Когда замок на двери не поддается в четвертый раз, несмотря на все усилия, прикладываемые Хонджуном, Ким громко чертыхается. Голова и мышцы не прекращают болеть, и Хонджун надеется, что это просто последствия удара отца.
Хонджуну нельзя поддаваться проклятию, текущему по его венам. Только не сейчас, когда местоположение Сонхва неизвестно.
Привычные инструменты, которыми Ким вскрывал раньше замки на дверях, чтобы выбраться без ведома отца из дома, пропали, осложняя ситуацию. Хонджун с отчаянием понимает, что охотник явно давно уже заподозрил, что его сын не проводит вечера за учебниками, а ночи в своей кровати.
В конце концов, никто из них не был глупцом, как бы оба на это не надеялись.
– Как ты узнал, что Сонхва – вампир?
– Ты знаешь, – Хонджун продолжает сосредоточенно ковыряться в замке двери, фыркая, когда челка спадает на глаза. – На первом курсе я спросил у отца, могу ли я ходить в библиотеки города. Для меня это было небольшим глотком воздуха, учитывая, что я знал только "университет-дом". Пришлось поспорить, но я добился своего. Неважно. Я просто в один день столкнулся с ним в библиотеке на окраине города. Ну, не напрямую, просто заметил его из-за угла. Он тогда… насыщался.
– В библиотеке?
– Не делай такой тон, как будто это я его туда загнал и привел того парня к нему, чтобы Сонхва смог выпить крови. Разве у вас не бывает таких месяцев в году, когда магия нестабильна? Наверное, нечто подобное есть и у вампиров. Не думаю, что Сонхва по своему желанию решил выбрать место, где любой желающий мог столкнуться с ним и его… донором.
– Я не хотел поднимать эту тему сейчас, но… – на мгновение Кёнмун замолкает. – Ты знал, кто я? С каких пор?
– Я знаю, что ты нечисть, – кивает Хонджун, словно Маддокс мог его видеть прямо сейчас. – Но я так и не смог установить, какая именно. Ты просто совершенно не умел колдовать достаточно скрытно, чтобы это невозможно было заметить. Так что я просто сошелся на мысли, что ты – ведьма.
– Не называй меня так, – фыркает Маддокс. Хонджун уверен, что тот скрестил руки на груди на другой стороне телефонного звонка. – Если бы ты еще меня болотной ведьмой назвал, я бы тебя в лягушку превратил.
"Я попрошу Уёна превратить тебя в лягушку".
– А ты можешь? – Хонджун старается держать голос ровным, несмотря на всплывающие воспоминания.
– Нет, конечно, я – мавка. Полукровка, если быть точнее. Я тебе максимум могу дождь призвать над головой. У меня даже тень есть, в отличие от моей матери. Так что я просто немного колдую, но тот факт, что большинство из нас живет рядом с водоемами, не дает право называть нас болотными ведьмами, хотя некоторые так делают, потому что им лень запоминать природу каждой нечисти.
– Как скажешь, – вздыхает Хонджун, поднимаясь на ноги, когда понимает, что с замком ему не удастся разобраться. Подходит к окну, раскрывает шторы, размышляя, как он мог бы выбраться из своего заточения. – Ведьмы они везде ведьмы.
– Мне определенно стоит ударить тебя при встрече. С замком никаких продвижений нет?
– Отец явно перестраховался в этот раз.
Хонджун дергает прутья решеток, словно это могло бы магическим образом заставить их сломаться. Под пальцами ощущается прохладный металл и Кима подташнивает. Хонджун опирается лбом на прутья своей клетки, закрывая глаза, тяжело выдыхая. Он просто благодарен, что за все те разы, когда Сонхва был в его комнате, он так и не смог добраться до окон, чтобы раскрыть шторы и увидеть, в каких условиях живет Хонджун. Снаружи все окружено высоким забором, так что заметить это сложно. Да и сами окна выходят на другую сторону от входной двери.
Последнее, что хотел бы Хонджун показать Сонхва – свою суровую правду жизни. Поэтому изо дня в день, Ким просто делал вид, будто он самый обычный парень, у которого не самые хорошие отношения с отцом, но во всем остальном – Хонджун просто милый и наивный мальчишка, совершенно ничего не знающий ни о какой нечисти.
– Если ты с самого начала знал, кто он, почему молчал?
– Меня начинают опасаться в тот же момент, как только узнают, кто мой отец. Если бы кто-то понял, что я не простой наивный дурачок, то я бы представлял для всей нечисти угрозу. Каждый бы опасался, что в итоге я подберусь к ним ближе, воспользуюсь их доверием, а после убью. Я не хотел, чтобы меня боялись.
– Но даже так ты воспользовался доверием Сонхва и своих новых друзей.
– Да. В итоге, все так и вышло.
Хонджун отходит от окна, понимая, что у него нет ничего, что могло бы помочь ему избавиться от решеток. Чем дольше он находится взаперти, тем больше Ким чувствует удушение. В ванную и вовсе не заходит, зная, что там ему станет еще хуже. Подходит к шкафу, принимаясь рыться в вещах, стараясь найти хоть что-то полезное. Может быть, старые тайники не будут разорены.
Натыкается на зеркало. На мгновение замирает, вспоминая, как впервые привел к себе Сонхва. И как Пак не отражался в этом же самом небольшом зеркале, запрятанным в шкафу. Сонхва ведь даже и не подозревал, что Хонджун в тот день получил очередное доказательство того, кем являлся Пак.
Ким Хонджун знал природу Пак Сонхва, видел собственными глазами, но каждый раз притворялся, будто ничего не понимает, несмотря на бесчисленное количество подтверждений данного факта. Старое зеркало, в котором не отражаются вампиры, быстрая регенерация, ледяные руки. В конце концов, инцидент с падением в парке.
Хонджун не уверен, признается ли он когда-нибудь Сонхва, что порез он получил специально, потому что в глубине души Ким жаждал увидеть скрытую сущность Пака. Или расскажет ли он о том, что перестал носить серебряные украшения, ведь еще в
тот день заметил, какие ожоги оставил на ладони Сонхва, просто сделал вид, как будто он ничего не знает.
Может быть, Хонджун хотел, чтобы хотя бы у кого-то из них появилась смелость сделать первый шаг и раскрыть всю правду.
Однако из них двоих Ким всегда был трусом.
– Ты бы не смог притворяться вечно, однажды правда всплыла бы наружу.
– Смелое заявление, – грустно усмехается Хонджун. В шкафу ничего полезного он так и не находит.
– О чем ты? Если ты хотел вступить в официальные отношения с Сонхва, вам бы пришлось поговорить об этом.
– Смешно, если ты считаешь, что у меня осталось бы время, чтобы признаться ему.
– Что… погоди, Хонджун, о чем еще я не знаю?
– Не сейчас, – о том, что позже у Хонджуна может и не быть, охотник умалчивает. – Мне надо выбраться и найти Сонхва.
– Хон…
– Не сейчас, – с нажимом цедит Хонджун.
