dirty dreams

— Галина Николаевна-а... Она отвлекается от чтения. — Да, Валя?  Патологоанатом проходит в кабинет, цокая каблуками. Юбка-карандаш карминового цвета, едва доходящая до колен, расстёгнутая на одну лишнюю пуговицу белая блузка, тёмно-красная помада, завитые мелкими кудряшками волосы... О, эта женщина всегда знает, как произвести впечатление.  — Кажется, уже поздно...  — У меня много работы, Валя.  Антонова хмурится и обходит кресло начальницы, вставая за спинкой. Полковник же возвращается к чтению отчёта, но приходится вновь прерваться, когда на её плечи опускаются ладони и скользят вниз, к пуговицам пиджака.  — Валя... — предупредительно выдыхает Рогозина, но блондинка снова двигается и спустя мгновение оказывается на коленях подруги. В узкой юбке сложно сесть в позу наездницы, поэтому Антонова оставляет ноги на одной стороне, при этом поворачиваясь к подруге и целуя её в щёку. Гладит лицо Рогозиной, оставляя поцелуй за поцелуем; красные отпечатки помады. Когда горячие губы касаются шеи, полковник резко выдыхает, а Валентина улыбается и берёт подругу за запястье, направляя её руку себе под юбку.  — Валя. Последний раз предупреждаю.  Блондинка отстраняется и игриво приподнимает левую бровь.  — А то что?  Они смотрят друг другу в глаза, и Рогозина прекрасно видит, как расширяются Валины зрачки. От её опытного взгляда не ускользает и то, как от каждого вздоха натягивается ткань блузки на груди.  — Действительно хочешь знать?  Вместо ответа Антонова медленным, манящим движением расстёгивает верхнюю пуговицу своей блузки.  Смотрит с хитрым прищуром, гадает, что будет дальше.  А дальше – всё, как обещала Рогозина.  Резким движением её разворачивают и нагибают над столом. Подол юбки – вверх, красная ткань складывается гармошкой на талии, и Валентина закусывает губу, слыша выдох подруги. Ладонь накрывает промежность, кончики длинных пальцев массируют нервные окончания, но буквально пару секунд – затем давление исчезает. — С каких это пор патологоанатом ФЭС позволяет себе не носить нижнее бельё на работе?  Антонова тихо стонет, виляя бёдрами в сторону, устраиваясь поудобнее. Холодная поверхность стола контрастирует с уже разгоряченным телом, и у патологоанатома твердеют соски. Неожиданный шлепок возвращает в реальность.  — Я, кажется, задала вопрос, — угрожающе тихо говорит Галина Николаевна, наклоняясь поверх подруги, — повторяю: почему моя сотрудница ведёт себя, как уличная девка?  Валентина теряет дар речи. Её мозг сейчас способен сконцентрироваться только на одном, а именно – желании принадлежать своей начальнице.  — Молчишь? А я сама знаю ответ... Рогозина хватается за воротник блузки патологоанатома и дёргает в стороны. Пуговицы сверкающим дождём сыпятся на стол, раскатываются по всей его поверхности, со звоном падают на пол. За блузкой следует и белый кружевной бюстгальтер, который Галина Николаевна расстёгивает куда более осторожно. Хотя именно он секундой позже и оказывается на тонких запястьях Валентины, крепко удерживая её руки за спиной.  — Я видела, как ты качала задницей, шагая перед тем свидетелем. Берёшь пример с Амелиной? — вкрадчиво спрашивает полковник, поглаживая бедро подруги, — но знаешь, в чём разница между вами?  — И в чём же? — щурится Антонова, мгновенно прикусив язык, стоило ей почувствовать горячее дыхание вдоль позвоночника.  — Ты принадлежишь мне.  Она выгибается в тихом стоне: на спине расцветает засос.  — Всё это ради меня. — продолжает Рогозина, — ради того, чтобы я трахнула тебя так, что ты не сможешь сидеть. Стеклянная поверхность запотевает от частого дыхания Вали. Её грудью вжимают в стол, и несколько рассыпавшихся бусин-пуговиц впиваются в нежную кожу.  — Посмотри на себя. — шёпот Рогозиной над самым ухом, а её рука снова там, внизу, размазывает влагу, — течёшь, как чёртова сучка.  Антонова вскидывается, стоит пальцу начальницы проскользнуть внутрь, погладить вельветовые стенки, но свободная рука Галины Николаевны удерживает её на месте, почти без усилия надавив между лопаток.  — Я сказала: посмотри!  Её хватают за волосы, голова закидывается наверх, и в отражении стеклянной двери Валя совершенно чётко видит стол, саму себя и Рогозину, возвышающуюся позади. Из горла непроизвольно вырывается гортанный стон. Галина Николаевна тем временем вынимает правую руку и облизывает пальцы, не нарушая зрительного контакта через отражение.  — М-м... ты слишком приятна на вкус, чтобы делиться с кем-то... — полковник опускает руку, чтобы снова подразнить пульсирующий вход, — ну-ка, попробуй сама.  И эти потрясающе длинные пальцы оказываются перед лицом Валентины, проводят, чуть стирая оставшуюся помаду. Недолго думая, блондинка открывает рот и обхватывает палец Рогозиной губами. Ощущая свой собственный вкус, она активнее работает языком, а начальница плавно двигает рукой, меняя положение пальцев.  В какой-то момент Валины волосы отпускают, и левая рука полковника проводит по спине от основания шеи до копчика, а затем – резкий удар по ягодице. Антонова всхлипывает и от неожиданности слегка прикусывает пальцы, но тут же старательно проводит по месту укуса языком, как бы извиняясь. — Хорошая девочка.  