The Sunshine Court/Солнцекорт

Жан Дерек только успел опуститься на землю, как один из тренеров предупредительно стукнул по стене. Жан решил, что это снова тренер Уайт, разъяренный тем, как часто Жан ставит подножки его нападающим. Жан знал, что это возмущение — пустая трата времени. Их соперники этой осенью не будут играть чисто; не его вина, что троянцы оказались настолько не готовы к подтасовкам во время внутри командных схваток. Он слегка запыхался, отходя от Дерека. На другой стороне площадки Деррик поймал мяч и удержал его, чтобы остановить игру, и Жан запоздало сообразил, что это не Уайт пытается войти на площадку. Реманн пропустил Иисусавперед и поднял руку. -Моро, за мной. -Слава Богу, — сказал Дерек, поднимаясь на ноги. -Трус, — ответил Жан, направляясь к двери. Реманн закрыл ее, как только Жан оказался на внутренней площадке, и Жан устремил свой взгляд на скамейку команды в ожидании выволочки. Замены и другие тренеры находились достаточно близко, чтобы слышать каждое слово Реманна, но стыд был важной частью процесса исправления. Однако вместо того чтобы разглагольствовать, Реманн отправился в путь. Жану потребовалось мгновение, чтобы понять, что он должен следовать за ним, и его плечи напряглись, когда он понял, что они направляются обратно в раздевалку. Уединение во время лекции означало, что для того, чтобы донести до слушателей свою мысль, нужны не только слова. Реманн привел его в комнату для совещаний на линии обороны, где уже был включен телевизор и настроен на новостной канал. Реманн занял кресло у входа и полностью сосредоточился на экране. Жан в замешательстве переводил взгляд с него на телевизор и обратно, но его не просили говорить, и он ничего не сказал. -Садись, — наконец сказал Реманн, и Жан сел в кресло у заднего столика. Он слишком долго не мог понять: только когда Луис Андрич подошел к микрофону, Жан вспомнил, что сегодня пресс-конференция Эдгара Аллана. Кровь шумела в ушах, мешая сосредоточиться на словах президента кампуса, и ему пришлось сложить руки на груди, чтобы сердце не раздробило ребра. -Без лишних слов, главный тренер «Воронов Эдгара Аллана» в этом году: Фредерико Росси. -Андрич вытянул руку в сторону, чтобы поприветствовать человека на сцене, и количество вспышек фотокамер должно было ослепить обоих мужчин, когда Росси подошел для рукопожатия и совместной фотографии. Андрич наклонился, чтобы сказать Росси что-то на ухо, что не смог уловить микрофон, и Росси стоически кивнул, когда его оставили на подиуме. Жан поднялся со стула раньше, чем понял, что движется; -Моро-Реманн настиг его на полпути к двери. Жан завязал руку узлом на майке и заставил воздух вернуться в слишком тугие легкие, послушно повернувшись к Реманну. -Я подумал, что ты захочешь это увидеть, — сказал Реманн. -Это шаг в правильном направлении для всех. Не хочу обидеть тренера Морияму: он гениальный человек и половина того, почему у нас вообще есть этот спорт. Но лично я считаю, что у него не тот темперамент и не тот подход, чтобы быть тренером. Ему следовало бы остаться в ERC в качестве консультанта. Мимо него Росси произносил речь об исторических рекордах «Эдгара Аллана» и о неоспоримых трагедиях, вызванных потерей двух самых ярких игроков весной. Жан старался не слышать его. Не имело значения, что говорил или думал Росси. Он не был тренером «Воронов». Он никогда не станет их тренером. Вороны принадлежали хозяину. Эвермор принадлежал хозяину. -Хорошо, — сказал Реманн, хотя Жан ничего не сказал. -Если ты не хочешь смотреть на это, возвращайся во внутренний корт. Жан вышел за дверь, едва успев сказать -Да, тренер, — но успел добежать до туалета, когда подумал, что его может стошнить. Все, что ему удалось сделать, — это выплеснуть желчь, от которой у него загорелись рот и нос, и Жан, задыхаясь, уперся перчатками в заднюю стенку кабинки. Он знал, что мастер выбыл из