— in the end, we'll both be buried in the ground, but my heart will beat while yours rots in a makeshift grave. so tell me at the end of our way: do you love me? — ask eternity about it.
|||
— если умрешь ты, то умру и я. Кафка появляется как всегда: неожиданно, нежданно, негаданно. ее прибывание на экспрессе не в новинку, она (как и всегда) ловит момент, когда на борту летающего поезда не будет никого, кроме нее и Химеко. члены астральной «семьи» отправились на очередное задание, в очередную из сотни-миллионов таких же нуждающихся в помощи планет. — правда? как мило, — незаинтересованно отвечает Химеко с усталым вздохом. Кафка хмурится, когда ее не воспринимаю в серьез. — я не шучу. Элио сказал мне, что- — я знаю. Химеко перебивает Охотницу, не желая снова и снова слушать одно и тоже. за последнее время она слышала это предупреждение пятый, если не шестой раз. конечно, женщина не особо верит (старается отрицать), что это может оказаться правдой. преступница напротив нее недовольно потирает переносицу, понимая, что сколько бы раз она не пыталась донести эту важную информацию — бестолку. Кафка быстро сдается и подходит к красному дивану, плюхаясь рядом с Химеко, прислоняясь спиной к мягкой красной обшивке, скрещивая руки на груди и закрывая глаза. навигатор астрального экспресса лишь мельком оглядывает незваную гостью, усмехаясь. Кафка выглядит напряженно и нервно. Химеко не может удержать легкого смешка. — что смешного? — раздраженно спрашивает Охотница, не открывая глаз. — давно я не видела тебя такой сосредоточенной на чем-либо, — отвечает красноволосая женщина, беря стоящую рядом с собой кружку, делая глоток любимого кофе. Кафка вздыхает, открывая глаза и переводя свой взгляд на Химеко. она хочет что-то сказать, но останавливает себя. Охотница не из тех, кто любит повторять что-то из раза в раз, когда ее не слушают. больше — ее это раздражает. обычно те, кто идут против ее воли или воли Элио возвращаются домой покалеченными… а кого-то и вовсе находят по частям в разных местах. но с Химеко было по-другому. у Кафки бы рука не поднялась применить ей физический вред, хотя часто очень хотелось. снова упав в пучину своих мыслей, Охотница смотрит в прострацию не сфокусированным взглядом. Химеко вздыхает. — разве у тебя нет дел по важнее, чем просто сидеть тут и терять драгоценное время? — если умрешь ты, то умру и я, Химеко, — снова повторяет преступница, — я не могу позволить кому-либо навредить тебе. пока я не нужна Элио, то буду находится рядом, чтобы предотвратить любые опасные моменты, в которых ты можешь пострадать. ничего личного, просто я не хочу умереть только из-за того, что ты была неосторожна. моя жизнь куда важнее этого недоразумения. после этих слов повисла неловкая тишина. никто из двоих женщин не осмеливался сказать что-либо еще. Химеко, в свою очередь, просто снова делает глоток из кружки, вставая с места, махнув рукой в жесте: «иди за мной». Кафка послушно встает, последний раз бросив свой взгляд на бесконечный, темный космос, укрытый звездами, различными планетами, которые умирают и рождаются каждую секунду, которую она тратит на этот мимолетный взгляд. затем она отворачивается и следует за Химеко, ничего не говоря.|||
— ты так и оставишь меня сидеть тут, в полной тишине? — спрашивает Кафка, примерно через час после того, как Химеко привела ее в свою комнату (которую Охотница знала досконально), оставив ее сидеть одну на небольшом кресле чуть поодаль от рабочего стола, за которым навигатор астрального экспресса работала над очередными чертежами звездного неба. Химеко ничего не отвечает, полностью погруженная в своей работу, игнорируя все посторонние звуки. эта ее сторона всегда раздражала Кафку боль всего. игнорирование окружающего — худшее качество в красноволосой женщине. Кафка встает с места, вздыхая и снимая свое пальто, закинув его на спинку кресла, на котором только что сидела; снимает и перчатки, кладя их туда же, разминая свои руки, поднимая их вверх и вытягиваясь, словно кошка. затем, снова повернувшись к все еще занятой женщине, Кафка подкрадывается к ней сзади, кладя свои руки ей на плечи, наклоняясь к уху, чтобы прошептать: — ты же знаешь, как меня раздражает такое поведение, дорогая, — с этими словами она мягко проводит пальцами по волосам Химеко, отмечая их мягкость. от такого неожиданного вырывания из мыслей, навигатор экспресса вздрагивает, но позволяет гостье трогать свои волосы. сложно признаться самой себе, что ей это немного нравится. поэтому Химеко молча продолжает работу, вырисовывая одной ей понятные линии