Кто-то мчался, падая с ног, плыл против течения, ехал на красный
Просто чтобы сказать, что всё будет хорошо, что всё не напрасно
Но ошибся дорогой, не рассчитал траекторий полёта
И мне так понравилось быть для тебя этим «кто-то».
Рука с трудом нашарила в темноте застёжку. Платье упало на пока ещё чистый пол бесполезной тряпкой. Подбирать его Лера даже не стала, кое-как волоча затёкшие ноги к кровати, — всё равно дни его были сочтены: на подоле красовался длиннющий разрез, которого ещё вчера никто не мог предвидеть, а на рукаве виднелось пусть и небольшое, но вполне заметное пятно, неизвестно когда там появившееся. Треск ткани Лера слышала, когда тянулась за какими-то очередными таблетками, одновременно не отрываясь от вцепившегося в неё в приступе кашля сына, а вот происхождение пятна всё ещё оставалось для непосильной загадкой. Когда она, наконец, добралась до постели, на ней оставалось только нижнее бельё и капронки, стягивать которые сейчас хотелось в последнюю очередь. Переодеться она так и не успела. Взгляд метнулся к часам на прикроватном столике — время на настенных в полумраке было не разглядеть. Стрелки показывали одиннадцать. Из театра она вышла в пять. Ещё час ушёл на дорогу, а дальше только лекарства, лекарства, лекарства и беготня от детской до кухни, от постели сына до коробки с таблетками и обратно. Хотелось уткнуться лицом в подушку и немножко поплакать, но макияж, сделанный на скорую руку перед забегом по аптекам, она тоже не смыла, а стирать наволочку второй раз за последние пару дней, мягко говоря, не хотелось. Именно поэтому пришлось удовлетвориться одним глухим мычанием куда-то в стену. Успокаивало слабо, но просто уснуть сейчас не получилось бы точно — если только под снотворным, но оно назавтра могло аукнуться как минимум противной головной болью, а как максимум — тошнотой и полным нарушением координации. И это если в этот раз ей повезёт, и она вообще сможет уснуть. Такого рода препараты обычно действовали на неё через раз, зато потом регулярно давали последствия хотя бы в виде до ужаса напуганного сына, который, когда по ночам приходил к ней в комнату, не мог понять, почему мама уже вторую минуту не дышит. К уже четыре года как диагностированному диабету давно бы пора было привыкнуть, но такие моменты до сих пугали. Пугали не только сына, но и её саму, особенно после миллиона прочитанных на просторах интернета статей и настойчивого предписания её врача «поменьше работать и желательно не переутомляться». А за последнюю неделю не переутомиться было невозможно. Апрель, недостаточно холодный, чтобы носить тёплые куртки, и при этом недостаточно тёплый, чтобы этих курток не носить вовсе, вообще был месяцем неудач. Сначала Лера прямо на спектакле подвернула ногу и ещё неделю потом прихрамывала, потом не прошла кастинг в проект, потому что нужны были девушки помоложе, а теперь вот ещё и Тёмка заболел, да так сильно, что пришлось отменять съёмки сразу в нескольких проектах. Театром жертвовать она всё же не решилась. Бабушка не могла сидеть с больным внуком вечно, а приглашать няню в этом случае казалось не лучшей идеей, поэтому и приходилось уже третий день метаться от работы до дома, лишаясь и сна, и рассудка. Лере и самой казалось, что она начинает заболевать. Горло пощипывало, голова была тяжелее обычного, и очень некстати появился пока ещё редкий, но уже противный и раздражающий кашель. Благо, в театре никто ничего старательно не замечал. Кроме Игоря, разве что. Она вообще всегда поражалась его умению видеть всё, что так или иначе имело к ней отношение. А её недомогания исключениями уж тем более не были. Но наблюдал он в этот раз почему-то тихо и издалека. Лера уже ждала, что рано или поздно он вломится к ней в гримерку в антракте, категорически заявляя, что в таком состоянии работать просто нельзя, но он не приходил. Только на поклонах кидал на неё усталый, обеспокоенный взгляд, то ли понимая, что от работы её всё равно не оторвать, то ли представляя, что на любые подобные выпады она может ответить точно так же и ему, пару раз выходившему на сцену с температурой под сорок. Он никогда себя не жалел. Она тоже. В очередной раз выходило всё как-то глупо и ни к чему не приводило, но Лера привыкла. С Игорем ко всему привыкаешь… Рука потянулась к телефону, который она не брала, помнится, с полудня. На экране светилось два пропущенных. От Игоря. Первый раз он звонил вскоре после того, как она добралась до дома — высчитывал что ли? Второй звонок, видимо, пришёлся на антракт Карениной. У него сегодня был двойник: первый спектакль они отыграли вместе; с кем он играл второй, Лера не помнила. Ещё на поклонах ей показалось, что ему хочется поговорить, но не случилось: убежала она быстро. Теперь он звонил. Дважды. Зачем? Их история звонков вообще выглядела странно: минутная болтовня удивительным образом чередовалась с разговорами по несколько часов. Обычно ночными. Первые звонки объяснялись тем, что рабочие чаты Игорь мог не читать по нескольку дней: просто забывался, поэтому и приходилось сообщать ему все важные новости вот так: наспех, набегу, часто за рулём и со стаканчиком кофе в руках. Этим мог заниматься и кто угодно другой, но для них это стало традицией, тянущейся ещё с самого момента вхождения чатов в обиход Театра Оперетты. Муторной и, может быть, глупой, но всё же традицией. А вот ночные звонки понять было куда сложнее. Случались они без всякой регулярности: то раз в полгода, то почти каждую неделю. Они начались, когда Лере диагностировали