игры; знал, что Эдгару Аллану придется его заменить. Но знать, что это произойдет, и видеть это наяву — два совершенно разных чудовища, и Жан стиснул зубы, борясь с повторным приступом тошноты. Нет мастера, нет идеального корта, нет Гнезда. Жан ударил руками о стену так сильно, что локти затекли, и спустил воду в туалете, выходя из кабинки. Он прополоскал рот и сплюнул в раковину в тщетной попытке прогнать жжение из горла, после чего снова направился во внутренний корт. -Так скоро вернулся? -спросил тренер Хименес. -Неожиданно. -Я не Ворон, — сказал Жан. Произнести это вслух было не легче, чем услышать в мыслях. -То, что сейчас происходит в Эдгаре Аллане, меня не касается, тренер. -Конечно, — сказал Хименес тоном, который говорил о том, что он не убежден.-Держи себя в руках, и через пятнадцать минут или около того я снова тебя выпущу. Это было долгое время ничего не делать; легкие растяжки и упражнения на внутреннем корте не требовали никаких мыслей после долгих лет их выполнения. Жан следил за площадкой, чтобы не дать мыслям блуждать, но то тут, то там они обрывались. Сколько тренеров будет у «Воронов»? Привлекли ли они на помощь выпускников «Воронов» или решили действовать с чистого листа? Остался ли медицинский персонал? Готовы ли «Вороны» к возвращению или их освободили от консультаций раньше времени, чтобы не задерживать сезон? Эта последняя мысль стала точкой отсчета его терпения, идеально совпав с моментом, когда Хименес отправил его на площадку. На мгновение Жану показалось, что он успешно справится со своей задачей, но, к всеобщему несчастью, его отправили за Лукасом. Когда Жан первым шагнул в дверь, защитник постарался ударить его плечом в плечо, и его тихое, но горячее «Шлюха» стало последней каплей. Жан одним легким движением перехватил его за горло и повалил на пол. Хименес проследил за ним до двери, чтобы отозвать Лукаса, и теперь тащил Жана обратно, крепко схватив его за руку. -Хватит, Моро! Лукас начал подниматься, глаза его вспыхивали от ярости. Жану не пришлось вырываться из захвата Хименеса, чтобы дотянуться до него: его ноги были достаточно длинными, чтобы ударить Лукаса ногой в грудную клетку и сбить его с ног. Хименес унес его с площадки за мгновение до того, как остальные троянцы на корте смогли их догнать, и Жан протиснулся сквозь зияющую пустоту, ожидавшую его на внутренней площадке. Уайту и Лисински потребовалось всего две секунды, чтобы догнать его. Оказаться зажатым между тремя тренерами и скамейкой — худшее, о чем Жан мог подумать, пока Хименес не затолкал Лукаса на свободное место сбоку от Жана. -Ты хочешь объясниться? — потребовал Хименес, глядя через бэклайнера. -У вашего четвертого звена умный рот, тренер, — сказал Жан. -Я надеялся, что осенью он откусит себе язык и в конечном итоге избавит нас от лишних хлопот. -Пошел ты, — сказал Лукас. -Четвертая строчка — ничто. -Тебе повезло, что ты вообще попал на линию, — ответил Жан. -То, что в прошлом сезоне они позволили вам сыграть две игры, говорит об их презрении к соперникам. Я бы остановился после твоего выступления в первой. Уайт понял, что это не будет быстрым или чистым решением, и отправил сабов в обход внутренней площадки, чтобы они получили больше пространства. -Хватит, — сказал Лисинский, бросив на них острый взгляд. -Обвинения и оскорбления ничего не исправят. Скажите нам, в чем проблема, чтобы мы могли найти путь вперед, потому что мы не собираемся провести год в таком разброде. А ты, — она ткнула пальцем в Жана, — объясни, с чего все началось. -Я не потерплю оскорблений от ничего не понимающего ребенка, тренер, — сказал Жан. -Ты собираешься драться со всеми, кто тебя оскорбляет? -спросила Лисински. -Ворон, — напомнил ей Уайт. Хименес вклинился, словно мог как-то замять это простое объяснение, пока Жан его не услышал. -Это не очень хорошее оправдание. Этой осенью ты будешь иметь