Кёнмун громко вздыхает, признавая поражение. Хонджуну становится стыдно, через что он заставляет пройти своего друга, но по-другому он поступить не может.
Часики тикают.
– У тебя нет никаких соображений, куда твой отец мог отвезти его? Я мог бы взять эту часть на себя.
– Ты не будешь действовать без меня, это мой отец, мне с ним и разбираться, – отрезает Ким. – Что касается того, куда он мог отвезти Сонхва – понятия не имею. Отец вырубил меня дома, когда я напал на него.
– Ты сделал что?!
– Я пытался сопротивляться до дома, пока он меня тащил, но здесь – его территория. У меня не было шансов. Я лишь знаю, что его друг – другой охотник – забрал куда-то бессознательного Сонхва, пока отец разбирался со мной.
Хонджун чувствует фантомную боль от укола в шею, которую потирает. Ким знал, что его отец может в какой-то момент зайти далеко ради достижения своей цели, но Хонджун совершенно не предполагал, что охотник настолько потеряет свой разум. Хонджун с отчаянием смотрит на время на старом телефоне – нынешний был отобран, повезло лишь с тем, что тайник в ящике стола не был разорен, благодаря чему он смог связаться с Кёнмуном – и кусает губы.
Прошли сутки, пока он был без сознания и боль, которая не отпускает его, говорит о том, что время у Хонджуна на исходе. Ким понятия не имеет, насколько сильно в этот раз его отец хотел подавить собственного сына, однако Хонджун не мог рассчитывать, что организм благополучно справиться с этим, после чего он сможет отправиться за Сонхва.
Первым делом нужно было спасти Пак Сонхва. Все остальное – неважно.
– Ты смог дозвониться до меня, у тебя нет возможности связаться с Уёном или остальными?
– Я знаю наизусть только твой номер и Сонхва. С другими я чаще общался вживую. Телефон Сонхва отец забрал с собой, как и все остальные вещи.
– Значит… у тебя нет ничего, что могло бы тебе помочь?
– Нет…
ничего не осталось.
Потухшим взглядом Хонджун смотрит на след на полу от сожженного письма. Ким не успел его вырвать из рук отца, а тот, назло, поджег его прямо на глазах собственного сына, приговаривая, что вампиру от него нужна была кровь и не более.
Хонджун знал это. Еще в тот момент, когда он пересекся с Сонхва в клубе – Ким понимал, что тот собирается в тот вечер испить его крови. Хонджун уже видел это однажды в библиотеке и еще раз уже на втором курсе. Тогда Хонджун впервые посетил один не самый популярный клуб, пробуя, каково это – быть свободным, когда выйдя из него, в подворотне он увидел Сонхва, пьющего кровь у парня. Киму вновь удалось остаться незамеченным, однако когда Маддокс поднял речь о "Twilight", Хонджун понимал, что у него есть все основания избегать подобных мест.
Ведь если Хонджун пересекся с Сонхва в старом клубе, где гарантия, что Ким не сделает это в популярном? В конце концов, так все и обернулось, верно? Учитывая, что все предыдущие "доноры" были достаточно привлекательными, Хонджун думал, что Сонхва сделал выбор в пользу него именно из-за этого.
"Ты подсел ко мне в клубе именно поэтому? Потому что я красивый?"
Возможно, все было бы намного легче, если бы так оно и было. Это была бы простая кратковременная связь, где одному нужна была кровь, а второй мог ее предоставить. Хонджун не тот человек, который мог бы кого-то заинтересовать в романтическом плане. Сонхва было бы достаточно просто от него питаться, позволяя иногда довольствоваться своими проявлениями любви, которые отражались лишь в сексе. Это то, как должна была прочерчиваться между ними грань.
"Ты сам сделал шаг ко мне навстречу, за что я благодарен".
Кто-то мог бы назвать это судьбой, но Хонджун называл это ужасной насмешкой жизни.
Если бы не Хонджун, Сонхва сейчас был бы в порядке.
– В любом случае, – Ким мотает головой, стараясь не поддаваться тяжелым мыслям. Не время. – Картина такова: я заперт в собственной комнате вот уже на протяжении суток, где проснулся я лишь полчаса назад, из связи у меня только старый телефон, по которому я могу говорить лишь с тобой, а ты сам не в городе, пока Сонхва неизвестно где с моим отцом и другими охотниками. О, а еще Сонхва явно на пороге голода и отравлен. Коротко: ситуация пиздец.
– Мне потребуется время, чтобы добраться до тебя.
– Лучше попробуй установить местоположение Сонхва.
– Я не уверен, что…
– Даже если ты полукровка, ты силен, Маддокс. Намного сильнее меня, – Хонджун медленно опускается на пол, ложась на него, в попытке утихомирить боль, распространяющуюся по всему телу. У него нет ничего, что могло бы помочь преодолеть этот период без страданий. – Не только из-за того, что ты – нечисть. Я знаю: ты можешь найти его.
– Как ты и сказал: без тебя я не справлюсь.
– Я и не говорил, что ты будешь один, – Хонджун поворачивает голову, пытаясь остудить разгоряченную кожу уже с другой стороны. – Мне просто нужно собраться с силами и выбить эту дверь.
– Даже если ты выберешься из комнаты, входная дверь у вас тяжелая, ты скорее плечо себе выбьешь, чем…
– В крайнем случае, – прерывает Кёнмуна Хонджун, сглатывая вязкую слюну. – Постарайся связаться с Уёном и остальными, они точно помогут.
Маддокс еще что-то говорит на фоне, но внимание Хонджуна привлекает другое. Под шкафом что-то есть, к чему Ким протягивает ладонь. Чувствует, что это нечто гладкое, а стоит вытащить – все становится ясно.
Снежный шар.
Хонджун точно знает, что ничего подобного у него нет. А еще Ким в курсе, чьи вещи были недавно разбросаны в комнате во время драки. И если ото всех остальных отец либо избавился на глазах сына, либо забрал с собой, то этот шар охотник явно пропустил, когда вещь закатилась под шкаф.
– Хонджун? Ты меня слышишь? Что ты делаешь?
– Просто надеюсь на то, что Уён перестраховывается не меньше моего отца.
– Что?
Игнорируя боль, Хонджун резко вскакивает, тут же опираясь рукой на шкаф, чтобы не упасть. Рассматривает снежный шар со всех сторон, пытаясь заставить свою память работать. Ким видел, как нечто подобное Уён передавал Сонхва, когда отводил Пака в сторону поговорить. И Чон был в курсе, кто отец Хонджуна.
– Пожалуйста, Уён, пускай ты будешь тем, кем я думаю, – шепчет Хонджун.
Ким быстро, но осторожно кладет шар на постель, срываясь в ванну, не отвечая взволнованному Маддокса на фоне. Открывает кран на полную, наклоняясь, чтобы сделать как можно больше глотков воды. Хонджуну нужно прийти в себя, обмануть организм и заставить его думать, будто он в порядке и не испытывает никакой боли. Ким ополаскивает лицо, стараясь охладить кожу. Поднимает взгляд на зеркало, смотря прямо себе в глаза.
