Секрет Небес: Наследник

      Деревянные ставни, серые от влаги и времени, громко брякнули, и холодный ветер коснулся голых ступней. Сладко пахнуло гниющим рыбьим мясом. Сильвия прижала ладонь ко рту, сдерживая рвотный позыв, и, наскоро выбравшись из ледяной постели, кинулась закрывать окно, выходящее к морю.       Скромный замок на острове Аскетгард, достойный рыцаря, но не короля. Он выходил одной стороной к морю Гроз, волны которого разбивали уже безжизненные тела сирен и огромные, с лодку, туши тунца о кирпичные черные стены, покрытые темно-зеленой склизкой плесенью и блестящей чешуей. На Аскетгарде сыро и тоскливо, и музыку заменяют крики чаек и стук мечей во дворе.       Несмотря на тошнотворное пробуждение, настроение Сильвии цвело ядовитым растением. Утром прибывшие с Рыбацкого залива моряки передали послание от брата. Всего два коротких слова: «Кровь сильнее». Кровь Ронтесов сильнее. Ее кровь. Пусть не от ее плоти, но он — ближе, чем своя кожа, роднее, чем ребенок из своего живота. И она знала. Всегда знала, что он — особенный: и когда появятся знаки, когда вспыхнет предзнаменование, свершится то, что должно, и именно он станет вершителем.       Скрипнули тяжелые ножки стула. Все здесь скрипело, вздыхало и охало, словно сам замок стал дряхлым, ни на что неспособным стариком. Деревянный гребень сколами цеплял седые жесткие волосы. В Небесах с прической и одеждой помогают девушки. На Аскетгарде женщины машут мечом наравне с мужчинами, и просьба о помощи принимается за слабость. Сильвия заплела две косы — по одной на каждую победу в бою, которые признавала. Воспоминания приходили каждый раз, когда пальцы касались волос.       Одна коса — освобождение Темного вала, небольшого и единственного порта Аскетгарда. Ее маленький отряд из семи человек двигался во мраке ночных переулков к воде. Береговая линия превратилась в линию боя: сначала — ров, заваленный трупами, затем — высокие деревянные бойницы, в которых мелькали лучники. Они ждали бойцов с Небес, чтобы продолжить наступление внутрь острова и затем отплыть на захваченных кораблях, оставив Шепфамалума без замка и флота.       По злой иронии руководил высадкой лорд побережья Небес — Джон Рипплфорд. Девицы вздыхали о его красоте, а торговки любовью хотели доплачивать за его визиты. Высокий и широкоплечий, белозубый и прямоносый, с русыми кудряшками и голубыми, как небо, глазами. В Небесах слагали песни о его благородстве — то, как он говорил, как пел, как смотрел, — все казалось идеальным.       Завоевателей осталось немного: может, сотня человек против семерых. Осторожные, даже мнительные — они не принимали еду от детей, не просили местных шлюх. Таких гостей они подвешивали за запястья на столбы и использовали в качестве мишеней для стрел — словно знали, что их подсылала Сильвия. Джон, показывая силу, мог снять со столбов двух женщин и легко забросить трупы в ров.       Для утех они привезли с собой трех суккубов, но даже эти мастерицы не могли вынести любви мягкого и обходительного Джона и его отряда. К концу только одна осталась в живых: иногда она, пошатываясь, выходила из шатра — абсолютно голая, с торчащими ребрами, обкусанной грудью и черными синяками ближе к промежности.       Девушка пустым взглядом смотрела на рога подруг, торчащие из рва с телами. Такой ее увидела Сильвия. Она проходила мимо — в женском платье, опустив голову, крепко сжимая корзинку с рыбой. Сильвия косила глаза и, выцепляя фигуры, вела счет каждой тени.       Взгляды Сильвии и суккуба пересеклись всего на короткое мгновение.              Луна дрожала в отражении волн, огонь костров танцевал, страшные длинные тени ложились на красный от крови, горячий песок. Теперь Сильвия возвращалась каждую ночь — в мужских брюках, с поднятой головой и крепко сжимая фамильный меч Смерть богам. За ее плечами стояли сестры Джейн и Джастина Грейнхолды, Астрик Плейнгард, уже седой Брустрик Харвестоун, весельчак Вист Риверфорд, девятнадцатилетний Велиал Медоугейтов.       