дело со многими агрессивными людьми на площадке. Если ты позволишь им всем взять себя в руки, это станет проблемой для всех нас. Переходя сюда, вы согласились играть по нашим стандартам. Если вы даже не можете следить за своим самообладанием во время игры с собственной командой, как мы можем доверять вам на площадке этой осенью? Не дожидаясь ответа, он набросился на Лукаса. -А тебе, — сказал он, тыча пальцем в лицо Лукаса, — лучше знать, чем начинать здесь драки. Сколько раз мы будем говорить об этом, прежде чем ты начнешь принимать это близко к сердцу? Я знаю, что вы двое не в первый раз нападаете друг на друга. Думаешь, Винтер еще не предупредили меня, что здесь возникнут проблемы? -Коди — стукачи, — сказал Лукас. -Они пытаются присматривать за всей линией обороны, в которую входите вы оба, — сказал Хименес. -Что с вами происходит? -Я считаю, что подписать его было ошибкой, — категорично заявил Лукас. Его мнение не удивило Жана, но то, что он так смело высказал его своим тренерам, было непостижимо. Жан оставил между ними немного больше места на случай, если кто-то начнет замахиваться, но он мог зайти только так далеко. Лукас заметил это движение и послал ему горячий взгляд.-Кевин обманом заставил нас подписать его, чтобы мы ради него сорвали контракт с «Воронами», и в процессе сделал из нас злодеев. Мы стали соучастниками всего, что происходило во время чемпионатов. Мы больше не хорошие парни и не хорошие спортсмены, мы — подпольные интриганы. Я не подписывался быть частью этого! Жан с отвращением скривил губы, глядя на Лукаса. -Это слова Грейсона. Я знаю его голос. -Скажи, что он ошибается, — упрекнул его Лукас. -Единственное, что это жалкое чудовище делает правильно, — это Экси. -Не смей так говорить о моем брате. -Он не твой брат, — ответил Жан. -Он Ворон. Он перестал быть твоим в тот день, когда подписал контракт с Эдгаром Алланом. Тебе повезло, что ты его потерял. Все три тренера разняли их, когда Лукас бросился на него. Жан потрогал уголок рта и почувствовал вкус крови; челюсть на данный момент онемела, но, скорее всего, скоро разгорится. Руки Уайта были напряжены, словно он ожидал насилия, но Жан ни за что на свете не стал бы трогать тренера. Он держал руки в перчатках на боку и ждал, когда Лукас перестанет сопротивляться. -Я не собираюсь верить вам на слово, — сказал Лукас, когда тренеры наконец заставили его отступить. -Тогда поверьте ему на слово, — сказал Жан, и Лукас бросил на него подозрительный взгляд через плечо Лисинского. Жан хотел бы, чтобы у него хватило здравого смысла заткнуться, но вызов уже выползал из него, леденя бездонной яростью. -Спроси его, почему он так уверен, что слухи правдивы. Спроси, какова его роль в этом. Если ты собираешься верить ему только потому, что он кровный, то хотя бы заставь его сказать тебе правду. -Что это значит? -потребовал Лукас. -И держи имя Кевина подальше от своего невежественного рта, — продолжал Жан.-Мой переход не имеет ничего общего с чемпионством. Думаешь, я бы перешел сюда, если бы у меня был хоть какой-то реальный выбор в этом вопросе? Сюда? -Спасибо, — сухо сказал Уайт. -Тебе обязательно так говорить? -Не в тему, — с раздражением сказала Лисински. Лукасу она сказала: -Это правда, Лукас. Мы не смогли бы подписать контракт с Жаном, если бы Эдгар Аллан не захотел договориться с нами о его стипендии. Мы подтвердили его статус и с президентом Андричем, и с тренером Мориямой, прежде чем отправить факс бумажной работы в Южную Каролину. Жан был исключен из состава «Воронов» в марте из-за вопиющих травм. Жан не узнал этого слова, но, поскольку Лукас уже начал говорить, у него не было возможности спросить. -Это не обнадеживает, — сказал Лукас, наклонившись к Жану мимо Лисински.