Кто бы мог подумать, что мы задержимся на Кони-Айленде больше, чем на два года. Для меня это правда было удивительно, ведь тётя после всех наших семейных потрясений ездила с место на место, таская меня по всем штатам и школам. Я, конечно, мало чего помню из того времени, и нет, не из-за того, что был слишком мал, а из-за того, что мозг, как правило, пытается забыть всё травмирующее. И нет, не подумайте, она надо мной не издевалась, просто видимо все эти разъезды оказали на меня дурное влияние!
Так вот, мы остановились на Кони-Айленде. И я этому, наверное, рад. Конечно, мне безумно нравился Куинс, я пробыл там большую часть своего времени, сначала проживая вместе с родителями, а затем с тётей Мэй и дядей Беном. Но всё же Кони-Айленд неплох: тут вкусные дешёвые хот-доги, неплохая набережная, много синагог и в целом сюда побаиваются ездить даже самые отбитые гангстеры, потому что в отдельном районе Сигейт, возле которого я живу, 70% населения – русские, а остальные 30 – эмигранты СНГ. И если вы думали, что русской мафии давно не существует, то вы, видимо, или совсем дурак, или не просто дурак, но ещё и донельзя наивный дурак. Этот народ выживет в любой стране и устроит свой порядок, даже если его никто ни во что не ставит.
Мы снимали неплохую квартиру в доме, где обитали, по ощущениям, все нации: на первом этаже китайцы дружили с индусами, затем мы дружили с нигерийцами и вьетнамцами, на этажах выше как-то уживались исламисты и свидетели Иеговы. Хотя вот недавно приезжала скорая, кого-то вынесли с огнестрельным. Ну это так, единичный случай, правда. Обычно выносят уже в гробах.
Тихо посмеявшись над своей шуткой («И когда я только успел стать таким смешным?»), я пнул валявшийся на пути камешек и грустно подумал о том, что сегодня опять со мной будут вытворять в школе. На календаре 3 сентября, а меня уже пару раз успели затолкать в шкафчик и подкинуть чьи-то использованные прокладки. И как интересно отнесётся к Флэшу – главному задире – его собственная банда, когда узнает, что он собирал их по мусоркам и прятал в пакете у себя в шкафчике на протяжении всего дня? Почему среди этих дебилов… так много дебилов?
Слабо улыбнувшись, я остановился на мосту и посмотрел на рельсы, по которым движется только товарняк. Сегодня пасмурно, атмосфера чем-то напоминает слащавые Сумерки, которые совсем недавно мы смотрели вместе с тётей Мэй, после этого сразу переключившись на первого Терминатора. Как по мне, весь этот фильм достаточно грустный. И ещё грустнее становится от того, что все им лишь восхищаются, цитируя главного робота в саркастической форме.
А ещё сегодняшний день напоминает песню Тома Йорка. Слышали её? Hearing Damage. Очень неплоха для песни, выпущенной в 2009.
Каким бы я ни был сейчас в глазах тёти, я остался Питером, который, несмотря на бесконечные успешные конкурсы и олимпиады, остаётся медлительным флегматиком, человеком, который давно поставил на себе крест. Мне не кажется, что я доживу до шестидесяти. И не кажется, что доживу до сорока. Доживу ли я до двадцати? Было бы для чего жить.
О, это была ошибка. Последние мысли, видимо, были слишком громкими.
— Питти-бой опять депрессует из-за начала учебного года?
В голове елейным хриплым голосом произносится фраза. Но нет, это не моя шизофрения и даже не слуховые галлюцинации. Этот голос принадлежит Уэйду Уилсону, человеку, которого судьба приготовила специально для меня. Только вот она как всегда несправедлива. Да и где это видано: на блюдечке преподносить тебе человека, который потенциально сможет заменить тебе весь мир?
— Хээй, Питер, я же тебя слышал. И представляешь, тебе даже не нужно открывать ватсап, чтобы написать мне! Да даже рот не нужно открывать! Ну же, Питти, что случилось?
До начала занятий ещё сорок минут. Я всегда выходил раньше, не хотел лишний раз сталкиваться с утренними раздражающими вопросами тёти Мэй за столом. Да и к тому же, мне нужно держать себя в форме — подготовка к олимпиадам и поддержание статуса лучшего ученика в классе не даются просто, мне всё ещё приходится сидеть за столом по пятнадцать часов в сутки, если не больше. Да и к тому же… это, конечно, не самая главная причина, но иногда вот так утром я мог свободно поболтать с Уэйдом. Кто бы мог подумать, что он на самом деле жаворонок и может болтать обо всём с самого утра?
