И растворила внутри Генри остальные эмоции, заливая до краев сердце и разум. Теперь ничто более не могло подчинить его воле кроме мести и гнева. Для Генри Салливана перестала существовать жизнь со всеми ее красками и всеми оттенками. Она превратилась в немую черно-белую картинку без единой улыбки. Потому что пока жив Волан-де-Морт и его последователи — мир никогда не станет вновь живым.
И вот он здесь, в логове одного из самых преданных последователей Реддла. После Беллатрисы, конечно. Генри жалел, что не смог застать ее казнь. Он верил, что тогда бы он по-настоящему улыбнулся. Салливан удивлялся спокойствию Кингсли, когда пришла весть о гибели Люциуса. Казалось, что вся верхушка буквально грезила поимкой главы семейства Малфоев. Грезило расправиться со всеми, а затем и прибрать землю в собственность государства. Но Люциус погиб, а его жена и сын живее всех живых. И Генри был вне себя от ярости.
Они все должны расплатиться за его горе.
Все Пожиратели до единого должны гнить в Азкабане, потому что это их единственная судьба. Салливан сжал кулаки в очередном приступе неконтролируемого гнева. Да, не они убили его семью, но они были на стороне этого безумца. Кто знает, кто следующий придет в чей-то дом и оставит там трупы волшебников? И Салливан, казалось, был уверен, что Драко Малфой метит на это место.
А сейчас заместитель пришел положить этому конец. Хотя бы начать.
— Мистер Салливан? — тучный мужчина показался в дверях, а Генри встал с кресла, поправляя костюм. — Мы тут закончили, пойдем проверять подвалы. По сообщениям там могут быть редкие животные. Что с ними делать?
— Передать специалистам конечно же, — Генри потер переносицу. — Скажи Кэтрин, она знает с кем связаться. Я подойду позже.
— Как скажете, — отозвался мужчина, которому, кажется, осточертело работать в отделе магического правопорядка. — Мистер Кингсли вас звал, говорят, пора конвоировать миссис Малфой.
— Ее допросили? — тут же спросил Салливан с блеском в глазах.
— Будут допрашивать позже, сэр, вы же знаете порядок, — мужчина смутился порыву начальника, но виду не подал. — Она ожидает в одной из гостиных.
Нарциссу Малфой Генри почему-то не встретил, а вот сын Люциуса сразу показался ему исключительно мерзким парнем. Природа на нем не отдохнула, даже наоборот — очень сильно поработала. Он не лез за словом в карман, чувствовал себя хозяином в абсолютно любой ситуации и плевать хотел на всё Министерство, даже если ему будут угрожать пожизненным в Азкабане. И Генри, признаться честно, не ожидал такого. Салливан знал Люциуса — они много сотрудничали до войны. Малфой был исключительно деловой человек, прекрасный дипломат. Настоящий слизеринец. На самом деле, если бы не слепое повиновение мести, Салливан мог бы его даже похвалить. Но его разум подвластен лишь одному — горю. Оно смело тянет за нитки.
Драко Малфой же не был похож на своего отца, хоть тот и отчаянно пытался сделать из него второго себя. Многое ему запрещал, воспитывал в строгости, довольно часто переходящей границы. Подминал сына под себя как мог. Но кое-что Люциус всегда забывал, как ни странно — Драко родился и был настоящим Малфоем. Он не прогнется ни под кого.
— О, миссис Малфой, — Генри любезно дал ей руку, помогая встать с дивана. Какая насмешка. Нарцисса сдержанно кивнула, избегая прямого зрительного контакта с мужчиной. Он был ей до дрожи противен. — У вас будет время попрощаться с сыном, я оставлю вас, — Салливан смерил взглядом Драко, отмечая фамильное кольцо, а затем скрылся за дверьми, ведущими в коридор.
— Мам, — Драко в спешке подошел к матери и обнял ее. — Прости, я не смог это остановить.
— Сынок, — голос Нарциссы был мягок, нежен, как и ее руки, гладящие сына. — Ты все равно мой герой. Просто сейчас… — она не хотела продолжать.