-Все знают, что ты растянул связки на тренировках. Если они убрали тебя из-за такой мелочи, значит, они просто искали повод выбросить тебя на помойку. Я прав, — настаивал он, когда Хименес пожал ему руку. -Иначе зачем бы они выставляли только двух идеальных придворных? Они знали, что Жан ошибся, и боялись признаться в этом. -Разрешите разбить ему лицо, тренер? -спросил Жан. -Отказано, — ответил Уайт. -Это не просто его растяжение — сказал Хименес. При этом он посмотрел на Жана, колеблясь. Жану потребовалось мгновение, чтобы понять, что тренер проверяет его сопротивление этому разговору. Жан отвел взгляд, предоставив Хименесу самому решать, как много он хочет рассказать. Когда он не стал протестовать, тренер по защите повернулся к Лукасу и сказал: -Вы, я полагаю, заметили, что у него джерси-не касается его тела? Вороны сломали его ребра. Это заставило Лукаса на мгновение замолчать, и Жану показалось показательным, что первым его нерешительным ответом было: -Грейсон…? Как бы он ни был зол, Жан не мог лгать. -Не это. Лукас на мгновение затих, и Хименес рискнул наконец отпустить его. Лукас предал это доверие спустя всего секунду, спросив: -Что ты сделал? Что? — спросил он под расплавленным взглядом Лисински. -Если ты можешь ломать ребра через экипировку на груди, то, наверное, очень хочешь причинить ему боль. Не думаю, что я не в праве спрашивать, почему они это сделали. Почему? подумал Жан, и на один жалкий, нелепый миг в его голове прозвучал только голос Джереми: «Мне жаль, что он обманул тебя, заставив думать, что ты этого заслуживаешь». Жан сделал отсекающий жест рукой, словно мог отбросить столь бесполезное чувство. Жан был Моро. Он принадлежал Морияма сейчас и всегда. Его работа заключалась в том, чтобы быть тем, кто им нужен. Для Ичиро это был надежный источник дохода, для Рико — выход для жестокости и насилия, разъедающих сердце Рико. Возможно, «заслужить» — не лучший термин, но он не был ошибочным. -На тренеровках случаются несчастные случаи, — сказал Жан. -Подумаешь, — сказал Лукас. -Хватит, — сказал Хименес, потеряв терпение по отношению к ним обоим. Сначала он повернулся к Жану, выражение лица у него было суровое. -Я знаю, что для тебя это не идеальный вариант, но дело сделано. Мы готовы сделать для тебя дом здесь, но ты должен встретить нас на полпути. Держи свой нрав в узде и начинай вести себя как троянец, если хочешь хоть немного побыть на площадке этой осенью. Понятно? -Он дождался напряженного кивка Жана, после чего перевел не менее разочарованный взгляд на Лукаса. -И ты, — сказал он, и Лукасу пришлось отвести взгляд. -Тебе лучше знать, так будь лучше. Забудь все, что ты видел в новостях, и все, что говорил тебе твой брат; очевидно, что в этой истории гораздо больше, чем мы все знаем, так что перестань делать поспешные выводы и вытри все с чистого листа. Вы беспокоитесь о своем выступлении на корте и о своем учебном годе. А мы пусть беспокоимся о репутации нашей команды. Да? -Да, тренер, — сказал Лукас с жесткостью, которой Жан не поверил. -В следующий раз, когда я увижу вас двоих дерущимися, вы оба будете отстранены от занятий до октября. А теперь бегите. Я скажу, когда вы сможете остановиться. Бэклайнеры сняли перчатки и шлемы и медленной трусцой начали обходить внутренний корт. Жан начал первым, и Лукас подождал несколько секунд, пока он не стал отставать на безопасное расстояние. Жан считал шаги, затем удары сердца, стараясь не думать о себе. В итоге он мысленно перечислял и пересматривал упражнения, когда этого было недостаточно, чтобы отвлечься. Он наконец-то нашел удобное место, чтобы не существовать, когда Лукас поравнялся с ним. -Скажи мне, почему ты его ненавидишь. Жан бросил на него холодный взгляд. -В сутках не хватит часов. Лукас хмуро посмотрел на пустые трибуны. Прошло полкруга, прежде чем он ответил, и Жан не упускал из виду, что тренеры следили за ними как ястребы, пока они шли бок о бок. Когда они свернули за угол и между ними и скамейками образовалось безопасное