Волчьи легенды

Чонгук видел, как омеги скучают без своих альф. На время охоты они все пребывали в немного грустном настроении. Когда рядом нет родного человека, тогда и на душе плохо. К концу дня, когда над поселением стали сгущаться сумерки, Чонгук брел из Совета домой. Он видел, как омеги загоняли непослушных волчат домой, чтобы накупать их перед сном, как некоторые молодые омеги собирались на прогулку, чтобы поболтать о личной жизни. Чонгук не ожидал, что его по дороге домой встретит Тэмин. Шаман был серьезным, с прищуренным взглядом и хмурым лицом. — Пап? — Почему ты не дома? — Тэмин вздохнул, собираясь поругать. — Был в Совете, — пожимает плечами Чонгук. — И совсем не чувствуешь своего состояния? — шаман подхватил омегу под локоть, спокойно поведя в сторону дома. — Чувствую, — Чонгук кивнул, — немного тянет низ живота. — На таком сроке тебе надо лежать в постели, — начинает омега мягким тоном, — надо отсыпаться и набираться сил перед родами. Ты сам видел, как тяжело это даётся — все силы уходят. — Я справлюсь, — Чонгук в ответ вздохнул и перехватил ладонь папы, — ты чего такой хмурый? Я тебя расстроил? — Нет, — Тэмин отмахнулся. Собственный сын не мог его расстроить, — просто предчувствие дурное. Чонгук нахмурился. Предчувствие шамана и его интуиция никогда не подводили. Омега подумал о Чимине. Как он там? Они ведь будут бежать до поселения до глубокой ночи, и сейчас они уже так далеко… Чонгук едва мог почувствовать волка Чимина. — Что-то случится? — Надеюсь, что нет, — шаман открыл дверцу калитки и пропустил Чонгука, — останусь на ночь с тобой. Не против? — Я буду только рад этому. Вечер был спокойным, Чонгук подумал о том, что предчувствие Тэмина его впервые подвело, пока он сам не начал чувствовать… странное волнение в груди. Это было не страхом, не тем животным чувством. Скорее легкая паника, заставляющая учащенно дышать и мелко дрожать. Он и не понял, когда его начало трясти, а лицо начало стремительно бледнеть. — Хорошо, что я остался, — Тэмин помог сыну лечь в постель. Он набросил на него теплое одеяло, так и не сняв одежду, и сидел рядом, поглаживая по плечу и спине. Чонгук лежал на одном боку, прижимая руки к животу и чувствуя сильное давление. — Надо позвать Хваёна, — сбивчивым голосом начал Чонгук, — не хочу идти в лазарет. Хочу здесь. — Спокойно, дыши ровнее, — шаман нагнулся к запаховой железе и прижался к ней, подарив свой аромат. — Отдохни пока что. Поспи. Наберись сил. — Джено сказал ждать их возвращения, а потом рожать, — вяло усмехается Чонгук, окутанный заботой и теплом своего папы. — Он больше не вожак, чтобы командовать, — тихо отозвался Тэмин, — все хорошо. Засыпай, я буду рядом. Спасительные слова папы и его родной, мягкий и убаюкивающий аромат сделали свое дело. Чонгук засыпал в постели, думая о Чимине, ощущая на себе его запах и фантомные нежные поцелуи на лице. Он не слышал посторонних звуков и набирался сил ровно столько, сколько позволил ему собственный организм. Во сне он снова встретился с Джианом. Высокий и статный омега держал на руках белого волчонка, защищая его ото всех. Чонгук протянул руки, чтобы обнять, но перед ними словно возникла стена. Джиан сказал только одно слово. «Беги». Омега проснулся. Чонгук ощутил горький привкус на языке и едва сдержался от тошноты. Его голова раскалывалась на части, а все тело горело от разрывающей боли. Он понял, что это началось. Но он был напуган после сна. Прижав ладонь ко влажному от пота лбу, Чонгук отодвинул от себя одеяло ногой и сжался от