Your red hot lies

Энджела окутывал сигаретный дым. Осточертевший, до тошноты приторный, удушающий своей сладостью и едкостью одновременно. Энджел мечтает уже наконец задохнуться в этом розовом облаке, надеется, что хоть это принесёт искомое облегчение. А пока его только истязали, как радостно рвёт пёс любимую игрушку. Любимая игрушка. Звучит слишком сахарно для правды. Кристаллы этого сахара Энджел уже годами пускает по вене. Из любимого в нём была лишь поломанная, смятая, где-то побитая маска, которую с него так весело отколупывали по частичке. С каждым разом её становилось всё меньше, а демон под ней — всё уязвимей. Каждый раз Энджел шёл по краю, где ещё немного и спасительная вуаль сломалась бы окончательно, осыпалась острой крошкой осколков на её обладателя. Тонкая грань стекла издевательски нежно ведёт по усыпанному чужими метками плечу, больше царапая, чем раня. Валентино заглядывает в глаза с ехидством, жадно наблюдая за реакцией демона-паука. Энджел не позволяет себе не реагировать. Подобное повлекло бы только остервенение и ещё большее кровопийство. Помня это демон конечно же изображает, уже изображает, ведь после нескольких смен едва ли найдутся силы на «искуссно сделать вид», что он на верху блаженства, что его клятый сутенёр в очередной раз отыскал в затраханном каждым членом ада теле нечто новое и определённо пиздец желаемое. Валентино считать это без слов легко, видя за одинаковыми сладкими фразами, повторённых не одну сотню раз, мрачное безразличие, пламя ярости вспыхивает в его глазах, но в лице оверлорд не меняется. Может только его гнусная, садисткая улыбка становится шире. Кусок гримёрного зеркала с размаха рассекает плечо до локтя. Широкий росчерк живо заполняется алой кровью. Энджел вскрикивает и жмурится от боли. Маска летит вдребезги, он просто не может больше удержать её. Даст боится крови. Боли нет, к боли пришлось привыкнуть быстро. Но то, как бесконтрольно льются багровые струи, точно гранатовое вино по губам Валентино, пугает до дрожи, до бегающих глаз, бессмысленно ищущих спасение. Боль щиплющей линией распространялась по тонкой руке и начинала неприятно печь. Но не это пугало. Пугала кровь, что всё сильнее хлестала и окрашивала собой всё: его, гримёрный стол, Валентино и белый мех его шубы. А были ли всегда на нём красные сердечки? Или может Энджел не первый с кем Валентино любил поиграть. Лицо сутенера выглядит довольным. За своего подопечного он не беспокоится ни капли. Белоснежная шерсть прикроет шрам, а даже если нет его шлюхе всегда шли перчатки. Сейчас же Валентино даёт себе вдоволь насладиться чужой болью. Упиваться ей, как самым дорогим бухлом лучшего бара (его же владения) в Пентаграмм Сити. А ещё демон-мотылёк любил отчаяние на лице своего ангелочка. Все эти маски и похабные стоны пусть прибрежёт для клиентов и съёмок, наедине Валентино хотел настоящего Энджела. Сильных, не наигранных эмоций. Ему было плевать на душу, что и так в его руках или её чувства, ни в коем случае, но живые эмоции были бесценны. Живые. А Энджи в его руках с каждым днём всё больше тихо умирал изнутри. Он давно бы уже мог сломаться, как ломались многие, но каким-то чудом этот грешник находил в себе силы если не держаться, то ломаться намного медленнее и сложней. Это и делало его таким особенным для Валентино. Это был личный вызов, узнать, сколько ещё он сможет продлить это. — Больно? — Валентино вертит в руке окровавленное стекло и с приторной заботой в голосе осведомляется, легко склонив голову. Тонкие черты Энтони искажены безмолвной паникой, а по щекам текут слёзы. Они словно были отдельно от обладателя, демон игнорировал их, надеясь, что внимание Валентино не коснётся этого. Первой попытке ответа мешает внезапная хрипость. Голос срывается и не слушается, от чего приходится быстро кашлянуть прежде чем возобновить попытку. — Всё в порядке? — не унимался сутенёр, хлестая издевательским тоном, не хуже кнута. У Энджела не хватало сил злиться или противиться. Ненависть давно притупилась, уступив привычке. Ненависть слишком сильное чувство, оно — огонь. А любому огню свойственно затухать спустя время от своего же пепла. — Да, Валентино. — он отвечает сквозь зубы и конечно дрожь в голосе скрыть не удаётся. Оверлорд одновременно восторгается и стервенеет от чужой смиренности. В нём вспыхивает желание сделать ещё хуже, ещё больней. Растоптать окончательно неуловимую нить самоконтроля. Моль натягивает светлые волосы на кулак, грубой силой заставив порно-демона откинуть голову назад. Проходится кусачими поцелуеми по кадыку, выпирающей венке на шее, токнким ключицам. Он и сам уже не знает, что ещё сделать с покладистой игрушкой в его руках. Энджел не имел права отказаться, чего бы от него не захотели. Это развращало, развязывало руки, но быстро надоедало. Безотказность тоже имеет свои минусы. Это как хакнутая игра, тебе можно всё, но от одного этого осознания теряется весь интерес. Идея приходит внезапно и нравится до одури. Валентино легко пересаживает Энджела на диван, больше напоминающий кушетку и бросает окровавленное стекло на гримёрный столик к остальным, тут же забыв о нём. Энджел с готовностью опирается целыми руками о мягкую обивку, принимая соблазнительную позу и свободную пару рук