расстояние, Лукас наконец понял, что хочет сказать. -Я его больше не знаю, — признался он. Судя по тому, как напряглось его лицо, ему было неприятно это говорить, но Лукас отвел взгляд, почувствовав на себе пристальный взгляд Жан. -Он исчез с лица планеты на четыре года. Мы выяснили, что в первый же день после возвращения он даже не вернулся бы домой, если бы тренеры не заставили его. Он не извинился за то, что отстал от нас, не спросил, чем мы занимались в его отсутствие, даже не поинтересовался, как идут дела у «Троянцев». Я даже не мог заставить его посмотреть на меня, пока не спросил его о тебе. Я не знаю, каково это — быть Вороном, и что он чувствовал, когда учился у самого тренера Мориямы. Я не знаю, были ли у него друзья или подруги. Я не знаю, какая музыка ему больше нравится.- Лукас сделал паузу, когда они проходили мимо тренерской скамейки, а потом сказал: -Я даже не знаю его гребаной специальности. Ты понимаешь? Единственное, что я знаю о своем брате, моем единственном брате, — это то, что он тебя ненавидит. Он ненавидит меня за то, что я был в команде, которая украла тебя. -Значит, ты ненавидишь меня из солидарности, — заключил Жан. -Возможно, тебе следовало бы стать Вороном, но с такими показателями ты бы никогда не прошел квалификацию. -Иди нахуй. -Бизнес. -Что? Жан сказал громко и медленно: -Все Вороны обязаны изучать бизнес. Лукас снова заговорил: -Скажи мне, почему ты его ненавидишь. -Вы можете его не знать, но я знаю, — сказал Жан. -Это не ответ, — сказал Лукас, но Жану больше нечего было сказать по этому поводу. Лукас попытался пересилить его, прежде чем спросить: -Ты трахал моего брата? Зубы, подумал Жан. Пальцы в его волосах; сильная хватка на подбородке. На мгновение он почувствовал липкий жар дыхания на лице и изо всех сил отмахнулся от воспоминаний. Он инстинктивно потянулся к шее, но ногти сначала задели его защиту. Он провел языком по задней поверхности зубов, пытаясь стереть вкус кожи Грейсона, и до крови прикусил внутреннюю сторону щеки. -Я задал тебе вопрос, — сказал Лукас. -Я тебя игнорирую, — сказал Жан, как будто это не было очевидно. -Ты хочешь, чтобы я поверил ему на слово, — напомнил Лукас. -Если я должен взвешивать его слова, дайте мне что-нибудь, с чем их можно сопоставить. Я уже знаю — думаю, что знаю — ответ, исходя из того, что ты сказал перед тренерами, но мне нужно, чтобы ты его сказал. -Мне все равно, что тебе нужно, — сказал Жан, снимая с шеи защиту. Его пальцы нашли место, где Грейсон любил кусаться, и впились в него ногтями. Ему хотелось вырвать из него это воспоминание, но лучшее, что он мог сделать, — это пустить кровь. Обогнув угол, они увидели, что Джереми вышел с площадки на их пути, и оба затормозили перед ним. Джереми не смотрел на Лукаса, а сразу же двинулся к Жану и схватил его за запястье. Жан сразу же понял, что именно это заставило Джереми выйти из тренировки. Мысль о том, что Джереми уделял ему больше внимания, чем тренировкам, не давала покоя. Джереми осторожно потянул его за руку. Когда Жан устоял, Джереми посмотрел на Лукаса и сказал: -Может, тренер вернет тебя обратно. Лукас сделал полшага назад, потом еще один и наконец повернулся, чтобы уйти. Жан не хотел больше с ним разговаривать, но не мог удержаться, чтобы не спросить: -Он дома? Лукас мог бы не обращать на него внимания, но тут мужчина резко остановился. Жан свободной рукой надавил на плечо Джереми, и Джереми послушно повернулся, чтобы Жан мог видеть его. Лукас помолчал минуту, словно раздумывая, стоит ли ему отвечать, и наконец сказал: — Его выпустили вчера, и в субботу он должен лететь обратно в Западную Вирджинию. Он даже не позвонил мне, чтобы сказать, что его нет дома. Мне пришлось узнать об этом от мамы. Он не стал дожидаться ответа, прежде чем снова отправиться в путь. Джереми перевел обеспокоенный взгляд на Жана и еще раз дернул его за руку. На этот