резкой боли. Для глубокой ночи за окном было слишком светло. И слишком шумно. Очередная волна испуганных криков заставила подняться с постели. Чонгук чувствовал, как тряслись его колени, когда он подошел к окну. Некоторые дома его поселения полыхали от огня, а выбежавшие на улицу омеги со своими детьми кричали от страха. Тэмина рядом не было. Он помогал там? Чонгук, преодолевая боль, с трудом вышел на улицу. Перед глазами то и дело полыхали костры, в воздухе стоял удушающий запах гари, а крики испуганных людей засели в голове. Прижав ладонь к животу, с трудом переставляя ноги, Чонгук выбрался на главную улицу к толпе омег их поселения. Осознание пришло быстрее, чем глаза увидели трупы убитых и истерзанных тел. На их поселение напали. Безжалостно, под покровом ночи, явно зная о том, что практически все альфы ушли к соседнему поселению, чтобы оказать помощь другой стае. Они остались одни — беззащитные. Чонгук остановился, заметив лежащего на земле омегу с широко распахнутыми от ужаса глазами. Эти люди совсем недавно помогали ему стирать белье у реки, а сейчас истекали кровью, медленно умирая. Больше всего в голове слышались нервные детские крики. Испуганные волчата не слезали с рук родных и близких, громко воя и скуля от страха. Они чувствовали запах крови. Чонгук тяжело вздохнул. Происходящее казалось страшным, изуродованным сном, от которого хотелось проснуться. Он видел, как чужие альфы набегали на дома, выгоняя из них своих хозяев. Он видел Юнги, что прижимал к себе своего лисенка, и он видел плачущего от страха Бёля, что прикрывал детей своим телом, не давая их трогать. — Ищите лучше! Знакомый голос заставил замереть на месте. Чонгук моргнул. Он видел, как на него смотрели жители поселения, словно искали в нем надежду на спасение и помощь. Чонгук же звал Чимина. Мысленно умолял его вернуться, помочь им, защитить людей. «Только будь рядом. Только будь сильным. Вернись ко мне, мой альфа.» — Они точно обманули нас! Прижав пальцы к шраму на щеке, Чонгук поднял голову выше. Не думал он, что когда-нибудь ему вновь предстоит встретиться со своим ночным кошмаром. С тем ублюдком, который наводил на него животный удушающий страх. В горле мгновенно пересохло, а колени затряслись. Чонгук был напуган. Но еще сильнее он был зол. — Остановитесь! — громко крикнул альфа, призывая альф прекратить. Жители, прижимаясь друг к другу в страхе, с надеждой смотрели на Чонгука. Ждали от него помощи. — А вот и ты. Чонгук хотел его убить, задушить, расцарапать всё лицо и избить его так сильно, чтобы этот альфа больше не мог двигаться. В эту секунду он его просто ненавидел, и готов был убить как в облике человека, так и волка. Только ноющая и резкая боль внизу живота отрезвляла. — А я искал… подобных тебе, — альфа широко усмехнулся, — таких же — с белыми волосами. Таких мало. А тебя от меня спрятали — скрыли, забрали и присвоили себе. Воры. Ублюдки. Как они посмели? Посмели забрать тебя у меня… — Намсок. Чонгук рычал от злости. Он не хотел подходить к этому альфе, но тот решил за него. Он раскинул руки в приветственном жесте и сделал несколько шагов вперед, остановившись из-за грозных рычаний. Оставшиеся Советники, что не пошли со стаей, были обращены в волков. Их было намного меньше, чем волков Намсока, но они были готовы биться до последнего, чтобы защищать свое поселение и омегу вожака. — Не смей трогать наше поселение и омегу вожака. — Какая честь, — Намсок остановился, — меня встречает омега самого вожака! Прекрасно пахнешь, Чонгук. Свежей