Синдром бога

Что делать, если я не могу тебя забыть? Моё горло никогда не забудет твоё имя, Я стану пламенем, охватившим тебя. Неужели тебе так нравится выискивать обломки? Pierce the Veil — Caraphernelia

      Он сказал ей подумать об этом, что ж, Кристина сделала. И она больше не хочет ничего чувствовать. Она устала просить о вещах, в которых нуждается — ты будешь королевой, представь быть на вершине когда-то, — приговаривал мужчина. И она верила, ведь стокгольмский синдром это нечто большее — это не болезнь, не для неё, ведь она не считает, что Альберт делает что-то плохое. Он помогает ей стать лучше.       Он считает её прыткий пульс, потерявшийся давно в закоулках сознания, перед тем, как бросить в чёрную бездну, благоухающую темнотой. Это его очередной тест, и он знает, жертва давно на крючке: он выпотрошил её психологически, он дал ей веру, что её место только в клетке под его смоляным крылом, он подпитывается каждым её всхлипом при пронизывании вены иглой, при тихом разрезе скальпелем на белом столе. Вескер вдумчиво наблюдает за процедурой: куски плоти мешаются с густой плазмой, странная жижа растекается по внутренностям, обрамляя каждый кусок мяса, нитями и усиками жижа загребает все органы. Женское тело, неидеальное, мягкое, вскрыто, как птица охотником, и он разберёт её на запчасти, если понадобится. Она его химера. Его тварь.       — Стабильна, — роботически отчитывается лаборант.       — Тогда, начнём.       Чёрный ящик, залитый беспросветной тьмой, резко остановился, оставляя после себя оглушающий грохот. Его массивные двери распахнулись до того, как девчонка успела перевести дыхание, и кровь в жилах застыла, когда на железные прутья упали тусклые солнечные лучи. Казалось, словно первые в её жизни. Она осторожно уперлась о металл руками и опешила более не оттого, что увидела по ту сторону, а от чёрных, как сажа, вен, выступавших на желтоватой коже. Сердце заколотилось. «Почему я в пустыне?» — первое, что всплыло в голове, когда яркие блики света, отпрыгивавшие от устлавшего весь видимый горизонт песка, окончательно пробудили встревожившийся мозг.       И с каждой секундой любопытство всё сильнее поглощало страх, и Кристину перестало волновать даже то, что в памяти не только не оказалось ни единого ответа, но и ни единого воспоминания, кроме надоедливой медицинской камеры и взгляда… его взгляда. С некоторыми усилиями, девушка всё же выбралась из странного подобия лифта, выбросившего в жаркую пустошь, тяжело пыхтя, отталкиваясь от огромных ящиков — тело тут же атаковала слабость, и ощущалось, что тело это не в порядке не только снаружи, а и изнутри, но откуда-то прибывшие силы всё же помогли быстро вернутся в стоячее положение.       Стряхнув с одежды остатки песка, девушка тут же приметила, что одета, как в первый день, когда всё началось: свободные шорты колыхались на ветру, словно она донашивала их за старшим братом, а часть длинной белой футболки была заправлена в туго затянутый ремень. Немного помедлив, она снова несмело перевела взгляд на горизонт, очерчивавший диковинные постройки вдали, расплывавшиеся, словно смотрела вдаль сквозь омытое водой стекло. Сооружение, это, напоминавшее бывший бар, было тем единственным, за что мог зацепится глаз в монотонности пустыни, что сливалась с безоблачным голубым небом, на глади которого властвовала огненная звезда, и столь огромный ореол создавало её свечение, словно можно было прикоснуться рукой.       Именно её расположение дало ей понять, что полдень был в самом разгаре, но долго находиться на такой жаре не удастся, и Кристина сделала первый шаг, потрепанные шлёпки провалились в зыбучий песок, а каждый последующий сантиметр давался с большим трудом, чем предыдущий. Мысли тоже — зыбучие пески, в них воспоминания двух жизней, в них издевательства на операционном столе, в них крик и плач — и Альберт Вескер.       