Сейчас было не их время. Они уже не распоряжались своими жизнями и настал момент платить за свои ошибки. Никто и никогда не бывает готов к такому. И редко у кого получается избежать заслуженного искупления. Как не получается и у них.
— Мы должны стараться быть сильными, — женщина отстранилась, глядя Драко в глаза. — Не роптать на обстоятельства, а продолжать стоять на своем. Мы ведь Малфои, да? — в глазах блестела печаль. — Я в тебя верю, Драко. Ты лучший из нас.
— Я клянусь, я сделаю всё, но не позволю забрать тебя в Азкабан, — голос Драко впервые надорвался, когда он отчаянно вцепился в маленькие плечики. — Я клянусь.
Нарцисса вновь заключила сына в объятия. Она как никто другой в него верила.
— Вот, возьми, — Драко быстро снял кольцо со змеей. — Возьми с собой, они не посмеют его отнять. Пусть это кольцо напоминает о моей клятве, — парень быстро вложил его в ладонь матери.
— Миссис Малфой, — в комнате показался Брустер, нарушая громкий шепот.
Нарцисса вновь посмотрела на сына. Взрослый, статный. Почти как Люциус. Тот, кем Люциус никогда бы не стал. Она жутко горда за него. И перед тем, как ее заковали, она усмехнулась и хитро подмигнула Драко. А следом во всем Меноре воцарилась тишина, и лишь догорающие поленья в камине гостиной служили последним оплотом жизни мрачного особняка.
***
Большой зал был наполнен смехом, обсуждениями и весельем. Многие были рады вернуться в стены школы и продолжить обучение. В основном, конечно, это был четвертый и пятый курсы, в то время как от шестого и седьмого практически никого не было кроме участников Битвы за Хогвартс. Гермиона в пол-уха слушала рассказ Джинни о каком-то «симпатяжке-загонщике», Рон и Симус обсуждали последние новости и поход в Хогсмид на выходных.
— Ты, кстати, хотела мне сказать о чем-то, — выдала Джинни, отодвигая тарелку и подпирая голову руками. Заинтересованный взгляд застал Гермиону врасплох. А потом она поняла — она ведь так и не сказала им о том, что теперь являлась старостой школы.
— Вчера Макгонагалл назначила меня старостой школы, — девушка аккуратно отодвинула волосы от мантии, и в лучах утреннего Солнца блеснул значок префекта. Джинни раскрыла рот от удивления.
— Я поздравляю тебя! — пискнула рыжая, а затем Рон попытался влезть в разговор. — Гермиону назначили старостой! — добавила она, смотря на брата. — Так круто!
— Ого, поздравляю, Гермиона, — Рон улыбнулся. — Теперь мы будем приходить к тебе в башню, я слышал, что там шикарная общая комната, — было видно, что Уизли загорелся идеей чуть ли не ночевать в башне старост.
— А кто второй староста? — Джинни закусила губу, косясь на парня с Когтеврана. — Терри Бут с тебя глаз не сводит, между прочим, — подруга снова посмотрела на парня, а Гермиона обернулась в ту же сторону. Бут ловко отвернулся, но было очевидно, что он глядел на львиный стол.
— Э-э, — протянула Гермиона, которой даже было жаль расстраивать подругу. — Он со Слизерина.
— Теодор?! — голос Джинни резко повысился, а затем она тут же закрыла рот. — Мерлин, прости, я не ожидала, что оттуда могут кого-то назначить…ну, сама понимаешь.
— Я тоже так думала, — Гермиона вздохнула, хоть и не стала акцентировать внимание на том, что первая ассоциация со Слизерином у Джинни это Тео Нотт. — И лучше бы это был Теодор, — она с вызовом взглянула на другую сторону Большого зала, где Малфой с Тео в свойской манере что-то обсуждали. Сегодня было их первое вечернее дежурство.
Джинни незаметно для Гермионы тоже посмотрела в сторону слизеринцев.