диабет. Сначала их было больше, теперь она дозволяла себе такую слабость редко. Но всё же дозволяла, без этого она бы не смогла. Никто, кроме него, не узнает, как страшно бывает вернуться домой и вдруг понять, что утром забыла подключить только что установленную помпу. Дрожащими руками рыться в телефоне, ругая проклятый прибор, и судорожно вкалывать дозу инсулина. Часто слишком большую. Метаться по квартире, не находя себе места ни на свежем воздухе, на балконе, ни в кровати. Хватать телефон и звонить: чтобы успокоили или вызвали скорую, если она вдруг замолчит. Он всегда берёт трубку почти в ту же секунду. То ли не спит, будто нутром чувствуя, что она позвонит, то ли так быстро просыпается — по нему никогда непонятно. Он не спрашивает, что случилось — сразу начинает говорить, удивительно просто и искренне, но при этом явно следя за каждым своим словом. Это может продолжаться полчаса, час или два, пока она не успокаивается и не засыпает под его голос. Игорь не отключается сразу — ждёт пару минут, чтобы расслышать её тихое ровное дыхание. Тем страннее эти звонки. Лера не до конца понимала, почему всегда звонила именно ему. Раньше на связи с ней (язык не поворачивался сказать «вместе с ней» из-за вечных съёмок) был её муж, но она не могла ощутить его присутствия, даже когда в их квартире лежали его вещи, слышался его запах, а кожа ещё чувствовала его тепло — сейчас она по собственной воле лишилась и этого. Игорь же, казалось, был рядом всегда, даже когда находился на другом конце Москвы, и Лера не могла объяснить себе этого, как бы ни пыталась. Но он не отпускал её ни в стенах Оперетты, ни вне их. Это она уже давно воспринимала как данность. Два пропущенных… Зачем? Может, приедет? Глаза вновь бросились к часам, хотя проще было глянуть на экран телефона: было уже пятнадцать минут двенадцатого. Точно. Зарождавшаяся надежда рассеялась в равномерном движении стрелок. Слишком поздно. Не приедет. В случае чего не успеет домой на метро. А капронки всё же стоит снять… Чтобы отыскать хоть какие-то силы и встать с кровати, ей потребовалось минут пять. Из груди тут же вырвался долбанный кашель. Захотелось опять лечь, но Лера дошла до наглухо закрытого окна, попутно стягивая многострадальные колготки. Форточка распахнулась, впуская в квартиру холодный апрельский воздух. «Самое то для больного организма» — тут же мелькнуло в голове. Шанс окончательно выпасть из жизни на ближайшую неделю увеличился стократно. Пусть. Может, к чёрту работу, к чёрту вот это вот всё, пора отдохнуть? Никогда в жизни она не курила, но сейчас почему-то захотелось. Как-то резко навеяло… Какая бы тёмная ни была ночь, за окном всё было видно прекрасно: туда-сюда на огромной скорости сновали машины, так что невольно подумалось о совершенно неудачном парковочном местечке, где Лера оставила свою; особенно ярко светились вывески магазинов, в частности аптек. Со своего ракурса она смогла насчитать как минимум три переливающихся зелёным креста, но знала, что их в районе было больше: сегодня она оббегала, кажется, аптек шесть. Где-то внизу мелькнула фигура курьера в жёлтом. Остановилась у её подъезда, слезая с велосипеда и поправляя на плече огромную сумку с заказом, которая весила, казалось, больше самого курьера. Даже больно за него стало. Когда он был уже у двери, кто-то другой появился из темноты, проскальзывая в только что открывшийся проход. До этого Лера его не замечала. И сколько он там стоял: пару минут или час? Почему-то ей казалось, что долго. А если бы не приехал курьер? Кто бы это ни был, пришли точно не к ней. К ней приходить было некому, но от окна она, наконец, отошла, на автомате накидывая кое-как висевший на дверце шкафа халат и стягивая растрёпанные волосы первой попавшейся резинкой. Это не к ней, но почему-то хотелось услышать знакомый голос за дверью и звук проворачивающегося в замочной скважине ключа. Лера упала на диван в гостиной, неосознанно прислушиваясь. Но прошла минута, две, пять — никого не было. Действительно, не к ней. Она вновь поднялась и подошла уже к другому окну, чтобы проверить, не уехал ли курьер в жёлтом. Велосипеда, до этого стоявшего у стенки, уже не было, зато, кажется, успел начаться дождь — проходящая мимо девушка выудила из сумки складной зонтик. Лера так и осталась стоять у окна, толком не понимая, чего она ждёт. Словно думала, что вот-вот из дома вылетит ещё совсем недавно вошедшая фигура — она почему-то не допускала даже мысли о том, что неизвестный может остаться здесь на ночь. Но он не появлялся. Когда раздался звонок, она решила, что ей кажется. К ней в квартиру никто не звонил уже давно: она почти всегда держала дверь открытой, запирая только на ночь. А ночь уже наступила. Но звонок повторился, и пришлось тащиться к двери, из последних сил переставляя больные ноги. Лера открыла, не задумываясь, хотя отдавала себе отчёт в том, что могла увидеть перед собой кого угодно. Но увидела Игоря, потерянного, почему-то тяжело дышавшего и с каким-то пакетом в руках. — У тебя ни один лифт не работает, — сходу выговорил он и пристроил пакет на пол, опираясь о дверной косяк и пытаясь сконцентрироваться на её глазах, в которых читался немой вопрос. — Как ни один? Часа три назад работали все, — Лера не удивилась ему, только глупо улыбнулась, разглядывая его спутанные волосы и раскрасневшееся лицо. — А сейчас там пятеро лифтёров кружится. Поздно уже. Решили, что все жильцы давно дома, — он, наконец, скинул верхнюю одежду, оставшись в одном свитере, в котором утром приехал в