«И тебе привет, Уэйд»
Получилось обиженнее, чем я хотел. Я вообще редко мог правильно выражать свои эмоции в диалогах с ним, ну или мне так казалось. Его вроде всё устраивает.
— Ох, нет! Моё сердце разбито! Мой мальчик почти убил меня таким безразличным тоном… С такой безответной любовью я смогу стать второй Тейлор Свифт, не думаешь? Зато деньги буду лопатой грести.
Тихо посмеявшись в свою ладонь, я присел на корточки, а затем и вовсе сел на шершавый асфальт, просунув ноги между прутьями моста и свесив их.
— Я слышал твой смешок, Питер. Рад, что смог развеселить. Так что? В чём дело? Подгорел тост? Выпил прокисшее молоко? Или в соке было слишком много апельсиновых частичек? Мне тоже не совсем нравится эта текстура, потом вечно в зубах ковыряешься…
Какой же придурок. И кто бы мог подумать, что он старше меня лет так на десять? Я, конечно, никогда напрямую о возрасте не спрашивал, но до этого несложно было додуматься: у него слегка прокуренный голос, какого нет у моих сверстников, у которых он только недавно сломался, обширные познания в истории и литературе и отличное знание дискографии стариков-музыкантов из девяностых. Так что, всё очевидно: он или жёсткий ботан, чего априори не может быть с его характером, или он мужик, которому вот-вот стукнет тридцать.
— Питти-и… Не игнорируй меня, лапушка, мне так скучно в своей охуенной красивой квартире…
«Я не игнорирую тебя, просто повторяю биологию. У меня сегодня важный тест»
— Конечно-конечно, не отвлекаю мистера Я-Задрот-Уменя-Нет-Личной-жизни. Что хоть повторяешь?
Какая же ты заноза, Уилсон.
— Э-эй, парень, это было грубо!
«Извини, думал, что про себя это говорю. Не пора ли тебе найти жену или ещё кого, чтобы не зависать в одиночестве в этой огромной красивой квартире?»
От своих же слов кольнуло в области сердца. Довольно грубо сжав рубашку на этом месте, я прислонился лбом к одному из прутьев и прикрыл глаза. Кто же дёргал тебя за язык? Звучишь, как его супруг, да такой, будто вы уже сорок лет в браке.
— Хо-о. Да ты, Питер, ревнивец. Самый настоящий тиран! О-о, детка, меня это заводит. Можешь наказать меня за это. У меня, конечно, нет никого, кроме мальчика в моей голове, но от ударов плёточкой я бы не отказался. Как сейчас вижу: ты в латексном костюме, в маске с заячьими ушками, а-ля плэйбой, а я перед тобой на коленях. И ты делаешь взмах тоненькой плёткой, а я уже…
«Боги, Уэйд, замолчи. Я всё ещё могу засадить тебя за домогательство»
В ответ я слышу лишь смех. Смех, от которого по коже бегут мурашки: хриплый, исходящий из глубин его широкой груди, такой тёплый и родной, что хочется лишь растечься лужей по асфальту и затем быть собранным воедино этим мужчиной.
Нужно ли говорить, что я в него влюблён? По-моему, это весьма очевидно.
Я знал, что у меня есть соулмейт, со своих пяти лет. В то время он достаточно часто мне отвечал и успокаивал, когда я жаловался ему на поломанные игрушечные машинки или на то, что надо мной издевались сверстники в детском саду. Уэйд заменил мне старшего брата, о котором я всегда мечтал, а родители, услышав от меня вопрос «Почему я слышу какого-то мальчика у себя в голове?», сразу объяснили мне, кем этот человек являлся.
Я до сих пор помню мамину улыбку, когда я с великим детским энтузиазмом пересказывал истории Уилсона о том, как он упал с дерева в крапиву или как он с его друзьями угонял велосипеды, чтобы продавать их и тратить вырученные деньги на корм для бездомных кошек.
Мне казалось, что я буду говорить с ним каждый день вплоть до того момента, когда судьба всё-таки столкнёт нас в одном месте. Уже в раннем возрасте я был романтиком: мечтал об идеальной любви, которая была в фильмах и книжках, мечтал о том, чтобы всегда быть рядом с человеком, который понимает меня с полуслова и принимает таким, какой я есть, несмотря на все насмешки со стороны завистливых и противных мальчиков из детского сада.