раз Жан ослабил хватку и позволил Джереми освободить руку. Джереми коснулся его подбородка, пытаясь заставить повернуть голову, чтобы лучше разглядеть повреждения, но Жан защелкнул защитный щиток на шее. Жгло, и он будет чувствовать это всю практику, но для зубов это было слишком остро, и это его вполне устраивало. -Поговори со мной, — сказал Джереми почти так же тихо, чтобы Жан его услышал. Спорить с Джереми можно было по-разному, поэтому Жан выбрала путь, который, скорее всего, принесет ему успокоение: -Не сегодня. Жан не собирался ничего объяснять, но отсутствие прямого «нет» дало Джереми достаточно ложной надежды, чтобы пока оставить все как есть. Он сокрушенно вздохнул, отступая от Жана. -Может быть, в другой раз. Остаток дня тренировки казались бесконечными. Когда его наконец снова выпустили на площадку, Жан сосредоточился на том, что он делает и как играет. Когда его отстраняли, чтобы дать время кому-то другому, в стороне не было достаточно действий, чтобы его мысли не блуждали. Он думал о Грейсоне, Фредерико Росси, Эверморе и Рико и бегал по ступенькам стадиона, пытаясь отогнать от себя эти мысли. Наконец настало время уходить. Тренеры разделили команды между комнатами для совещаний, чтобы проанализировать ход дня, после чего отправили их в душевые. Жан был чист и ушел еще до того, как половина мужчин закончила намыливаться, и ждал в ряду нападающих, пока Джереми догонит его. По окончании тренировки троянцы в ленивом хаосе разбредались в поисках своей одежды и ключей. Они были измотаны и готовы отправиться в путь, но все еще наполовину погружены в веселые разговоры друг с другом. Жан закрыл глаза и позволил шуму унести его мысли далеко-далеко. Скамейка то и дело сдвигалась, когда забастовщики садились завязывать шнурки, но Жан дождался голоса Джереми, прежде чем снова открыть глаза. Как обычно, они уходили последними, поскольку Кэт и Лайла не могли быстро принять душ, даже если бы от этого зависела их жизнь. Задумчивые взгляды, которыми женщины провожали Жана, заставили Жана задуматься о том, что сказал им Джереми, но он уже привык к отсутствию фильтра. Он не держал на них зла: Вороны тоже не отличались особым умением хранить секреты, поскольку постоянно вливались в жизнь друг друга. -Ну что, пойдем? -спросила Лайла. Прогулка до дома была тихой и не совсем комфортной. Кэт первой вошла в дверь, но по пути зацепила Жана за рукав и остановила его. -Хэй, — сказала она, обращаясь не к нему, а к остальным. -Может, вы двое возьмете сегодня еду на вынос? Вы не против? -Конечно, — сказала Лайла. Кэт быстро поцеловала ее в знак благодарности и указала на Жана. -Подожди здесь. Лайла и Джереми обменялись любопытными взглядами, когда Кэт направилась в свою комнату. Жан услышал, как с грохотом открывается и закрывается дверь ее шкафа. Через минуту она вернулась, одетая в куртку, которую он видел на ней только тогда, когда она собиралась выехать на своем мотоцикле. Ее перчатки были заправлены внутрь шлема, болтавшегося на пальцах, и она поймала его за плечо, чтобы вытолкнуть за дверь впереди себя. Жан не знал, зачем ей понадобилось провожать его, но смотрел, как она ведет свой мотоцикл к подъездной дорожке. -Пойдем, — сказала она. Жан перевел взгляд с нее на мотоцикл и обратно. У него было два сиденья, но эта тонкая штука никак не могла быть предназначена для перевозки двух тел. -Ни в коем случае. Натянув шлем и перчатки, она села на переднее сиденье и устремила на него ожидающий взгляд. -Трусишка. -Отказ не является необоснованным, — сказал Жан. -Мне только что разрешили снова тренироваться. -Я не собираюсь нас разбивать.