Русская рулетка

— Я могу сейчас прозвучать не очень приятно, — начинает в привычно шуточной форме высокий парень. — Да он всегда так звучит, — шепчет один из его одногруппников с первой парты на ухо своей подруге. Но как назло, в этот момент все в аудитории замолкают, и фраза разносится так, что ее слышат все. Даже преподаватель, кажется. Откуда-то сзади раздается смешок. — Кхм, — прочищает голос докладчик и продолжает вещать дальше, прожигая злостным взглядом парня с первой парты. Лицо Попова кривится, потому что он понимает, что это, как минимум, некрасиво. А как максимум, может не очень хорошо сказаться на его репутации в группе. И он отводит взгляд в сторону. Докладчик в лице Антона Шастуна рассказывает все хоть и бегло, но достаточно интересно. Он может и не погружался в тему очень серьезно, но его природная харизма и умение работать с аудиторией, делают за него 80% работы. Арсения это привычно раздражает, но уже гораздо меньше. Они на третьем курсе, поэтому он уже смирился с мыслью о том, что им вместе учиться до самого диплома. Хотя он клянется, что если им придется пересечься вместе в магистратуре, Попов уверен, что он сдержаться уже не сможет, и в мире станет на одного убийцу больше. Так или иначе, судьба будущих химиков тяжела, и в магистратуру им придется пойти обоим. Правда, Арсений искренне надеется, что Шастун одумается и поймет, что химия не его стезя. А то он будет бояться любых таблеток, зная, что Антон учится на химии биологически активных соединений, и наверняка займется какими-нибудь лекарствами. Даже если кафедра занимается лечением рака, а Попов не планирует, чтобы в его жизни что-то пересекалось с онкологией, хотя заранее никто не может знать наверняка. — Нет, ну так делать все-таки не стоит., — тихо произносит Аня, подруга Арсения. — Ну он же не сказал ничего реально плохого. Что он урод, например, — заступается за него Маша, третья в их новообразованной компашке. После перевода они с Аней смогли примкнуть только к одной парочке в новой группе — Маше и Ване. — Вот-вот, — наконец сам за себя отвечает Арс. — Ну, а вдруг ему обидно, — мягко произносит Аня, и у Попова болезненно что-то колет в грудной клетке. Мир не заслуживает такого человека, как она. — Меня не волнуют чувства какого-то Шастуна, и вообще, я думаю, он так не парился, когда публиковал ту запись у себя на странице, — кривит лицо Арсений, вспоминая отвратительный ему репост записи с нарочитой радостью о подписании запрета на ЛГБТ пропаганду. Попов искренне не понимает, как, в мире, где в любой момент соулмейтами могут оказаться любые люди, в том числе и одного пола — можно вообще выпускать такие законы. — Да, это было максимально по-ублюдски, — вторит ему Маша. — Он конечно конченный гомофоб, но все-таки это как минимум была подстава. Когда все затихли. Кажется, преподша тебя тоже услышала, — произносит Аня. Несмотря на мягкий в целом характер, даже она может ругаться и не самым культурным языком выражаться. Попову всегда немного смешно, когда такое происходит. — Ну ладно, всё, закрыли тему. Еще раз услышу Антон или Шастун, начну громко и некрасиво материться, — переводит тему сам Арсений, когда они с подругами добираются до столовой. Арсению двадцать один, и он чуть ли не самый старший на потоке. А все потому, что он родился в начале года, а еще поздновато пошел в школу. Хоть и был довольно одаренным в детстве, научился читать в три, а таблицу умножения выучил еще до школы. Где-то там его рост и замедлился, а в старшей школе и вовсе остановился. И теперь приходится выживать в универе на старых знаниях. О химии он подумал только в одиннадцатом классе, когда понял, что актерство ему уж точно не светит, а врачом быть — снится только в кошмарах. Нет, он конечно когда-то очень впечатлился одним рассказом Лавкрафта, где были ученые-врачи, пытавшиеся оживить мертвецов. Или они не хотели их воскрешать, но те в отместку за эту непрошенную подаренную недожизнь все равно пытались их убить. Арсений уже не очень хорошо помнил подробности, хотя ему нравится