Освобождение

Вечером второго дня Рацио вновь открыл дверь. Зашёл внутрь, оглядывая комнату: в этот раз без сюрпризов. Авантюрин не спал. Широко раскинув руки, он смотрел в потолок каким-то безразличным усталым взглядом, не обращая внимания на вошедшего. - Добрый день, - никакой реакции, - рад, что ты всё ещё жив. - Рад? - привычная улыбка расплылась на лице фальшивой маской. - Хах, разве вы сами не собирались меня застрелить, док? Только вот уже три месяца прошло, а вы всё тянете, - зрачки скользнули к чужим глазам. - Я теряю терпение, знаете ли. Рацио тихо вздохнул. Нахал. На край тумбы приземлилась стопка одежды. Новая и по виду очень дорогая. - Собирайся, - и вышел. Одежда и вправду была слишком хорошей для раба. Осмотрелся, поворачиваясь перед зеркалом. Красивый костюм: рубашка приятного изумрудного оттенка, белая жилетка и брюки, украшенные цепочками, тонкий чёрный галстук и серьга на одно ухо с золотой лавровой ветвью. Давно он не носил подобную одежду, Рацио постарался для своей безделушки. Выдохнул, стоя напротив двери, пальцы неуверенно опустились на ручку. Он же не собирается сейчас продать его в красивой упаковке. Веритас, тоже одетый по особому случаю, уже ждал его снаружи. Молча осмотрел с головы до ног, кивнул сам себе. - Пойдём. Ехали они молча, молча заходили в высокое красиво украшенное здание, молча поднимались на лифте, молча садились за столик возле огромного панорамного окна - всё как всегда. Авантюрин невольно усмехнулся, мельком оглядывая помещение, пока доктор разговаривал с официантом. Рацио удивил его. Это был действительно очень дорогой престижный ресторан, на несколько уровней выше тех, в которые они ходили раньше, так док ещё и умудрился забронировать вип место, только для них двоих. И этот зал, и этот вид на ночной город, и этот тихий джаз - привычная обстановка в непривычном положении. Казалось он сходит с ума. Скоро принесли еду и несколько бутылок дорогого вина. Странно, Веритас никогда сильно не налегал на алкоголь. Пьянство - удел невежд, именно поэтому прямо сейчас он наливал красное вино в бокал Авантюрина. До краёв. Себе он налил лишь половину. Споить его вздумал? Ну и пусть, он подыграет ему. Давно он уже не пробовал хорошей выпивки. Давно алкоголь не будоражил мозг, заставляя отречься от реальности и хотя бы ненадолго забыть обо всех проблемах, чтобы потом с размаху нырнуть в чан безнадёжности, когда пройдёт стадия мнимой лёгкости. Особенно он не любил пить в одиночестве, тогда раздирающие изнутри чувства приходили чуть ли не сразу. И он постоянно совершал одну и туже ошибку, припадая к бутылке, будучи запертым в собственном доме. Раз за разом он думал, что в этот раз всё будет иначе, раз за разом кончал, сидя на полу, поджав колени и бессмысленно хныкая, из жалости к самому себе. Наверное в этом и состояла его жизни. Жаль после "увольнения" он не мог себе такое позволить. Прикоснулся губами к холодному стеклу, опрокидывая внутрь сладковатую жидкость, вино легко щекотало горло. Опустошённый бокал с тихим стуком вернулся на стол, Рацио тут же наполнил его вновь. Как интересно. Чего же он собирается добиться? Вино плескалось внутри, вино лилось внутрь, и он, невольно улыбаясь, продолжал выпивать каждую подачку доктора, с вызовом смотря на его монотонное выражение лица. Веритас остановился только после шестого бокала, с раздражением отодвинув пустую бутылку на край стола. - Почему ты хочешь умереть? Удивлённо поднимает брови, неожиданный вопрос. - Потому что иного варианта получить свободу нет. - Только из-за этого? Выдохнул. - Да. - Что случилось с твоей семьёй? Молчит, смотря в ответ. Что ему нужно? - Что