Выживут не все: средний сын Медоугейтов, мягкий и чуткий мальчик, умрет почти сразу после начала боя за Темный вал, не застав рассвет, скрестив мечи с самим Джоном. Тот перешагнет его тело и двинется к Сильвии.       Но это случится позже. Сначала вспыхнет шатер, в котором насилуют суккуба. Оттуда не выйдет никто, кроме нее самой: на землю ступит копыто в чужой крови, дрожащие длинные пальцы держат отломанный острый рог. Другой рукой девушка придерживала отпавшую с обгоревшей щеки кожу, стараясь прикрыть открывшуюся челюсть. Она стояла, дрожа всем телом и стуча зубами.       Взгляды Сильвии и суккуба пересекутся снова — и Сильвия не сможет сдержать победной злой улыбки. Каким глупцом надо быть, чтобы заставить суккуба подчиняться; Небеса уже пытались посадить Приавард на цепь, но суккубы, презираемые всеми за слабость и неумение сражаться, один за другим укладывали человеческие тела в землю.       Пожар быстро перекинулся на столбы с мертвыми и бойницы с живыми. Соль моря и пота в воздухе смешалась с дымом. Запахло жареным мясом, топленым жиром, горелым волосом. Шипела обугленная плоть, трещала ткань шатров, падали, поднимая песок и пепел, тяжелые бревна бойниц. Со всех сторон верещали горящие люди, крики слились в мучительный страшный хор. Яркое, жаркое и сильное пламя танцевало в отражении темной воды. Остатки бойцов Джона хватались за оружие. — Ах ты, сука, — Джон даже не заметил Велиала, упавшего к ногам. Сильвия утробно закричала, Смерть богам рассек воздух с громким свистом, мечи лязгнули, столкнувшись, зазвенели. Когда-то голубые глаза мужчины почернели от злобы и ненависти. Он был сильнее — один удар, и Сильвия упала на спину.       Из легких резко вышибло воздух, из носа на щеки потекли горячие дорожки. Джон встал над ней с перекошенным от ярости ртом и принялся свободной рукой расшнуровывать бриджи. Он что-то рычал, как зверь. Обессиленная Сильвия выставила перед собой меч — и если нужно, вонзила бы себе в сердце.       Но Джон вдруг странно ахнул, покачнулся, шагнув вперед. Прищурился, будто впервые увидел Сильвию, бросил шнуровку и приложил руку к груди. Ладонь оказалась чистой, но в этот момент по его спине струилась кровь — из огромной, с кулак, дыры.       Огромный Джон рухнул на Смерть богам, нанизываясь на лезвие, как сыр на шпажку. Позади него стояла суккуб: она по-прежнему дрожала, ее иссиня-черное тело сливалось со тьмой. Казалось, из ночи на Сильвию смотрели только глаза — пугающе пустым взглядом.       Она представится Нестереади, и бойцов в отряде снова станет семеро: так будет до тех пор, пока Джейн и Джастина не определятся, за кем хотят идти. Спустя девять лет Сильвия принесет еще одну победу Шепфамалуму — Рыбацкий залив. Единственный островок, где рыбаки и торговцы могут пополнить запасы пресной воды на пути из Тосшоса в Небеса. Теперь каждый из моряков теперь должен платить Шепфамалуму: золотом или, что куда важнее, товарами. Дорогим вином, сухими овощами и фруктами — и мясом.       Сильвия имела право на три косы, но всегда заплетала две. Она выдохнула носом, словно перед боем, отгоняя воспоминания. Спустилась вниз по широкому, почерневшему от копоти коридору, который соединял ее башню с главным замком. Это место горело много раз еще во времена Освободителей, примерно полсотни лет назад, но дым тех сражений до сих пор свербел в легких всей семьи Ронтесов.       Сегодня подавали вареную рыбу, и запах стоял до самой залы. Сильвия вошла в стылое помещение, недовольно взглянула на пустой стол и черное, холодное нутро очага, поежилась. Вошла незнакомая девушка с посудой, и Сильвия резко ее остановила: — Если снова тунец, то не нужно. Я обедать не стану.       