– Ты не умрешь, – шепчет. – Не до тех пор, пока не спасешь Сонхва.
Хонджун мигом выключает воду, чувствуя себя лучше. Возвращается в комнату, вновь беря в руки снежный шар.
– Хонджун! Если ты мне сейчас же не ответишь, я достану тебя из любого водоема, зараза ты мелкая!
– Я тут, – спокойно отвечает Ким, вглядываясь в шар. – И я знаю, как мне выбраться.
– И как?
– С небольшой помощью Уёна.
– Ты же не можешь с ним связаться.
– Пожалуй, можно сказать, что я буду незваным гостем.
– Что? Послушай, я уже ничего не понимаю…
– Маддокс, – Хонджун подходит к столу, беря в руки телефон. – Просто сосредоточься на том, чтобы найти Сонхва. А я встречусь с остальными.
– После произошедшего они явно не встретят тебя с распростертыми объятьями.
– Я знаю.
Вновь открыв тайник, где раньше лежал телефон, Хонджун достает небольшой мешочек, после чего кладет его во внутренний карман старой куртки, которую смог откопать в глубине шкафа. Это опасно, особенно, когда Ким окажется среди другой нечисти, но с последствиями этого решения Хонджун будет разбираться позже.
Хонджун переключает звонок с громкой связи, поднося телефон к уху.
– Просто найди его, Мун. И прости. За все.
Не дав ответить, Хонджун скидывает звонок, зная, что так будет лучше. Вновь обращает внимание на шар.
– Прошу, Уён, не заставляй меня ломать двери и плечо. Побудь еще раз гениальным и продуманным.
Осколки разлетаются по всему полу, являя за собой серый дым.
До рассвета оставалось несколько часов.
***
Пальцы Уёна сжимались крепче на шее Хонджуна, постепенно перекрывая доступ к кислороду. Расстояние между их лицами было крошечным, из-за чего Хонджун мог явно видеть, как глаза Чона заливает темнота, превращая даже белок в мрачный чёрный.
Если бы Хонджун и дальше притворялся, будто бы понятия не имеет ни о какой нечисти, что ему это неинтересно и узнать о ней что-либо он не хочет – возможно, Ким бы обосновал все тем, что из-за удушья у него просто темнеет в глазах, оттого и чудится всякое.
Однако Хонджун знал, что долго лгать самому себе и другим не получится.
От рук Уёна всегда исходил аромат трав, из которых он варил зелья, пальцы его всегда были в движении, чтобы наколдовать заклинание. Раз не ходит с палочкой, либо использует ее редко, значит, магией обладает сильной. И Хонджун знает, почему. Вовсе не из книг отца, те наполнены сказками, хоть и не теми, которые когда-то хотел читать маленький Ким. Просто надо знать, где искать.
В конце концов, в старых библиотеках можно найти много интересной информации.
Так что, столкнувшись взглядом с Уёном, который постепенно явно терял контроль, Хонджун подтвердил свою догадку, касаемо природы Чона. Он не был из числа тех ведьм, которые просто обладали магией.
Чон Уён был тем, кто видел смерть своими глазами и сам был на грани.
Он был из тех ведьм, которых сжигали заживо.
Уён был из числа чистых ведьм.
И прямо сейчас он убивал Хонджуна.
Может быть, была бы у Хонджуна возможность, он бы посмеялся над этой ситуацией. Знал бы Уён, какая судьба поджидала Хонджуна, не тратил бы зря силы.
– Уён! Прекрати!
Хонджун чувствует боль в коленях, когда с грохотом падает на пол. Рефлекторно организм старается заполучить желаемый воздух. Ким хрипит, неосознанно трогая шею. Знает, что там наверняка ужасные следы, но разум словно отказывается верить в то, что тот, с кем Хонджун еще несколько дней назад шутил и смеялся – сегодня пытался его убить.
Хотя почему мозг так поступает, когда Хонджун это заслужил – Ким так и не понимает.
– Дыши, милый, дыши.
Сан явно обращается к Уёну, чтобы привести его в чувство, однако Хонджун на это и сам, словно ведомый, старается дышать умеренно. С удивлением ощущает теплую руку на спине, вздрагивая от неожиданности. Поднимает взгляд, сталкиваясь лицом к лицу с Чхве, который легко улыбается, видимо, пытаясь развеять атмосферу смерти. Рядом стоит Уён, скрестив руки. Хонджун замечает, что его лицо подрагивает, подобно почти развеянной иллюзии, но уже через секунду от этого нечто не остается и следа. Чон отворачивает голову, фыркая на мягкий тон своего парня, который пытается его успокоить. Хонджун все равно замечает косые взгляды Уёна, брошенные в его сторону.
– Он
знает, Сан, – пояснения не требовались.
– И все же это не повод здесь и сейчас организовывать труп посреди гостиной.
– Это бы избавило нас от лишней мороки, – бубнит Уён.
– Не беспокойся, Ёна, – Сан улыбается своему парню, являя свой невинный вид, но Хонджун знал,
кто перед ним. – Если что, я сам разберусь.
Хонджун читал, что среди оборотней были главы клана. Обычно, их называли альфами, хотя как такового разделения между ними не было, это простое условное обозначение сильнейшего. И сейчас, глядя на Сана, Ким задумался, не был ли тот если не главой, то хотя бы приемником.
Потому что аура, исходящая от Чхве, ничуть не уступала той, которую Хонджун чувствовал от Уёна.
Дуэт могучего альфы и сильнейшей ведьмы определенно мог превратить охотника в пепел. Даже в буквальном смысле.
Сан выпрямляется, а после подает руку. После произошедших событий это кажется Киму чем-то непривычным, ненастоящим, неправильным.
Ким Хонджуна должны ненавидеть и презирать. Жадному до чувств охотнику уже несказанно повезло провести месяц, имея друзей и партнера, ему нельзя было рассчитывать на нечто большее.
Рука у Сана жутко горячая, ощущается совершенно по-другому по сравнению с ладонями Сонхва. Хонджун понимал, что для оборотней это нормальная температура, но Киму казалось, будто Чхве страдает из-за лихорадки. Лишь спокойное лицо, с приподнятыми уголками губ, указывало на то, что Сану вполне комфортно. Интересно, температура самого Хонджуна кажется ему нормальной?
Сан с легкостью поднимает Хонджуна на ноги, придерживает за талию, стоит только Киму качнуться в сторону. Уён осматривает незваного гостя с головы до ног, задерживая взгляд на шее, после чего вздыхает и что-то бубнит, маша рукой, чтобы оба парня следовали за ним.
В комнате у Уёна повсюду разложены книги в потрепанных обложках, карты таро, амулеты, видны были склянки с зельями, а в углу небольшой котелок. Чон продолжал что-то ворчать себе под нос, может быть, проклинать Хонджуна. Ким сдержал смешок.
Знал бы Уён, что Хонджун был проклят и без его вмешательства.