перечитывать эти жуткие сказки иногда. Все-таки, любимая книга его детства. В старшей школе он уже учился в химбио классе в элитной гимназии, а внезапно радикально менять экзамены на последнем году учебы виделось тем еще кошмаром. Особенно после воспоминаний о бессонных ночах зубрежки биологии. А химия вроде была прикольной, да и у него был крутой репетитор, который и помог открыть эту науку с новой для себя стороны. Правда, уже где-то к третьему курсу Попов успел пожалеть об этом решении много раз. Несколько раз серьезно, с полноценными выгораниями, истериками и паническими атаками прямо в стенах ВУЗа. И еще очень и очень много раз совсем чуть-чуть, когда на лабах из-за кривых рук приходилось переделывать синтез. Причем кривые руки не всегда были его, а чаще его товарищей по подгруппе. Арсений, правда, и сам не идеал в лабе. Попов не отрицал, что он предпочитал теорию практике. Вообще во всем. Он вот несколько книжек по актерскому мастерству прочитал, а с практикой у него история не сложилась, хотя душа горела и требовала искусства. Арсений в эти моменты отдавался великому и ужасному экзистенциальному кризису, немного забивая на учебу, о чем позже приходилось жалеть. А вот Шастуну, казалось, медом было намазано место в этом ВУЗе, несмотря на то, что не так уж ему и нравилась химия. Его идиотские шуточки на парах, которые он шутил вместе с товарищами, заставляли скрипеть зубами и ядовито бросать, что лучше бы он шел с таким юмором в стэндап. Или все же не стоит так оскорблять стэндап..? Арсению в последнее время он начал нравиться, несмотря на обилие гетеросексуальных шуток в нем. Ах да, еще Арсений гей, и ему немного не повезло оказаться в институте, где очень сильно среди студентов преобладают именно девушки. У них преподаватели в основном мужчины, но, кажется, в его поколении, химия не пользовалась популярностью среди парней. К тому же ему не повезло учиться с Шастуном, у которого чуть ли не на лбу было написано «ГОМОФОБ» неоновым цветом. Нет, ну правда, он столько говорит о геях и о том, что это — психическое отклонение, что Арсений реально думает, а не латентный ли он гей. Но почти весь универ знает о том, что Шастун встречается с Ирой — местной звездой, лаборанткой с кафедры неорганики. И у них, кажется, все цветет и пахнет, и чуть ли не к свадьбе дело идет. Это то, что Попов узнал на посиделках с бывшими одногруппниками, с которыми их разделило распределение по выпускающим кафедрам. Арсений к этой истории про Шастуна скептично относится. Он в принципе не верит в любовь гетеросексуальных мужчин. Для него это кажется тем еще мифом, хотя он думает, что это скорее навеяно ему его подругами. Любовь вообще запретная тема для Арсения. Потому что единственным его опытом была и есть его невзаимная влюбленность в друга на первом курсе, а потому теперь это все ассоциируется с пиздостраданиями и никому не нужными чувствами. Арсеньевскими, конечно же. Но маленькая надежда на то, что у него будет соулмейт, с которым все будет проще, продолжает теплиться в груди Попова. Даже если тот факт, что этим человеком может оказаться кто угодно какого угодно возраста и пола — ужасает. Даже если Арсений уже перерос возраст попадания в эти волшебные сказки, потому что обычно это случается к восемнадцати — если случается. На самом деле, это достаточно большая редкость. Отчасти это и было причиной, почему это явление довольно плохо изучено, несмотря на развитие науки и техники. И Попов неспроста думает про сказки, потому что по стандарту, двое родственных душ попадают в сказки, которые один из них любил в детстве, вместе путешествуют по волшебным и добрым мирам, а потом влюбляются друг в друга. Возвращаются и живут вместе долго и счастливо. Но правда в том, что по всему миру часто засекают случаи безвозвратного исчезновения людей как раз около совершеннолетия. Вернуться везет не всем, поэтому эта тема хоть и казалось романтичной — на самом деле была русской рулеткой. Неправильной ее версией, где шанс выстрела: один из шести. Шанс выжить такой же.