Но он перестал отвечать мне, когда мне было семь. Я истошно кричал в своих мыслях, плакал и проклинал его за то, что он не отвечает, но так ничего и не получил в ответ. Я пытался достучаться до него всеми способами, но, видимо, в один момент всё же стал ненужным.
Но на этом сюрпризы от Вселенной не закончились. Детский мир рухнул во второй раз, когда родители погибли в автокатастрофе.
Я прекрасно помню этот день: я сидел на кухне за огромным белым столом, болтая ногами и решая свои тысячные уравнения, чтобы показать их маме и папе и услышать долгожданную похвалу. Мне десять лет, тест на айкью, решённый на прошлой неделе, показал весьма впечатляющие результаты, а в душе почти не осталось обиды на своего соулмейта. Я лишь иногда безответно рассказывал ему о своих делах, о том, что мне повезло быть в классе с математическим уклоном, как мне нравится заниматься робототехникой и по выходным разбирать и собирать обратно домашний тостер.
Поворот ключа. Второй. Щелчок. Входная дверь открывается, а я бегу в коридор с раскрытой тетрадью в руках. Но вместо родителей я вижу тётю Мэй и дядю Бена. Но они не такие, как обычно, на их лицах нет улыбки до ушей, они не спешат кричать мне в ответ пламенный привет, они, наоборот, стоят в дверях, словно околдованные каким-то злым волшебником, и не понимают, с чего начать.
По красивому лицу тёти Мэй текут огромных размеров слёзы, они падают на белый ковёр и оставляют крупные следы, дядя Бен придерживает её под локоть, а я чувствую, как снова трясутся колени. В последний раз они тряслись так в семь лет – Уэйд не отвечал первую неделю.
— Тётя Мэй… почему ты плачешь? Где мама и папа? — моя тетрадь выпала из рук, когда я услышал её первый болезненный всхлип. Слишком знакомое чувство, слишком знакомый звук. Тётя Мэй падает на колени передо мной, обнимает меня всем телом, видимо стремясь укрыть от всего этого мира, жестокого и беспощадного. И тогда я понял: родители тоже больше мне не ответят.
Они больше не похвалят, не разбудят к занятиям. Мама не погладит меня по голове, а отец никогда больше не скажет о том, что я делаю большие успехи.
«Уэйд, пожалуйста… пожалуйста, ответь хотя бы ты…»
Я взвывал к нему снова и снова, сидя на кровати в своей новой комнате в доме дяди и тёти. Вокруг лишь белые стены, пустые полки и стеллажи, ледяной деревянный пол и такой же холодный свет луны, который пробирает до самых костей, пока я крупно трясусь в очередной истерике. В голове звучат мысли: «Почему?
Почему вы все оставили меня?
Почему вы ушли?
Это всё из-за меня?
Я плохой?»
Пальцы тянут волосы, которые прядями остаются на ладонях, внутри постоянно больно-больно-больно, словно кто-то огромным буром проделал во мне дыру. Всё существо, заключённое в маленьком и нелепом теле, ноет и рвётся наружу, рвётся туда, где его кто-то поймёт и приласкает, будто маленькое беззащитное животное. Это жестоко – оставлять ребёнка без всякой надежды.
— Питер? Я здесь, Питер, не плачь.
Он ответил тогда впервые за три года.
Шумно вздохнув, я улыбнулся и покачал головой. Прутья были достаточно холодными, поэтому пришлось немного сменить позу, чтобы не прикасаться к ним головой и тонкими ногами. Довольно потянувшись, я передёрнул плечами и сбросил внезапно накатившие воспоминания. И почему только они появились?
— Питер? Ты тут? Я вообще-то только что тебе рассказал весь свой распорядок дня, а ты снова молчишь! Я думал, мы уже на такой стадии отношений, что я могу делиться с тобой вообще всем, — Уэйд жаждет внимания и ждёт моего ответа. А я, собственно, и не против.
