Don't wanna be (just like) you

Это происходит случайно. Они были на вечеринке, и Симону сказали, что клубничный напиток просто восхитительный и безалкогольный – ему стоило попробовать, как они и говорили. Итак, в руке у кудрявого уже шестой такой. Он едва заметил охватившую его сонливость и вялость, хотя был счастлив, что наконец получил возможность расслабиться и хорошо провести ночь с Вильгельмом и их друзьями. Симон замечает, что что-то определенно не так, только тогда, когда извиняется, чтобы пойти в туалет, и сразу же натыкается на вазу. В тот момент, когда декоративный кувшин падает на землю, разбиваясь на миллион крошечных кусочков у его ног, Симме замирает на месте. Во рту у него пересыхает, горло сжимается, а сердце барабанит в уши. Его мышцы инстинктивно напрягаются и сгибаются. И брюнет это понимает. Он понимает, что говорил и смеялся слишком много и слишком громко для трезвого человека. Он понимает, что не мог идти по прямой без поддержки ближайшей стены. Он понимает, что не может вспомнить, о чем только что говорил с Фелис и почему у него на брюках синее пятно. И все это похоже на него . Эрикссон замечает, что в этот момент у него в руке все еще есть стакан ярко-красной жидкости. Такой же, как он, точно такой же, как он – и бокал выпадает из его ослабленной хватки. Симон отшатывается назад, чувствуя тошноту и одышку. Он не хочет быть похожим на него. Не хочет испортить вечеринку или устроить сцену. Два последовательных сотрясающих звука не остаются незамеченными его друзьями, и их смех и болтовня быстро стихают, когда они оборачиваются, чтобы посмотреть на кудрявого. А Симон... Симону хочется плакать и его тошнит. Он не хочет, чтобы его воспринимали как пьяницу, который не может ничего контролировать и нуждается в наблюдении, но именно это Эрикссон и чувствует. «Эй, ты в порядке?» — спрашивает один из его друзей, но Симме не знает, кто именно, потому что тусклый свет паба затмевает его зрение, и комната начинает каким-то образом вращаться. «Извините, я… я не хотел…» — он пытается извиниться, но его голос звучит как бессвязная мешанина слов. Его ноги дрожат, брюнет ненавидит то, как знакомо это звучит. Все смотрят на него одинаково нахмуренными и обеспокоенными взглядами, совсем не похожими на разочарованные взгляды, которые им следовало бы иметь. Никто не делает кудрявому выговор и не расстраивается из-за него, но, тем не менее, Эрикссон может только смотреть на них широко раскрытыми, безумными глазами и разинутым ртом, который, кажется, не может произнести ни единого слова. — Симон, что случилось? Блондин хмурится, осторожно касаясь его предплечья одной рукой. Брюнет в панике смотрит на своего парня и тянется, чтобы схватить его за руку, ища поддержки в человеке, которому он доверяет больше всего. Он крепко сжимает пальцами руку Вилле, но затем тут же отпускает ее, как будто его ошпарили. Симме не следует прикасаться к блондину, пока он в таком состоянии, он никогда себе не простит, если причинит этому человеку боль своим прикосновением. «Я п-пьян», — еле выговаривает кудрявый, выплескивая слова, как рвоту. Его лицо горит от унижения. "Мне нужно уйти." «Что? Симон, все немного пьяны. Мы можем это убрать, это не проблема. Тебе не нужно из-за этого уходить…» "НЕТ!" Симме почти кричит. Блондин вздрагивает перед ним, и Эрикссон прижимает руку ко рту. Ебать. Он не может поверить, что только что накричал на Вильгельма. Теперь Симон даже кричит блондину в лицо так же, как Микке кричал Линде. Кудрявый действительно не может этого избежать, он просто бомба замедленного действия, готовая уничтожить все хорошее, что у них есть. «Прости. Прости, Вилле. Вот почему… мне нужно уйти. Я не могу оставаться здесь, я все испорчу. Пожалуйста », — задыхается Симме, чувствуя тугой комок в горле, пока он пытается не разрыдаться. Должно быть, что-то отражается на его лице – что-то очень грубое и отчаянное, – потому что глаза Вильгельма расширяются от понимания, и он тут же кивает головой. «Хорошо. Хорошо, Симон, да, пойдем домой. Я просто возьму наши куртки, ладно?» — предлагает тот мягким и успокаивающим тоном, протягивая руку и слегка сжимая руку брюнета, прежде чем