– Итак, ты заявился к нам, используя вещь, которая тебе не принадлежит, при этом явно прекрасно осознавая, с кем ты имеешь дело, пока мои знакомые котики сказали, что видели бессознательного Сонхва с несколькими охотниками, хотя тот должен был вернуться домой после вашего свидания, – Уён копошится в ящике стола, после чего достает оттуда небольшую склянку. – С твоей наглой ложью мы разберемся немного позже, сейчас меня интересует другое.
Уён разворачивается на пятках, мигом оказываясь рядом с сидящим Хонджуном, на чьих плечах покоились руки Сана. Чон нависает над Кимом, пристально глядя в глаза.
– Где Сонхва?
– Я не знаю.
– Не лги.
– Это не то, о чем я стал бы врать.
– Ну не знаю, – усмехается Уён, выпрямляясь. – Как оказалось, играть в дружбу и отношения ты хорошо умеешь.
– Я не играл.
– А я тебе уже и не верю, – бьет это похлеще яда.
– Твое дело, имеешь право. Ты можешь ненавидеть меня, сколько хочешь, но сейчас нам важно найти Сонхва.
– Верно,
нам важно.
– Ёна…
– Помолчи, Сан, – отрезает Уён, даже не смотря на своего парня. – Я не закончил.
Несмотря на свой грозный вид, Чон открывает склянку, крышка остается висеть в воздухе, что сразу спешит исправить Сан, приговаривая, чтобы Уён не тратил силы на подобное. Уён фыркает, однако не спорит, предпочитая вместо этого сосредоточиться на нанесении мази на поврежденную шею Хонджуна. Ким вздрагивает от холодящего ощущения.
– Не дергайся, это тебя не убьет.
– Я знаю.
– Ага, ты вообще много чего знаешь, оказывается.
– Я прекрасно понимаю, что если бы ты хотел меня убить – тебе было бы просто достаточно завершить начатое в гостиной.
Сан возвращается к ним двоим, только в этот раз встает рядом с Уёном, наблюдая за его действиями. Спустя пару минут Чон заканчивает и Хонджун чувствует себя лучше.
– Спасибо.
– Я делал это не ради твоих чертовых благодарностей.
– Я знаю.
– Еще раз скажешь эту фразу – я тебя ударю.
– Ёна, – прерывает их Сан, кладя ладонь на плечо Уёна и качая головой. – Давай просто разберемся со всем цивилизованно. Уверен,
никто в этой комнате не желает устраивать кровавую бойню, когда наш друг в беде, верно?
Уён фыркает, но не спорит. Лишь подходит к своему столу, начиная перебирать какие-то неизвестные Хонджуну вещи.
– Санни, свяжись с остальными. Хонджун, начинай оправдываться, пока я в настроении.
Хонджун убеждает себя, что подобное отношение Уёна к нему – оправдано, и что полное имя вместо привычного
"Хон!" тоже. Однако это не значит, что Киму не больно.
Для того чтобы быть разрушенным, необязательно быть проклятым, Хонджун убеждается в этом из раза в раз.
Ким успевает дойти в своем рассказе до концовки их свидания с Сонхва, как вдруг в комнату врывается остальные и в очередной раз Хонджун оказывается на грани смерти.
– Никто не желает устраивать кровавую бойню, говоришь? – хмыкает Уён, пока Ёсан держит Хонджуна за волосы.
– Я говорил только по нас троих, – парирует Сан.
– Где он?
– Я не…
– Я СПРАШИВАЮ, ГДЕ СОНХВА?
Хонджун чувствует, как в глазах темнеет и не понимает – было ли все дело в даре Кана или же его состояние снова дало о себе знать. На мгновение Ким хочет раствориться в этом ощущении, позволить боли взять вверх, когда внезапно Ёсана оттаскивают и перед глазами предстает Минги. Он выглядит обеспокоенным и до крови кусает губы, словно сдерживая себя. На фоне Юнхо на пару с Чонхо успокаивает разгневанного Ёсана, пока Хонджун восстанавливает дыхание.
– Не умирай, – Минги не говорит это вслух, даже не шепчет, Хонджун читает это по его губам и видит во взгляде.
"О, так вот, кто ты" – думает Ким.
"Тогда, теперь я все прекрасно понимаю".
– Ладно! Ладно! – всплескивает руками Ёсан. – Выслушаем мы его, но ему лучше не испытывать мое терпение.
Сан помогает Хонджуну сесть обратно, пока на фоне Ёсан недовольно ворчит рядом с Уёном, на что тот кивает. По-видимому, с этими двумя у Сонхва связь намного глубже.
Закончив с объяснениями ровно до того момента, как Хонджун оказался посреди квартиры Сонхва и Уёна, в комнате повисает тишина. Ким чувствует взгляды со всех сторон, отчего ему становится некомфортно. Если раньше это ему было привычно, когда все его избегали, то сейчас – неимоверно больно. Ведь присутствующие не были для него чужими.
Потому что им стал сам Хонджун.
– В крови Сонхва я обнаружил хуеву тучу примесей всякой дряни, в том числе и аконит с пасленом.
– Паслен? – не понимает Минги.
– Ведьмина ягода, – поясняет Хонджун прежде чем это может сделать Уён. – Этого не может быть.
– Мне тебе результаты исследования показать? – наклоняет голову Уён, сощуриваясь. – Потому что я лично несколько раз перепроверил все от и до, прежде чем позвонить Хва и попытаться ему об этом сообщить.
– Я проверял, ничего не должно было быть. Ничего такого, что могло бы кому-либо навредить.
– И проверял ты с помощью?.. – от тона Чонхо Хонджун вздрагивает. Ужас словно обвивает его тело, не позволяя нормально дышать.
– Чонхо, – пытается образумить Юнхо, благодаря чему Ким чувствует, как страх отступает.
Минги подает Хонджуну стакан воды и на мгновение Ким сомневается, однако понимает, что это не та личность, которой охотнику стоило бы опасаться. Хонджун благодарно кивает Минги и кидает в его сторону взгляд, задаваясь вопросом, как много знал и понимал Сон. Осторожно отдает обратно пустой стакан, заставляя себя не думать о том, чтобы разбить его и изрезать руки, лишь бы избавиться от боли, текущей по его венам.
– Я давал другой нечисти попробовать мою кровь, ничего такого! – Хонджун машет рукой, видя, как напрягаются парни. – Отец считал, что глупо создавать яд и при этом не иметь возможность нейтрализовать его с помощью противоядия, так что в случае чего я бы помог им!
– Причем тут твоя кровь? – хмурится Сан.
– Ну как же… – плечи Кима опускаются. – Сонхва же пил мою кровь.
В комнате снова наступает оглушающая тишина. Вся нечисть переглядывается между собой, словно пытается понять, что они все правильно осознают. Хонджун знает, что своими словами запустил необратимую реакцию.
В конце концов, он не мог долго это скрывать.
– Это мы знаем, – хрипит Уён, после чего прокашливается. – Я пытаюсь понять, почему…
– Потому что яд был в моей крови.
