Надежда из папье-маше

Громыхая легко и уверенно, как у себя дома, Эбигейл скатывался по лестничным перилам, весело болтая ногами и наслаждаясь своей скромной свободой. Хотя бы на сегодня. Уже везде, по всей школе и во всех коридорах потемнело: лампочки да фонарики, так ярко блиставшие днём, теперь погасли, словно выгорели все сразу, единовременно. И школа погрузилась во мрак, тёмную занавесу, среди которой запоздалому студенту делать было нечего. Только прикрытые накидной шторкой окна освещали помещения своим расплывчатым, чуть густоватым и холодным светом ночных улиц. Он просачивался через стекло, но казался таким светлым, будто бы не с луны пришёл, а от какой-то недалёкой лампы, расположенной на уличном газоне. Вокруг этой школы вообще есть газон? Эбби никогда его не видел, но, по непонятной причине, очень хотел бы полежать на нём, как только покинет это страшное место. И ни души, куда не глянь. Всего час назад в коридорах была слышна целая симфония чьих-то криков, бормотания и безрассудного смеха; голоса расплывались по этому месту, как скоростной речной поток. Но после последнего звонка все эти причуды школьной жизни канули в лету. Только мёртвая тишина, прерываемая разве что редким топаньем из одной части здания в другую, щёлканьем дверных замков — так учителя, исполнявшие в этих стенах на себе роль и проповедников знаний, и охранников, шагали в столовую за новым стаканчиком кофе. Ночь для них была неким особым временем, не как у учеников. Вместо банального сна или работы, те могли творить, что только вздумается, конечно же, не забывая соблюдать какие-никакие правила школы. Но это скорее было уже глупой формальностью, чем настоящим запретом — поэтому и всем ученикам известно, что ночью по школе ходить либо в группах, либо по тайным лазам, либо, на крайняк, со стальными нервами и быстрыми ногами. А так обычно все просто закрывались в своих комнатах и спали там же. А вот если не было свободных "безопасных комнат", то приходилось втираться в любые щели, искать себе место в шкафчике или забиваться в угол класса и, крестясь, надеяться, что учителям не взбредёт сделать обход школы. Но даже так бывали счастливчики, находившие с полоумными учителями общий язык — Оливер, вон, вообще однажды смог втюриться в доверие к Мисс Сёркл настолько, что одну ночку ночевал в её личной учительской комнате! По его словам, та была "мягкая и пушистая, вся пронизанная запахом кремовых орео... и комната тоже". Многие тогда остекленели, целый день не могли переварить сказанное. Но знали бы они, что спал тот в ту ночь не кое-где, а на прикроватном коврике математички! Впрочем, всяко лучше, чем щемиться по школе где попало. Так вот, вернёмся к Эбигейлу. Пройдя по длинному холлу, план которого уже запечатался в памяти после недавних побегушек, тот медленными шажками подступал к выходной двери. Разрисованная почеркушками и взявшимися из ниоткуда треугольниками с двумя линиями внутри, большая и увесистая, и точно-точно не закрытая, правда ведь? Такая громадная, что аж неловко стало чуть-чуть. Однако, подступающее откуда-то с затылка чувство опасности напоминало герою, что медлить во тьме крайне нежелательно. Будто бы само дыхание угрозы ощущалось на шее: волосы от него легонько развеивались, а по спине маршем шёл холодный ропот. И, словно вишенкой на торте выдуманной жути, омертвевший коготь проходил по его позвонкам, стучал о каждый. Так и норовил утащить с собой в бездонные мраки... или, ещё хуже... «В комнату Мисс Сёркл... Бр-р!» — с ужасом явилось в голове Эбби; продолжать думать обо всём этом он не посмел. Интуитивно рука героя потянулась к дверной ручке, обернула её и дёрнула вниз — раздался щёлк! Свобода так легко поддалась? Прямо, как в сказке. Лучики блеклого лунного света осторожно показались по ту