театр. Значит, домой не заезжал. Да и когда ему. — Хочешь сказать, ты по лестнице поднимался? — хмыкнула она, следуя в кухню, куда он уже тащил свой пакет. Его извечная рабочая сумка осталась в прихожей. Игорь только кивнул и облокотился на кухонную тумбу, прикрывая глаза и замирая так на пару секунд. Она включила свет. — На шестнадцатый этаж? — и как ему сил-то хватило… — А что кажется тебе таким удивительным? — он потёр переносицу и с невидящим взглядом стал выкладывать из пакета какие-то лекарства со страшными названиями. Лере казалось удивительным только то, что вместо того, чтобы ехать отдыхать после двух спектаклей, он снова потащился к ней. Снова, потому что так было не впервые, но все разы до этого у него было куда больше сил и свободного времени. Такой мазохизм и умилял, и пугал одновременно. — А дверь своим ключом открыть была не судьба? — она забрала у него пакет и сама стала рассматривать принесённые им коробочки с каким-то тупым вниманием. — Он у тебя, — промычал Игорь, потихоньку перетаскивая их на полку, где она хранила лекарства. — Это от кашля, — он указал на какой-то спрей, который Лера вертела в руках, — перед спектаклем хотя бы брызгай. Мне помогает. — Погоди, как у меня? Месяц назад он лежал у тебя в кармане, — последние его слова она незаметно пропустила мимо ушей. — А теперь у тебя, — повторил он и от полки вновь вернулся к ней, подходя со спины и невесомо касаясь холодными пальцами плеча. — Ты как, а? Лера сморщилась и простонала что-то неразборчивое, почти падая ему на грудь. Игорь только засмеялся и чмокнул её в висок. Ключи от этой квартиры у него появились почти сразу же после того, как она переехала. Уговаривать его пришлось долго, и он, тихо отпираясь, их всё-таки взял, но так почти ни разу и не воспользовался. Не любил. Ему привычнее было стучать или приходить тут же следом за ней. Иногда они уезжали из театра вместе. Вместе для них значило: ему — задержаться в театре, а ей — бежать до машины, застревать в ней часа на два и всё равно почему-то приезжать позже него. Но, так или иначе, в квартиру он всегда вваливался следом за ней, даже если она стояла в многочасовых пробках. Почему нельзя было пройти в дом и дождаться там, Лера не знала. Обычно он ждал её у подъезда, стоя в каком-нибудь тёмном углу и ленивым взглядом следя за проезжающими мимо машинами. — Долго сегодня курьера ждал? — улыбнулась она и окончательно расслабилась, устраивая голову на его плече. — Минут пять, — он уткнулся носом ей в волосы и стоял сейчас, словно в трансе, чуть придерживая её за локти и слегка покачиваясь в такт их размеренному дыханию. И нещадно врал: наверняка, на апрельском ветру он простоял как минимум полчаса — его ледяные руки это подтверждали. Свои единственные перчатки он забыл у неё ещё в начале марта и всё это время мёрз, неудачно пытаясь согреть руки в карманах. Игорь вообще часто что-то у неё забывал: то шарфы, то мелочь, то цепочку, которую обычно снимал, когда оставался на ночь. Ещё не было дня, когда она не натыкалась на какую-нибудь его вещь, забытую вчера или потерянную уже год назад. Меняя квартиру, Лера даже предупредила новых хозяев своей двушки о том, что из любого угла могут вдруг неожиданно вылезти самые разные мужские штучки: от очков до каких-то колец. Вещи и правда вылезали, но она их не забирала — всё равно Игорь об этих безделушках и думать забыл, — зато в новой квартире выделила им отдельную тумбочку. Сейчас он, кажется, тоже вспомнил о перчатках и усмехнулся ей в волосы. Руки его уже лежали на её талии. — Заморозил? — запоздало пробормотал, медленно спускаясь к её бёдрам. — Ничуть, — шепнула она и завозилась, ощущая спиной его колючий свитер. — Только в следующий раз позвони в домофон. Они стояли так долго, пока пластиковая упаковка с какими-то витаминами не выскользнула из её пальцев, и мелкие таблетки не посыпались на пол, выводя обоих из какого-то полусна. Собирать их сразу никто не стал — Лера только взглядом обвела разлетающиеся витаминки и зевнула. — Кофе будешь? — выдохнула она, разворачиваясь и одной рукой опираясь на столешницу. Вторую положила Игорю на плечо и тут же ощутила его теперь уже горячие губы на ладони. — Чай буду. И ты тоже. Он всегда шутил, что был экспертом в двух вещах: в алкоголе и травяном чае. Но алкоголь он ей никогда не носил, только пару раз притаскивал в Оперетту красное сухое вино. Дорогое. Французское. Название Лера не запомнила. А вот о балалаевских чаях с каким-то магическим действием она знала не понаслышке и раз в месяц стабильно закупалась как минимум мятой и мелиссой. Остальное Игорь докупал сам, постепенно. Для трав на её кухне уже давно была отдельная полка. Его рецептов она не знала и узнать не старалась: чайник почти всегда находился в его распоряжении. Когда его подолгу не было, приходилось довольствоваться подсказками из интернета или покупными чаями в пакетиках. Усталость они снимали хуже, поэтому ей вновь и вновь приходилось возвращаться к любимому кофе. Пока Игорь грел воду, Лера притащила из прихожей веник и на скорую руку замела лежащие по всей кухне витаминки в угол, где стояла мусорка — всё равно таких в пакете было ещё две банки. С очередным протяжным зевком она опустилась на стул, наблюдая за тем, как мужские руки ловко измельчают какие-то вкусно пахнущие травы и вместе с ягодами сбрасывают их в заварник. Он всё делал быстро, даже слишком, но это не лишало её возможности наслаждаться видом его изредка пробегающей по губам улыбки, внимательных, сосредоточенных глаз, этим привычным