целуй меня крепче, солнце.

над обрывами скал медленно домирает гиблое, испепелённое солнце. в холодных лучах треск дрожащих мечей раздаётся над каменной грядой. твари, рождённые давней катастрофой и пронизанные искрами молний, бездыханно валятся под ноги. а морские волны, буйные и ярые, сметают чудищ, вышедших из кромешной тьмы. – в сторону! цзиян не успевает. ржавая секира чудовища вспарывает плоть, из крепкого бока брызжет жгучая багряная кровь. генерал сбивается с темпа бешеного вальса преисподней и подкошенным валится на колено. острие его копья впивается в изнывающую землю, залитую вязким мраком. – цзиян! кальчаро спасает. опять. он вновь уводит из-под сокрушительного удара, тянет за собой. его разбитый клинок, проклятый семью грехами, в последний раз пронзает осколками гнилую плоть. тварь дико ревёт. – уходим! цзиян тяжело хрипит, судорожно глотает воздух, пока из его разодранного бока хлещет алокровная ртуть. наёмник шипит, подхватывает генерала, легко отталкивается и быстрее безумного вихря уносит мужчину прочь. он останавливается только тогда, когда ужасающий вой затихает, остаётся где-то за горными мёртвыми выступами и теряется в густом лесу. солнце задыхается в пыли гниющего неба, к куполу которого цзиян устало воздаёт ослеплённые войнами радужки. кальчаро усаживает его под дерево на поляне с омертвелыми бутонами. обеспокоенным взглядом он скользит по измождённому лику. – с тебя рисовое вино, когда мы вернёмся в цзияньчжоу, – беззлобно роняет кальчаро. мужчина целует в потрескавшиеся губы, мажет по испачканной щеке и запутывает длинные пальцы в мягких бирюзовых прядях генерала. словно надеясь, что так ему станет легче. нежно и мягко, потому что в этом угробленном злобой мире хватает жестокости и бойни. наёмник жмётся своим лбом, рассечённым божественным шрамом, к чужому. в этом побитом мире воцаряются бесконечный хаос и беды. солнце на пыльном небе затянуто поволокой лжи. цзиян лишь наугад собирает старые созвездия, разбившиеся десятки лет назад о звероподобные мрачнеющие дыры. их мир однажды умрёт, погаснет и схлопнется, а солнце издохнет, падёт. и раз того не миновать, то кальчаро сильнее прижмётся к чужим устам, перепачканным холодеющей кровью. на губах цзияна расцветёт слабая улыбка.