поспешить найти их вещи. Эрикссон покидает свое место не осмелившись посмотреть кому-нибудь в глаза, слишком боясь случайно сломать что-нибудь или даже резко затеять с кем-то спор. Он знает, что в нетрезвом состоянии люди становятся агрессивными и непредсказуемыми, и не хочет быть тем, кто начинает ссору. Вильгельм возвращается прежде, чем кто-либо из их друзей сможет подойти к Симону слишком близко, и вскоре они прощаются с безопасного расстояния – чтобы кудрявый не беспокоил их своим тошнотворным перегаром. Высокий мужчина вызывает такси, и Симме решительно не стоит слишком близко к дороге. «Не подпускай меня к машинам, пожалуйста», — шепчет он, обхватывая себя руками и прижимаясь спиной к стене. Симме до сих пор живо помнит тот случай, когда Микке побежал за летящей купюрой посреди улицы и его чуть не сбил мотоцикл, помнит крики страха своей мамы, когда она увидела это. Симон не хочет так себя вести. «Конечно, любимый, мы будем здесь», — соглашается блондин, кладя руку ему на плечо и крепко обнимая его. Вилле целует его в макушку, и брюнету снова хочется плакать. Он не может поверить, что собирается все испортить. У них был такой хороший вечер. «И возьми мой телефон», — фыркает Симон, наблюдая, как Вильгельм в замешательстве выхватывает сотовый телефон из его рук. Также слишком рискованно сейчас доверять ему телефон. Кудрявый мог в конечном итоге потратить деньги на глупости и никогда себе этого не простит. Их такси приезжает вскоре после этого. Симон с трудом пристёгивается, ненавидя то, что не может застегнуть собственный ремень. В конце концов Вилле помогает ему в этом, и Эрикссон испытывает глубокую печаль, что поставил своего парня на ту роль, которую сам играл столько лет со своим отцом. — Прости, — бормочет тот, снова чувствуя близость к слезам, на этот раз от разочарования. «Шшш, не говори это», — улыбается Вильгельм и целует тыльную сторону руки Симме. Когда они приходят домой, Симон остается приклеенным к входной двери, пока его парень снимает обувь. Кудрявый ёрзает, тяжело сглатывая. Находиться дома может быть намного опаснее, ему нужно предупредить блондина о мерах безопасности. «Не пускай меня на кухню», — внезапно объявляет он. Эрикссон ждет, пока мужчина посмотрит на него серьезным и внимательным взглядом, прежде чем продолжить. «И я не могу находиться рядом с вазами и рамками для фотографий. Окна тоже держи закрытыми». Симон на самом деле не ожидает, что его парень поймет важность всех этих пунктов, которые он перечисляет, Вильгельм не знает, во что он ввязывается прямо сейчас. Наступает пауза: брюнет с тревогой смотрит на него, пытаясь оценить реакцию мужчины на все это. Но все, что делает его Вилле, — это молча смотрит на него, послушно кивая головой на каждое его требование. Он слегка нервничает, когда блондин приближается к нему на несколько шагов, пока не оказывается прямо перед ним. — Хорошо, — тихо мычит блондин. Так же мягко, как убирает локон с глаз Симме. — Что-то ещё? Кудрявый чувствует, как его лицо сморщивается от этого вопроса, и из него вырывается прерывистое рыдание. Потому что Вильгельм понимает . Он не злится и не расстраивается, он искренне предлагает свою помощь. Симон чувствует такую благодарность и облегчение – за то, что он не один, за то, что его не отстранили, за то, что все еще каким-то образом заслуживает такой нежной заботы. Симме любит его. Любит Вилле всем сердцем. «Мне нужно ведро рядом с нашей кроватью», — рыдает он, даже больше не сопротивляясь, когда Вильгельм держит его на руках. Брюнет не обнимает Вильгельма в ответ, не хочет его задушить. Боже, он уже так устал. — И мне нужно… лечь на бок. Не позволяй мне лежать на спине. Его парень снова кивает головой, обещая сделать именно это, и при этом растапливает его сердце. Симон этого не заслуживает, но блондин в любом случае дает ему это. По сути, именно это придает Эрикссону смелости озвучить свою последнюю просьбу. — И, пожалуйста, уложи меня спать? Он шепчет в грудь Вильгельму, чувствуя, как в ответ руки сжимаются вокруг его тела. «Конечно, любимый. Я буду обнимать тебя всю ночь», — обещает он, целуя в макушку. «С тобой все будет хорошо». И Симон ему верит.