движением, которым он поправлял мешающие волосы. Игорь знал, что она любит смотреть на него. Знал и спешил ещё сильнее, избегая встречаться с ней взглядом. Она отвернулась, без интереса наблюдая за жизнью ночной Москвы за окном. Движение становилось всё медленнее, и гул дорог уже не отдавался в тяжёлой голове глухой болью. Может, не таким уж и плохим было то место на парковке… Когда к ней в руки, наконец, попала горячая кружка, спать почти совсем перехотелось. Кое-как Лера перебралась на диван в гостиной, чтобы вконец отпустить усталость и со всей полнотой ощутить ударивший в нос аромат рябины и чего-то ещё, незнакомого, непонятного. Но приятного. — Ты что туда кинул, пока я не видела? — громко усмехнулась она, делая первый маленький глоток. Вкус ягод смешался с лёгкой горчинкой. Тепло тут же разлилось по всему телу, заставляя окончательно расслабиться, сладко потягиваясь и ёрзая на мягком диване. — Крапиву, — невозмутимо заявил Игорь, выходя из кухни с такой же кружкой в руках. — Поняла, больше спрашивать не буду, — она засмеялась и поставила уже полупустую кружку на журнальный столик. От чая становилась слишком жарко. — Иди сюда. Он прошёл в комнату, осторожно присаживаясь на противоположный край дивана, и был удостоен первым пламенеющим взглядом. — Что? — Дурак, — протянула Лера, подползая ближе и устраиваясь у него на плече. — Сюда — это ко мне, а не на другой конец комнаты. Игорь спрятал улыбку в кружке. Одна рука прошлась по её плечу, едва касаясь, не притягивая и не отталкивая, и только кончиками пальцев начала выводить узоры на коже. Губы на секунду коснулись её макушки. Горячая кружка оказалась почти пустой в пару глотков: пить кипяток ему было не привыкать. Он откинул голову, чуть разваливаясь на диване. — Тёма давно уснул? Она заворчала, забирая у него кружку и ставя рядом со своей. Уткнулась ему в шею. Потянулась и обняла, комкая в руках свитер. — Уже с час как. — Как он? — Кашляет, — Лера неопределённо передёрнула плечами. Беспокойство вновь тронуло сердце, а воспоминания о сегодняшней беготне из угла в угол отозвались фантомной болью в коленях. Под её протестующие стоны Игорь встал и, тихо ступая, направился в детскую. — Я проверю. Леру уже не первый год поражало это нежно-трепетное отношение к её сыну. Что бы ни случилось, как бы Игорь ни уставал, приходя к ней, он никогда не забывал о Тёмке. Спрашивал о нём, мог часами слушать о новой игрушке, привезённой папой часто с другого континента, или о героях из сказок, которые мама читала ему на ночь. С самого его детства Игорь почему-то любил этого мальчика. Может, потому что уже привык видеть его милую беззубую улыбку почти каждый раз, когда переступал порог этой квартиры. А может, потому что знал, как тяжело Лере пришлось с этим ребёнком. С самого его рождения, которое осталось в её памяти балансировкой на грани жизни и смерти, до настоящего момента Игорь умудрялся помогать. Она помнила его, печального и смущённого, рядом с ней в больнице, помнила, как он приезжал с ней из театра в самые первые годы, когда сын спал за ночь всего пару часов. Она помнила абсолютно всё, потому что такое просто не забывается. То, скольким он жертвовал ради неё, уже долгие тринадцать лет вводило её в ступор. Игорь вернулся через минут пять и забрал в кухню свою кружку, недовольно поглядывая на её, которая всё ещё была пуста только наполовину. — Скоро выздоровеет, — заключил он, опять пристраиваясь рядом с ней на диван с ещё одной порцией чая — сколько в него могло влезть, было загадкой для всего Театра Оперетты. — С чего ты решил? — голова удобно легла ему на колени, которые, благодаря тёплым брюкам, по мягкости ничуть не уступали подушке. — Ночью не кашляет. Температуры нет. Вчера была. — Откуда ты знаешь? — нахмурилась она. — Ты матери сегодня в антракте отчитывалась. — Хочешь сказать, подслушивал? — Интересовался, — возразил Игорь, проводя большим пальцем по её щеке. Ещё одна опустошенная кружка оказалась на столе. — Приезжал бы чаще — узнал бы сам, — грустно улыбнулась Лера, перехватывая его руку на пути к своим губам. — Вот когда ты в последний раз заезжал? — Три недели назад, — вздохнул он, пряча лицо в ладонях. — Это много. — Я знаю. — А когда в последний раз оставался? — её руки потянулись к нему, открывая лицо. — Ещё раньше, — он так виновато глянул на неё, что она рассмеялась. Поднялась и поцеловала его в щёку, натыкаясь на колючую щетину. — Прости. Ей нечего было на это ответить. Лера не обижалась на него. Он обладал абсолютной свободой и ничем не был ей обязан, но всё равно прекрасно знал, как сильно она была ему рада. Это продолжалось уже долго, ни он, ни она сейчас не смогли бы сказать, сколько именно: последние три года, которые он стал оставаться на ночь, с рождения Тёмки или с самого начала, когда они впервые столкнулись в коридорах Театра Оперетты. Тогда у него ещё была семья, как ей казалось, крепкая и дружная — о своих проблемах он не распространялся никогда. О том, что с женой Игорь уже давно не живёт, она узнала совершенно случайно, когда шесть лет назад, сидя у неё в больнице, он проговорился, что от неё до дома ему две остановки. Домом он теперь называл квартиру на востоке Москвы, которую за бесценок снимал у какой-то старушки. Лере ничего не было от него нужно, хотя семьи теперь не было у них обоих — сама она собиралась подать документы на развод уже через пару месяцев. — Ты сегодня хотя бы ела? — голос Игоря нещадно выдернул из полудремы. — А надо было? — усталая ухмылка пробежала по её