Феликс начинает нервничать. Прошла неделя. А результатов нет, и никаких признаков, предвещающих хоть какое-то изменение тоже. А веди они стараются: держатся за руки постоянно, спят в обнимку, разговаривают целый день. За последние сутки они узнали друг о друге почти всё, в то время как в обычных отношениях такое заняло бы месяцы.
За окном светит яркое утреннее солнце, лучи которого пробиваются сквозь неплотно прикрытые шторы, и Ли сонно щурится, принимая сидячее положение. Тёплые руки дракона, обвивавшие его секундами ранее, упали с талии и теперь покоились на пустой подушке. Неприятные холодные мурашки побежали по неприкрытым участкам кожи, конец сентября как никак, а отопление ещё не включили. Видите ли, расписание у них, а то, что погода решила сразу включить настоящую осень без позднего лета, никого не волнует. И если бы не горячая туша дракона, то спал бы Феликс под тремя слоями одеял и мёрз. К хорошему быстро привыкают. Вот и Ликс привык находиться в постоянном поле зрения и касания Хвана, спустя столько времени это не кажется настолько странным, как было в первые дни, и жизнь как будто бы даже наладилась... Кроме этой грёбанной связи, которая решила, что употребление антидепрессантов — для неё великая проблема трансформировать дракона! Ну что за бред! Они пытались вчетвером найти хоть что-то о природных каналах связи, но, кажется, ни один источник кроме Алекса об этом не сведущ. А время идёт, и их группа уже постепенно учится летать парами...
Феликс потянулся и упал обратно на подушку, немного придавливая и будя этим пару. На тренировку им не нужно, можно спать дальше; он почувствовал, как горячие руки снова обнимают его, разнося тепло по телу, скрытому за спальной футболкой, и Хёнджин придвигается ближе, прижимаясь уже всем телом. Дышит обжигающим воздухом в чувствительное ухо и снова закрывает глаза. Ещё недавно Ли недоверчиво отшатнулся бы, а теперь лежит себе спокойненько и даже поворачивается, чтобы прижаться в ответ. Так намного теплее, и уже не смущает ни их близость, ни давно вышедшие за рамки простой дружбы отношения. Неважно. Главное, чтобы связь наконец решила, что все пути-дороги им открыты. И Феликс вновь засыпает.
В его комнате опять темно, всё потому что он сам выключил свет, чтобы больше не видеть этого гадкого и мерзского мира. Он сидит в углу, забившись туда сразу, как только выгнал этого подонка. На тонких запястьях и рёбрах расцветают фиолетовые поцелуи насилия, но он ничего не чувствует, кроме дикого животного страха, не чувствует, как по ладоням текут теплые ручейки жизненной жидкости. Ничего кроме боли, которая скребётся в душе чертовыми кошками от осознания того, чего он на самом деле стоит. И слёзы рвутся наружу, но не могут пролиться, потому что застряли в горле вместе с болезненными спазмами. На расстоянии вытянутой руки валяется окровавленный нож — если бы не орудие, то сейчас бы сам парень лежал в крови подобно этому же ножу, а так удалось ранить этого придурка. Правда слабо, но пацан ощутимо дернулся от лёгкой царапины, откуда уже хлестала кровь, и решил, что Феликс — психопат. Он так ему и крикнул, выбегая из комнаты, оставляя красные следы на дрожащих ладонях Ли. Почему и как в его руках оказался нож — неизвестно даже ему самому. На подкашивающихся ногах удалось добраться до ванной комнаты и включить свет. Лучше бы он этого не делал. В зеркале на него смотрело отражение, самое мерзкое, что он когда-либо видел: красная помада размазана по щекам вперемешку с кровью и слезами, и, кажется, нос разбит, ибо эти бордовые струйки принадлежат уже ему. Они капают на белоснежную ёмкость раковины и медленно стекают в водосток. Так же как и жизненные силы Феликса. Боль больше не желает цепляться за горло и вытекает вместе с новым порывом горьких слёз. Он кричит. Громко, потому что только так кошки, скребущие своими острыми когтями его душу, дохнут и оставляют после себя физическую боль в горле и лёгких. Лучше задохнуться от нехватки воздуха, чем от горечи бытия.