«Да? Может тогда поделишься цифрой своего возраста? Сразу рассчитаю, какой срок тебе придётся отбывать, если ты ещё раз в своих грязных мыслишках покусишься на мою задницу. Я, конечно, не спорю: она и вправду у меня отпадная, но…»
— Воу-воу-воу! Боже, Питер! Кто-то ещё залез в твою голову? Погоди, ты же всё ещё Питер, я точно сейчас с тобой разговариваю? — Уэйд начал тараторить и местами пищать от восторга, в который я его погрузил из-за довольно резкого ответа. Ну а что? Если я меланхолик, то это не значит, что не могу говорить
так. — Какой ты беспощадный, Питти-бой, ты же знаешь, что я не смогу оценить твою задницу! Как мне спать теперь, не видя её перед своим лицом?
Ну что за придурок. Закинув голову назад, я прикрыл глаза рукой и посмеялся, чувствуя, как в животе порхают те самые бабочки, о которых пишут девчонки на ао3. Нам с Уэйдом, конечно, далеко до парней из фанфиков по onedirection, но такие моменты и вправду заставляют чувствовать меня неподдельное счастье.
— Питти, ты уверен, что хочешь узнать мой возраст? Не думаешь, что испугаешься? — он пытался задать этот вопрос насмешливым тоном, так, будто это очередной прикол, но я давно научился определять его настроение: сейчас ему страшно. Неужели Уэйд так же, как и я, боится быть отвергнутым?
«Почему я должен испугаться? Я уже знаю, что тебе больше двадцати пяти. И ты явно не из Штатов, судя по акценту. Ты не такой загадочный, как ты думаешь, Уэйд»
Ответ – тот же заразительный искренний смех. Как же просто его рассмешить, ей-богу.
— Ты удивительный. Промахнулся всего на годик. Что меня выдало?
«Твои обширные познания в хитах двухтысячных. Ну и дословные цитаты из Зачарованных, их знают или домохозяйки, или такие задроты, как ты».
И вновь. Смех. Внизу живота затягивается густой горячий узел из непонятного желания и симпатии. Чёртов Уилсон.
— Какой там у тебя айкью? 268? Полностью оправдано, малыш.
Пальцы, до этого просто обхватывающие забор, сейчас остервенело в него вцепились. Откуда он знает мой айкью? По спине пробежали мурашки, а сам я ощутил что-то наподобие паучьего чутья, прямо как у горячо мною любимого Человека-Паука в комиксах. В голове появился целый рой мыслей: а что, если он сказал наугад? Что, если он живёт где-то рядом и слышал, что у какого-то пацанёнка самый высокий айкью в штате? Что, если… он меня знает? Надежда забилась под рёбрами, но ответ был очевиднее и лежал на поверхности – он просто запомнил мою детскую болтовню.
«Ты… запомнил? Или наугад сказал?»
И ответ, который последовал, снова ударил в чувствительное место.
— Я хоть и вёл себя, как мудак, пока не отвечал тебе, но-о… это не значит, что я не слушал. Всё же твой айкью поражал меня уже тогда, и все эти годы ты его отлично показывал, малыш.
Внутри закрутилась целая буря из разных эмоций, ключевой была обида, но с ней пыталось бороться из ниоткуда взявшееся чувство счастья и эйфории. Так он слушал меня. Слушал тогда, когда я больше всего на свете хотел быть услышанным. Так почему не отвечал? Почему молчал так долго и никак не давал о себе знать?
— И так, Питти-бой, мне нужно собираться по важным-важным делам в важное-важное место, чтобы заработать целую кучу денег и забрать тебя на Багамы. Я, конечно, сам не оттуда, но съездить с тобой было бы славно. До связи, босс-молокосос!
Я слышал, как ему было неловко. За этим явно что-то стоит. Только вот что?
«Хорошего тебе дня, Уэйд»
Получилось холодно, но это – мой максимум. Слишком многое нужно обдумать, слишком много к каким выводам нужно прийти. Но позже. Сейчас по плану – получение кучи подзатыльников, убийство нескольких миллиардов нервных клеток и «отлично» по биологии.
х х х
Удивительно, но примерно с неделю в школе меня никто не трогал. Флэш носился, как белка в колесе, постоянно отираясь рядом с какими-то подозрительными типами, поэтому ему было некогда обзывать меня своим излюбленным прозвищем Пенис Паркер и приставать в любой момент времени. Мне же лучше, совсем по такому не скучаю.
Я, как и ожидалось, сдал биологию на высший балл и уже начал готовиться к другим предметам. Уэйд не объявлялся уже пару дней даже просто поздороваться. Но, если честно, это уже волновало не так сильно. Себе я это объяснял тем, что это абсолютно нормальная ситуация, у всех есть свои повседневные дела и обязанности, но в подсознании просто был готов к тому, что он снова перестанет разговаривать со мной. Года так на три.