губам, вызывая его беспокойный взгляд. — Твоего чая мне хватило. — А сахар? Она со вздохом поднялась, пытаясь вспомнить, где оставила телефон. Через две минуты он нашёлся на том же диване, в сантиметре от места, где сидел Игорь. Слава богу, целый. — Чуть пониженный, — протянула Лера, гипнотизируя экран, будто от её взгляда сахар сам собой мог вернуться к норме. Игорь без слов вскочил и двинулся в прихожую, где оставил сумку. Он всегда держал в кошельке какие-то сладости. Для неё. На крайний случай. — Ты думаешь, у меня нет, чего съесть? — крикнула она, выуживая из холодильника шоколадку, но он уже вернулся с сумкой в руках и положил на стол две конфетки в такой же шоколадной глазури. И как они только не расплавились в кошельке? — Ты такие любишь, я помню. — Только две мне много, — улыбнулась Лера, разворачивая цветастую обертку. — Вторая мне. От нервов, — абсолютно серьёзно заявил Игорь и через секунду уже доедал несчастную конфету, метко кинув скомканную бумажку в мусорку. — Шоколадку тоже можешь мне отдать. У меня дефицит. — Сахара? — Вкусного, — вздохнул он. Готовить Игорь не умел совершенно. Только самое базовое и то кое-как: но если сварить какой-никакой гарнир он ещё мог, то с супами и чем-то мясным дело обстояло хуже. Во многом поэтому он и ел в Оперетте, где были только сухие булочки и кофе из вечно ломающегося аппарата. То есть вообще почти не ел. Лере было его искренне жалко, поэтому иногда он находил в гримерке то какие-то котлеты, то вкусно запечённое мясо. О том, что это от неё, догадаться было несложно. — Ты сам-то обедал? — спросила она, открывая холодильник в поисках чего-то, что могло бы его соблазнить. — Больше скажу: даже ужинал, — гордо улыбнулся Игорь, закрывая дверцу холодильника прямо перед её носом. Она снова её открыла. — Маракулин бутербродами поделился. — Он-то там откуда? Днем его не было. — А вечером пришёл. По шеям дать, так сказать, — он хмыкнул и опять потянулся к сумке, вытягивая из бокового кармана очки. — Дозировку лекарств почитать, — пояснил он, — чтобы завтра на вечернем тебе не прилетело. — Не прилетит, — уверенно сказала Лера, пока он выискивал на полке нужную упаковку. Видимо, сам забыл, куда её упрятал. — Я сегодня даже не кашляла, сам слышал, — и в подтверждение этого громко чихнула, сгибаясь чуть ли не пополам и удостаиваясь его смеющегося взгляда. — И вообще, я у Саши на хорошем счету. — Я тоже, — Игорь уже разворачивал инструкцию, рассеянным взглядом пробегая по мелкому тексту. — Поэтому сегодня мне и достались бутерброды, а не его домашние котлеты, которые он всё равно есть не стал, — пробурчал он и нацепил очки, сначала быстро-быстро промаргиваясь от непривычки. Лера как-то мечтательно улыбнулась: очки ему удивительно шли, но он, к великому её сожалению, чаще предпочитал ими пренебрегать и ничего не видеть, чтобы «входить в роль не мешали». Каким образом они могли ему мешать, она так и не решилась спросить. — Ты когда в последний раз нормально ел, а? — спросила она, всё ещё не отказываясь от идеи отыскать для него что-нибудь съедобное. — Может, неделю назад, может, больше, — на автомате пробормотал он и так и сидел, согнувшись, пару минут, пока не нашёл что-то в сливающихся в один неприятный приговор строчках. — Будешь пить по три раза в день, желательно неделю. После еды. Хотя для этого тебе надо есть… — он внимательно осмотрел холодильник, который она всё ещё держала открытым. — А сам когда нормально есть начнёшь? — А я нормально есть начну только после того, как стану зарабатывать миллионы и буду отменять спектакли одним своим «не хочу». — Значит, вообще не будешь, — засмеялась Лера, забирая у него из рук лекарство и возвращая на полку. — Зарабатывать миллионы? — Отменять спектакли, — она-таки выудила из холодильника какой-то салат и всучила ему. — Ты так не сможешь. — Так уверена? — он с улыбкой уселся за стол, хватая первую попавшуюся вилку. — Абсолютно, — Лера взяла второй прибор, разрываясь между огурцами и потемневшими салатными листьями. — Но у тебя есть другой выход, чтобы не умереть с голоду. Игорь уже выбрал из тарелки все оставшиеся помидоры и сидел сейчас, крутя в руках вилку и явно сдерживая всё ещё неудовлетворенный аппетит. Захотелось покормить его хоть чем-нибудь мясным, но с этим у неё сегодня было туго. — И какой? Она сделала секундную паузу, протягивая ему непонятно откуда взявшийся кусочек хлеба. — Переезжай ко мне. Он так и замер, одной рукой пытаясь удержать хлеб, а второй шаря по столу в поисках упавшей вилки. И зачем она это сказала? Ведь хотела и хотела давно, но нужно ли это было ему, хотел ли он терять свою свободу и независимость после стольких лет просто «дружбы», она не знала. Зря сказала, очень зря. Прошло секунд тридцать, прежде чем он смог хотя бы открыть рот: — Переезжай, то есть. Зачем? — севшим голосом проговорил он, тут же заговариваясь. — Прости, я. Нет, я вроде бы и не. Всё не так… — Игорь старательно отыскивал слова, но они не находились, как и в любой момент, когда происходило что-то для него хоть сколько-нибудь неожиданное. Он боялся. Столько лет бегал от неё в страхе испоганить всю будущую жизнь талантливой девочке, у которой было ещё всё впереди… Но теперь девочкой она уже давно не была. А он, выходит, всё так же боялся. Так прямо говорить точно не стоило. Спугнула и так раненого зверя, который сам боялся кого-то ранить. И всё равно ранил. Глупость какая. — Я пошутила, — Лера через силу улыбнулась ему. Пусть не отвечает — лишь бы не уходил. Игорь не поверил ей, но