Шепфамалум отбыл на рассвете, Маль опять где-то пропадал. С самого утра она оставалась в огромном замке одна, и эта мысль успокаивала. Все складывалось удачно. Впрочем, даже в обычные дни, когда хозяин Аскетгарда оказывался где-то рядом, Сильвия невольно напрягалась, как кошка, чуящая собаку. То же она чувствовала и рядом с Малем.       Ее мальчик, которого она любила, вырос в мужчину, которого она боялась. Сильвия встала у окна, соленый ветер ласкал кожу, порыв подхватил подол платья. Отсюда виднелась площадь, узкие грязные улицы, покатые крыши домов, тесно прижавшиеся друг к другу, кормовые флагштоки, на которых закрывала горизонт черная звезда Шепфамалума. На площади было многолюднее, чем обычно. Сильвия обратилась к застывшей у порога девушке. — Когда я вернусь, зала должна прогреться. Иначе отправлю в порт — чистить рыбу до конца дней. Поняла меня?       «Надо же быть такой дурой», — думала она, — «Но личико милое. Скорее всего, Маль привел ее. Бедняжка». Увидев, как девушка кивнула, Сильвия жестко спросила: — Что случилось в городе сегодня? Что за шум? — Море принесло человека, мледи, — девушка склонила голову, — очень худой, кости, обтянутые костями, но живой… — Что?! — Сильвия развернулась так резко, что платье зашумело, — какой человек? — Не знаю… — девушка чувствовала: дела ее плохи, — в плаще с осьминогом…       Сильвия сморщила лоб, вспоминая. Осьминог в синих водорослях — герб Хайторов. Это дом Небес, но почему здесь… Как? Почему не доложили? Его нужно срочно допросить, нужно узнать… Паника разрасталась где-то глубоко в груди. Ведь так все удачно складывалось. Ее метания прервал знакомый, любимый голос, и женщина вздрогнула, как от удара. — Мидеро Хайтор, светлый лорд Небес, — Маль зашел, размахивая длинным луком. За его плечами покачивался полный колчан стрел, — его нашли рыбаки Гленнов у одной из скал недалеко от Темного вала.       Парень сел за стол и уставился на девушку равнодушным, ледяным взглядом. Та зарделась, ее щеки стали розово-лиловыми, как переспелая свекла. Сильвия разглядела брызги крови на кожаном жилете Маля и сердито пшикнула на девчонку: — Пошла прочь.       Когда та скрылась, Сильвия встала во главе стола, упершись в спинку стула. Ей не хотелось садиться, чтобы говорить на равных. Впрочем, она бы, пожалуй, и не вынесла такого разговора. Теперь черные бездонные глаза смотрели на нее. По коже побежали мурашки. — Где ты был? — Охотился.       Он ответил с едва заметным, ленивым вызовом. В отличие от Шепфамалума, она не могла с ним ничего сделать. Но хотела — сказать, что это неправильно, недостойно, что жестокость — не та черта, которую люди хотят видеть в своем короле. «С этой страстью к «охоте» мне тебя никогда не женить», — подумала Сильвия, — «Хорошо, что Альвия тупа».       Возможно, именно воспитание Шепфамалума и сделало Маля таким. Поэтому страх сменила жалость — как жалеют скулящего побитого щенка. Синяки, унижение и бесконечный лед — и вот ее ребенок положил на стол лук с направленной в нее стрелой. К горлу Сильвии подкатил ком слез. Она улыбнулась. Не оборачиваясь, показала правой рукой назад — туда, где сбоку от очага висело знамя ее дома. Черная маска с золотыми узорами. — Мой предок — Эдгар Ронтес, Освободитель земли Небес, отсек Шепфа половину лица и в честь этого взял имя Почти победивший бога. В насмешку он поместил на герб черную маску, которую носит Шепфа. Я верю, что ты возьмешь себе имя Победивший бога. Ты станешь королем. Уместна ли правителю такая звериная злоба? Ждет ли народ такого правителя? Ты — та тьма, что сойдется со светом, и победит солнце.       Она готовила мальчика к этому, баюкала, напевая о том, как однажды он сядет на престол. И теперь — пора. Маль поднял лук, натянул тетиву и спросил: — Уместна ли тьме такая злоба? Ждет ли народ такого правителя?       