Хотя предпосылок не было! Вроде… По крайней мере, с моих четырнадцати лет мы стали говорить чаще, раза четыре в неделю точно. Маленький Питер в моей голове, конечно, требовал большего внимания, но имею ли я на это право, являясь просто подростковым голосом в голове взрослого лба, у которого и квартира большая, и от девушек отбоя нет.
Последнее я узнал совсем недавно, из-за его случайно вырвавшихся слов:
— Питти, и ты представляешь, повсюду, просто повсюду! перед дверью были салфетки с номерами и цветные визитки. Я что, настолько горяч? О-да, детка, я горяч, может тебе когда-нибудь повезёт увидеть меня, нет, ну ты только представь: у меня хороший чёткий пресс, охуенная шевелюра, пару раз в неделю от меня пахнет, как от Принцессы Дианы. Погоди, а как от неё пахнет? Я думаю, что зелёным чаем и конфетками, а кстати… — дальше можно не продолжать.
Он никогда не делал на этом акцент, нет, он не такой. Он просто не замолкает и говорит всё, что приходит в голову, совершенно иногда не фильтруя свой поток и даже не подозревая, что я препарирую каждую его фразу под микроскопом в своей «гениальной» голове.
Не фильтровал свою речь он и позавчера. Была поздняя ночь, но, как всем известно, главные задроты учёбы в это время или заучивают параграфы, или в тридцатый раз пересматривают Звёздные войны, или, зажав себе рот рукой, чтобы сильно не шуметь, мастурбируют. И вот я… боже, как стыдно.
Уэйд попал именно в тот момент, когда я пытался… ладно, я пытался подрочить! Спросите, почему «пытался»? Так вот дело в том, что… у меня не получается. Просто я обделён фантазией, а вульгарно накрашенные женщины в интернете меня не слишком-то и возбуждают. И это самый настоящий парадокс! У меня хорошо получается представлять разные объёмные геометрические фигуры, возможные в них сечения, я даже могу прокрутить у себя в голове какой-то физический эксперимент, но, когда дело доходит до самоудовлетворения, мой мозг просто отрубается. Откуда мне вообще знать, что меня возбуждает?
И вот так я, сидя на своей кровати со спущенными пижамными штанами с Человеком-пауком, усердно надрачивал себе, прикрыв глаза и искусав губы почти что в кровь. Ещё немного, и я бы развёл костёр, ей-богу, такой беспощадной была моя сила трения.
И в момент, когда в моём воображении что-то начало проклёвываться, я услышал самое ужасное, что только мог услышать, да так громко, будто он сидел всё это время за моей спиной с громкоговорителем и ждал момента оглушительным образом напугать.
— Привет, Питти-бой! Прости за вторжение, дрочишь поди?
И именно этот вопрос лишил меня дара речи. Как мог человек, даже пусть и являясь моим соулмейтом, настолько точно попасть в моё текущее положение? Мало того, что я испугался и подпрыгнул на кровати, так я ещё и покраснел так, будто давление поднялось до отметки 260.
«У-уэйд, мать твою, зачем так громко? И нет, я не..не дрочу, повторяю физику»
А ещё неубедительнее мог прозвучать? Тебе что, Питер, пять лет? В одно мгновение я пожалел о том, что вообще решил ему ответить.
— А-а…Ого-о-о! Интересненько. Раньше я тебя за таким не заставал. Неужели впервые? И кого же ты там себе представляешь? Саша Грэй? Тори Блэк? Хотя, это, наверное, больше мой типаж… Что там нынче нравится соплякам? — и вот, он снова начал тараторить без остановки и хрен кто его остановит. Ну почему, Вселенная, ты послала мне именно его? Я же всегда просил об ангелочке. — М-м.. может Стоя? Она вполне может быть похожа на одну из твоих одноклассниц, я думаю. Сисек нет, жопы тоже, но главное ведь — душа и рвение, не правда ли?
Тяжело вздохнув, я пытался не концентрироваться в этот момент на его голосе. На его блядски (мама, прости меня за плохое слово) прекрасном голосе, чуть хриплым, таким ехидным и выпытывающем. Таком голосе, от которого у меня встал.
Удивлённо смотря вниз на Паркера-младшего, я пытался сопоставить всё то, что происходит сейчас, но даже мой высокий айкью не помог понять, как всё это может быть связано. Ты, Питер, втрескался в этого мужика
настолько? Ты сейчас серьёзно?