карандашом. Кафка мягко отбрасывает волосы женщины в сторону, открывая шею. — не игнорируй меня, — прямо заявляет Охотница, наклоняясь и целуя неприкрытый участок кожи Химеко. вторая резко отмахивается от Кафки, поворачивая к ней голову, кидая в нее молнии своим взглядом, от чего губы преступницы расплываются в мягкой ухмылке. ее всегда забавляет этот полной ненависти взгляд и то, что она знает тайну, скрывающуюся за всей этой ненавистью и игру в незнакомок. — если ты решила докучать мне, то мне придется выгнать тебя из комнаты и ты будешь спать на коврике в коридоре, — строго заявляет Химеко. на это заявление Кафка только рассмеялась, еще больше забавляясь поведением своей бывшей. — да брось, ты слишком любишь меня, чтобы свершить такое прессступление, — специально растягивая буквы, насмешливо отвечает Кафка, прекрывая свой рот ладошкой, продолжая хихикать. и вроде Химеко мозгом понимает, что ей стоит просто снова окунуть Охотницу с головой в холодный игнор, но сердце не позволяет. оно начинает отбывать тревожный ритм в груди, заставляя Химеко недовольно поежится. «любишь» — что-то зацепило женщину в этом слове. навигатор астрального экспресса не может найти подходящих слов, чтобы ответить на такое поддразнивание.«любовь»
действительно ли она ощущает столь романтизированное чувство, которое она потеряла долгое время назад? конечно, Химеко любит свою «семью», любит свою работу, друзей, знакомых и так далее. но по отношению к Кафке она испытывала лишь бесконечное отвращение, ненависть и похоть. словив себя на мысли, что все эти три чувства продолжают уживаться в ней уже столько лет, заставляет женщину задуматься, снова уходя в свои мысли…. . .
выходя из состояния покоя, Химеко не совсем понимает, как она оказалась в такой ситуации: сверху Кафка, прижимающая ее к постели своими бедрами. пытаясь пошевелить кистями рук, она понимает, что пальцы другой женщины крепко сжимают ее запястья, а лицо Охотницы находится всего примерно в десяти сантиметрах. — я же просила не игнорировать меня, — раздраженно заявляет Кафка, видя сначала спокойное, потом удивленное лицо Химеко. снова повисла неловкая тишина. не то, чтобы они никогда не были в этой позе, просто что-то поменялось. что-то не так и тревога растет в груди обеих, но если Кафка не чувствовала страха, то Химеко стало не по себе от такого съедающего ее изнутри чувства. — точно, да… промямлила она, вздыхая и пытаясь приложить руку к голове, но Кафка не отпускает. — нет, — голос преступницы звучит холодно. — что нет? — я не собираюсь отпускать тебя, — короткая пауза, — точно не сейчас. Химеко замолкает, вглядываясь в бездонные, схожие с розовыми фиалками зрачки сверху. янтарные глаза красноволосой женщины слегка прикрываются, а затем она ощущает мягкий, но требовательный поцелуй, запечатленный на ее губах. пальцы Кафки сильнее сжимают запястья Химеко, заставляя ее слегка выгибать спину, чтобы оказаться ближе к телу Охотницы. поцелуи Кафки сравнимы с укусом дьявола — обжигающе горячие, страстные и столь же требовательные. ответный поцелуй Химеко — мягкий, трепетный, сравнимый с легким бризом моря, успокаивающий своим звуком каждого, кто захочет провести свободное время в одиночестве на берегу. тяжелый вздох и короткий, еле слышный стон разносится по комнате, когда Кафка отстраняется, оставляя между их лицами всего пару сантиметров. — пожалуйста, — вместо привычного холодного голоса, из горла преступницы вырывается мягкий шепот, — позволь мне почувствовать тебя в последний раз. просьба Охотницы заставляет навигатора астрального экспресса невольно вздрогнуть. отпуская правую руку Химеко, Кафка кладет свою собственную второй женщине на щеку.«страх»
и не ясно, кто из них боится больше: Химеко, которая впервые видит Кафку настолько отчаянной или Кафка, которая в жизни никогда не испытывала страх. очевидно, что бояться здесь умела только первая, но когда она смотрит в глаза когда-то любимой женщины, то читает в них ни что иное, как нервозность и какой-то ужас, будто перед ней сейчас не Химеко, а какое-то ужасное чудовище из антиматерии. красноволосая женщина поднимает освобожденную руку и мягко проводит пальцами по выбившимся прядям фиолетовых волос. она вздыхает и старается не показывать своего дискомфорта от странных заявлений Кафки. рука Химеко скользит за шею, а затем мягко опускается на затылок и притягивает голову Охотницы к себе, целуя снова, давая тем самым положительный ответ на просьбу. наслаждаться друг другом им не впервые, но в этот раз было что-то не так. Кафка была сама не своя: слишком нежная, слишком