– Хон… – Уён давится, широко раскрыв глаза, после чего пытается вновь прийти в себя. – Джун. Хонджун, просто для ясности: ты же понимаешь, что используемые против нас вещи могут быть смертельно опасны для самих людей?
– Я знаю.
– Так получается, ты травил самого себя, чтобы… что? – встревает в разговор Ёсан.
– Я не травил самого себя, наоборот, я пытался избавиться от яда в крови.
– Тогда…
– Мой отец тот, кто делал это со мной.
Хонджун чувствует, как его начинает трясти. Нервный срыв, который он сдерживал продолжительное время, вновь явил себя. Стоит только зажмуриться, как перед глазами предстает открытая дверь на чердак.
– Я… На выпускном мой друг серьезно пострадал. Я считал, будто это злые проделки судьбы, знаете, простая несчастная жизнь сына охотника. Однако в глубине души я знал, что что-то не так. Мы… – Хонджун ощущает, как что-то стекает по его лицу. – Мы переезжали, потому что я поступил в университет и… Я просто случайно нашел это. Дневник моей матери и…
Рыдания захлестывают Хонджуна с головы до ног, сотрясая его тело. Ким хочет закрыть рот рукой, чтобы остановить это, однако он знает, что должен продолжать говорить. Хонджуну кажется, будто его губы режут ножом, а следом вырывают язык.
– Он травил ее. Отец считал, что все старые способы привлечения нечисти теряют свою эффективность. Отец заставлял ее пить яд, постепенно повышая дозу. Она мучилась от боли, но организм у мамы был крепким… Он выбрал ее именно по этой причине, – Хонджун задыхается, пока в голове всплывают строчки, которые Ким перечитывал несколько сотен раз. – Но отцу было этого мало, он... Помимо того, что он использовал ее, ослабляя нечисть, ему нужно было больше…
От нервов Хонджун начинает дергать себя за волосы, не обращая внимания на чужие руки, которые пытаются его остановить. Все вокруг затихает в сознании Кима, он ничего и никого не слышит. Лишь падает на колени и, захлебываясь в слезах, продолжает:
– Он насиловал ее до тех пор, пока она не забеременела мной… Ее организм, которому и так пришлось справляться с ядом, ослаб еще больше из-за этого… Но она… она никогда не ненавидела меня…
Строчки из дневника оглушают его, даже если Хонджун никогда не слышал голос своей матери:
"Мой малыш, мой драгоценный малыш. Мне жаль, что ты появляешься на свет из-за чужой ненависти ко всему живому и бессмертному. Я даже не уверена, смогу ли я увидеть тебя хотя бы разок. Услышать твой первый смех, как ты произносишь "мама". Я просто хочу верить, что в этой атмосфере смерти ты найдешь свою любовь и будешь жить счастливо, а не в страхе за свою жизнь.
Я надеюсь, однажды ты станешь достаточно сильным и смелым и справишься со своим отцом. Мне жаль, что твоя мать слишком слаба, чтобы сделать это самостоятельно и защитить тебя.
Прости, Хонджун, мой прекрасный малыш, что я прошу тебя о столь эгоистичной просьбе, когда сама ни на что не способна, но я умоляю тебя лишь об одном.
Выживи."
– Я знаю, что он травил меня, когда я был еще в школе… Я… Я правда старался убедиться, что яда в моем организме недостаточно, чтобы навредить, – Хонджун чувствует, как кто-то прижимает его к себе ближе, вплетая ладонь в волосы. – Я… Я знаю, что мне в любом случае суждено умереть, потому что мой отец ни за что не остановится, а противоядие он вылил прямо на моих глазах, но я правда… правда…
так чертовски хочу жить.
Ким Хонджун знал, что это лишь вопрос времени, когда он умрет. Понимал – отец продолжит отравлять его с каждым разом все больше и больше, не видя границ, пока организм не перестанет справляться. И, как бы Хонджун не старался защитить себя и других, у него с самого начало не было и шанса.
Ему было суждено умереть подобно матери – от яда в крови, которым его травил охотник.
Проклятье Ким Хонджуна состояло в том, что он был сыном своего отца.
***
Хонджуна удерживают сразу двое, лишь бы Ким не вырвался и не расцарапал свое лицо. Именно так проявляется сумасшествие Кима, стоит только Уёну обнаружить следы яда на губах и зубах Хонджуна.
"Зубная щетка" – истерично смеется Ким.
"Это единственное, что он мог бы тронуть, а я бы даже и не заметил, потому что ничего другого я не принимал из его рук".
С болью, которая ощущается ужасней, чем воздействие яда, Хонджун осознает, что другой вещью был бальзам для губ. Наверняка отец подменил его, когда Хонджун купил новый. Ким просто использовал бальзам, чтобы позаботиться о своих вечно искусанных и обветренных губах, которые так любил целовать Сонхва.
Поцелуй Хонджуна был настоящим ядом. И Сонхва был тем, кто нанес его на губы Кима, обрекая себя на погибель.
Уён вливает какую-то жидкость в рот Хонджуна. Кима приходится удерживать, чтобы он не поперхнулся ею. Как только последняя капля попадает в горло, Хонджун перестает брыкаться. Боль в мышцах не проходит, но Хонджун чувствует, как тело расслабляется, пока все остальные парни облегченно выдыхают, вытирая пот со лба. Задать вопрос Ким не успевает, потому что Уён сразу же поясняет:
– Обычное успокоительное, подобно тому, которое ты пил после своей истерики из-за профессора Ли, только в разы сильнее.
– Я не… – Хонджун сглатывает, ощущая терпкий привкус трав. Ёсан подает стакан воды, помогая сделать несколько глотков. – Я не думал, что настолько сойду с ума.
– Ты умираешь, Хон, – голос Уёна подрагивает, но он не находит в себе силы лгать Хонджуну в лицо. – Видимо, после очередной дозы яда от твоего отца, организм еле находит силы, чтобы справиться с этим.
Ким в очередной раз истерично смеется. Хонджун знал, что этот день придет рано или поздно. Он должен был умереть еще в детстве, если не в утробе матери. Может быть, как раз-таки из-за факта того, что его маму вечно травил отец, у самого Хонджуна было больше сил, чтобы противостоять яду.
Однако ничего не длится вечно.
– Почему ты не рассказал нам? – задает вопрос Чонхо, пока на фоне Уён и Ёсан раздают всем указания, дабы помочь Хонджуну и найти Сонхва. – Почему не рассказал
ему?
– И что я мог бы ему сказать? Что я умру, скорее всего, спустя несколько месяцев, после начала наших отношений? – Хонджун чувствует, как слезы стекают по щекам от боли. Чонхо стирает их большим пальцем, кладя холодное полотенце на лоб.
– Эта ложь разрушила бы вас двоих.
– Я знаю, что я эгоист. Но я просто хотел хотя бы на время снова побыть жадным и притвориться, будто я смогу выжить. Однако очевидно, что я не заслуживаю свой счастливый конец.