— Ну-у, прости меня, Питер, я не хотел тебе мешать, просто мне так ску-учно. Со мной никто не хочет говорить, все жалуются на мою болтовню. А ты единственный! — боже, нет, Уэйд. Пощади меня. Не говори мне таких слов. — Единственный и неповторимый Питер, главный фанат Паучка с ахуенной задницей и большим мозгом. Даже интересно стало, размер мозга соответствует размеру члена? Хотя… — нет, не говори, что ты полез в свои штаны, чтобы в этом удостовериться. — Не-а, нихуя, не соответствует.
Боги… Тяжело вздохнув, я несколько раз провёл по своему крепко стоящему члену и зажмурился от внезапно накатившей волны то ли удовольствия, то ли боли. Стоит настолько, что уже капает на простыню.
— Так на что ты там дрочишь? На журналы? Хотя нет, это же прошлый век, примерно тот, в котором я уродился, — он смеётся, а мои бёдра начинают из-за этого мелко дрожать. Чёртов Уэйд. — Видики гоняешь? Готов поспорить, что у такого задрота, как ты, самый крутой компьютер во всей Америке.
«Уэйд… помолчи, пожалуйста, раз такой догадливый»
А сам в голове умолял его сказать что-то ещё. Посмеяться хрипло, как умеет только он. Особенно с утра… О да, его смех с утра — вот то, на что по-настоящему не грешно подрочить.
Его же мои слова только подначивают, и он продолжает. Слава богу.
— Ах, мой мальчик уже такой взрослый! Прямо признаётся в том, что дрочит! С тобой хоть говорили, как это делать? Хотя, в школе начинают об этом говорить в одиннадцать, — какой же он невыносимый. Противный. Хитрый. Боже, пусть он не останавливается никогда. — Добро пожаловать в программу «Краткий экскурс по дрочке от Уэйда!» или «Учимся самоудовлетворению с Эмили Престон». — Уронив тихий вздох, я взмолился всем богам, чтобы это случайно не попало в наш канал обмена мыслями. — Не удивляйся, это моё рабочее имя. Так вот, берёшь свой аппарат в правую руку, начинаешь с головки… хотя всё это вкусовщина. Расскажу про себя!
Следует подозрительно долгая пауза, из-за чего мои брови сводятся к переносице, но рука продолжает поступательные движения вверх-вниз. Чем он там занимается вообще, пока я тут расхристанный предстаю в его голове?
Он готовит план по моему убийству, не иначе, ведь следующую фразу я объяснить себе так и не смог:
— Или рассказать про то, как бы я подрочил моему мальчику?
Уэйд говорит это тихо, впервые на полном серьёзе томно, а не шутя свои пошлые анекдоты. Он говорит это так, словно он – герой-любовник из какого-то сопливого романа или как искусный порно-актёр из фильмов с теми накрашенными девицами. На них, кстати, было даже приятнее смотреть.
Он говорит это так, что меня подкидывает вверх неизвестный мне импульс, а я впервые чувствую, что вот-вот взорвусь от эмоций и этого напряжения, захватившего всё моё существо. Ещё чуть-чуть и я правда прокушу себе губу до крови.
— Хм-м… Я бы уселся позади тебя, ласково прикусил бы белую шею, поцеловал бы каждую косточку шейного отдела, чуть прихватив кожу зубами, — блять-блять-блять, что же ты делаешь со мной, чёртов придурок. — Я бы шептал о том, какой ты прекрасный в этом уязвлённом состоянии. Я бы прошептал строчку «
baby, I couldn’t breathe». Я бы аккуратно приспустил твои забавные боксеры с Человеком-пауком, — откуда только узнал и как посмел вспомнить Тейлор Свифт? — затем погладил бы твой милый, как и ты сам, член, размазав по нему предэякулят. Я бы помассировал головку, а затем начал бы водить по члену кольцом из пальцев… Вверх… И вниз.
Нужно ли говорить о том, что я был на грани, представляя и повторяя всё то, о чём он говорил? Я мог чувствовать его присутствие сзади, хоть его там и не было. Я мог чувствовать его прикосновения к моим худым бокам, мог чувствовать дыхание на затылке и чувствовать аромат олд-спайса и холода из-за геля для душа. Я мог чувствовать, как он надрачивает мне, пока дрочил сам. Пальцы на ногах поджались почти до судорог, а бёдра против моей воли заёрзали на кровати, добавляя ещё больше движения всему действию. Я истекал смазкой, которая свисала тонкими нитками и цеплялась за жёсткий хлопок простыни. Я кусал губы, представляя, что он когда-то может их поцеловать.