трепетная, будто пытается донести до Химеко всю глубину своей грязной любви к ней. Химеко позволяет ей делать это, опуская руку с затылка на белую рубашку. высвобождая вторую руку из хватки Кафки, она слегка открывает глаза во время поцелуя, нащупывая пуговицы, начиная их расстегивать. Кафка не сопротивляется. разрывая поцелуй, Охотницы быстро скидывает с себя расстегнутую рубашку, оголяя верхнюю часть тела. — …давно ты ходишь без лифчика? — просто я знала, что все обернется именно так. Химеко не возражает, слегка привставая и садясь на кровати так, чтобы держать Кафку на собственных коленях. руки красноволосой женщины сжимают оголенную грудь преступницы, нежно массируя мягкую кожу, пока сама она наклоняется вперед, целуя Кафку в шею, оставляя дорожку из легких поцелуев, доходя до ее уха, слегка прикусывая мочку. мягкий стон вырывается изо рта Кафки. не то, чтобы она пытается его скрыть — никто их не услышит и не прервет, поэтому Охотница полностью дает волю своему голосу. — укусишь? спрашивает она, прикусывая свою губу, надеясь, что Химеко оставит следы на ее шее сегодня. навигатор экспресса вздыхает, от чего по спине Кафки пробегают мурашки от ее теплого дыхания. сразу давать то, о чем просит Охотница — проиграть войну угасающих чувств. красноволосая женщина не отвечает, но и не удовлетворяет потребность партнерши, лишь сильнее сжимая пальцами ее грудь, давая понять, что Кафка не в том положении, чтобы просить о чем-либо. преступницу это, конечно же, не останавливает. она фыркает и закатывает глаза, слезая с колен Химеко, начиная расстегивать свои сжимающие ляжки шорты. красноволосая женщина, руками опираясь на кровать, наблюдает за тем, как Кафка оголяется перед ней уже в который раз. тело Охотницы — великое искушение, сравнимое с запретным плодом в эдемском саду. бедра, талия, ключицы, живот — хочется расцеловать и ощутить подушечками пальцев все и сразу. Кафка сама прекрасно это знает, когда выкидывает куда-то в сторону оставшуюся одежду, делая шаги вперед и обнимая Химеко за шею, ставя свое колено между ее ног, опираясь на кровать. — нравится то, что ты видишь? — типичный вопрос, на который есть лишь такой же типичный ответ. — да.. . .
Кафка никому не позволяет трогать свое тело — нет, нет и еще раз нет. ни всем девушкам, которых она подцепляет где-то на улицах, в барах и каких-либо других местах. с трудом терпит прикосновения блэйда или серебряного волка (хотя самой издеваться над ними ей нравится, однако для Кафки есть большая разница в том, когда прикасаются к ней и когда прикасается она сама). но с Химеко все по-другому. с ней всегда все не как обычно. если бы Кафка выбрала левую дверь, Химеко стремительно направилась бы в правую. между белой кружкой и черной кружкой Химеко бы выхватила белую, а Кафка спокойно взяла бы черную. даже в выборе одежды все идет наперекосяк, хотя они обе любят различные пальто. с Химеко всегда все по-другому, именно поэтому Кафка может обнажится только перед ней. только ее пальцам позволяет скользить между складок, изредка задевая точку G, чтобы не дать Кафке много удовольствия. и если бы кто-то посмел так дразнить Охотницу, вероятно, у этого смельчака уже не было бы головы, но в этот момент преступница лишь смиренно склоняет голову на плечо Химеко, сглатывая накопившуюся во рту слюну, тяжело выдыхая. почему-то вечно холодную Кафку так быстро возбуждают прикосновения горячей (не только на вид) Химеко, что лишь от одного прикосновения преступница готова полностью отдаться ее рукам, но все еще работающий мозг сигнализирует о том, что Кафка "не такая покорная", что заставляет ее слегка отпрянуть от плеча и наклонится к шее партнерши, прикусывая ее, оставляя красный след от своих зубов. Химеко не возражает, окидывая взглядом прогнувшуюся спину Охотницы, когда ее пальцы начали мягко потирать ее клитор круговыми движениями, постепенно набирая темп, но с каждым вздохом и стоном Кафки сбавляя его, не позволяя полностью насладиться происходящим. Охотница закусывает собственную губу, стараясь не обругать наглую женщину в том, что она так играется с ней, но молчит, зная, что сделала бы то же самое, если бы не была так слаба к рукам и самой Химеко в целом. и вторая, конечно же, об этом знает. подушечки пальцев ловко и мягко скользят по точке G Кафки, не переставая заставлять все ее тело дрожать от напряжения и возбуждения. вцепиться бы в глотку и оставить как можно больше своих следов на идеальной, столь близко находящейся шее... но эти мысли отходят на второй план с очередным стоном, вырвавшимся изо рта непроизвольно. Кафке