— Феликс! Феликс, прошу, очнись!
Ли моргает глазами, начиная понимать, что свет исходит не из ванной, а пробирается из окна и отражается на испуганном лице напротив. Хёнджин держит его за плечи, видимо тряс, чтобы разбудить, и тяжело дышит. На его шее даже блестят крохотные бусинки пота, а в глазах Вселенная ужаса и боли, которые сменяются на облегчение, когда Феликс делает первый вдох и ложится обратно на подушку, закрывая глаза.
Под веками выжжена извечная картина: в зеркале отражение юного парня, его лицо изуродовано мазками красной помады, слезами и кровью. И дикий животный рёв. Хван снова тронул его, беспокоясь, что Феликс упал обратно в забвение, и только удостоверившись, что он приходит в норму, наконец отпустил и лёг рядом.
— Расскажи мне всё, — голос Хёнджина звучит немного сипло, но тон не терпит возражений. И Ли говорит. Слова, наполненные болью и страхом льются и всё никак не могут остановиться, он так долго держал это в себе, никому не рассказывал
тех самых жутких деталей, которые жрали душу всё это время
, не давая спокойно спать. Даже Минхо и психиатр не знают всю историю с той стороны, которая теперь раскрывается для Хвана. А ведь это так больно, мерзко, жутко и неприятно вспоминать все самые мельчайшие подробности, когда помнишь их так, будто всё было этой же ночью, будто и не пил он те таблетки. Хотя антидепрессанты всё же сделали своё дело: на время их приёма он вообще выпал из реальности, не хотелось ничего, даже умереть, поэтому тот период его существования просто выпал из настоящей жизни. Вспоминать больно, но терпимо. Постепенно водопад слов замедлился и превратился в тихую речку сожалений и слёз, всё ещё медленно стекающих по бледным щекам.
— Я попытался порезать вены, — Феликс поднял правую руку, на запястье красовалась, почти незаметная, белая линия, — но Минхо решил не вовремя меня навестить... А может и к лучшему.
Ли нечитаемым взглядом смотрел на свой шрам, но Хёнджин нутром чувствовал его переживания, сомнения: а стоило ли оно того?
— Я иногда думаю, что испугался вовсе не факта изнасилования, а тех эмоций, которые тогда были в моей голове. Я боялся самого себя... — юноша выдохнул немного легче, наконец излив свои страдания не на подушку. Как долго его мучили воспоминания о худшем дне его жизни, и кому бы он открылся, если бы не Хван? — В любом случае, сейчас моя единственная проблема – наша связь. А кошмары давно не появлялись, даже не знаю, почему именно сегодня сознание решило напомнить о них.
Хёнджин, до этого лежавший смирно, переплёл их пальцы и обнял младшего. Говорить не хотелось, особенно о плохом, а утешать он не умел, поэтому пытался воздействовать на парня физически: согревал своим теплом и успокаивал запахом. Всё-таки они — пара и могу чувствовать друг друга намного лучше, чем остальных людей, хотя дракон уже не раз готов был волком выть от болезненных чувств своей пары и всё время старался держать свои эмоции под замком спокойствия, чтобы не навредить. Феликс задышал медленнее, улавливая вибрации сердца и вслушиваясь в чужое дыхание.
Спокойствие. То, что он так долго и упорно искал в последнее время, пытаясь убежать от навязчивых неприятных воспоминаний и мыслей. А Хван Хёнджин — широкая и глубокая, но такая тихая река, медленно несущая своим течением твою душу, что Ли забывал о чём он вообще печалился и думал. Забвение укутывает тёплыми волнами, убаюкивает, умиротворяет. Как же хорошо...
Хёнджин очнулся от своих мыслей, когда Ли уже мирно сопел под боком. Переизбыток эмоций слишком сильно сказался на его организме, забрав силы на кошмар, рассказ и связь, поэтому Хван лишь накрыл его одеялом и лёг обратно. Сейчас это хрупкое существо, с созвездиями веснушек и медовой кожей, лежит рядом и спит крепким младенческим сном.
Как жаль, что тогда тебя некому было защитить... Феликс точно не заслужил такого, но теперь Хёнджин уверен: его пару никто не посмеет обидеть. Он не даст. Разобьёт лицо любому, кто попытается задеть парня. И сам никогда не встанет против своей пары — не станет причиной его слёз.