сторону, увеличиваясь в количестве с каждой секундой и с каждым приоткрытым миллиметром. И внезапно Эбби медлит, ибо только щас заметил подозрительные надписи на стенах, — Что... Что значит "Алиса"? В глаза бросились те самые "почеркушки" — никакие это не почеркушки, а огромные и грубые следы от когтей! Несколько рваных полос проходили от двери на несколько метров в обе стороны, постепенно сужаясь к концу, как острые щупальца какого-нибудь монстра из древней городской легенды! — Это значит: сюда нельзя! — громко уведомли сзади. Острые пальцы задрались над головой мальчика и, только успей тот обернуться, потащили за воротник рубашки в воздух. Кровожадная, широко улыбающаяся морда Мисс Тавель пялилась в самую его душу. Венок из буков "А", "Б" и "С" начал легонько подпрыгивать со звучанием смешка учительницы, — И что же ты тут позабыл? — Я-я искал выход! — судорожно отвечает тот, барахтаясь на неприятной высоте. — Вот же как! — залилась смехом вторая фигура справа, более низкая, чем Тавель, но чуть более высокая, чем сам Эбби. Точно это была Мисс Блуми, — Всего лишь выход? Погулять, свежим воздухом подышать и, в конце-концов, яблоки для своих любимых учителей принести? Их смех прервал выдвинувшийся канцелярский нож, явившийся из тьмы прямо возле горла мальчишки. Тот в ужасе пискнул и отвернулся, как можно сильнее стараясь сдерживать накатывающий страх; он мог чувствовать, как холодный или, может, раскалённый метал двигался осторожными штрихами по его шее. Но, к счастью, это было лишь его воображение. — Д-д-да! Я хочу п-просто... на улицу! — сквозь слёзы говорит студент, махая руками в стороны, стараясь зацепиться за что-нибудь, — Пож-жалуйста, не трогайте м-меня! Я... Мне... Но тут его прерывают резким возвращением обратно на землю, что было похоже на неприятное падение. Колени приняли весь удар об пол, создав вмятину на полу и жгущуюся кровью рану — вместе с ногами заныли и ступни, и таз, и всё тело в моменте. Эбигейл не мог стоять более от боли, но учителям, похоже, было плевать: — Ну зачем же так спешить? — чуть более ментально собранным тоном спросила Тавель, — Тебе не сообщали, что нельзя выходить без разрешения? Когтистая, аномально громадная лапень руссички подцепила подбородок героя. Пальцы были до омерзения холодные, чёрствые, как у трупа, а также слишком острые, чтобы пытаться оказать какое либо сопротивление — Эбигейл ненавидел всей душой, когда над ним издевался кто-либо, но что он мог поделать? — Так что притормози. И не убегай, как тогда вышло с Мисс Сёркл... — игриво протянула Мисс Блуми, обходя мальчика со спины. С каждым цоканьем её каблука сердце героя ускоряло свой темп, а слёз наворачивалось всё больше, — И, тем более: ты почти открыл не выход, а комнату Алисы... — Алисы... — пылко повторила Тавель, отпустив подбородок жертвы. Сразу после произнесённого имени на её макушке с лёгким дребезжанием показались два белых отростка. Те спешно увеличивались, разрастались по сторонам, как ветки, а спустя уже несколько секунд стали похожи на оленьи рога. Пропорционально с появлением рогов всё ниже падала челюсть Эбигейла; всё это только больше шатало его нервы: — Кто такая Алиса? — спрашивает тот, — Я-я не знаю, о чём вы, но если это кто-то н-нехороший, то... — Извинишься? — развеяла удержавшуюся тишину Тавель, чьи глаза приняли хищную форму, а выпирающие в улыбке зубы, если их ещё можно было таковыми называть, стали похожи на смертоносные клинки. — Д-да! Я... Кхм... Простите, — Эбигейл сложил ладони вместе и снова поклончиво выпросил прощения. — Я прийму это. И, теперь, думаю... ты свободен, — выдыхая, с удивительной простотой отвечает Тавель, чему заметно удивляется рядом находившаяся убийца-Блуми, — Уходи прямо сейчас, иначе... что нам придётся сделать, если вдруг сюда придёт Мисс