— Вверх-вниз, Питти, время ускоряться, не правда ли? Давай, малыш, сожми чуть сильнее.
Он и не сомневался в том, чем я занимаюсь. Вот так услугу он мне оказал, вот это да.
Зажмурившись ещё сильнее, я ускорился до самого предела и обильно кончил с неосознанно громким стоном в своих мыслях, стоило мне услышать:
— Кончи для меня, Пит.
Упав на подушки, я прикрыл глаза и мгновенно ощутил, как силы меня покидают. И только через пару минут пребывания в этом бессознательном состоянии, я понял, что натворил. И понял, что он прекрасно всё слышал. Боже, блять, лучше бы я так дома закричал.
Закрыв руками пылающее лицо, я не мог понять, что мне лучше сказать в сложившейся ситуации. Что мне сказать? Спасибо, Уэйд, за то, что довёл меня до ошеломляющего и лучшего в моей жизни оргазма? Спасибо, Уилсон, твоим родителям за то, что передали тебе такой сексуальный голос? Что мне, мать вашу, говорить сейчас?
— Воу. Не думал, что стон парня может быть настолько сексуальным. Жив вообще, боец? — и снова смеётся сквозь строки, сидит там, где-то на Кудыкиной горе, и ухмыляется, как Чеширский кот. Доволен своей проделкой, сразу слышно!
«Кхм… Жив, да»
— Что ж, вот и славненько! Пойду посмотрю поняшек и на боковую!
«Д-да, давай, спокойной ночи, Уэйд»
Какой же я придурок. Боже! Ну почему! Почему ты сделал меня таким непроходимым тупицей! И главное, в чём так провинился воздух, который я пинаю?!
Но знаете, что я услышал после своей реплики?
— Сладких снов, Питти. Как-нибудь повторим.
х х х
Так вот, всё, что было позавчера – остаётся в прошлом. Уэйд, видимо, понял, как мне может быть неловко, поэтому не высовывался, спасибо и на этом.
Зато из ниоткуда высунулась Мишель, единственная девушка, которая не чуралась разговоров со мной на перерывах. Она подсела ко мне на алгебре, одновременно кокетливо и лениво стрельнув глазами.
— Привет, Питер, как дела? — выглядела она точь-в-точь как оживший образ в вашей голове, возникающий после произнесения слова «американка»: смуглая кожа, мелкие афро-кудри, обдолбанный взгляд и полное отсутствие мотивации учиться хотя бы на «удовлетворительно». Но она и вправду была неплохой девушкой, она ценила дружбу и могла выслушать любое дерьмо, которое варится в твоей душе.
— Привет, Мишель. Довольно неплохо, не ожидал тебя здесь увидеть, — ходила на занятия она и впрямь паршиво. Ну а что? Выпускной класс, непомерное количество трахательных гормонов в организме, дешёвая трава на Брайтон-бич в лавке Азура. Вполне объяснимо.
— Сама в шоке, — она достаточно наигранно усмехнулась, оглянулась по сторонам и положила передо мной милый, но в то же время убогий голубой кулон с отсеком для фотографии. Ни надписей, ни бирок, лишь голубая распылённая краска и железная цепочка. — Можешь подержать у себя? Хочу проверить, какая сука постоянно на него смотрит и намеревается украсть.
И вот с этого момента я понял, что мой навык разоблачения откровенного вранья прокачан примерно на 0,1%. Конечно же не подумав ни о чём, я кивнул и забрал кулон себе, сунув его в карман худи. Мишель потрепала меня по голове, довершая мой образ оборванца, а затем быстренько удалилась и уселась где-то в конце класса.
И я бы так и просидел с эти кулоном, совершенно о нём забыв и отвлёкшись на другие свои не менее важные дела, но покой мой нарушило собачье рычание и из ниоткуда появившийся поток грубых голосов.
Полицейские разных мастей и по званиям, и по цвету кожи стояли в дверях, что-то недолго обсуждая и держа на мощном поводке поисковую собаку, которая, столкнувшись со мной взглядами, начала безумно громко лаять.
И вот так я узнал, что Мишель попросила сохранить у себя кулон с кокаином.
Блядство.