- Кэт нетерпеливо похлопала по сиденью позади себя. -Я не разбивала мотоцикл с шестнадцати лет. -Это не обнадеживает. Существовал миллион причин, по которым это было ужасной идеей, но Жан все-таки забрался к ней сзади. Она обхватила его руками себя за талию, сказала. -Не сопротивляйся, ладно? — и понеслась по дороге, прежде чем он успел передумать. Жан сразу же испытал глубокое чувство сожаления. Отсутствие ремней безопасности и надежного каркаса для защиты вызывало тревогу, а машины, между которыми проскальзывала Кэт, казались чудовищно большими с этой хрупкой точки обзора. Жан всерьез задумался о том, чтобы слезть с нее в следующий раз, когда она проедет на красный свет, но не успел дождаться, пока она заедет в дилерский центр и припаркуется у обочины. -Это здание моего дяди, — с гордостью сказала она и проскочила в парадную дверь, опередив его. -Он сегодня в отъезде, а то бы я вас познакомила, но я приведу тебя в другой раз, чтобы вы как следует познакомились. Томаш! Она устремилась вперед, на ходу переговариваясь с одним из продавцов на испанском языке. Жан следовал за ней, потому что не знал, что еще ему делать, и в конце концов они привели его к секции с одеждой. Кэт взяла с полки две куртки, поочередно поднесла их к нему и сорвала бирку с одной. Бирка была передана Томашу на хранение, а Кэт бросился на поиски шлема и перчаток. Через десять минут они снова были за дверью, и Кэт всунула шлем в руки Жана. -Вперед! Имея немного снаряжения, Жан чувствовал себя лишь в незначительной безопасности. У него была мимолетная надежда, что Кэт отведет их обратно в дом, но, конечно, она только начинала. Жан был уверен, что она специально выбирает самые оживленные улицы. Когда в третий раз машина сменила полосу движения прямо перед ними, словно их и не было, Жан решил, что лучше просто закрыть глаза, пока не произойдет авария. Он не открывал их до тех пор, пока Кэт не прокричала триумф впереди него, и Жан не поднял голову, когда они сделали последний поворот, чтобы выехать на Тихоокеанское прибрежное шоссе. Слева от них виднелся океан, такой близкий и такой огромный, что Жан не понимал, как машины не скатываются с дороги в него. Справа здания и витрины магазинов уступали место скалистым холмам, поросшим редким кустарником. Может быть, дело в тонировке визора, но безоблачное небо выглядело достаточно глубоким, чтобы в нем можно было заблудиться. Чем дальше на север они ехали, тем меньше было транспорта, и Жан мог меньше беспокоиться о том, что его покалечат в аварии, а больше — о том, что вокруг него разворачивается мир. О, — подумал он. Она такая большая. Это было настолько бессмысленное замечание, что он в раздражении прикусил язык, но ноющее чувство удивления осталось. Вслед за ним пришло головокружительное осознание того, что он видел в Лос-Анджелесе больше, чем в любом другом месте, где жил за всю свою жизнь. В Марселе он учился на дому, чтобы родители могли за ним присматривать, а его юношеская команда «Экси» находилась всего в десяти минутах ходьбы. На игры «Воронов» он ездил по всему северо-востоку, но в автобусы, самолеты и стадионы входил и выходил, не имея времени осмотреться. Открытки Кевина были единственным реальным взглядом Жан на большой мир за пределами Эвермора. Они с Кэт зашли поужинать в кафе на пляже, где столики на открытом воздухе были накрыты соломенными зонтиками, а половина посетителей потягивала коктейли из резных фруктов. Ждать места на открытом воздухе пришлось около получаса, но Кэт поклялась, что оно того стоит, когда вносила свое имя в список. Если бы не вечерний час и не бриз, дующий с океана, их куртки сделали бы жару невыносимой. Жан нес их шлемы и перчатки, пока они бродили по пляжу, чтобы Кэт могла выкапывать треснувшие песчаные доллары и ракушки. Наконец она нашла одну целую и с детским ликованием побежала к берегу, чтобы промыть ее. Жан послушно осмотрел ее, когда она вернулась, и с радостным -Для тебя! — сунула ее в нагрудный карман. Наконец их позвали обратно, чтобы занять столик. Почти все, что было в меню, вызвало бы яростный взгляд со стороны медсестер Воронов, но Жан сумел найти