***

Арсений медленно вздыхает, когда выходит из универа, и кутается в свой шарф. На дворе зима, а мороз, противно кусающий за кожу, абсолютно не нравится Попову. Ему вообще московские зимы не нравятся. Он мечтал поступить в Питер, но его родители, как и всегда, были не согласны с его планами и заставили сына подать документы в московский ВУЗ, из-за чего Арсений вынужден терпеть нелюбимый город. Он выдыхает облако пара и меланхолично улыбается, замечая его. Такое вроде бы обычное физическое явление — явный индикатор наступающих морозов. И следует завтра одеться теплее. Арсений точно не знает, но сделал эмпирические выводы, что так обычно и бывает. Хоть он и не знает точно всех тонкостей метеорологии. Медленно двинувшись в сторону общаги, Попов уже представлял, как распластается в кровати после душа, как вдруг понимает, что ему это вряд ли светит — у них закончилась еда. И все бы ничего, можно было бы купить, но желудок Арсения не выдержит еще хоть день готовой еды. У него вообще чувствительный желудок, из-за чего он не может нормально наслаждаться всеми прелестями студенческой жизни и сплошными обедами лапшой. Плюс, он дал обещание Антону. По иронии судьбы – так зовут соседа, а по совместительству и бывшего одногруппника, в которого Арс был влюблен. Вот вроде бы чувства уже прошли — немало времени утекло с момента неловкого признания Попова и еще кучи идиотских вещей, которые он творил, когда находился на пике влюбленности. Несмотря на отказ, Антон был хорошим, и позволял проявлять к себе признаки повышенного внимания (правда Арсений понял в какой-то момент, что это наверняка просто повышало ему самооценку). А потому Попов подарил ему цветы, когда уезжал на лето, а еще письмо, где красивым литературным языком описывал то, как он сохнет по нему. И делал другие романтичные мелочи, о которых Арс вспоминает только со стыдом и сожалением. Ему неловко так же и осознавать, что все эти подарки могут храниться где-то в их общей комнате, и Арсений очень боится наткнуться на них во время уборки. Тогда он не выдержит, и точно подаст заявление на переезд в другую комнату. Или пойдет к коменданту и начнет давить на жалость. Чем? Он пока не решил, но, наверное, придумает. Он в последнее время неплохо импровизирует в разных жизненных ситуациях, иногда даже чересчур комично. Может, так умирающий актер внутри него реализуется хотя бы немного. Выбираясь из дебрей своих мыслей, Арсений доходит до общаги и благодарит самого себя из прошлого, который закупился продуктами на предстоящую готовку. У входа на КПП он краем глаза замечает высоченную фигуру и брезгливо отходит в сторону, чтобы сигаретный дым на него не летел. Он вообще терпеть не может курение как явление. А тут курит еще и Шастун — неприятно вдвойне. Арсений проходит к входу и привычно роется в кармане своей куртки, пытаясь найти там пропуск от общаги. А когда не находит ни в одном из карманов, то его прошибает холодным потом, и он начинает судорожно рыскать по рюкзаку в поисках потерянного предмета. — Нет.., — словно не веря в происходящее, сам себе бубнит Попов. Он знает, что за потерю пропуска ему грозит выговор в личное дело и долгие дни бумажной волокиты. Но самое главное — на сегодня это проблема, потому что Арсений забыл паспорт наверху. А Антон, как назло, работает сегодня в ночную смену и скорее всего уже ушел. И для оформления пропуска ему нужен этот чертов паспорт. Даже ключи от комнаты ему не помогут. Бюрократия в их университете — отдельный всадник апокалипсиса. — Нет-нет-нет-нет! Епт твою мать, — громко выругивается Арсений, уже успев разложить