Сёркл? Он не ответил, ибо знал, что ничего хорошего. Мальчику дали мысленный пинок уйти отсюда, как можно быстрее, но только куда? Всё, что он знал: внутри школы опасно и очень страшно, а выйти ему сейчас, видимо, нельзя. Вскочив на ноющие от боли ноги, тот первым делом отходит от опасной парочки на пару метров. Затем, придерживаясь от падения о стену, глазами рыщет по всему коридору в поисках спасения из своей запутанной ситуации. Так много вопросов он хотел бы задать сейчас, но только кому? Учителям — его убьют, ребятам — их нет поблизости, самому себе — да какой смысл?! Если бы не эта каша в мозгах, может быть, он был бы и способен на адекватные раздумья, но сейчас он просто... Эбби. Пока тот метался по коридору, зная, что имеет некоторое время для плана побега, две учительницы в неких сомнениях стояли по центру всего этого и шептались. Лезвие канцелярского ножа уже давно задвинулось, как и рога Тавель магическим образом запропастились, а, что самое главное, их лица тут же с хищных и злорадных перешли на какие-то усталые и чуть грустные, как после тяжкого рабочего дня. — И что сейчас? — сонно спрашивает мелкая учительница, потирая глаза. — Я будто знаю. Надейся, что наша подружка сейчас не спуститься с этой чёртовой лестницы, иначе парню кранты, — один глаз Тавель подозрительно глядел в сторону лестничного пролёта, а второй таращился на тупящегося возле закрытых дверей Эбигейла. Тот дёргал и дёргал за ручки, пытался открыть каждую и всё старался не приближаться к злосчастной исцарапанной дверце, — Изволь, Блуми, иди-ка посторожи меня. Я быстренько отправлю его куда-нибудь подальше отсюда и будем свободны. — Я бы оставила его тут, — возражает учительница наук, — Он вчера у меня две двойки за физику получил! Представила лица других учеников, когда я решила дать ему ещё один шанс, а он и его угробил? — Блуми, я знаю, что он ужасный ученик. Он у меня тоже не Эйнштейн, но... Ты помнишь вообще наш уговор? Помнишь изначальный план, которого мы придерживались, как только попали сюда, а? — Ну-ну-ну... "Убивать — плохо, не убивать — хорошо"! А ты помнишь, что мы, вообще то, не бессмертные? О себе, обо мне ты думаешь? — Разумеется! Ты... Гх... — шипит сквозь сжатые зубы Тавель, но быстро успокаивается, — Вон, глянь, что сегодня сделала Сёркл — почти убила двух детей и... — И нас так же разобьёт, если будем вести себя, как "спасатели"! — вдруг перебивает мелкая, заострив широкую улыбку в сторону своей коллеги, — И... ты начала сопереживать им? А кто только что телом Эбигейла плитку покрошил? — Гр-р, Блуми... Может... Может, я чуть переусердствовала, но это нужно нам, чтобы вжиться в роль, — Тавель положила руку на плечо женщины и глянула на неё серьёзным, почти хмурым взглядом, — Я не хочу причинять им вреда, но с этими "ролями" кровожадных учителей я уже схожу с ума. Вдруг беседу двух, с каждой секундой наполняющуюся всё большей драмой, прерывает кашель ученика. Неловко сложивший руки за спиной Эбигейл от безысходности пришёл просить помощи, ибо в панике не знал, куда спрятаться чтоб просто пережить ночь. Он даже не успел начать речь, как тут же Мисс Тавель обхватывает его тело обоими руками и поднимает к себе. Эбби мог ожидать, что его сейчас покромсают, откусят часть тела или снова швырнут об пол, но на деле произошла иная картина: когти нынче были осторожны, не сжимали и почти не царапали. Даже мерзкое чувство холода куда-то исчезло. Женщина осторожно подняла его на уровень своих глаз, а после, кинув последний взгляд на лестницу — вздрогнула и сделала несколько напуганных шажков назад. — Абзац...— с дрожью в голосе прошептала Мисс Тавель, как только та завидела фигуру на двух ножках, с двумя рожками и большущим циркулем, беззаботно скатывающуюся по перилам на первый этаж, прямо к ним троим...