— Это Малфой, да? — спросила она таким тоном, который не подразумевал ответа. Грейнджер отвернулась и уткнулась взглядом в пол. — Ради Мерлина, Гермиона, не вешай нос, — подруга мягко положила руку на плечо подруги, а та подняла голову. — Разве есть то, с чем ты не в силах справиться? — Джинни улыбнулась, а затем улыбка показалась и на лице Грейнджер.
И правда. С Малфоем она справиться в силах. Даже Макгонагалл так считает.
***
Втягиваться в учебу было сродни пытке даже для Гермионы. Теперь ее тяга к знаниям поутихла. Занятия стали для нее способом отвлечься и привыкнуть к укладу жизни, который был до войны. К спокойствию. Теперь она может читать книгу в библиотеке и не бояться, что из-за стеллажа на нее набросится Пожиратель смерти. Или что во внутреннем дворе дементор будет охранять фонтан.
За время их скитаний с Гарри и Роном, Гермиона поднаторела во многих заклинаниях и зельях. Казалось, что теперь ЖАБА станет для нее чем-то вроде простого эссе с первого курса. Ей придется учиться многим другим вещам — как прощать врагов, как продолжать жить так, словно ничего не произошло. И как перестать бояться даже собственной тени. Проблема крылась в том, что у нее одной ничего не получалось. Гарри поступил в аврорат, Джинни и Рон вовсю ставили цели — в спорте и бизнесе по продаже всевозможных вредилок — и только Грейнджер скиталась.
Сейчас она сидела на диване и бесцельно смотрела на пляшущие огоньки. Вот их суть — гореть. А какая суть у нее? Спасать? Гермиона откинулась на спинку дивана. Жужжащие мысли не давали сосредоточиться, а порой и уснуть. Неопределенность пугала ее больше всего.
Вдруг, портрет скрипнул, а из-за него показалась высокая малфоевская фигура. Свет позади него обрамлял словно какого-то святого. Грейнджер хмыкнула сравнению. Вот уж кому далеко до этого.
— Малфой, — она кивком поприветствовала его. Он почти что остановился.
Драко быстрым шагом пронесся мимо уголка с камином и скрылся в своей комнате. Гермиона закрыла лицо руками и шумно выдохнула. Чертов змей. Пригладив кудри, она решила начать дежурство без него, ведь часы почти показывали десять вечера. Впереди был целый час один на один с Малфоем. И даже это Гермиона считала чем-то непреодолимым, хотя в жизни случались вещи гораздо хуже.
— Далеко собралась? — он одернул ее из-за спины, а Грейнджер развернулась, стоя у самого портрета. — Напоминаю, Грейнджер, старост двое, а не ты одна неповторимая, — лицо Малфоя исказилось недовольным выражением, и он уверенно зашагал вперед.
— Не хотела ждать самовлюбленных придурков, которым важно припудрить носик перед дежурством, — съязвила Гермиона, не собираясь вот так оставлять его выпад.
— Не всем быть замарашкой как ты, Грейнджер, — бросил Малфой невозмутимо. — А теперь позволь провести это чертово дежурство в тишине, — раздраженно добавил он, не смотря на Гермиону, которая едва ли успевала за его шагами.
Какое-то время они действительно шли в тишине, скорее больше потому, что Гермиона все это время пыталась придумать как побольнее задеть Малфоя, а потом поняла, что момент упущен. Последнее слово осталось за слизеринцем. Грейнджер взглянула на него, пока они шли по петляющим коридорам около подземелий Слизерина. Малфой практически не изменился. Чуть подрос, черты лица его приобрели более строгий вид, волосы стали гуще и теперь иногда спадали небольшой челкой. Широкая спина выдавала в нем бывшего спортсмена. На самом деле, Гермиона могла легко за ним спрятаться, как за стеной. И никто бы не заметил. Он был хорош собой, и как бы Грейнджер не относилась к нему — глупо было признавать, что Драко выглядел не как настоящий аристократ.
— Малфой, — осмелилась подать голос Гермиона, когда они возвращались обратно. Тишина была невыносима для нее. Она будто предвещала начало битвы. — После падения Темного лорда… — в этот момент язык будто прилип к небу. Малфой резко замедлил шаг, желая дослушать конец вопроса. Гермиона нервно одернула мантию. — Куда вы исчезли?
