Железо

— Тихо, сахарная, не надо слез. — прошептал молодой человек, прижимая к металлу своего тела разгоряченное лицо девушки.       Зарянка, как и всякое нежное создание оберегаемое своим попечителем, никогда не видела смерти в живую. Всю жизнь ее укрывали от тех кошмаров реального мира, о которых украдкой можно было узнать в газетах и книгах на полках семейной библиотеки. Но какой бы обширной не была коллекция рукописей семьи, на деле единственной родной кровью был только брат - господин Воскресенье.       Теперь уважаемый, любимый друг на всю жизнь и член «Семьи» лежал навзничь на мягком ковре. Только что сердце билось, а теперь сквозь белые одежды сочится алая кровь.       Точно в сердце. Как меток был стрелок, целящийся сквозь оболочку мяса и костей. Знаток? Или он сам погиб такой смертью? — Ну все-все! Ну прости, сладенькая, он мне не нужен был, просто мешался. Брат братом, но долги не терпят, понимаешь?       Прижатое тельце забилось крупной дрожью. Всегда ласковые руки со злостью сжали металлические пластины на торсе мужчины. — Ох прости, меня, милашку такого, но ты разменная монета. И я пришел за золотом. — Бутхилл презрительно бросил взгляд на бездыханного господина. — Тебе бы о себе побеспокоиться, а ты об этом! Берегли же не просто так, догоняешь? — Ты просто груда стали, неубиваемый монстр. Был бы и ты жив, я задушила бы на месте. — слезы новой волной покатились по щекам бедной девушки. — Но сердце бьется только у меня. Так прострели мне грудь. — Спокойно, женщина, без насилия. Хочешь сказать, я зря проникся к тебе чувствами?       Язвительные шутки присущи только тем, кто не понимает боли и сострадания. Такой ли «рыцарь в железе»?       Безусловно. Однако от чего-то больно сокращается искусственный качатель крови, масло пересыхает в трубах горла, а глаза тускнеют. Хочется до хруста настоящих костей вжать в себя эту трепещущую плаксу, вывернуть себе руки и упасть, раскаявшись, перед ее ногами.       Вообще люди много придают смысла привязанности. Жалкие кучки клеток жить без нее не могут, потому проявляют заботу, уделяют внимание и чувствуют. И в ответ хотят того же. Но тяжело дать то, что потеряло для тебя смысл во время собственной смерти. — Ладно, ангелок, не печалься. Тебе пять минут… Десять на соборы и мы покидаем эту планету. Мне еще освежить… Надо выспоминания… А братика твоего найдут уже завтра. — Как так можно, о Трехликая! — Зарянка вырвалась из объятий и, не расчитав силы, ударилась о край письменного стола. — Мне не нужны твои планеты! Мне не нужны твои путешествия! И обещанную славу забери себе! Да и…       Бешенные глаза зацепились за блестящий пистолет брата, лежащий на полу. Оружие выпало из рук во время падения трупа. Загнанной девушке, оно казалось таким манящим, но таким холодным, как когда-то казался для нее сам Бутхилл. Секунда и револьвер уже в дрожащих руках, целящих орудие в прочные пластины ковбоя. — Железяка против железяки! Спустишь курок и пуля отскочит в тебя. — с ухмылкой проговорил мужчина. Но каким бы громким не был смех - волнение никуда не денется. Он слишком проникся всем бесчувственным телом к этому чувственному образу. — Давай не играть в смертников, а то служанкам придется выполнять в два раза больше работы.       Три выстрела, один отскок и из аорты уже фонтаном хлещет яркая жидкость. И томно падает новое тело на шершавый ковер.       Во взгляде молодого человека впервые читался тот ужас, присущий исключительно живым. Он падает вслед за ней и, не боясь крови, притягивает к себе мраморные кисти. — Невыносима! Тебе еще жить и жить! — восклицает кусок железа. — И… Ты… У… Мри… На последнем выдохе пролепетала Зарянка и навсегда закрыла глаза.