все свои вещи из рюкзака на земле, так и не найдя пропуск. — Потерял что-то? — доносится откуда-то сбоку сверху, и Попов бросает лишь раздраженный взгляд в сторону Шастуна. Его руки немного подрагивают от начинающейся истерики, а если его еще начнет подъебывать Шастун — он не уверен, что не влезет в драку. Которую явно проиграет, потому что драться Арс не умеет от слова совсем. Несмотря на опыт их драк с Шастуном на первом курсе. — Эй, я тебя спрашиваю! — с претензией выдает Антон, и Арсений уже сжимает кулаки, готовый врезать. Перед глазами мелькают сцены воспоминаний, и Арс с ужасом предполагает, почему он вообще пристал. — Не твое собачье дело! Отвянь, — в последний момент сдерживает себя от того, чтобы покрыть матом c ног до головы. Он старается не смотреть на него, и до последнего надеется, что он не прав. Не мог же Шастун быть настолько тупым и не научиться на своем же опыте..? Первый курс уже полтора года как закончился, должен же был произойти хоть какой-то рост? — А может у меня есть то, что тебе нужно? Но я думаю, не так уж тебе нужна посторонняя помощь, раз ты бросаешься оскорблениями тут на всех и вся, — Шастун чудом сдерживает себя от взаимных оскорблений и самодовольно ухмыляется, когда видит, как абсолютно красное лицо напротив закипает гневом. Еще чуть-чуть, и у Попова пойдет пар из ушей. — Ты... Ты, блять, стащил у меня пропуск?! — злобно рявкает Арсений, поднимаясь с корточек и подходя к парню за несколько шагов. Он уже в спешке собрал вещи, понимая, что ему предстоит переться обратно в универ. – Ты, я смотрю, ничему не учишься, Шастун?! Тебе зачетки на первом курсе было мало?! – к концу голос срывается на истеричный крик. Психика Арсения сдаёт знатно. Одно неверное движение – он взорвется. — Эй-эй, спокойно! — отодвигается Шастун, когда его хватают за грудки. Он не собирался начинать драку, хотя пошутить и немного отомстить Арсению хотелось. Впрочем, обычно это им и движет всегда, а заканчивается в итоге драками. — Где. Мой. Пропуск, — шипит Арсений практически в лицо, из-за чего неосознанно приподнимает на носках. Со стороны выглядит явно смешно, но в голубых глазах разворачивается шторм, и Антону эта идея уже не нравится так, как раньше. Он не научился делать выводы. О том, что с Поповым такие шутки лучше не шутить. — Да у меня он, у меня, — пытается разрядить обстановку и успокоить Арсения, как вдруг ему прилетает удар в скулу. Шастун оторопело касается места удара и бьет в ответ, только целится в живот. Попадает куда-то чуть ниже солнечного сплетения, но и этого хватает, чтобы Попов скрутился и упал сначала на колени, а потом и завалился на бок, не в силах удерживаться в вертикальном положении. Перед глазами сыпятся звезды от резкой и фееричной боли, которая растекается от места удара по всему телу. Но самое главное — удар в живот выходит гораздо больнее чего угодно, потому что это и есть слабое место Арсения. У него ужасно чувствительный и больной ЖКТ. Он корчится от боли и не сдвигается с места, не в силах открыть глаза и шумно выдыхая вместе с низким хрипом. Он уже и не думает, что, вообще-то, уязвим для ударов в любые другие зоны, а самое главное — в лицо. Но новые удары не прилетают. — Блять, — выругивается Шастун и мечется между тем, чтобы помочь одногруппнику, выглядящему уж слишком страдающим, и тем, чтобы тупо сбежать. И побеждает второй вариант, потому что Попов, вообще-то, первый полез в драку. А еще он очень не хочет писать объяснительную и вообще выяснять это все. У них снаружи от КПП вроде нет камер, поэтому Шастун просто разворачивается и стремительно уходит, оставляя