невесомо опускает на плечи сутенёра. Внимания Валентино на это не обращает, он только осматривает рану, что не так давно сам же оставил и отслеживает состояние Энджела, бледневшего так, будто его хорошенько напудрили. Лицо демона-паука почти ничего не выражает, он ожидал любого продолжения мучений. Но Валентино не спешит продолжать. Он ненадолго отстраняется, чтобы найти среди разбросанных шмоток что-то, чем можно было бы перевязать пострадавшую конечность. Под руку попадается шёлковый шарфик, вырвиглазно розового цвета. Сутенёр осторожно придерживая пострадавшую руку стягивает мягкую ткань, останавливая течение крови. Он почти лаского гладит перевязанный шарф самыми кончиками пальцев, чтобы не причинять боль давлением. Особое удовольствие демону-моли доставляет непонимающий взгляд Энджела. Так побитая собака смотрит на хозяина, что только и делал, что бил её, но вдруг приласкал. Это несмелая благодарность и недоверчивое внимание. Но Валентино знает, что ему поверят. Знает, потому что верить тому, чего ты так страстно желаешь удивительно легко. — Не смотри на меня так, Энджи. — произнёс он, словно ничего не произошло. — Я же не зверь какой-то, понимаю, что переборщил. Красные глаза оверлорда с интересом скользят по лицу Энтони, выискивая в нём проблески сомнения. О да, после всего сомнение должно оставаться единственной и ведущей эмоцией. Однако демон-паук как-будто бы слегка расслабляется. Он всё ещё очень напряжён, но наивная надежда мягким пером успокаивающе провела по изломанным линиям бровей. — Ты простишь меня? — он снова склоняет голову вбок, но в этот раз издёвка не так явно отражается в его изогнутых губах. Энджел слабо кивает, бинтованная рука заметно холоднее остального тела и неприятно саднит. Но внезапная смена настроения Валентино бальзамом ложится на свежие раны. Он и так не смог бы отказать, никогда не мог, но иллюзия добровольности казалась ложкой мёда в дёгте их отношений. Тёплые руки с непривычной осторожностью обнимают, вызывая неуместный трепет. Энджел обессиленно кладёт голову на грудь демона-моли, добровольно удушая себя сильнее отравляющим дымом из его уст. Даже сейчас Валентино не выпускает изо рта сигару. Но сейчас дым кажется менее разъедающим лёгкие. Это удивляло, ведь сколько бы Энджел не был подле Валентино, дым никогда не прекращал выводить на кашель. Сейчас он драл горло почти успокаивающе. — Ну чего ты? Совсем расклеился. Это снисходительность, а не упрёк или угроза? Демон не спешит верить своей интерпритации, мало ли, что может навоображать прожженный кислотой мозг. Он по привычке сжимается, ожидая боли, удара. Но вместо этого Вал проводит рукой по пушистой макушке, без привычного нажима, без намёка на грубость. Это было небрежным утешением. Неторопливая ласка. Слабая дрожь проходит и Энджел находит в себе силы приподнять голову и взглянуть в чужие алые глаза. — Прости меня, Вал. — говорит вкрадчиво, подсевшим голосом. Валентино даже не скривился от такой сентиментальности, принял её, ободряюще гладя белье волосы демона. Стёкла очков придавали его глазам насыщенно розовый цвет, граничащий с красным. На мгновение Энджел нервно усмехнулся. Вроде бы розовые очки носит Вал, а смотрит сквозь них порно-демон. Сколько бы они не бились. Стеклом во внутрь. Стекло. Взгляд невольно вернулся к порезанной руке. Хаотичные мысли быстро сменяли одну за другой и вызывали какое-то неправильное веселье. — Я люблю тебя, Энджел, ты же знаешь. Его голос тяжелой цепью отзывается в груди, натягивая её до болезненного скрежета. Как можно не чувствовать этого, когда всё, что у тебя есть в чужих, жестоких, но таких нужных руках. Он отдал Валу всё, что тело, что душу. Чего стоят жалкие чувства, да чего стоит он сам, когда всем, чем только можно демон принадлежит Валентино. Разве что сердце? А есть ли что-то такое у грешников? А если нет, то что же тогда так болезненно сжимается, отравленное очередным ядом слов? — И я тебя. — голос едва ли слушается, в нём скользит невысказанная надежда. Всё же может быть по другому? Хотя бы раз. Ведь может? В глазах Валентино сверкает змеиный блеск, он резким движением сталкивает Энджела с дивана на пол, от чего тот с глухим стуком падает. Это движение было настолько небрежным, будто бы Вал стряхнул со своих колен паршивую холерную кошку, что по какой-то нелепости осмелилась искать у него ласки. Его взгляд, как по щёлчку утратил нежность, сменив насмешливым презрением. Глаза Энджела наполнились слезами обиды. Не может. В аду не может быть счастливых дней, на то он и ад. Может быть немного меньше боли, что на контрасте покажется счастьем. Но и это даётся только затем, чтобы следующий удар был больнее. — Пошёл вон. — едкая ухмылка распрозается на мерзком лице. Глаза Валентино удовлетворенно горят злым весельем, он с удовольствием затягивается и выдыхает кубы приторно-сладкого розового дыма. Неровной походкой Энджел уходит. Он нелепо спотыкается, прижимая раненую руку другими. Он знает, что сегодня нажрётся, как никогда раньше. Что выпьет любую дурь, что насыпят в его коктейль и вдобавок свою добавит. Что в ближайшее время в Отеле его не увидят, а если и увидят, то сильно пожалеют об этом. Энджел уже далёко от студии, но кажется, что проклятый дым всё ещё с ним.