Стрела засвистела совсем рядом с ухом, стальной наконечник гулко стукнулся о стену и отскочил. Тишина зазвенела. Маль был несносен. С детства, как Сильвия открыла ребенку, как погибли его родители.       С тех пор на почве равнодушных пощечин Шепфамалума рос колючий цветок по имени Маль. Ему всегда словно не хватало чего-то, что уравновесило бы его ожесточение ко всему живому — и к Шепфа в особенности. — Даже животные не убивают без причины. — Скука — достойная причина, — Маль поднялся, показывая, что разговор окончен, — Мидеро сейчас в темницах. Предлагаю ускориться, если ты собираешься застать его в живых. — Его пытали? — В этом нет нужды. Идем.       Зашуршало платье, Сильвия поравнялась с сыном, с теплотой и любовью заглянула в равнодушные глаза. Коснулась ладонью щеки. Маль выше ее на две головы, и пришлось тянуться. Лед кожи обжигал. Маль не носил маски — но на его лице словно навечно застыло единственное выражение смертельной тоски.       «Маль, мой мальчик», — Сильвия жалко улыбалась. Она понимала, что выглядит, как нищенка, просящая еды.       Он вышел первым, прервав прикосновение.       Темницы — то, на чем строился замок Аскетгарда. Скалистый остров из камней, валунов и высоких утесов, где на первое подают тунца, а на второе — щебенку. Он пригоден только для изгнанников или, если вернуться во времена освободителей, — для заключенных.       Господская башня строилась на тюрьмах под землей; так как именно здесь — в нынешней оружейной, спальнях, кладовой с краденым зерном, просторной зале с главным очагом и высоким потолком — здесь жили те, кто охранял мир от убийц, спрятанных под полом. Эдгар Ронтес, хоть и склонивший перед Шепфа колено, стал первым тюремщиком. Аскетгард навсегда превратился в место для наказания.       В городке вокруг замка селились отправленные сюда воры, грабители и насильники. Славная, должно быть, сложилась компания. Сильвия усмехнулась. Замок много раз пытались сжечь, стражу перебивали всю до единого, всех до единого перебивали воров. Жители грызли друг друга, как крысы, которых заперли в одном погребе. Пока не явился Шепфамалум, который стал королем этой своры. Главным бандитом.       Строители замка закрутили лестницу, ведущую вниз, с такой силой, что у Сильвии закружилась голова. Узкие ступени блестели от мокрой зеленой плесени. Огни, горящие на стенах, давали совсем мало света. Маль обернулся, протягивая Сильвии руку. Этот простой жест вызвал трогательную, почти умилительную улыбку. Спускались долго. — Шепфамалум отплыл в Тосшос. И нас ждут корабли верно? — голос Маля растворялся во мгле, растекаясь в темноте бархатом. — Но кто присмотрит за домом?       Сильвия поджала губы. Ей было плевать. Она не собиралась возвращаться. — Твой дядя? Гленн?       Имя деверя она произнесла как можно невиннее. — Эрнальд прихватил оруженосца и сегодня на рассвете отплыл в Приавард. Ты недостаточно осведомлена о том, что происходит. Твоя стезя — набеги на Рыбацкий залив, но не война против короны. Ты ведешь меня на смерть.       Слова Маля ранили. Нет. Она достанет свое сердце из груди, если понадобится, но не даст Малю погибнуть. — Ты убьешь Шепфа, — успокоила она себя, — так было предсказано. — Кем?       Сильвия уязвлено замолчала. Пророчество, передаваемое от предка к потомку, превратилось в сказку, которой нянчат детей. Дети не верили — не верил и Маль. Но верил Шепфа, верил Шепфамалум. Иначе почему светлым нельзя объединяться в браки с темными? Только ли дело в пренебрежении, с которым относятся к темным лордам после Раскола? Может быть, оно вовсе и неестественное, а насаждается кем-то, скажем, самим Шепфа, чтобы точно не допустить запретных союзов?       Что может дать союз луны и солнца? Только тень.       Назойливая мелодия заиграла в голове. Песня о влюбленных, о которых нельзя ни петь, ни говорить. Ярче. Уж не рождение ли Маля и Бонта стало причиной гнева Шепфа?       