Попова на асфальте ловить все новые и новые метеоритные дожди от боли. — Сука-а-а, — тянет басом Арсений, пытаясь восстановить хотя бы нормальное зрение. Когда темнота в глазах и головокружение проходят, он силится подняться и с горем пополам у него это выходит. Он оглядывается вокруг и замечает, что остался один. На языке привкус железа, и Арсений с ужасом надеется, что это не из-за внутреннего кровотечения или типа того. Но нет, он просто слишком сильно прикусил губу, валяясь на асфальте и корчась от боли. Боль в животе все еще пульсирует, и Попов, кажется, готов выблевать все содержимое желудка прямо здесь, но он сдерживается до самой последней толики своей силы. Не хватало еще, чтобы его приняли за алкоголика тут. Он запрокидывает голову и старается не сосредотачиваться на невероятной боли, а переместить свое внимание на дыхание, чтобы хотя бы успокоить подступающую к горлу вместе с рвотой панику. Рядом никого нет, и Арсений вроде бы и злится, а вроде и ему все равно. Краем глаза он подмечает знакомую ярко голубую обложку неподалеку на асфальте и вымученно улыбается. Наверняка, Шастун обронил, пока сваливал. И драка, и позор — хватило всего одного удара, чтобы слить его. Как Арсений вообще дожил до сего дня — удивительно. Учитывая еще и тот факт, что он даже каминг-аут делал в классе. Всем было все равно, в общем-то, но Попов только сейчас понимает, какой катастрофой для него это могло бы обернуться. Арсений в итоге добирается до своей комнаты в полускрученном состоянии, тут же доползая до своего туалета и наконец, не сдерживает рвотные позывы. Сегодняшний день явно худший за последние полгода, и Попов вымученно помечает это галочкой у себя в голове. У него вообще есть рейтинг всей хуйни, происходящей с ней за все время в универе. Этот день недалеко ушел от кринжового дня, когда он чуть не завалил против воли своего соседа по комнате, и от панички длиной в сорок минут после того, как он не смог написать ебучую контрольную по информатике. На черта она химикам — он сам не понимает. И зачем преподам так принципиально к ней относиться — тоже. Ну, хуже уже не будет. Не будет ведь..? Арсений проваливается в беспокойный сон после таблеток и намазывания больного места толстым слоем обезболивающей и заживляющей мазью. Просыпается он от того, что кто-то закинул на него руку и громко храпел рядом. С трудом разлепив веки, он сначала не понимает, где он, потому что видит только кромешную тьму. Попытавшись подняться, он сначала чувствует боль в прессе, а через секунду ударяется лбом об что-то твердое и судя по ощущениям каменное, и недовольно выругивается, тут же потирая ушибленное место и укладываясь обратно. С его плеча чужая рука опускается на живот, задевая больное место, из-за чего Арсений снова дергается. В голове судорожно мечутся мысли и рождаются воспаленные фантазии о похищении и попытке убийства. И пока все сходится. Он щупает чужую руку, так и оставшуюся безвольно лежать на его животе, и отмечает, что она очень большая и явно мужская. А потом находит руками чужое плечо и наконец, доходит до лица и колкой щетины. Нашарив щеку, он тут же ее оттягивает и слышит недовольное мычание. Ничего лучше он не придумал, почему-то. — Ну еще пару минут, — слышит он недовольный бубнеж, после чего чужое тело перекатывается на другой бок. Голос кажется Арсению смутно знакомым, но он продолжает теребить мужчину за плечо, кое-как и сам повернувшись набок. В голове нарастает тревога, и в первую очередь Попов понимает, что они, скорее всего, в гробу. Причем каменном. — Эй, проснитесь! — сначала шепотом произносит