Our summer

– Пацаны! Он здесь! – Высокий голос лохматого, обгорелого на жарком солнце мальчишки, задорным звоном пронзил галдёж товарищей, вольно разгуливающих вдоль темных коридоров. Вожатые на этаже отсутствовали. В последнюю, королевскую ночь, они предпочли прятаться у себя, страшась неконтролируемых в эту пару детей и подростков. Парни и девчонки, весело вскрикивая и творя безнаказанный беспредел, носились из комнаты в комнату. Они пинались, толкались, ругались и смеялись. Бегали по лестнице с чужими вещами. Там же спотыкались, роняли свои сокровища и поспешно удалялись от преследователей, желающих вернуть свою собственность. Никто из них не был зол друг на друга. Им доставляла радость делать пакости, получая в ответ заслуженные пинки и бегать от "разъярённых" товарищей, носящихся за ними с подушками, метлами и флагами с номерами отрядов. Веселились все. Кроме него. Русый парень, с побитыми очками в руках и мазками пасты на заплаканном лице, прижимался к двери общественного туалета в коридоре, удерживая её от наплыва диких ребят. В какой-то момент народу за дверью собралось слишком много, от чего та в одном мгновение резко распахнулась, отталкивая несчастного к раковине. Дверь покосилась и наклонилась в бок, жалко покачиваясь. Куромаку обернулся. В проёме собрались все парни из его отряда. – Ха-ха! Он плакал! – Весело выкрикнул кто-то из толпы, вскидывая руки вверх. – Как маленькая девочка! – Поддакивал низкий парень, стоящий впереди. – Девчонки так не плачут, – доблестно заступился чей-то низкий голос за представительниц женского пола. Как жаль, что загнанного в ловушку парня это не спасло. – Девочки красивые, а он жалкий. Угрожающий смех ловко подхватил идею. – Жалкий! Компания мальчишек медленно наступала, давясь так полюбившимся "жалкий" и нелепо похрюкивая от нахлынувшей волны непритворной радости. На незрячих глазах вновь проступили отчаянные слезы, окрашивая глазницы в голубой, переливающийся под тусклым светом ванной комнаты. Поначалу они пинались, повалив горюна на пол. Он просил остановиться, отчаянно вопя от боли, но никто его не слышал из-за собственных вскриков и смешков. Босые ноги непрерывно били по спине и рукам, прикрывающим живот. Одна из них наступила на откинутые в сторону очки, окончательно погнув оправу и раскрошив линзы. Всей душой Куромаку желал, чтобы кто-нибудь из обидчиков всё же наступил на злополучные осколки. Однако этого не произошло. Затем им надоело пинать свою жертву. Тогда один из парней додумался до новой затеи. Дружно ухватив "слепого" и обездвижев того звериной хваткой, давящей на затоптанные конечности, компания садистов, включив воду в раковине, стала окунать его лицо в поток ледяной воды. Ночью тёплую отключали. Они смеялись и шутили, пока в их руках захлёбывался беззащитный мальчик. Куромаку не знал, сколько времени прошло, когда парням это всё наскучило, и они разошлись по комнатам. Однако мог предположить, что достаточно, ибо гулы и крики в коридорах утихли. Все давно ушли. Может кто-то даже видел, как его безжалостно пинали и топили в раковине, но прошел мимо. И все остальные поступили так же. Никому не было дела до запуганного и забитого плаксы, неспособного элементарно защитить себя. Мальчик прекрасно их понимал. Увидев он себя со стороны, вероятно, так же прошел бы мимо. Он ненавидит себя за слабость, за слезы, за жалкие мольбы помощи. За то, что он не может быть как все. Подняв изуродованную серую оправу с маленьким осколком линзы на одной стороне, он, прислонив её к лицу и переступив через разбитое под ногами стекло, направился в комнату. Как и ожидалось, все мирно посапывали у себя. По крайней мере его соседи по комнате точно. После столь весёлого и насыщенного времяпровождения дрема нахнула на них сразу же, как головы их коснулись подушек. С трудом обойдя раскиданные по всюду вещи, он вернулся к своей кровати. Подушка валялась на полу, матрас был перевернут, а одеяло веселая компания додумалась унести в другую комнату. В которую из? Куромаку не знал и выяснять уже не стал. Лишь молча перевернул матрас, зафиксировал подушку у спинки кровати и лег, предварительно спрятав разбитое подобие монокля в контейнер, дабы тот, по воли случая, не покрошился ещё больше, оставив Маку совсем без зрения. Куромаку виновато переступал с ноги на ногу, метая взгляд из стороны в сторону, лишь бы не встретить разъярённые глаза матери. Вокруг собрались родители, в ожидании своих загорелых и счастливых чад, спотыкаясь бегущих на встречу родным. Все они были рады вновь встретиться спустя три долгих месяца. Все, кроме этой самой женщины, грозно нависающей над сыном. – Мы бегали, и я случайно упал. – Куромаку не умел врать, но точно знал, что правда не устроит мать куда больше, чем ложь. Словно почуяв это, женщина не стала ничего отвечать и расспрашивать. Лишь тяжёло вздохнула, осматривая окружающих с некоторой толикой зависти. Вокруг счастливые, целые мальчишки, без умолку рассказывающих о своих приключениях. А напротив неё стоит он – побитый, поломанный и тихий Куромаку. Она и представить не могла, за что к ней снизошло подобное наказание. А мальчику было что рассказать. Он не выступал в танце с девочками и не играл в мяч на улице, но он выиграл в конкурсе чтецов и учился играть на гитаре у вожатого, пока все спали. Но кому это было интересно? Женщина молча притянула сына за руку и вывела за ворота лагеря. У входа они остановились. Там она изъяла очки у своего горя, чтобы не позориться на глазах прохожих, и уже тогда, с более-менее спокойной душой, повела его за руку до припаркованной неподалёку машины. Она ожидала, что лагерь исправит её сына. Сделает из него нормального мальчика, но надежды были тщетны. Ничто не в силах исправить ее ошибку. С тех пор прошло, ни много ни мало, восемь лет. Куромаку всё ещё отчетливо помнит подробности того злополучного дня, когда его родная мать утратила в него веру. Он ненавидит тот лагерь и по сей день. Всю жизнь бы остерегался его, не смея приблизиться к нему и на километр, но судьба распорядилась иначе. Уж очень понадобились деньги, а один хороший знакомый пообещал неплохую плату на должность, где сам он и находился. Кто бы мог подумать, что спустя столького лет он вновь вернётся туда, но уже в роли вожатого.