кровью и молоком. Ты носишь в себе ребенка со светлыми волосами? А? Как считаешь? Чонгук не знал. Он оскалился, не давая подойти к себе ближе, и все посматривал в сторону леса, надеясь, что к ним хоть кто-нибудь придет на помощь. Хоть кто-нибудь… Поморщившись от сильной боли, Чонгук крепко зажмурился. Намсок на это усмехнулся. Его поганый смех, пропитанный ядом и злобой, врывался в сознание, застывая там навечно. — Убейте их всех, — спокойно сказал Намсок, — не жалейте детей. Все эти люди — воры. Все здесь заслуживают смерти. Чонгук успел обернуться назад, чтобы увидеть, как стая набрасывается на Советников. Намсок подошел ближе, сжал чужие дрожащие плечи и вдохнул аромат. Омега от него дернулся в сторону, но был зажат в цепких руках. Он осмотрел улицу с развернувшейся бойней и горящими домами. Омеги обращались в волков, готовые стоять до последнего вздоха на ногах. Готовые драться и смотреть своему страху в глаза, чтобы защитить самое ценное, что у них было. Внимание Намсока привлек еще один волк — с серебряной светлой шерстью. Волк рычал от злости и был готов к прыжку в любую секунду. Чонгук прикрыл слезящиеся глаза: он впервые видел папу в облике волка. На секунду он подумал, что это последний раз, когда он видит всех этих людей.

***

Тэмин ожидаемо сносит Намсока и придавливает его лапами к земле, громко рыча. В нем злости намного больше, чем у Чонгука. У него в душе злость на украденного сына и убитого мужа, и он не собирается сдерживаться в своей ненависти и агонии. Та боль, которая тянулась годами, выходит на прижатого к земле альфу диким рёвом, на который реагируют все остальные волки. Тэмин не просто рычит в лицо Намсока, он царапает его грудь лапой. Волки из стаи Намсока бросаются к Тэмину, и Чонгук тянется к ним, чтобы разнять, но выбравшийся из этой кучи Намсок цепляет его за плечи. Он бьет его по ногам, заставляя упасть на колени, и обозленно цепляется за чужие светлые волосы, задирая голову Чонгука. — Смотри, что ты наделал, — шипит Намсок, — это из-за тебя они все страдают, из-за тебя! Чонгук качает головой. Отрицает. Не хочет признавать правду. Он заходится отчаянным, испуганным плачем и кричит, когда на его глазах терзают одного из маленьких волчат. — Останови это! Останови! — Чонгук задыхается от испуга и страха. Озверевшие омеги, дети которых погибают, практически превосходят в силе альф стаи Намсока. Он тоже это понимает. Поэтому кричит своим, чтобы белого волка не убивали, и говорит остановиться. — Только посмотрите… — Намсок, удерживая Чонгука за его длинные волосы, бросает взгляд на поселение, — посмотрите, что произошло в вашем поселении из-за одного омеги! Из-за него! Если бы отдали мне его сразу, никто бы не пострадал. Тэмин обращается в человека, слизывая кровь с нижней губы. Он смотрит на жителей поселения и не узнает их взглядов. Они сомневаются. Хотят прислушаться к словам этого альфы и смотрят на тех детей и омег, которые погибли. Которые продолжают умирать, издавая предсмертные хрипы и стоны. Хваён, защищая сына и внуков, понимает, к чему подводит своими словами этот ублюдок. Он стискивает зубы и качает головой. — Он муж нашего вожака, — выступая вперед, говорит Хваён, — мы не предаем тех, кому доверяем. — Так вы доверяете ему? — Намсок злится. У него на груди не совсем глубокий кровавый след, который приносит боль, но он оборачивается на Чонгука. — Доверяете этому омеге? Он коротко замахивается, отвешивая сильную пощечину. Это не сравнится с той болью, которую Чонгук испытывает сейчас, но