Попов. Его голос сам звучит хрипло и низко с утра. — Проснитесь! Мы в беде! — уже кричит на ухо другому человеку Арсений, и чувствует, как мужчина вздрагивает всем телом. — Что за..? — слышит Попов, и его прошибает током. Потому что голос уж слишком похож на один из самых ненавистных ему голосов в мире. — Шастун?! — удивленно выкрикивает Арсений, подаваясь назад всем телом, ойкая и упираясь спиной в стену. — Попов?! — еще громче выкрикивает уже Шастун, вытаскивает руки из-под себя и пытается размахнуться ими, тут же стукаясь об камень на крышке. Гроба. Этот вывод делает Арсений, примерно осознавая форму того, в чем они лежат. — Епт твою мать, это что за хуйня?! Попов, твоих рук дело?! — начинает истошно орать Антон, и Арсений кривится, пытаясь отодвинуться от него еще дальше и подтягивая руки к себе, чтобы закрыть уши. Шастун дергается всем телом, пока пытается перевернуться и задевает в нескольких местах Арсения, который тут же отвечает, пихаясь ногами в ответ. Руки же он рефлекторно прижимает к животу, думая только о том, чтобы его не задели. — Блять, да ты охренел что-ли?! Я сам ни черта не понимаю, пошел нахуй! — злобно рычит Арсений, максимально вжимаясь в холодную каменную стенку позади. — Где мы?! Почему тут так темно и узко?! Что это блять такое?! — продолжает осыпать вопросами и истошно кричать Антон. Пытаясь схватить Арсения хоть за что-то, он натыкается на одну из его рук, опоясывающих живот, и резко дергает на себя. — Отпусти, блять. И заткнись, я прекрасно тебя слышу. А то оглохну скоро от твоих визгов, — цедит сквозь зубы Арсений, и в ту же секунду жалеет, потому что Шастун пинается ногой и очень больно попадает прямо по большеберцовой кости, выступающей под тонкой кожей Арсения. Тот рефлекторно скручивается, подтягивая ноги к груди, и не найдя ничего лучше, решает плюнуть в Антона, попадая ему чуть ли не в глаз. Тот такого явно не ожидал и первым делом касается лица, чтобы понять, что случилось. А потом плюется в ответ. — Блять, да ты охуел?! — размахивается свободной рукой, не целясь, и попадая куда-то наотмашь по лицу. Арсений издает сдавленный звук и перестает двигаться, после чего стихает. И медленно вздыхает, почти бесшумно. Это настораживает Шастуна и тот, после нескольких секунд молчания, все-таки отодвигается от Попова к противоположной стенке. А потом ложится на спину и, нащупав руками, пытается поднять крышку, толкая. Но та не сдвигается ни на миллиметр. — Сука, может поможешь?! — не выдерживает и резко поворачивает голову на Попова, который, кажется, так и застыл. Тот прожигает его в темноте своими глазами, но все-таки ложится на спину и тоже пытается сдвинуть крышку. Стоит ему приложить хотя бы немного силы, живот прошивает болью насквозь. — Ай, — рефлекторно произносит Арсений, убирая руки от стенки и прижимая их к больному месту. Антон это никак не комментирует, понимая, что это последствия вчерашней драки. Если этот обмен ударами вообще можно так назвать. Шастун не чувствует вины за это. Арсений первый его ударил. У него вообще, вон, синяк на лице теперь. Хотя у Попова, судя по тому, как тот скривился вчера, вообще должна быть гематома размером в кулак, если не больше. — Стой. Не толкай его просто так. Надо в сторону двигать, — придирается Арсений. — Да ладно блять, а ты видишь тут, за что можно схватиться, чтобы подвинуть в сторону, а не от себя?! — ругается Антон. В ответ он слышит лишь цоканье, и глаза Антона снова округляются, а желание ударить или пнуть растет в геометрической прогрессии. Шастун за собой не замечал таких садистских наклонностей, но Попов умудряется