замолчал, прекращая оправдания и отправляя вилку в раковину. Горбушку хлеба он вернул на полку к выпечке. — Прости. — Ты слишком часто стал мне это говорить. Заканчивай. Она разблокировала телефон и открыла приложение, наблюдая, как поднимается сахар. Взгляд зацепился за время: уже давно перевалило за полночь. Игорь рисковал не успеть домой. Даже не так: он уже не успевал домой. В голове мелькнула дурацкая мысль. — Тебе не пора? — поинтересовалась она, с удивительно ехидным выражением подходя к нему со спины. — Пора, — не задумываясь бросил он, даже не взглянув на часы. Развернулся к ней, виновато глядя. Решил, что она его прогоняет? Подумал, что обидел? Ничему его жизнь не учит… Дурак. Лера коснулась его щеки, повела выше, снимая очки и кладя на кухонную тумбу рядом. — Я пойду, — Игорь поджал губы и, всё так же сконфуженно улыбаясь, подхватил сумку, направляясь к выходу. Когда она вышла в прихожую, куртка уже небрежно лежала на его плечах, а сам он засовывал ноги в свои несуразные сапоги. Без ложки получалось плохо. Привычным движением рука прошлась по волосам, залезла в карман, чтобы выудить вдруг запищавший телефон. Взял трубку и тут же сбросил: звонили, видимо, из банка. Но телефон Игорь не убрал, тупо вглядываясь в светящийся в темноте коридора экран. — Уже без десяти час, — вздохнул он, всё ещё что-то высматривая в смартфоне, будто надеясь, что от этого время вдруг подчинится его прихоти и со стремительной скоростью побежит назад. Но оно неумолимо шло только вперёд, и телефон показывал уже час без девяти. Поздно. Заметил, наконец. — На метро ты не успеешь, — констатировала Лера, протягивая ему забытые перчатки, уже больше месяца лежавшие на стуле в её прихожей. Он схватил их автоматически, рассовывая по карманам куртки. — Не успею. — голос его прозвучал так удрученно, что настолько радоваться на секунду показалось глупым, но она усмехнулась, следя взглядом за тем, как он в раздумье протирает пальцем камеру телефона. — И как? — спросила, надеясь, что вопрос не прозвучал слишком уж торжествующе. Но, видимо, он так всё-таки прозвучал, так что Игорь оторвался от экрана и тихо хмыкнул, цепляясь взглядом за её отбивающие по стенке какой-то знакомый ритм пальцы. Ей хотелось, чтобы он остался. А такие решения его было проще заставить принимать уже на полпути к выходу: он терялся, и было сразу видно, чего он на самом деле хочет. Как бы это ни было странно, но порадоваться произведённому эффекту всё же хотелось — и она тихо радовалась, кусая губы и с улыбкой вглядываясь в его с рассеянностью останавливающиеся на её лице глаза. В них на секунду сверкнуло что-то, но тут же потухло, съеденное непроходимым мраком прихожей. Или только притаилось, готовое в любую минуту разгореться с новой силой. — Такси вызову, — наконец, произнёс Игорь, но даже не двинулся с места в попытке вновь приняться за сапоги, чтобы как можно быстрее выскользнуть за дверь и успеть хотя бы до того момента, пока таксист не начнёт требовать за путешествие через пол-Москвы все наличные, которые он прихватил на крайний случай. Карточка сегодня по счастливой случайности осталась во внутреннем кармане пальто. А пальто дома. Оплатить всё ещё можно было через приложение, но телефон был уже почти разряжен. Да и стоило ли? — Такси? Не вызовешь, — она и сама поразилась уверенности, с которой это сказала, но своих слов бы обратно не взяла. Не вызовет. — Не вызову, — эхом повторил он, будто в полудреме сбрасывая и так не конца надетые сапоги и вновь вешая на крючок куртку. Она даже удивилась тому, как непривычно быстро он согласился. Если не верил, что она его выгоняет, почему же сначала так стремился сбежать? Лера с улыбкой следила за ним, растерянным, утонувшим в пучине собственной незавершенной мысли, словно слепо шарящим в темноте и ударяющимся о тупые стены её квартиры. — Я на диване лягу, хорошо? Утром пораньше уеду, домой ещё надо. — он уже и сам не был убеждён в том, что говорил. Все эти шесть лет ей странно было слышать от него слово «дом» по отношению к своей однушке. Тесная и скучная, она вовсе не казалась тем местом, куда хотелось бы возвращаться. Не то что бы он не мог позволить себе большего — мог, но почему-то не хотел, запирая все свои проблемы и недоговорки в этой блеклой комнатке, позволяя им жить там и разрастаться, с каждым днем мучая его всё сильнее и сильнее. Это место он всё ещё продолжал называть домом, но у неё собирался ночевать на диване. Звучало даже оскорбительно. И глупо. — Игорь, хватит, — шепнула она, отрываясь от стены и пытаясь найти отголоски совести в его блуждающих зелёных глазах. Была бы она у него. Хоть бы, наконец, замолчал. Хоть бы не пытался больше отговариваться и признал то, что им обоим сейчас нужно. — Что хватит? — он с напускной непонимающей улыбкой шагнул к ней, всё ещё следя за её руками, теперь сложенными на груди. Она поняла, что эту битву всё-таки выиграла. — Мучить меня хватит, — Лера наступала на него, а Игорь даже не думал отвечать, только глупо улыбался, переводя взгляд с тонких пальцев на выбившийся из неаккуратной причёски локон. — Почему мучить? — Сам знаешь, — почти неслышно сказала она, подступая ближе. Его рука легла ей на талию автоматически, глаза на миг остановились на её губах. — Не знаю, — почти засмеялся Игорь, второй рукой всё-таки проходясь по её волосам и стягивая резинку, державшую наскоро сделанный хвост. Всё-то он понял. Этот огонёк в глазах никогда ей не врал. — Никакого дивана, — она лишь на секунду коснулась губами его, так нежно и трепетно, словно