– С чего ты так решил?
– Потому что такова ирония судьбы сына охотника на нечисть – я сам являюсь "злом", которое нужно истребить. Разве тот факт, что я буквально жил с ядом в крови – не подтверждает это?
– Никто не заслуживает смерти, – тихо говорит Сан, но Хонджун слышит его, даже переживая ужасную боль.
– Охотники думают иначе. И мой отец решил, что я и моя мама ее заслужили, раз травил нас десятилетиями.
– Но ты выжил. И выживешь, – решительно кивает Уён, пока кидает какие-то ингредиенты в свой котелок. – Я не позволю тебе умереть. Мы должны найти Сонхва, а после совместно надрать тебе задницу за ложь. И я заставлю тебя съесть мятно-шоколадное мороженое.
– Может, лучше очередной яд? – хрипло посмеивается Хонджун.
– Даже не смей шутить об этом.
Хонджун вздыхает, зная, что в этой комнате ложь срывается с уст не только самого Кима, хоть это осознают немногие. Уён засекает время, за которое отвар должен быть готов, тут же садясь обратно к Хонджуну, отправляя Чонхо вместе с Ёсаном разбираться со всем остальным. На фоне Юнхо и Сан переговариваются с Маддоксом – Хонджун дал им свой телефон для связи с его другом – пытаясь понять, куда могли отвезти Сонхва.
Ким задается вопросом, насколько будет разбит Кёнмун, стоит только остальным рассказать правду обо всем. Хонджун лишь надеется, что сделают они это немного позже.
Когда думать обо всем этом не придется.
– Почему ты не сказал нам, что он умирает? – интересуется Ёсан у Минги. – Ты этого не чувствовал?
Минги приоткрывает рот, собираясь ответить, как тут же сталкивается взглядом с Хонджуном.
– Не говори, – Ким не произносит это вслух, даже шепчет, лишь умоляет взглядом.
– Я ощущал немного колеблющуюся жизненную энергию, но… – начинает было Сон, но после поджимает губы. – Зная, кем является отец Хонджуна, посчитал, что это из-за него.
Хонджун облегченно закрывает глаза, мысленно благодаря Минги. Ким обещает найти в себе силы хотя бы на пару минут отвести Сона в сторону и извиниться за свое эгоистичное отношение. Минги этого не заслужил, но по-другому Хонджун не может.
Нужно найти и спасти Сонхва. Все остальное – неважно.
– А ты, – переключает все внимание на Хонджуна Уён. – Если старался избавиться от яда в крови, неужели не заметил, что после тебе стало хуже, раз отец вновь отравил тебя?
– Я привык к боли, – если бы у Кима были силы, он бы пожал плечами, но в итоге просто продолжает стараться держать глаза открытыми. – Меньше ее, больше – это все равно боль.
– Но ты же понимал… – договорить, что отец рано или поздно все равно убил бы своими действиями Хонджуна, у Уёна не хватает духу.
– Может быть… Может быть, в глубине души я все еще был тем ребенком, который еще не знал всей правды и продолжал любить своего непутевого родителя. Я просто не понимал, каково это – отказаться от любви к своему отцу. Не знал, что его
можно и
позволено ненавидеть.
Уён вздыхает, утирая пот со лба Хонджуна. Затем, слегка погодя, проводит рукой по собственному лицу, снимая иллюзию.
Перед Хонджуном предстает совершенно новая внешность Чона. Половину его лица покрывает страшный ожог, волос практически нет, а левый глаз заволакивает серый туман.
– Юнхо солгал, когда сказал, что ты плохо видишь с одной стороны, – понимает Хонджун. – Ты в принципе ничего не видишь левым глазом.
– Моя мать была ведьмой-прорицательницей, к таким обычно ходили, чтобы узнать свою судьбу и постараться ее изменить. Мой отец был обычным человеком, да-да, я не чистокровная ведьма, как можно было бы предположить, – усмехается Уён, кожа страшно натягивается от такого действия. – Я не знаю, была ли моя мама в курсе собственной судьбы, но я уверен, что она понимала, какая участь ждет меня.
Уён слегка подрагивавшими пальцами касается пострадавшего лица. Только сейчас Хонджун замечает, что иллюзию Чон убрал со всего тела. Руки у Уёна тоже все в ужасающих ожогах, Ким клянется, что если к Чону притронуться – кожа сдерется и явит за собой мышцы и кости.
– Она пыталась меня спасти. Поэтому она умерла первой. Отец с легкостью рассказал жителям деревни, кто среди них является ведьмой. В прочем, ублюдок вскоре был утоплен этими же людьми за связь с нечистой силой, – посмеивается Уён, глядя на Хонджуна. – Меня же хотели сжечь – я же был сыном ведьмы, значит, такой же. Забавно было смотреть на лица тех, кто еще вчера приходил узнать, станет ли он богатым в будущем, а на следующий день поджигает костер у твоих ног.
Это совершенно не смешно, но Хонджун об этом не говорит.
– Сонхва был проездом в той деревне. Я орал от боли, пока меня сжигали заживо, проклинал во всю глотку всех этих… нелюдей. Хва успел спасти меня до того, как от меня ничего не осталось бы. Привел к другой ведьме – им оказался Ёнджун – и они оба поставили меня на ноги. Позже я не знал, что мне чувствовать по отношению к своему отцу. Он не был таким всегда, в конце концов, до 16 лет мы жили нормально. А после он с такой легкостью нас сдал, что я до сих пор задаюсь вопросом, любил ли он нас вообще или все это было иллюзией матери, чтобы я мог жить счастливо настолько долго, насколько это было возможно.
Хонджун хватается за руку Уёна, сжимая ее крепко, не обращая внимание на боль из-за его нынешнего состояния. Это действие не кажется чем-то неправильным, хоть некоторое время назад этой же ладонью Чон перекрывал воздух Киму. Просто Хонджун понимает, что жить тяжело не только людям.
В конце концов, человек и нечисть не так уж и сильно отличались друг от друга.
– Не думай о том, что ты чувствуешь к своему отцу. Все это лишит тебя драгоценного времени, которое ты мог бы провести с теми, кого ты по-настоящему любишь. И я лично прослежу за тем, чтобы ты смог прожить достаточно долго, чтобы получить подзатыльник от Сонхва, а после вы помогли бы друг другу исцелиться от ран, даря друг другу счастье, которое вы оба заслуживаете.
Губы у Хонджуна дрожат от очередных слез. Он видит краем глаза, как на него кидают взгляд остальные. Может быть, еще совсем недавно между ними царила ужасная атмосфера, но все сейчас понимали, что ненависть их была направлена не на друг друга, а на самих себя за то, что никто из них не оказался подготовлен к такому развитию событий.
Потому что все они пытались жить обычной жизнью, не думая о том, какая опасность поджидают на углу. Факт в том, что идеальной реальности не бывает ни у кого, какими бы сверхспособностями и знаниями они не обладали.