случилось со всеми авгинами? - выдерживает паузу, но Авантюрин так и не решается ответить. - Корпорация сказала, что население Сигонии было истреблено, но почему-то как минимум один авгин сидит прямо сейчас передо мной. Как ты выжил? Воздух с тихим шипением прошёл сквозь стиснутые зубы. Как глубоко он всё разузнал? Сжал галстук пальцами, поправляя его. Нет, не сильно. Видимо КММ не раскрыла всю правду, если ему приходится спрашивать его. - Мне просто повезло. Удача всегда преследовала меня. Проводит пальцем по ободку бокала. Он не любил, когда кто-то копался в его прошлом, он не любил своё прошлое. - Как ты попал в рабство? - Меня поймали охотники и продали, - усмехнулся, уводя взгляд, - за жалкие шестьдесят медяков. - Как ты оказался в КММ? - Случайность. Медлит. Рука скользит по столу, отстукивая пальцами какой-то незамысловатый ритм. - Какое твоё настоящее имя? Ого, спустя три месяца он догадался спросить. Странно, что до сих пор его не смущало использовать имя Авантюрин, когда корпорация давно избавилась от этого работника. "Авантюрин" - всего лишь должность, впервые он заинтересовался им более чем унылым клерком. - Слушай, док, - откинулся на спинку стула, широко улыбаясь, - почему тебя вообще вдруг заинтересовало твоё украшение? Хмурится, складывая руки на груди. - Меня беспокоит, что моя собственность, может вдруг сама себя убить. - Не ты ли хотел избавиться от меня в самом начале? - ухмыляется, видя, как дернулись желваки на чужом лице. - Да и, говоря на чистоту, куда проще было бы посадить твою собственность на цепь, а не приводить в место с таким шикарным окном, в которое так и хочется прыгнуть. Рацио нахмурился. Видимо ему не понравилась шутка. Как жаль. - Идеал красоты - Авантюрин вопросительно наклоняет голову, слегка прикрывая веки. - Я ищу этот идеал, не только внешней, но и внутренней красоты. Образец нравственных достоинств, - поднёс бокал к губам, делая крошечный глоток. - Моё украшение должно быть прекрасно во всём. Ты должен быть прекрасен во всём. Зелёный и фиолетовый в которых можно утонуть. Драгоценные камни. Его глаза были одной из немногих роскошей, которую не смогла отнять КММ. Прекрасный. И столь печальный. Зрачки блеснули, убежав в сторону и тут же вернулись назад, гордо смотря в ответ. Улыбка открылась обнажая аккуратные ряды зубов, и он засмеялся. Откинул голову назад, сотрясаясь всем телом от своего идеального отрепетированного смеха. Рука опустилась на стол, ударив по лежащей вилке, он не обратил на это внимания, продолжая так спокойно смеяться. - Как вы наивны, док, - смахнул фалангой указательного пальца невидимую слезинку. - А я думал вы следуете пути Нус, а не Идрилы. Хах, идеал, - голос дрожит и он прячет улыбку в кулаке, - это вам к рыцарям красоты, а не дешёвому рабу. Моя душа прогнила насквозь, в ней нет места прекрасному, - острый взгляд прямо под кожу, до костей, наружу, - всё, что я могу предложить вам, это моё тело. Не больше, не меньше. Самовольно протянул руку, хватая вторую бутылку вина. Закинул подбородок вверх, выливая содержимое прямо в рот. Красные прозрачные капли потекли по лицу, капая на одежду и скатерть, пачкая всё вокруг. Сглотнул и засмеялся ещё громче. *** Рацио зашёл в комнату, привычно никак не предупреждая. Зашёл и встал в проходе, оперевшись на косяк двери. Авантюрин оглянулся на него через обнажённое плечо. Волосы заструились под светом прикроватных светильников, падая с плеча на бледную спину, изрезанную ребристым позвоночником. Рацио появился как раз, когда он снял рубашку. Молчаливый взгляд-вопрос. - Зашёл проверить, не умер ли случайно мой раб. Тишина. Веритас смотрел, как