целовала не опытного мужчину, у которого столько лет была семья, и теперь осталась взрослая дочь, а незрелого юнца на выпускном. Она любила подступаться к нему именно так. Каждый раз заново, словно не было этих долгих лет на сцене. Словно вообще ничего никогда не было, и он впервые пришёл к ней в квартиру и почему-то остался, отвечая на её поцелуй одним лишь тихим выдохом в губы. Его руки сместились с талии на плечи, её — обвили его шею и притянули чуть ближе. — Значит, без дивана, — протянул он, вновь находя её губы. В этот раз целуя крепче, проникая языком между зубами аккуратно, но чувственно, и, наконец, давая полностью повиснуть у себя на шее. Вдруг захотелось ругаться на него: и за все вечера, что не приезжал, и за этот несчастный диван, но воздуха предательски не хватало, и эта мысль отпала так же быстро, как и пришла. На него невозможно было злиться. Только не сейчас. Только не так. Мужские руки скользнули по её щекам. Лера откинула голову и попятилась, открывая шею для поцелуев. Спина ощутила холод стены. Пальцы нашли его волосы, быстро перебирая седые прядки. — Дурак. — Совершенный. Игорь на миг оторвался от неё, большим пальцам проводя по губам, невесомыми поцелуями касаясь полуприкрытых глаз. — Не уйдёшь? — Не уйду, — шепнул он, вновь притягивая её к себе и поднимая на руки. Она приникла ближе, крепче хватаясь за его плечи. Расслабиться в его руках было легко, даже слишком, это она знала ещё с первых постановочных дней «Монте-Кристо». Сколько раз спрашивала, не тяжело ли ему, столько же и получала в ответ до смешного обиженные взгляды и уверения, что она со своими диетами весит, как пушинка. Правдой это, конечно, не было, но звучало до жути приятно. Игорь не отпустил её, даже уложив на кровать, и чуть сжал талию до слабого стона. Халат распахнулся, почти полностью открывая доступ к небольшой груди, всё ещё скрытой бельём, которое через пару секунд уже лежало рядом, легко расстегнутое его ловкими пальцами. Поцелуями он прошёлся по её шее, накрывая губами быстро бьющуюся жилку. Руками коснулся оголенной груди, не сжимая, только нежно поглаживая. Лера слегка выгнулась, позволяя ему обнять себя, и протянула руки в попытках стащить с него свитер. Он дался не сразу, долго выпутываясь из колючей шерсти, и остался в одной рубашке, уже расстегнутой на две верхние пуговицы. На секунду она поймала его взгляд: затуманенный, восхищенный, неверящий. "Мне кажется, что это всё иллюзия", — однажды сказал он ей после того, как она в бессилии упала на него, задыхаясь от удовольствия. Лера потянулась к его штанам, чувствуя подступающее томление в животе, но Игорь мягко остановил её, вжимая в постель поцелуем. До конца расстегнул рубашку, медленно стягивая её и кладя на постель, и спустился вниз, всё ещё не давая достать его. Губы оставляли влажные следы на нежной коже груди, которые где-то в районе ключицы переходили в едва заметные укусы. Её руки лежали на его шее, пытаясь притянуть ближе, но он незабвенно спускался всё ниже и ниже, поцелуями приближаясь к стройному животу. Конечно, он знал обо всех её «недостатках». Конечно, он не обошёл стороной, осторожно проходясь большим пальцем, неаккуратный шрам от кесарева. За шесть лет всё ещё не так хорошо заживший. Всё ещё напоминающий о самых жутких днях её жизни. Его губы легли на рубец, пробегая вдоль линии былого надреза. Лера застыла, втягивая ртом воздух. -Не надо. Игорь помнил все маленькие шрамики от инсулиновых уколов, уже давно скрытые от глаз непосвященных, но видные ему, которому не раз выдавалось наблюдать, как она эти уколы ставит. И самому ставить, нещадно прокалывая шприцом кожу на животе, бедре или ягодице — эти следы были для него повсюду, сколько бы времени ни прошло с того дня, как она, наконец, перестала колоться. Его пальцы осторожно оттянули бельё, как можно аккуратнее снимая, чтобы не повредить помпу на бедре. Руки прошлись от коленей к животу. Губы нашли центр удовольствия, вызывая её громкий вскрик, скоро перетекший в еле слышный скулеж. Один палец скользнул в неё, выстраивая лёгкий, размеренный темп. Казалось, она растекалась на его языке, в его руках в попытках ухватиться за длинные, уже давно спутавшиеся волосы. Игорь осторожно касался её, рассчитывая каждое свое движение, тонул в ней, иногда поднимаясь и возвращаясь губами к длинному шраму, тянущемуся от бедра до бедра. В эту минуту он будто бы жил ею. Через пару мгновений второй палец присоединился к первому, нежно поглаживая её изнутри, чуть ускоряясь, стоило Лере сильнее потянуть за волосы на затылке. Она сжимала его пальцы, уже ощущая приближение разрядки, но до последнего боролась, пытаясь отстранить его от себя, увидеть блеск горящих в полутьме глаз и влагу на его губах, но Игорь упрямо продолжал мучить её, второй рукой придерживая за бёдра, пока она не заметалась на постели, шепча что-то неразборчивое, и, задыхаясь, не упала на подушки. — Иди ко мне, — пролепетала, чувствуя, что его губы ещё блуждают по её раскрасневшейся коже, оставляя влажные поцелуи на внутренней стороне бедра. — Пожалуйста. Он улыбнулся, поднимаясь и тут же приникая к её шее, не давая даже взглянуть на себя. Лера промычала его имя, носом утыкаясь в щёку. — Я хочу тебя, — тихо выдохнула и куснула за ухо, заставляя на секунду отстраниться. — Не устала? — в край севшим голосом проговорил Игорь, тут же смещаясь и перехватывая её губы. Она успела заметить, как дернулся его кадык. — Так значит, это был твой хитрый план? — её руки скользнули вниз, расстегивая ширинку