Иногда жизнь – это одно сплошное дерьмо, с которым надо научиться справляться. И лишь спустя многочисленные попытки можно понять, как именно. Все совершают ошибки – и смертные и нечисть. Однако они не означают конец. Порой ошибки – это лишь начало.
И Хонджун мог лишь молиться, чтобы у него оно было.
Сан возвращается в комнату, из которой вышел пару минут назад. Протягивает Киму знакомый конверт – разве что, он совершенно не оформлен, но от этого не теряет своей ценности – и тихо поясняет:
– Ты сказал, что отец сжег письмо Сонхва, адресованное тебе. Это черновик, тут половина перечеркнуто, но основная мысль ясна. Подумал, ты бы хотел прочесть.
Уён помогает Хонджуну с его дрожащими руками раскрыть письмо. После – отходит в сторону, предоставляя немного личного пространства. Хонджун собирается с силами, хоть и знает, что это бесполезно.
"Дорогой Мой прекрасный Ким Хонджун. Наверняка, ты не ожидал от меня подобного письма и я, честно говоря, тоже. Я…"
"Я не знаю, каким образом я должен это был тебе рассказать. Наверняка не так, как я это делаю сейчас – через письмо – но по-другому я просто побоялся…"
"Почему правду так тяжело сказать? Так было всегда или это начинает казаться чем-то невероятно сложным только тогда, когда это касается близких сердцу..."
Хонджун видит, что половина письма перечеркнута, а чернила размазаны и он не может представить, каких усилий потребовалось Сонхва, чтобы дописать все до конца, когда явно заметно, как разрушался Пак с самого начала.
"Я не был влюблен в тебя с первого взгляда. Честно говоря, я вообще сомневаюсь, что такая любовь существует. Однако то, как ты на меня смотришь, заставляет меня думать, что я глубоко ошибаюсь. Может быть, на самом деле я полюбил тебя еще в тот самый момент, когда увидел тебя на первом курсе, просто мне понадобилось больше времени, чем тебе, чтобы осознать это…"
"Нечисть проклята, знаешь? В какой-то момент, мы оказываемся покинуты всеми – родными, друзьями, возлюбленными. Наша отличительная природа говорит всем, что мы никто. На это я задаюсь вопросом, почему кто-то в этом так уверен, если боль мы чувствуем так же остро, как и любой человек? Как мы становимся изгоями, только из-за того, что можем насылать на кого-то кошмары, знаем, когда придет за кем-то смерть, питаемся кровью, а наши губы произносят заклинания? Разве люди не проклинают кого-то, просто потому что он "не такой, как все"?.."
"Умираем мы все тоже одинаково, кто бы что не говорил про наше бессмертие…"
"Может, тебе могло показаться, что от тебя мне требовалась только кровь. Я солгу, если скажу, будто в ней я совсем не был заинтересован. Но знаешь, если бы мне предложили быть с тобой в обмен на то, что я отказываюсь от крови, я бы без раздумий сказал бы "да". Даже если бы это, в конечном счете, меня убило бы…"
На мгновение Хонджун прикрывает глаза, стараясь собраться с силами продолжить чтение. Хонджун соврет, если скажет, будто он никогда не сомневался в своих отношениях с Сонхва. Если быть точнее: Ким не был уверен, что в итоге Пак все равно выберет его. Особенно, учитывая, какую тайну хранил Хонджун.
Хонджуна не волновало, кем являлся Сонхва. Конечно, Ким хотел быть уверен, что заинтересованность в нем была обусловлена не только вкусной кровью, которая была так необходима вампиру. Однако больше Хонджун сомневался в том, что он сам – хороший партнер. Когда в коридоре Ким заметил Пака с Субином, Хонджун подумал: "
вот он – достойная пара для Сонхва". Это не было ревностью, это было неуверенностью в себе, взращиваемая в Киме годами.
Успокоением всегда служил сам Сонхва. Это
"мой Ким Хонджун" в представлении своему другу, разговоры, в которых сказано о многом и одновременно вместе с этим слишком мало, касания, передающие чувства.
Хонджун просто боялся, что все это – было лишь иллюзией. Теми моментами, которые проносятся перед глазами на пороге смерти, как описывают в книжках.
"Возможно, я не идеален. Определенно нет. И после всего этого у тебя есть право отказать мне. Хотя, я солгу, если скажу, что мне от этого не будет больно…"
"Я долго боялся, что ты воткнешь мне серебряный клинок в сердце, но, может быть, все это время я был единственным, кто мог бы это сделать по отношению к тебе. А может, я направил бы лезвие на самого себя, если бы в итоге ты оставил меня. Звучу жалко, не правда ли?.."
Слезы в очередной раз застилают глаза, не позволяя видеть, и Хонджуну приходится прерываться, чтобы утереть их. Кажется, жалкий тут только сам Ким.
"Наверное, можно сказать, что такая любовь может быть губительной. Я не могу этого отрицать. Однако я не хочу из-за этого отказываться от нас. Если неидеальным нам суждено быть вместе, давай постараемся найти свое счастье. Ему необязательно быть совершенным, оно может быть и маленьким…"
"Я бы хотел заново научиться жить вместе с тобой. Испытать все те вещи, от которых я был вынужден отказаться из-за своей природы. Даже если не все из этого будет чем-то хорошим. Возможно, все не будет так прекрасно, как написано в сказках, но мне все эти россказни и не нужны.
Потому что я уже люблю тебя…"
Хонджун чувствует, как начинает болеть сердце и не понимает: было ли все дело в яде или в последних строчках письма:
"Если я проклят на вечное одиночество, то я все же посмею загадать свое последнее желание, которое я так и не озвучил на пороге смерти, когда был еще человеком:
Пожалуйста, выбери меня…"
В конце листа есть еще парочка строк, но они также перечеркнуты, поэтому прочесть их невозможно, но Хонджуну это и не нужно, чтобы прочувствовать все то, что хотел в этом письме передать Сонхва. Ким закрывает лицо руками, тихо рыдая, не имея никаких сил, чтобы сдержать свои эмоции. Чувствует, как по венам продолжает течь яд, который погубил Сонхва и задается вопросом, выберет ли Пак после всего произошедшего самого Хонджуна.
Повернув голову, Хонджун замечает Уёна и Сана, стоящих неподалеку. Оборотень ласково гладит щеку ведьмы, нежно прикасается губами к веку ослепшего глаза и наверняка шепчет искренние слова любви. Безобразные ожоги совершенно не смущают никого из них и от этого их чувства не ослабевают, скорее наоборот, крепнут только сильнее.
Хонджун хотел бы, чтобы Сонхва был рядом и Ким тоже мог бы прикоснуться к нему. Сказать, что Хонджуну все равно, кем он является, потому что он любит Пака не из-за этого. Даже если Ким, в конце концов, остался бы обескровлен, Хонджун хотел бы, чтобы Сонхва знал, что любили его за само его существование, за тихие разговоры, страстные и нежные поцелуи, дружбу с другими, шанс на которую подарил Пак. Просто за то, как Сонхва смотрел в ответ на Хонджуна, и этого уже было достаточно, потому что взгляд Пака говорил сам за себя.