Авантюрин, отвернувшись к кровати, вздохнул, слегка качнув плечами, провёл ладонью по волосам, приглаживая растрепавшиеся прядки, поднял руку, держащую рубашку, бросил её куда-то в сторону открытого шкафа. Она не долетела, скользнув вдоль полок, и упала на пол неопрятной тряпкой. Всё равно она безнадёжно испачкана алкоголем. - Какаваша, - обернулся, смотря в чужие глаза, - это моё имя. Только Какаваша давно исчез, погиб, если угодно, как погиб и Авантюрин. У меня нет настоящего имени. - Какаваша, - задумчиво смаковал на языке, - я помню это имя. Веритас не двигается с места, и Авантюрин сам решает подойти к нему. Вблизи разница в росте ощущается ещё сильнее. Рядом с Рацио он кажется совсем маленьким... ничтожным, недостойным, жалким. Особенно, когда, подходя почти вплотную, он поднимает голову, глядя в чужие глаза, и тихо, чтобы слух доктора еле смог уловить это, шепчет, выделяя каждое слово: - Тебе нужно моё тело? Рацио поднимает руку, осторожно касаясь чужих волос, перебирает прядки. Случайно задевает серёжку, и она раскачивается, ударяясь о кожу. Ладонь скользит ниже, к затылку, невесомо, еле дотрагиваясь, проводит вокруг шеи и останавливается на подбородке, подхватывая его пальцами. Какаваша не сопротивляется, не отводит взгляда, только когда Веритас наклоняется к нему, покорно опускает веки и приоткрывает рот. Рацио не спешил, аккуратно сминая чужие губы, закусывая их. Языки переплелись, пробуя друг друга на вкус. Проводит по идеально ровному ряду зубов и ребристому нёбу. Отстраняется тяжело выдыхая. - Ты пахнешь вином. Новый поцелуй утягивает их с головой. Доктор бесстыдно изучал руками чужое тело, обводя каждый изгиб и неровность. Дверь тихо закрылась за спиной, он, аккуратно направляя парня перед собой, продвигался внутрь комнаты. Когда кровать упёрлась под колени, Авантюрин упал на покрывало, тяжело дыша. Рацио опустился сверху, продолжая исследовать его. Грудь высоко поднимается, дыхание учащается. Он боится? Рацио прислоняется губами к бледной коже, оставляя за собой красные отметины, пальцы скользят к ремню на штанах. Поднимает пряжку, протягивая кожаную полоску. Пуговица, бегунок на ширинке. Штаны падают где-то рядом с рубашкой. Туфли, носки, нижнее бельё - ничто не должно скрывать его. Веритас останавливается только когда Авантюрин оказывается абсолютно обнажённым. Лишь лавровая веточка всё также оттягивает мочку его уха, падая на белую простынь. Застывает. Тонкое изящное тело прекрасно сложенное, прекрасно ухоженное, лишь местами изрезанное старыми шрамами. Легкие бугорки мускулатуры делают его ещё красивее. Растрёпанные волосы, голова откинутая назад, чуть согнутые колени, и дрожащие пальцы, сжимающие одеяло. - У тебя когда-нибудь был секс? Выдыхает, кладя голову на бок. Прячет взгляд. - Приходилось. Рацио раздевается куда медленнее, сбивая темп. Некуда спешить. Этот парень на кровати весь в его распоряжении. Какаваша молча наблюдал за ним снизу вверх. Сегодня? Приподнялся на локтях, тяжело выдыхая весь воздух из лёгких. Спокойно, спокойно, сохраняй лицо, улыбайся. Улыбайся. Кончики губ, влажных от поцелуев, растягиваются в стороны. Вдох выдох, нижняя губа слегка трясётся, и он прикусывает её изнутри, сглатывая накопившуюся слюну. Он пытается сохранить спокойствие, но, когда Рацио, полностью раздевшись, наклоняется над ним, проводя кончиком носа вдоль ключиц, вновь теряет всё самообладание, отчаянно ища опору под руками. Его вжимают всё глубже в кровать, и он падает-падает-падает... - Веритас, - выдыхает, с трудом шепча чужое имя, - Веритас, я... Смазанный поцелуй не даёт говорить дальше, утягивая на самое дно. Помогите. Чужие