бы хотелось иметь Химеко как свою собственность, как ту, ради кого она перестанет шляться где попало и иметь секс на одну ночь, вовсе не удовлетворяющий ее, лишь немного усмиряя бесконечное возбуждение при первой же мысли о прошлой близости с единственной женщиной, которой Кафка может открыться полностью. но все, что она может сейчас — наслаждаться эти коротким моментом, когда столь родные руки снова оказались на ее теле, вновь в таком противном, вечно меняющемся темпе, но ласково и бережно ласкают ее клитор, доставляя долгожданное удовольствие от процесса. это не просто удовлетворение собственных грязных — успокоительное, столь необходимое для Кафки. — пожалуйста... не останавливайся... Химеко была единственной, кого Кафка могла лишь умолять остаться с ней еще немного.|||
«спокойствие»
руки Охотницы плотно обвиты вокруг талии лежащей рядом женщины. снова тишина, но уже более спокойная, расслабляющая и не давящая на мозг. у Кафки не находится нужных слов, чтобы начать разговор, поэтому она решается лишь плотнее прижаться к Химеко, уткнувшись ей в плечо лицом, мягко промурлыкав от удовольствия. сбоку слышится легкий, усталый вздох, а затем у Кафки в волосах оказывается чужая рука, мягко гладящая ее по макушке, играя с локонами фиолетовых, растрепанных волос. то ли от поглаживания, то ли от домашней атмосферы в голове преступницы вдруг всплывает давнее воспоминание. — если тебе интересно, то примерно лет в тринадцать я написала письмо эонам, — Кафка неожиданно прерывает повисшую тишину. Химеко слегка поворачивает голову и смотрит на Охотницу, приподняв бровь. это, конечно, было не то, чего она ожидала услышать. Кафка не дожидается ответа. — «хочу влюбиться так, чтобы мои ребра были переломаны, руки дрожали, а все лицо было покрыто кровью, но сердце, еще еле-еле живое, продолжало отбивать болезненный ритм внутри, качая кровь через разорванные вены, позволяя ей вытекать наружу, словно это мое последнее послание», — спокойным, будничным тоном цитирует преступница строки из собственного письма, написанного когда-то давно. — поэтично, — отмечает Химеко, — у тебя был талант. — едва ли, — парирует Кафка, драматично вздыхая, в глубине души довольная небольшим комплементом. красноволосая женщина молчит немного, все еще не переставая гладит волосы Кафки. — и как? исполнилось желание? задает она будто бы риторический вопрос, копируя спокойный тон собеседницы, но добавляя щепотку иронии, от которой преступница закатывает глаза и насмешливо и коротко отвечает: — не-а. и после этого прижимается к Химеко снова, оставляя поцелуй на ее плече, на что вторая фыркает, убирая руку из волос Кафки, протестуя против такого (лживого) ответа. Охотница хихикает над таким детским поведением, обращаясь к обиженной женщине, словно к маленькому расстроенному ребенку: — ну все, все.... . .
— ...прости меня, — шепчет Кафка срывающимся голосом, дрожащими руками стараясь удержать тело Химеко, не сводя глаз с ее лица. вторая же лишь мягко, печально улыбается, стараясь смахнуть железную на вкус кровь, вытекающей из собственного рта. полу-потухшими янтарными глазами она смотрит на Кафку, прищуриваясь, чтобы лучше увидеть ее лицо, испачканное землей и багровыми пятнами. клочки пыль витают в воздухе, по ушным перепонкам будто бьют барабанными палочками. боль в районе живота почти невыносима, что уже изрядно испачканная рука Химеко сжимает, будто бы при таком раскладе у нее есть шанс заставить алую жидкость затечь обратно и залатать рану.«страх Кафки сбывается наяву.»
— ты не можешь здесь умереть! — Охотница старается крикнуть, но все, что у нее получается выдавить из себя – жалкий приглушенный писк, — если умрешь ты, то умру и я, не смей... — Кафка, — голос Химеко, не менее хриплый, но от чего-то столь нежный, заставляет преступницу замолчать, — твое желание... исполнилось? глаза прежде холодной и собранной женщины начали намокать. Охотница мягко кивает. — исполнилось... конечно исполнилось... только пожалуйста, не оставляй меня одну. это был первый и последний раз, когда Кафка ощущает неподдельный, первобытный страх, где ее колени, руки и губы дрожат, а по испачканным щекам начинают катиться слезы. Химеко старается выдавить из себя последнюю улыбку, поднимает собственную руку и мягко вытирает слезы Кафки, пока ее глаза окончательно не потускнели при свете пробивающегося сквозь тучи солнца. — я тоже тебя люблю.«умрешь ты — умру и я», только одно сердце перестает биться окончательно, а другое разрывается на сотни мелких осколков, раня изнутри куда сильнее, чем любое физическое увечье.
ㅤ