Она не знала, сколько времени прошло, но до этого казалось, чахлая африканская забегаловка, как та, что у её дома, — была совсем недалеко. Ужасавшая жажда и боль в натруженных карабканьем по горам из песка мышцах начинали сбивать с ног, но она не собиралась погибать, упав в очередную кучу песка, отдавшись палящему солнцу — не могла.       Подобные ощущения только пробуждали вязкий страх, а он, в свою очередь, подгонял, даже когда силы были на исходе. Страх — единственное, что было у неё в тот момент в избытке. Можно забыть себя, свой возраст, даже внешний вид, но это коварное ощущение никуда не денется. Проскользнет сквозь трещины разума, словно юркая лисица, и нашепчет свою пугающую колыбельную.       Солнце беспощадно пекло африканскую землю, раскаляя её до предельной степени, и пыль поднималась в воздух, создавая иллюзию того, что даже время застыло в бесконечном вакууме ожидания. В этом африканском городке, заброшенном и поглощенном пустыней, каждый шаг Кристины казался затянутым в бескрайнюю пелену жара и пыльных туманов неизвестности. Альберт Вескер, скрытый за мониторами видео наблюдения, невидимый и всемогущий в этом забытом уголке мира, следил за каждым движением, пока его серые глаза сверкали в полумраке, поглощая каждый момент чужого путешествия, каждый нелепый и уверенный шаг. Он знал, — так начнётся его игра, в которой Кристина была пешкой на шахматной доске, а Вескер — всегда вне правил.       Наконец, её шлёпки достигли заброшенного помещения, что одиноким стражем расположилось посреди улицы, рядом с единственным не менее заброшенным шоссе. Стены его были выцветшими от солнца, окна замерзли в бесконечном молчании, а двери, словно приоткрытые рты, молчаливо приглашали в свои объятия. Тишина вокруг была настолько плотной, что казалось, всё будто замерло в ожидании новой жертвы.       Отчего-то страх Кристины сменился на что-то другое, и теперь она была одержима любопытством, смелостью, и, возможно, легкой долей безрассудства. Её шаги неуклонно направлялись к магазину, её руки тянулись к дверным ручкам, призванные разгадать тайну, которая скрывалась за изорванными полотнами. И хотя её сердце стучало быстрее, чем когда-либо, она не знала, что её ожидает внутри, она почему-то могла ощущать, как тень Альберта Вескера тянется над ней, как невидимый призрак, готовый впустить её в ловушку своего сердца. Она с радостью впустила бы его, состроив из собственного — настоящую мышеловку, но мышь тут только она.       Незнакомец в старых лохмотьях возник как из солнечного света. Небритый, засаленная борода выбивалась из-под повязки на лице, грозно-широкий и дюжий с виду. При всех своих остатках сил, она бы сбежала от него легко, да и силы эти откуда-то вернулись. Именно тогда он понял, что Кристина почти уже сошла с ума. Дрожала и бормотала что-то на своем языке от нервов, преследующих вместе с болью в порезанных о песок голых стопах. И хотя говорила бессвязно, в её серых глазах всё ещё теплился проблеск надежды.       Дезориентированное состояние не помогало делу. Она нырнула ладонями в редкие каштановые волосы, словно старик должен был исчезнуть с дороги, как галлюцинация после очередного укола. Она поймала себя на мысли, что невыносимо хочет вернутся под землю, где морозно и больно, почти не страшно, только под его защитой.       — Эй, ты, девчонка. Ты точно в порядке? — Прогудел он нежданно, разрезав тишину невидимым острием.       — А, я… Я думаю, что да. Но… Чувство такое, будто с памятью что-то. Я даже не помню, как сюда попала, — решила забормотать, не отходя от мужчины.              — Потеряла память? Интересно. Как это случилось? — Он мрачно задумался, не сводя пугающе-сосредоточенного взгляда карих глаз.       — Я… я не уверена. Последнее, что помню, это… я была дома. Потом всё стало каким-то размытым.       — Ты уверена, что в порядке? — Переспросил он, что-то заподозрив. — Тут слишком опасно для молодой девчонки, вроде тебя. Как ты выжила? В миле отсюда толпы этих тварей.       — Я не уверена, что они могут быть для меня чем-то худшим, чем этот бесконечный вопрос в моей голове о том, что произошло и почему я здесь…       — Тогда ты совершенно не знаешь, с чем придётся иметь дело. — Поставил он точку, двинувшись куда-то. — Я отведу тебя в убежище. Мы прячемся в этом баре. Мужчины, женщины. Видимость тут хорошая, запасов пока хватает. — Разглагольствовал безымянный, зацепив внимание и бдительность Кристины на блесну.       Кристина остановилась на мгновение, её сердце отстукивало опасные удары, когда она встретилась взглядом с этим странным мужчиной с дороги. Его глаза казались глубокими бездонными колодцами, в которых скрывалось нечто темное и непонятное. Но даже несмотря на предостережения разума, его слова словно заворожили её, подобно песни сирены, влекущей в неизведанные глубины.       Она решила последовать за ним, заинтригованная неизвестным и притянутая обещанием убежища. Они переступили порог бара быстро, разворошив висящие на входе лохмотья. Воздух внутри был насыщен запахом плесени и разложения, словно само время здесь потеряло свой ход слишком давно, а стены некогда бара облуплены и покрыты паутиной, стонали под тяжестью своего унылого существования. Пол был усыпан обломками разбитой мебели и пылью, которая умело окутывала всё вокруг в серую пелену забвения.       В углу комнаты стоял старый барный стул, его обивка порвана и изодрана, словно предмет пышных воспоминаний, теперь покрытых слоем грязи. Но самым ужасным в этом месте было молчание, тяжелое и непроницаемое, словно оно обрело жизнь и стало непрошенным посетителем в этом мрачном уголке заблудших странников. Каждый скрип старых досок пола и половиц, каждый шорох из темноты вызывал в Кристине дрожь неизвестности.       Её охватили две грозные фигуры, высокие и мускулистые. Их силуэты обрисовывались во мраке спрятанных забитых окон, словно две тени, вышедшие из её забытых кошмаров. Их холодные руки схватили за плечи, словно железные клещи, не оставляющие шанса на сопротивление. Сердце Кристины замерло от ужаса, её дыхание замедлилось, словно сжимаясь в узких струнах страха, пока она ощутила, как внутри нее разыгрывается танец паники и беспомощности. Лицо одного из похитителей стало мерцать в тусклом свете, обнаруживая черты грубой и безжалостной жестокости.       — Покиньте помещение, — чей-то голос глухо отбился от лицевой повязки, сотканной из тряпок, и два громоздких безликих незнакомца спешно покинули бывший зал. Некто был выше своих подельников, крепче спрятан за обмотками, только сощуренные глаза сверкали из-под импровизированной банданы.       — Кто ты такой? Зачем вы меня тут держите?! — Кристина беспомощно смотрела на нового потенциального врага, когда он прильнул к ней, стуча тяжелыми ботинками, с которых сыпался песок; его хватка усилилась, когда он прижал её к барной стойке. Паника обрела жгучих красок, когда он начал раздевать её, его движения были бешеными и отчаянными. Она попыталась отбиться от него, но его сила была непреодолимой, и её усилия оказались тщетными.       Она схватила его за шею, пока тот замешкался, сжала так, что на руках проявились чёрные вены.       — Неплохо, — прогудел вредитель, сильнее прижимая ту поясницей в столешницу. Никаких усилий не стоило подсадить брыкавшуюся девушку прямо на стол. Это был знак его протеста против её тщетной мольбы.       Сердечная мышца почти лопнула и порвалась, когда она поняла, что происходит. Она совершенно неверно истолковала намерения мужчины при дороге — наивная, её доверие к всему новому было необоснованно. Когда его подельник напал на нее, её разум пошатнулся от смятения и предательства.       — Зачем ты это делаешь, тварь?! — вскрикнула она, её голос дрожал от боли и гнева. «Почему я? Почему он бросил меня?»        Глаза нависавшего над всем естеством мужчины были дикими, когда он заставил её замолчать жестоким поцелуем, и его прикосновения стали такими же жестокими и властными. С ним уже не было никаких рассуждений, никакой возможности связаться с его совестью в таком состоянии.        — Молчи, — прорычал он, его голос был холодным и угрожающим. — Просто заткнись и раздвинь ноги. Тело Кристины задрожало, когда он резко вошёл, слишком неуверенно помедлив у входа в её влагалище, и её разум онемел от шока и отчаяния. Мысли метались в поисках способа вырваться из его хватки, не провоцируя его еще больше.       Не смотря на текший по венам страх и слезы, её тело отреагировало странно, подарив быстрое жжение и ощущение растягивающихся стенок во впервые принявшем лоне. Она схватилась за лицо незнакомца, внутри теплилось и тянулось что-то странное, влекло и болело внизу живота и груди. Кристаллики облачились в алый, выбиваясь из-под повязки, что она сорвала вместе с головным убором. Он упивался её телом, находясь внутри неё и её складок, упустив тот момент, что тоже мутант, который реагирует на стресс.       — Как ты мог?       — Заткнись и делай, как я говорю, — прорычал он резким и неузнаваемым голосом. Его глаза впились в неё, интенсивность толчков заставила её дрожать. «Иначе я сделаю тебе еще хуже».       Сердце Кристины колотилось, когда она подчинилась, раздвигая ноги шире, как он приказал. Взгляд мужчины задержался на ней на мгновение, прежде чем он набросился на неё с поцелуем, поедая её рот, его движения были жестокими и животными. Девчонка внутренне закричала, её тело извивалось под его атакой, но какая-то часть разума получала удовольствие от осознания… он её не бросил. Она безумна, как наркоман под ломкой. И ей нравится, ведь он тут — в лохмотьях, под камерой «Амбреллы», что следит прямо из Токио.       Он — какой-то бомж с заброшки, один из тех, что заманивают странников и странниц в свое логово, насилуют, убивают и раздевают, отбирая всё. Но он убьет их, как только закончит.       — Они следят повсюду. Никак иначе, Крис.       Грубость его поцелуев только усилила внешнюю агрессию этого поступка, но не заставил Кристину почувствовать себя использованной и брошенной. Слезы текли по её лицу, смешиваясь с кровью из тех мест, где его зубы поцарапали её плоть.       — Мне больно! — вскрикнула она, её голос был приглушен его поцелуями. Единственным ответом Альберта было толкнуться внутри сильнее, игнорируя. И даже когда она изо всех сил пыталась вырваться на свободу, часть её не могла не почувствовать укол понимания. Поэтому вместо того, чтобы полностью отбиться от него, смягчила напряжение в ногах и попыталась насладиться тем, что охранник её золотой клетки пользуется её заражённым телом. Смотря на то, что он двигался резко, словно не знал, что был первым, нужно было найти способ вернуть его с края, спасти от того, что его контролировало — какой-то гнев и отчаяние. Проект грозился провалиться.       Дыхание учёного резко участилось, когда тот наполнил её влагалище полностью, и на мгновение она увидела в его глазах проблеск узнавания, проблеск человека, ради которого она была готова на всё.       Он стоял посреди главной лаборатории вырезанной глыбой льда, держа в руках папку с документами проекта «Уроборос». Испытание плаги при содействии «Прародителя» дало невероятные плоды на новой пациентке. Всему виной её мистическое раздвоение, но теперь она всё чаще называет себя Крис. Вескер знает, эта мышка готова умереть за него, вирус и паразит травят ей голову и больше, чем постоянно есть, хотят множится… половым путём. Внедрение биологического материала успешно, и он ликует, ведь его новый проект в зачатке, как и плод в утробе его подопытной.       — Эксперимент успешен, мистер Вескер.       — Да, подопытная прекрасно справилась с главным препятствием, — сжимает губы в тонкую полоску.       — Вы имеете в виду, того заражённого в подвале?       — Конечно, мистер Айзекс. — Он всех убил. И на счету скоро снова окажутся миллионы.       Скоро Криса Редфилда и его B.S.A.A. настигнет бедствие в виде свежих мутантов, и Вескер даст знать о себе одной ночью, когда о нем и его королеве на поводке снова услышит весь мир, и задрожит как никогда не будет дрожать Кристина, ведь она готова на всё.