неприличный салат, прежде чем полностью потерял надежду. Кэт заказала рыбу с картошкой и предложила ему откусить, как только ее принесли. Жан отмахнулся от нее, а Кэт преувеличенно легкомысленно пожала плечами. Она напевала во время еды, как обычно делала, когда была счастлива, и Жан наблюдал за ней, глядя на океан. Теперь, когда они уселись, он ожидал допроса или выяснения причины этой незапланированной вылазки. Когда она не смогла объясниться, Жан наконец спросил: -Зачем мы здесь? -Мне здесь нравится, — сказала Кэт, слизывая жир с пальцев и вспоминая, что у нее есть салфетка. Прежде чем Жану пришлось снова надавить на нее, она перевела на него более серьезный взгляд. -Я не знаю. Просто мне показалось, что свежий воздух пойдет тебе на пользу. Нет ничего лучше поездки, чтобы выкинуть из головы все мысли и погрузиться в реальность, понимаете? -Жан на минуту задумался. -Спасибо. -Не так ужасно, как ты думал, да? -спросила Кэт. -Я могу учить тебя по выходным, если хочешь. У нас в доме есть старый байк, на котором мы тренировались, но он просто пылится теперь, когда у всех нас, детей, есть свои собственные байки. Они не будут возражать, если я одолжу его ненадолго, я уверен. Возможно, я даже смогу уговорить Виви покататься на нем здесь. Жан не знал, что на это ответить, поэтому спросил: -Сколько вас? Это вызвало в ней некоторую долю серьезности, и она некоторое время смотрела на него в созерцательном молчании. -По-моему, это первый личный вопрос, который ты мне задал, — сказала она и ответила, прежде чем он успел передумать.-Всего нас семеро. Правда, двоих старших я толком не знаю. Они от первого брака отца и старше меня лет на десять, так что они уехали из дома, когда я была еще маленькой. Лайла — единственный ребенок, — продолжала она, хотя уже говорила ему об этом раньше. -У Джереми их трое. Одна сестра, два брата. Старший брат — абсолютное ничтожество, но как только у вас появляется четверо детей, обязательно найдется придурок или два. Жан задался вопросом, что она изменила в последний момент и почему, но, понаблюдав за тем, как она нервно перекладывает картошку фри в тарелку, решил не спрашивать. Спустя мгновение Кэт продолжила: -А ты? Я была права, когда говорила, что останешься только ты? Было бы легко позволить ей поверить в это и избавить его от неудобных последующих вопросов, но Жан попыталась быть немного откровенной. -Одна сестра, на четыре года младше. Я не разговаривал с ней с тех пор, как покинул дом, — сказал он, когда Кэт с новой силой и интересом повернулась к нему. -Воронам не разрешается иметь семьи. -Я слышала, — сказала Кэт, и он догадался, что она имела в виду Лукаса. -Но ты ведь больше не Ворон, верно? Ты должен попытаться восстановить связь. Мысль о том, что, возможно, он мог бы это сделать, была одновременно озадачивающей и бессмысленной. Ей было десять лет, когда он ушел из дома, и всего десять, когда он перестал защищать. Она уберегла его от вспыльчивой матери и жестокого отца. Знала ли она, что он уехал не по своей воле? Винила ли она его или прощала? Жан не был уверен, что хочет знать, что время сделало с ней. Пока она существовала в виде обрывочных воспоминаний, она была в безопасности, маленькая и защищенная. -Может быть, — сказал он, потому что чувствовал, что Кэт будет спорить с прямым отказом. Как и Джереми, она легко поддалась этому ложному чувству прогресса и съела остаток ужина в довольном молчании. Как только она расплатилась по чеку, они направились обратно к мотоциклу. В последний раз они остановились в Пойнт-Думе, на отвесной скале, с которой открывался вид на песчаные тропы и скалистое побережье. Кэт раскинула руки, подставив их порывистому ветру. Жан смотрела на бесконечный горизонт, ощущая себя маленьким и бесконечным от одного мгновения к другому. Он постучал пальцами в перчатке. Прохладный вечерний ветерок. Радуга. Открытые дороги.