— Никогда не подумал бы, что победителям есть дело до проигравших, — хмыкнул он, заворачивая в сторону башни. — Какая тебе разница, Грейнджер? — Малфой даже не пытался обернуться в ее сторону.
— Простое любопытство, Малфой, — ответила девушка совершенно честно. В то время как о победе Поттера трубили все газеты, на долю Пожирателей ежедневно выпадали небольшие колонки о поимке и заточении в Азкабан без следствия. О Малфоях не слышал никто, а в какой-то момент «Ежедневный пророк» разразила статья о гибели Люциуса. Гермиона в тот день с утра находилась в Министерстве, и видела, как Бруствер пытался выяснить обстоятельства смерти главы семьи. А его первый заместитель мистер Салливан был скорее похож на вскипевший чайник. В нем бурлила ненависть.
— Какое-то время я занимался поисками отца, — начал Драко отстраненно, а затем открыл дверь в их башню. — После того, как тело было найдено, я и мать решили провести похороны на территории поместья и упокоить отца в фамильном склепе. Глупо было надеяться, что журналисты «Пророка» не доберутся до Уилтшира, — по лицу скользнула горькая улыбка. — Вот и вся история, Грейнджер. Мы прятались, как крысы, — раздраженно заключил он, застывая около лестницы, ведущей в его комнату.
Гермиона так внимательно его слушала, что не заметила, как дошла следом до этой самой лестницы. И, наверное, поднялась бы в комнату, если бы Драко решил закончить разговор там. Она совершенно потеряла ориентир.
— Я соболезную твоей утрате, Малфой, — тихо произнесла Гермиона. Можно сказать, что она знала каково это — терять родителей. Да, ее родители живы, но для них больше нет их любимой дочери. Гермиона понятия и не имела, где они сейчас были. Жили в Англии или переехали в Новую Зеландию, как когда-то мечтала мама.
— Оставь это для кого-то еще, Грейнджер, — голос Драко был низким, ему явно не хотелось слышать этой фразы. Особенно от той, кто, как ему казалось, праздновал победу добра над злом дни напролет.
— Я понимаю
каково это, Малфой. Мне пришлось стереть память своим родителям, чтобы Темный лорд не добрался до них, — созналась она, не собираясь на самом деле так откровенничать. Машинально Гермиона прикусила себе язык, чувствуя привкус крови во рту.
— И я должен пожалеть тебя сейчас? Мне плевать на твоих родителей-магглов, Грейнджер, — Драко наконец развернулся к ней, смотря сверху вниз своими глазами-тучами. Накрывая пасмурной и серой пеленой. — И мне на хер не нужны твои слова соболезнования. Я не тот, кого нужно спасать.
— Какой же ты мерзкий, Малфой, — ответила она сквозь зубы и воинственно взглянула на него. Карие глаза заблестели, руша стальную броню маленького воина. Сердце заныло при воспоминании о родителях, а Малфой добавил ему пару глубоких порезов. И чего она только ждала от него? Понимания? Душевной беседы у камина о былых тяжелых временах? Было так глупо верить в Драко Малфоя.
— Такие как я, Грейнджер, не меняются даже после тяжелых испытаний судьбы, — отозвался он, внимательно смотря на заслезившиеся черные глаза. Ему не доводилось видеть ее слезы. Малфой думал, что Грейнджер вообще не умела плакать. — Они наоборот закаляют во мне всё самое худшее.
Гермиона быстро смахнула слезы под его пристальным взглядом, словно и не было этого предательского момента слабости, рушащего идеальный образ сильной девочки. Эмоции не выбирают удобный момент. Грейнджер оставалось уйти в свою спальню без сил. Драко Малфой не оставил в ней ничего за одно лишь часовое дежурство.
Оставшись на перекрестке лестниц, слизеринец молча смотрел на догорающие поленья в камине. Они напомнили ему день, когда арестовали Нарциссу.