Вдруг в груди что-то кольнуло, совсем немного, но неприятно. Потом ещё раз и ещё, с каждым разом наращивая мощность ощущений, дышать стало трудней. Хёнджин испугался: такими темпами можно потерять сознание и оказался прав. Боль расходилась волнами по всему телу, наказывая с разной силой — казалось, будто он тонет, и ему не хватает воздуха. В глазах потемнело, и дракон отключился.
. . .
Феликс спал сном младенца, в его голове была прекрасная пустота, как давно он вообще не видел никаких снов? В то самое время, когда пил курс антидепрессантов, наверное. И сейчас спалось так хорошо и безмятежно, что просыпаться абсолютно не хотелось, но сознание само всплывало на поверхность, толкая к реальности, и Ли открыл глаза. Солнце освещало комнату, но уже не слепило глаза, а значит, что уже почти полдень. Пора вставать. Феликс потянулся и вздрогнул — его рука коснулась чего-то мягкого, очень похожего на шерсть. Откуда она в их кровати? Быстро повернувшись, Ликс замер. Он чуть не упёрся носом в ту самую шерсть, которую тронул секундами ранее, и теперь заслонявшую весь обзор. Повернувшись теперь в другую сторону, он вскочил с кровати и уставился на длинное существо, отдаленно напоминавшее пушистого червя с лапками. Оно было красивого синего цвета, с редкими голубыми чешуйками. Тут в голове мелькнула догадка: дракон! Самый настоящий дракон, который лежит в их кровати, утопая головой в подушках — других вариантов быть не могло, это точно Хёнджин. Срочно набрав Алекса с просьбой прийти, как можно скорее, Феликс задумался: как Хван вообще смог трансформироваться, они то и связь не создавали... Аккуратно провёл рукой по лазурной шерсти, перебирая прядки между пальцев, мягко; таких драконов Ли ещё ни разу не видел, этот какой-то интересный — длинный настолько, что задние лапы свисали с кровати, а хвост свернулся в кольца уже на полу. Феликс глубоко вздохнул и только сейчас понял, что в воздухе витает отчётливый запах дождя, будто в комнате только что прошёл ливень и затопил всё ароматом влажности, так обычно пахнет Хёнджин, когда выходит из душа, но сейчас интенсивность намного больше. Запах аж пробирается в самые извилины мозга и лёгких, хочется вдыхать вечно...
Дверь отворилась без предупреждения, и встревоженный врач оказался в комнате, сразу же подходя к дракону. Испуг в его глазах сменился на более спокойный, видимо он ожидал худшего. Феликсу пришлось отойти, чтобы Цирин мог обследовать лежащую тушу.
— Почему он спит? И как он превратился без связи? — Ли безуспешно пытался высмотреть что-нибудь в глазах Алекса, но тот не собирался говорить, поэтому спросил напрямую. Врач вздохнул, убирая фонендоскоп обратно на шею и теперь смотрел на наездника. Вопросы он решил проигнорировать и спросил сам:
— Что происходило, когда он трансформировался?
— Я спал, я не знаю...
— А до этого что-то было?
Феликс сглотнул вязкую слюну волнения, но Алекс имеет право знать, иначе они ничего не выяснят:
— Я рассказал... рассказал причину, почему мне выписали таблетки. Это был не самый лучший разговор, я очень волновался и, кажется, опять переборщил с эмоциями.
— Опять?
— Да, в первый раз, когда я себя не контролировал, Хёнджину стало плохо... Но сегодня он чувствовал себя лучше, наверное...
Алекс обжёг его своим взглядом.
— Я знаю, что произошло. Вы как пара остро чувствуете друг друга, это нормально, но когда появляется боль во время связи — плохо. Видимо в этот раз боль была настолько сильной, что его тело не выдержало и трансформировалось, сущность дракона подавила боль, но частично. Поэтому сейчас он спит.
Они замолчали, и комната погрузилась в тишину, изредка нарушаемой лишь сопением спящего дракона.
. . .
— Эй, держи ровнее! — Минхо усиленно вцепился в вожжи, когда Хан попытался уклониться от тучи и слегка накренился вправо, вызывая лёгкую панику наездника.