губы заменяют длинные острые пальцы, нагло проникающие внутрь. Играясь с языком, они залезали под него, сжимали между собой, давили, заползая ещё глубже, а он слегка прикусывал фаланги, то поднимая, то опуская челюсть. Большего он не может себе позволить. Рацио ведёт языком вдоль выступающих рёбер, а вторая рука уже исследует чужие бёдра, сжимая напряжённые ягодицы. Он весь в его власти. Когда Веритас вытаскивает свои пальцы изо рта Авантюрина, тонкая ниточка слюны тянется от них до покрасневших губ. Обрывается, падая на горячую щеку. - Ты, - Рацио убирает упавшие на лицо тёмные шелковистые волосы, - ты готов? - Чёрт, просто сделай это уже. Первый палец скользит по ложбинке, прикасается к тугому колечку мышц, обводит его вокруг и осторожно проникает внутрь. Заходит на половину длины, останавливается, мягко щекоча изнутри. - Расслабься, - шепчет, опаляя дыханием ухо, осторожно прикусывает хрящик, продвигаясь дальше. Авантюрин закусив губу, выгибается всем телом, отчаянно сжимая в кулаках одеяло. Когда внутрь заходит второй палец, невольно сжимается, шумно вдыхая через нос. Больно. А Рацио не останавливается, продолжая растягивать его, всё шире, всё глубже. Спокойно, всё в порядке, это уже случалось, ничего страшного не будет. Кладёт ладонь на грудь, пытается успокоить себя, чувствуя, как с каждым вдохом замирает сердце. Пальцы выходят наружу с отвратительным хлюпающим звуком, и Какаваша наконец выдыхает свободно. Веритас поднимается, смотря на распластавшегося парня во весь рост, застывает, разглядывая его с каким-то необъяснимым восторгом и нежностью в глазах. Авантюрин смотрит в ответ, слабо улыбается. Давай. Я выдержу, я вынесу, я вытерплю. Покорный и такой испуганный. Наклоняется целуя его куда-то вниз живота. Придерживая руками, мягко раздвигает чужие ноги и прижимается ко входу. Проникает одним движением, чувствуя как изгибается в позвоночнике чужое тело, поднимается на носках, изнывая от боли, но терпит. Осторожно скользит внутрь и наружу, продвигаясь всё глубже и глубже. Авантюрин, кажется, начинает потихоньку привыкать, расслабляет руки и откидывает голову назад, размеренно дыша через приоткрытый рот. Рацио подхватывает пальцами его запястье, проводит вдоль бинтов на ещё не заживших ранах, шагает подушечками дальше, щекоча внутреннюю сторону ладони, переплетается пальцами в крепкой хватке, и резким движением толкается внутрь до упора. Стон вырывается из чужих губ, и пальцы сжимаются сильнее. Рацио двигается всё быстрее, всё глубже и грубее, а у него весь мир переворачивается перед глазами. Всё рушится, всё падает, всё гниёт, безудержно теряя собственную форму и смысл, и сердце сжимается от боли и страха, безудержно колотясь об клетку из рёбер. Спокойно-спокойно-спокойно... не помогает. Он слишком много думает. Пытается вдохнуть свежий воздух, но новый толчок выбивает из него очередной стон, и он задыхается, невольно пытаясь выдернуть руку из хватки Рацио. Не отпускает, не отдаёт. Теряется, испуганно бегая глазами по покрасневшему лицу перед собой, и от чего-то горькое одиночество сдавливает его в своих когтях. Слеза блеснула в полумраке, оставляя после себя влажный след на щеке. - Ты плачешь, - доктор останавливается, удивлённо смотря на него, - всё в порядке? - Д-да, - вдыхает, но получается больше похоже на всхлип, - да, не обращай внимания. Но он обращает, наклоняется к его лицу, нежно зацеловывая мокрую дорожку, гладит кончиками пальцев шею, медленно возвращая темп. И Авантюрин стонет, закусывает губы до крови в попытке сдержать собственный голос, но с каждым новым толчком проваливается всё глубже и вновь, и вновь стонет