Стон. Прилив вязкой влаги.  Рогозина улыбается и вынимает правую руку изо рта подруги. Слюна блестит на изящных пальцах, и у Вали внизу всё пульсирует. — Пожалуйста, я...  Новый шлепок приземляется ровно на влажный клитор. Антонова вскрикивает, но на этот раз ей не дают возможности перевести дыхание: два пальца вталкиваются внутрь и начинают безостановочное движение, растягивая, а после практически до конца покидая истекающее лоно. Кажется, капает на пол. — Такая узкая, — Рогозина обжигает дыханием, пока искусные пальцы вновь находят клитор и сжимают. А в следующую секунду погружаются уже не два, а три пальца, и Вале не остаётся ничего, кроме дрожи. Она чувствует себя заполненной до предела; тянется бёдрами назад, выгибая спину.  Ладонь на пояснице фиксирует, не давая сдвинуться с места, и тогда блондинка неосознанно сжимает пальцы внутри, сквозь собственное тяжёлое дыхание слыша хлюпающий звук, когда рука начальницы плавно выходит – ненадолго – и снова проникает внутрь. Румянец давно окрасил щёки Антоновой, её шею и грудь в нежно-розовый, а теперь цвет становится ещё насыщеннее.  Движение внутри внезапно останавливается, и это – мучение гораздо хуже. Резные пуговицы пиджака – Рогозина до сих пор полностью одета – царапают спину патологоанатома. А затем случается следующее: Рогозина каким-то невероятным образом подгибает пальцы так, что её пусть и короткие, но твёрдые ногти задевают особую точку, и Валя не может сдержать крик. Кажется, что всё тело пропитано электрическими разрядами, чистой эссенцией молнии; ещё немного, и— Она просыпается, хватая ртом прохладный воздух, словно рыба, выброшенная на сушу. Соски неприятно задевают хлопковое постельное бельё – футболка, в которой Валя спала, сбилась наверх, к шее. На оголённом бедре – Антонова предпочитает спать в трусиках – тяжесть чужой ладони.  Валя прерывисто выдыхает, моргая в темноту. Всё тело до сих пор напряжено, ей нужно совсем немного, чуть-чуть, чтобы достичь столь необходимой разрядки... Осторожно, тихо она проводит ладонью по своему животу, немного ниже, ниже...  Её запястье вдруг перехватывают быстрым движением, и Валя вздрагивает от неожиданности.  — И что же такое тебе снится, м-м? — голос Рогозиной хрипловат после сна, и похоже, она проснулась недавно.  — Да так. Ничего особенного.  — Неужели? Очень интересное "ничего", потому что ты вжимаешься в меня уже почти двадцать минут, и... Пауза, но рука Рогозиной, до этого удерживавшая запястье подруги, без предупреждения накрывает Валины насквозь влажные трусики, и Антонова тихо пищит.  — Очень интересно. Расскажешь? — выдох обжигает шею... совсем как в её сне.  — Галя...  — Я жду. Действительно, рука совсем без движения. Мучительно. Валя стонет на выдохе, двигая бёдрами.  — Мне снилось... м-м... Как только она начинает говорить, пальцы Рогозиной, до этого покоившиеся поверх влажной ткани, приходят в медленное, выверенное движение кругами. — Продолжай. Валя прерывисто вдыхает и подчиняется: — Мы были в твоём кабинете, и... Галя, боже, не останавливайся!  Блондинка активнее толкает бёдра навстречу руке своей подруги.  — И? — пальцы отодвигают полоску ткани в сторону, начиная поглаживать. — Ты нагнула меня над столом. У меня под юбкой не было нижнего белья, и ты... ты начала говорить, какая я... плохая.  Валентина тихо вскрикивает в подушку, когда один палец проскальзывает внутрь.  — Ты начала... твои пальцы... Речь Антоновой теряет связность с каждой секундой, с каждым движением рогозинской ладони.  — Скажи это! — шепчут приказ над самым ухом.  — Ты трахала меня, трахала тремя пальцами, и я... я была так близко...  Одеяло откинуто в сторону и позабыто. Рогозина в одно мгновение меняет их позу, поднимаясь на колени позади Вали и переворачивая подругу на живот, рывком стаскивая с неё трусики и разводя ей колени.  — Вот так? — шепчет она, наклоняясь к Валиному ушку. Вталкивая в неё три безумно длинных и изящных пальца.  — Да! Да–... а-ах... м-м... Ушей Вали достигает мягкий, влажный звук, с каким её мышцы сжимаются вокруг вторжения. Она стонет, почти всхлипывает в подушку.  — Хорошая девочка. Отпусти. Отпусти... — шепчет Рогозина; кусает плечо Валечки. Антонова содрогается, один раз, второй... и замирает, изогнувшись в беззвучном крике. Единственное, что срывается с её приоткрытых губ – громкий выдох, сплетённый с мелодией стона. — Вот так... — тихо повторяет Галина Николаевна, целуя в области верхнего позвонка.  Тяжело дыша, Валя переворачивается на спину, сразу же встреченная самодовольным взглядом подруги, усевшейся у неё в ногах. — Рогозина, ты меня когда-нибудь в могилу сведёшь!  Шеф ФЭС фыркает и откидывает с лица копну русых волос. А затем меняет позу, нависая над своей блондинкой и мягко приникая к её губам. Поцелуй начинает становиться всё горячее, всё активнее, и, оторвавшись на мгновение, Галина Николаевна с усмешкой шепчет: — Второй раунд?