выводить его просто своим существованием. И он подозревает, что это взаимно. — Возле меня есть щель. Я могу попробовать просунуть пальцы и попытаться отодвинуть, — Арсений закатывает глаза, хоть Шастун этого и не видит. — Ну попробуй, мистер «Сильные Пальцы», — саркастично тянет Антон. Арсений это пропускает мимо ушей и вытаскивает пальцы наружу через щель. Они помещаются в нее довольно легко, но любые попытки сдвинуть крышку одной рукой заканчиваются неудачей. Ему еще и приходится это делать через боль, прижимая другую руку к больному животу. — Да черт тебя возьми, я всем телом не смог ее сдвинуть, а ты тут одними пальцами пытаешься что-то сделать. — И что ты предлагаешь?! — Дай я попробую, произносит Шастун и тянется к щели прямо над головой Арсения. Тот резко отодвигается головой от чужой руки и стукается затылком об каменное дно. — Сука, — сдавленно шепчет Арсений. А у Антона тем временем получается просунуть пальцы правой руки в щель, загораживая рукой обзор Попову. — Давай вместе. Насчет три, — считает Шастун и они дергают крышку со всей силы: Антон на себя, а Арсений как-то искривленно вбок. Крышка с противным грохотом поддается и сдвигается на несколько сантиметров, попутно стирая края стенок и осыпая Арсения каменной пыльной крошкой. — Пф, — то-ли плюется, то-ли чихает Арсений прямо в руку Антону, который брезгливо ее одергивает. — Епт твою мать, Попов, не слюнявь мне рубашку! — он одергивает рубашку и тут же пытается вытереть ее о самого Арсения, проехавшись локтем по чужом плечу. — Фу, я же не специально, блять, не вытирайся! — Арсений убирает правую руку из щели и отряхивает футболку специально на Антона. Шастун в ответ только отодвигается от него настолько, насколько это возможно. — Так, все, давай двигать дальше, — предлагает Шастун, и Арсений молчаливо соглашается. Он приподнимает руку чуть выше груди, а рука Антона все так же аккурат над головой Арсения. Они прикладывают всю силу и на этот раз двигают ее до конца, и крышка с грохотом падает на землю, поднимая клубы пыли в воздух. Наконец-то они могут вдохнуть полной грудью, но воздух оказывается ни черта не свежим. Наоборот, он спертый до невозможности: одна только пыль, скорее всего, составляет добрых несколько процентов от газовой воздушной смеси. Антон резко садится и принимает горизонтальное положение, поворачивая голову к источнику света — факелу неподалеку от ближайшей стены, к которой примыкала верхняя стенка гроба. Выкрутив голову в обратную сторону, он видит такой же с другой стороны у той же стены. Арсений приподнимается на локтях аккуратно, постаравшись не потревожить рану и не тронуть Антона лишний раз. Шастун и его тело — зона отчуждения. Попов физически чувствует отторжение. — Охренеть… Мы реально в гробу лежали, — первое, что выдает Антон, осмотревшись вокруг и выглядывая из-за стенки на опрокинутую крышку. — Даже не так. Мы лежим в саркофаге. До сих пор, — Арсений окидывает взглядом пространство вокруг, и в груди отдает резким уколом боли. Но не физической, эта была ярче и исходила откуда-то изнутри. Он понимает в ту же секунду. Они не в своем мире. И самое главное, с кем. С Шастуном — последним кандидатом в списке желаемых или хотя бы потенциальных соулмейтов для Арсения. Арсений вообще думает, что концепт удачи устарел. Если в современном веке в обществе доминирует научная картина мира, то все происходящее — воля теории вероятностей, закон причины и следствия. Но в его случае он точно знает, что это — стопроцентная неудача. Никаких причин, никаких следствий. Только он и его соулмейт — Антон, будь он проклят, Шастун.