брюк. — Какой? — он не сопротивлялся, только, улыбаясь, наблюдал за её действиями, громко втянув воздух, стоило ей прикоснуться к резинке белья. — Сам знаешь, — уже второй раз за вечер ответила Лера и, изогнувшись под ним, спустилась вниз, окончательно стягивая с него последние элементы одежды. Игорь вздрогнул, но тут же встрепенулся, хватая её за плечи и снова подминая под себя. Вновь оставил несколько смазанных поцелуев между грудями, пока её ноги оглаживали его бедра в попытке притянуть ближе. — Ну же, — шепнула она и застонала ему в губы, когда он вновь поцеловал её, языком очерчивая ряды зубов. Словно специально оттягивал момент. — Ты же хочешь, — она коснулась его, услышав в ответ только глухой, едва уловимый стон. — Хочу, — Игорь в очередной раз через силу улыбнулся и, переплетая их пальцы, наконец, толкнулся в неё, ответом на что послужил очередной громкий скулёж. Он задал медленный, но глубокий темп, целуя её в нос, прижимаясь лбом к её лбу. Глубоко дышал, пока она стонала ему в губы, всеми силами пытаясь сдерживать себя, чтобы не разбудить спавшего в соседней комнате сына. Игорь любил брать её чувственно, размеренно, меняя темп, только когда она смазанно целовала его в подбородок, призывая ускориться. Он знал наизусть все её жесты, помнил каждую её клеточку. Чувствовал её тело, как не чувствовал до него никто не другой. С только что сорвавшегося с её губ полувздоха. С каждого её сверкающего полувзгляда. — Красавица, — шептал он, крепче сплетая их руки. Прежние её мужчины всегда неизменно прибавляли к этому «моя». От Игоря она не слышала такого ни разу. Казалось, он не только не решался назвать её своей, но и боялся просто любить её, загоняя своё сердце в серые стены старой однушки на востоке Москвы. И всё же любил, продолжая шептать ей в губы какие-то глупости, и постепенно наращивал темп, толкаясь в неё до предела и задевая переднюю стенку. Лера поскуливала, желая хоть на секунду вернуться к его волосам, ухватить за спину, оставляя следы от ногтей, но он не позволял, крепко прижимая к кровати их сплетенные руки. Когда-то он говорил ей, что страстен — и это действительно было так. Но в этой страсти не было ни доли грубости или жестокости, только восхищение на дне его расширенных зрачков, когда она извивалась под ним и выстанывала его имя. — Пожалуйста, — в последний раз, словно молитву, прошептала Лера, сжимаясь, и в крике, заглушаемом поцелуем, опускаясь на простыни. Игорь последовал за ней уже через пару секунд, целуя в лоб и еле удерживаясь на локтях, чтобы не навалиться на неё. — Всё хорошо? — он сам расплел их руки, оставляя поцелуи на каждом её пальчике, пока она приходила в себя, с улыбкой глядя на него затуманенными глазами. — Более чем, — Лера выскользнула из-под него и присела, давая ему, наконец-то, развалиться, не боясь придавить её. Игорь прошептал что-то невразумительное и схватил её руку, прижимая к бешено колотящемуся сердцу, пока она в конце концов не убежала в душ, из-за угла наблюдая, как он, словно мальчик, смеётся, запуская руки в волосы. А может, он и вправду на секунду стал мальчиком: всё ещё не верящим в своё счастье и до одури влюблённым. Стоило Лере вернуться, как он тут же прошмыгнул в ванную, отмокать минимум минут на сорок. Только вода помогала ему в действительности очнуться. Уже в который раз он блуждал по коридорам памяти, будто бы застряв на моменте, когда, грустно улыбаясь, он говорил ей, что у них ничего не выйдет, что она найдёт себе кого-нибудь моложе, талантливее, умнее, богаче. Решительнее. Когда он тихонько приоткрыл вошёл в спальню, Лера уже спала, уткнувшись носом в его мятый свитер. Игорь только хмыкнул и лёг рядом, устраивая её голову на своём плече. Ей снилась их первая встреча. Она, ещё совсем молодая и потерянная, запутанные входы и выходы Театра Оперетты и тихий бестелесный голос, окликнувший её на краю сцены. Искаженная версия воспоминания тринадцатилетней давности. Лера проснулась, когда Игорь уже давно сопел, во сне скользя рукой по её волосам. Она боялась бессонницы, неизменно приходившей к ней каждую ночь подряд в последние месяцы. Сегодня удалось хотя бы немного поспать. С Игорем всегда удавалось отдохнуть чуточку дольше. Высвободившись из кольца любимых рук, она встала, подходя к всё ещё распахнутому окну. Апрельский ветер поднимался с новой силой, и Лера опять закашлялась, всё-таки прикрывая форточку. Шум дорог за окном уже окончательно стих, голова теперь не болела. Только сон никак не шёл, и она знала: не придёт ни в постели и на свежем воздухе. — Опять оно? — послышался заспанный голос, и Игорь тяжело поднялся, подходя к ней и утыкаясь поцелуем в шею. — Ляг и всё-таки попробуй уснуть, вдруг получится. Она неверяще обернулась на него, щуря глаза. — И всё равно попробуй, — шепнул он, за руку потянув её к кровати. — Я покараулю. У тебя завтра спектакль. — У тебя тоже, — возразила она, всё же пристраиваясь у него на груди. — Как-нибудь переживу. Игорь прикрыл глаза и поцеловал её в макушку, больше не давая выпутаться из объятий. — Ты завтра заедешь? — Лера с надеждой взглянула на него, даже не ожидая положительного ответа. Он никогда не обещал того, чего наверняка не мог выполнить. Оно и понятно: работы у него было ничуть не меньше, чем у неё. — Заеду, — чуть подумав, протянул он, накидывая на неё одеяло. — С вещами. А пока спи. Она даже не спросила, что именно он подразумевал, говоря «с вещами», только удивлённо улыбнулась, перебрасывая одеяло на его сторону. Может, и вправду, предложила не зря…