под чужим напором. Некому помочь. У него есть лишь он сам. Он всегда мог положиться только на себя. Он всегда в одиночку пробивался вперёд. Он всегда был одинок. И никого. Рацио останавливается, замирает, и Авантюрин замечает, как расслабляется его лицо в немом наслаждении. Парень тихо выдыхает, когда из него выходят. Тёплая сперма вытекает изнутри, марая бёдра и простынь. Неприятно, но он легко улыбается, смотря в красные глаза напротив, а руки не слушаются и продолжают судорожно рваться наружу. Рацио падает на кровать рядом с Авантюрином и обнимает его, утыкаясь в макушку растрёпанных волос. Худое тело слегка подрагивает под крепкими руками, но успокаивается, и затихает в тёплых объятьях. Его поднимают на руки и относят в ванну. Теплая вода приятно обволакивает струями, смывая с кожи весь пот и жар. Какаваша пытался помыться самостоятельно, но доктор властно перехватил инициативу. В ванной его трахнули ещё раз, грубо заткнув рот пальцами. Сил хоть как-то сопротивляться у него не было. Только молчаливая покорность и частое моргание, в глупой попытке скрыть собственные эмоции. Он перетерпит Он всё перетерпит, переждёт. Он сможет пережить это и дождаться утра. Он сможет провести эту ночь в объятиях доктора, уткнувшегося в его плечо. Он сможет, как и всегда. *** Солнечный свет упал на глаза, заставляя сильнее зажмуриться. Уже утро. Провёл рукой под одеялом. Пусто. Холодно. Когда он успел выбраться? Открыл глаза. Дуло револьвера смотрело прямо на него, Авантюрин смотрел прямо в душу, и палец нахально лежал на курке, готовый надавить в любой момент. Точно, он знал, что этот револьвер всегда с ним. Точно. Ухмыльнулся, садясь на кровати. Какаваша. Однажды это имя мелькало в одном из докладов корпорации. Слуга, который не захотел подчиниться, раб, который убил своего хозяина. Он должен был догадаться, смех да и только. Ноль очков, неуд. - Чего ты хочешь? Какаваша смотрит с напускной уверенностью, нахально улыбается, когда сам отчаянно сжимает в руке оружие, как спасательный круг во время наводнения. Его единственный шанс. Его выигрышная ставка. - Свободу. Красные глаза соскальзывают вниз, на шею, не полностью закрытую воротом свежей рубашки. Товарный номер. Как это должно быть унизительно. Шестьдесят медяков, верно. Слишком мало за человеческую жизнь. Он пользовался им, он владел им за бесценок. Он тоже виноват. Он знает. - Иди, - Наклоняет голову, указывая рукой на дверь. - В моём столе, верхний ящик справа, там бумаги о твоём существовании. Можешь уничтожить их и уходить. Я не буду тебя искать. Зелёно-лиловые глаза, словно светятся. Дикий огонёк своенравного животного, слишком долго жившего взаперти. Он наклоняет голову, смотря исподлобья, открывает рот, собираясь что-то сказать, но так и не произносит ни слова. Не отводя пистолета, отходит к двери, одаривает его своим взглядом в последний раз и улыбается. Веритас невольно замер. Он впервые увидел у него такую искреннюю радостную улыбку победы. Улыбку облегчения, улыбку торжества и спокойствия. Самую последнюю улыбку. И исчезает. Как же много для него это значит? Наверное, он никогда не сможет понять, насколько сейчас велико счастье этого с виду ничего не чувствующего, хладнокровно играющего даже в игре на жизнь или смерть блондина. А он лишал его свободы из какой-то собственной глупой игры, из упрямства. Как же он виноват перед ним. Рацио слышит, как Какаваша заходит в его кабинет, слышит, как отодвигается ящик, слышит, как мнётся бумага, и тонкий запах гари распространяется по дому. Хлопок входной двери и тишина. Он ушёл. На краю тумбы, в лучах утреннего солнца блеснула золотом лавровая веточка.