Однако Сонхва здесь не было.
– Отвар готов, – тихо заявляет Уён, пока Хонджун ушел в свои мысли. Затем Чон вновь подходит к кровати и садится на край. – Хон, я должен тебя предупредить: у меня нет сейчас ингредиентов для противоядия, чтобы расправиться с той гремучей смеси ужаса. Этот отвар способен лишь постепенно выводить яд из организма, однако если ты в это время вновь получишь очередную дозу – все будет бесполезно.
Ты умрешь, Хон.
Несмотря на то, что Уён старался держать голос ровным, слезы в его глазах выдавали настоящие чувства ведьмы. Хонджун прекрасно понимал сказанное, как и все присутствующие здесь.
Абсолютно все знали, что Ким не останется в стороне, пока другие ищут и спасают Сонхва, поэтому определенно полезет в самое пекло. А там, где ад, там и охотник, убивающий собственного сына.
Отвар на вкус настолько отвратительный, что Сану и Юнхо приходится помогать Уёну отпаивать им Хонджуна, который едва ли способен глотать даже малейшую каплю. Ким знает, что ему это необходимо, но организм, словно назло, не прекращает бороться.
Словно Ким Хонджуну суждено умереть в любом случае, как бы это не пытались предотвратить.
– Готово, – выдыхает Уён вместе с остальными. – Уже скоро он начнет действовать. Боль вряд ли пройдет быстро, но, по крайней мере, ты сможешь встать и двигаться.
– Спасибо.
– А вот эти благодарности лишние до тех пор, пока яд не выйдет полностью из твоего организма.
Уён слегка улыбается, пытаясь приободрить Хонджуна, и Ким старается делать вид, будто верит в лучшее. Однако яд все еще в его крови и Хонджун понимает, что его ждет даже без предсказания, которое когда-то могла дать мать Уёна.
– Нашли! Мои знакомые мавки видели Сонхва и охотников возле одного водоема…
Голос Маддокса удивительным образом приводит в чувство и Хонджун заставляет себя не думать ни о чем другом, кроме о спасении Сонхва. Ким хочет встать, но Уён удерживает его на постели, пока Сан приносит карту и показывает, где находится водоем, о котором говорил Кёнмун.
– Это возле нашего старого охотничьего домика, – хрипит Хонджун, откашливаясь. – Должно быть, отец повел Сонхва туда.
– Значит, едем туда прямо сейчас, пока еще есть время до рассвета. После у половины из нас способности ослабнут, а ждать еще больше, чем мы делаем это сейчас – опасно для Сонхва. Тем более, когда знакомые Маддокса видели нескольких охотников.
– Я должен встать сейчас же, – Хонджун стонет, стоит ему только пошевелиться и попытаться поднять свое тело в вертикальное положение.
– Прекрати, – одним движением рядом сидящий Юнхо укладывает Кима назад, следом поправляя полотенце на лбу. – Уён же сказал, что отвар выводит яд постепенно, а ты только что его выпил.
– А еще Уён сказал, что ждать нам нельзя, я не буду тем, из-за кого мы будем тормозить, – цедит Хонджун. – Мне просто нужно привыкнуть к этой боли и преодолеть ее.
– Ой, умолкни уже, – цокает Уён. – Санни возьмет тебя на руки и отнесет в машину, ты восстановишься, насколько это вообще возможно, за то время, пока мы будем ехать до нужного нам места.
– Мы не будем использовать никакие магические трюки?
– Я тебе не фокусник, а ведьма, понял? Тут не получится по щелчку пальцев переместиться в нужное место, потому что я его даже в глаза не видел, чтобы заколдовать шар. Да и не факт, что сработает все правильно – магия эта экспериментальная, на крайний случай только используем. Это мы, ведьмы, можем перемещаться на свой шабаш, но там у нас система налажена. А здесь только Юнхо и Сан способны двигаться быстрее других, но отпускать их вдвоем против неизвестного количества охотников? Самоубийство, а я вам здесь запрещаю всем умирать, поняли?
– Меня это тоже касается? – звучит голос Маддокса из телефона.
– Тебя особенно, раз из всех нас ты ближе к этому месту. Не геройствуй, умирать от рук охотников страшно.
Атмосфера вновь становится напряженной и Хонджун не знает, как ему поступить, чтобы никто не думал о смерти. Внезапно у Ёсана звонит телефон и тот берет трубку. Услышав чей-то голос, Кан закатывает глаза.
– Серьезно, мам? Это уже твой 60 номер, поздравляю с очередным юбилеем, не устала еще быть заблокированной каждый раз? – Ёсан цокает, закатывая глаза. – Я тебе уже говорил, что Чонхо я не брошу и встречаться с твоими этими "идеальными вампирскими партнерами" не буду. Хотя, знаешь что? Вот тебе новость: на самом деле я состою в полиаморных отношениях вместе с Чонхо и тем самым "прекрасным вампиром" Пак Сонхва, а тот, в свою очередь, встречается с сыном охотника на нечисть Ким Хонджуном, представляешь? Как видишь, жизнь у меня не без остринки в виде серебряного клинка, так что если ты закончила, а слушать я тебя больше не намерен, то пока-пока, удачи найти новый телефон.
Ёсан резко сбрасывает звонок, не желая дожидаться ответа на свою новость. Фыркает, убирая челку с глаз, после чего сталкивается взглядом с озадаченным Хонджуном.
– Не бери в голову, это была идея Сонхва, она звучала слишком соблазнительно, чтобы ею не воспользоваться в итоге. Так что если мы закончили здесь размазывать сопли, то давайте по-быстрому спасем Сонхва, а после вернемся и подумаем, как свергнуть мою мать и вообще весь клан. Я уже задолбался блокировать ее многочисленные номера, а менять свой собственный каждый раз мне не хочется.
– Это все твое влияние, он не был такой гадюкой до тебя, – кидает Уён Чонхо.
– Он стал вредным засранцем еще в тот момент, когда встретил тебя.
– Я все еще тут! – машет рукой Ёсан.
– И я люблю тебя, мой прекрасный, всем своим сердцем, но твоего гаденыша сопливого, вонючего, маленького пердуна я не выношу.
– Так! Ёсан, отбери у своего парня интернет, он использует его не по назначению!
Хонджун тихо смеется, пока все остальные потихоньку собирают вещи, шутливо препираясь. Чонхо приходится спасаться от Уёна, но оба выглядят в порядке, несмотря на надвигающуюся бурю. Ким ощущает, как яд все еще течет по его венам, однако на этот короткий миг он позволяет себе окунуться в эту атмосферу и расслабиться, пока Сан переносит его в машину.
Ким достает из кармана свою цепочку с подвеской из ложного нарцисса и надевает ее себе на шею, чтобы при встрече Сонхва знал, каков ответ Хонджуна на его признание. Хонджун позволяет себе поверить в то, что все будет хорошо.
Даже если это – откровенная ложь.