Это их второй полёт. Первый Ли не забудет никогда: его сердце тогда осталось на земле, в то время как тело и душа поднялись на метры в высь, а руки судорожно ухватились за первое, что подвернулось. Джисон старался быть аккуратнее, но, сами понимаете, взлететь со скоростью два метра в час — невозможно, поэтому Минхо вдохнул и не выдохнул и доверился Хану.
Сейчас ощущение высоты и скорости больше завораживало, нежели пугало, но поджилки всё равно тряслись. Алая чешуя ярко переливалась на солнце, иногда слепя глаза, а мощные крылья поднимали их обоих всё ближе к облакам. Небо — не земля, здесь не встретишь кого-то из людей просто так. Небо только для них, связанных одним чувством на двоих; небо понимает и принимает их, раскрывает свои широкие объятия, чтобы они могли расправить свои крылья свободно. Кажется, Минхо полюбил высоту, не только из-за Хана, его дракона, высоте нет предела, ей можно упиваться сколько хочешь, взмывая вверх или падая камнем вниз. Даже прохладный ветер прорывается сквозь тренировочную форму, вызывая мурашки. Ну ладно, может высота тоже немного пугает, но больше будоражит. Ли чувствует, как бьётся сердце дракона, когда кладёт руку на горячую шею и, решаясь на отчаянный шаг, говорит:
— Давай ещё выше... а потом вниз.
Он произнёс это тихо, но знал, что Хан услышит его, даже если он совсем ничего не скажет. Потому что они — пара, они связаны одним чувством и желанием, и слова им совсем не нужны. Джисон принял почти вертикальное положение, тяжело взмахивая четырьмя крыльями, и Минхо пришлось напрячь ноги, чтобы не свалиться. Обычно они поднимались плавно и сейчас учились нечту новому. Достигнув приличной высоты, дракон раскрыл крылья и парил, пока Ли закреплял снаряжение, чтобы точно не свалиться, а потом резко ушёл вниз, наездник лишь успел вдохнуть поглубже. Земля стремительно приближалась сквозь рассеивающиеся облака, и Минхо почувствовал на себе всю силу притяжения, крепче прижимаясь к седлу. Джисон раскрыл крылья так же неожиданно, когда до поверхности земли оставались буквально пять метров, и полетел гораздо спокойнее; Ли наконец выдохнул.
— Скажи же, круто! — тренировка окончена, и Хан, стряхнув с себя исчезающие красные чешуйки, улыбался и сиял. Привычно взявшись за руки, они шагали к раздевалкам. Минхо прислушивался к внутренним ощущениям и точно так же, как и Джисон, улыбался: на душе было легко и спокойно, будто ветер и высота стёрли все проблемы, оставляя возбуждение и воодушевление. Как хорошо... К слову, сегодняшний вечер обещает быть ещё лучше: он раздобыл пару бутылок алкоголя (чуть не спалился перед дежурными учителями) и уже пригласил Ликса с Хенджином. В таком прекрасном настроении они добрались до комнаты, и Джисон сразу же скрылся в душе. Ли решил не терять времени и набрал друга:
— Ликс, привет! Сегодня всё в силе?
— Боюсь, мы не придём... — Феликс звучал неуверенно и явно что-то обдумывал, — даже не знаю, как сказать... Наверное, лучше вам самим взглянуть.
— Не пугай меня так, сейчас буду, — и, крикнув Джисону, что он у Феликса, помчался наверх.
Увидеть нечто синего цвета, развалившееся на кровати и полу было странно для Минхо, особенно, когда Ли сообщил, что "это" — Хёнджин. Он таких ещё ни разу не видел, в их группе все обладали крыльями, да и лапками помощнее...
— Это точно дракон?
Феликс уверенно кивнул и мягко провёл рукой по сине-голубой шерсти на голове, очерчивая выразительные массивные рога. Они, кстати, выделялись из общей синевы серебристым блеском, бросая на стену солнечных зайчиков.
— Я не понимаю,
как он смог трансформироваться, пока я спал, но врач сказал, что это от слишком сильной эмоциональной близости. Даже такое бывает...
— С ним ведь всё хорошо?
— Да, он просто спит.
— Ты рассказал?
— Да.