От стен пахло сырой почвой, где-то далеко капала вода. «Мы под внутренним двориком», — поняла Сильвия, — «Рядом главный колодец». Звук вернул ее в реальность. Теперь они шли по коридору, настолько узкому, что идущий впереди Маль едва не задевал плечом землистую стену. — Мидеро Хайтор — из старого, но что серьезнее — из светлого дома. Он важный пленник. Ему подобает остаться наверху. Отправить его в темницу — идея Джейн? — Какая разница? Он все равно не жилец. — А охота? Тоже идея Джейн?       Маль промолчал. Близняшки вились вокруг Маля, как только он справил тринадцатилетние, и двадцатилетние девушки набивались ему в няньки. Сейчас ему девятнадцать, и Джейн и Джастина набиваются в подруги. Мысли о лучших и когда-то преданных бойцах вызывали тяжесть в груди.       Самые кровожадные и жестокие идеи принадлежали, безусловно, Джейн. Она походила на миловидную сирену. Огромные, всегда любопытные карие глаза. Пухлые губы, прямой аккуратный нос в веснушках. Круглое лицо в обрамлении каштановых кудрей.       Обычная, даже посредственная красота. Джейн одевалась у лучшего портного, хотя могла ходить в рубище и все равно выглядеть миленькой. Но то, что она говорила, то, что рождал ее разум — все казалось тронутым болезнью и безумием. Джастин боялась сестры и делала все, что та приказывает, и со временем стала бледным отражением своего близнеца. Менее красивым и менее злобным, даже добрым, но все же просто отсветом.       Стоило оградить юного Маля от сестер Грейнхолд, но Сильвия так хотела, чтобы он обзавелся хоть кем-то, кого мог назвать другом. Она всерьез считала Джейн и Джастину достойными дружбы. Пока те не отдалились, целиком растворившись во тьме Маля.       Даже всегда лидирующая Джейн со временем стала уступать Малю, едва ли не склоняя голову перед ним. Конечно, девушка полюбила. Джастин ничего не осталось делать, как полюбить Маля тоже. Джейн отвергала женихов, а одного, который при ней оскорбил молодого Ронтеса, внезапно стало рвать кровью — так он и умер спустя три мучительных дня.       «Жене Маля придется делить постель еще с двумя».       Однажды ночью Сильвия видела, как пара стройных теней кралась по стене внутреннего двора.       «А потом Джейн придумает, как избавиться от законной супруги незаметно»       Сильвия махнула рукой в воздухе, словно отгоняя дурные, странные мысли. Лаз расширился, они оказались в широком коридоре с камерами по обе стороны. В первой же их ждал Мидеро. Сильвия постаралась вспомнить все, что слышала о мужчинах дома Хайторов.       Отец — глава семьи — держался при дворе, слыл посредственным мечом, но славился верностью. Его единственный сын, Дарио, после смерти матери стал Сиротой последнего приюта и с тех пор помогал родственникам умерших с погребением. Род, появившийся при Шепфа, умирал при Шепфамалуме. Сильвия сняла со стены факел и направила свет в камеру.       Раздался едва слышный скулеж, тряпки в углу зашевелились, поднялась маленькая голова — череп, обтянутый сухой потрескавшейся кожей с редкими седыми волосами. Блеснули белые зубы, в темноте показались желтые белки глаз. Сильвия осторожно ступила внутрь.       Грязь заскрипела под подошвой. Мужчина полулежал, прислонившись к столбу, на котором еще висели истертые железные кандалы. Здесь пахло сгнившим тряпьем, влажной плесенью и близкой смертью.       Сильвия обернулась, чтобы взглянуть на Маля. Хотела что-то сказать, но вырвался только вздох. Он, видимо, заметил ужас в ее глазах. — Первым делом его пытались накормить. Лекарь дал рыбный бульон, но Мидеро сразу стошнило. — Что… что случилось?       Она обращалась к Малю, но услышала едва различимый хриплый шепот пленника: — Голод.       На Сильвию смотрел скелет. Тонкие руки без мяса безвольно опущены, острые плечи торчат, щеки обтягивают челюсть. Он прикрыл глаза и перестал дышать.