он все равно не может удержаться на ногах. Омега спотыкается, падая на колени, и выставляет ладони, чтобы не упасть животом на землю. Ему больно. Как бы он хотел сейчас оказаться в объятиях Чимина. Быть подальше от этого места, пропитанного запахом боли, слёз и крови. Тэмин срывается вперед, но его удерживают, не дают и близко подойти к сыну. Чонгук сплевывает кровь, перемешанную со слюной, и тяжело дышит. Он хочет спрятаться, уйти подальше от этого места, но поднимает глаза на омег. Они сидят со своими детьми. Кто-то прижимает живых и испуганных к груди, а кто-то не сдерживает рыданий над погибшими. Чонгук чувствует их боль. Ощущает ее тяжелым полотном над своей головой. Он поднимает голову и смотрит на Намсока. В глазах альфы презрение, жестокость и злость. — Никто не пострадает, если ты пойдешь со мной. Первое и громкое «нет» вырывается у Тэмина. Он дергается, но его бьют в ответ, удерживая силой, а Чонгук только вздрагивает, когда слышит глухие удары. Им всем больно. Всем тяжело. А Чонгук вспоминает слова тех омег Старейшин, которые рассказывали ему об обычаях и традициях. Если с его альфой что-то случится, он должен… Он хочет быть сильным в эту минуту, но ему так страшно. Страшно вставать на ноги, страшно, что снова прилетит резкий удар, который свалит с ног. Он помнит, как сильно болела щека от хлыста, как они тащили его по лесу и привязали у дерева и как его… спас Чимин. — Не нужно их трогать, — Чонгук и сам не верит, что говорит это, — я пойду с тобой. Только не трогайте их. Я отдам все, что тебе нужно. — Умница, — Намсок широко улыбается, — правильный выбор. — Он не сможет идти, — пытается объяснить Хваён, — у него роды. Нужно дать возможность родить. — Я не только тебя заберу, — обещает Намсок, — но и приплод твой тоже. И этот омега с белыми волосами тоже пойдет с нами. — Только не трогайте их, — снова повторяет Чонгук, — пусть они потушат дома и успокоят детей. — Это твое условие? — Намсок присаживается перед омегой, грязно усмехнувшись. — Ты же понимаешь, что они сами не потушат все? Вожак с альфами вернется не скоро. А когда придет — здесь будет разрушенное поселение и куча мертвых тел. — Он убьет тебя, — Чонгук тяжело и шумно вздыхает, смаргивая новый поток слез. Переводя взгляд на Намсока, он продолжает, — да. Найдет тебя. И убьет. Ты не спрячешься от целой стаи. — Закрой рот. — Перегрызет тебе глотку, тварь, — со всей злостью выплевывает слова Чонгук. Его голова резко дергается в сторону — он слышит только крик Бёля со стороны. Тело тяжелое, он лежит на земле. Одну часть лица почему-то заливает чем-то горячим. Кровь? Намсок не церемонится. Он целится в лицо и бьет в него ногой, матерясь сквозь зубы. — Я на тебе хорошо подзаработаю, — унизительно похлопывая по щеке омеги, улыбается Намсок, — будешь каждый год волчат рожать. А если все будут с белыми волосами — я стану богачом. Ты только не скули, но большой черный волк не придет. Не спасет тебя. Чонгук тяжело стонет от боли и вздрагивает, прижимая руку к животу. Он уверен, что Чимин придет. Он верит в это, потому что продолжает мысленно звать своего альфу. По крайней мере, спасение приходит не оттуда, откуда они ждали. Со стороны леса движутся волки, прибежавшие на столпы дыма и свет от огня. Соседние поселения, которые еще не дали согласие объединиться, приходят на помощь. Тэмин успел предупредить их. Как только с самого утра почувствовал неладное, то направился к самому ближайшему поселению, прося о помощи. Он с надеждой переводит взгляд на сына, лежащего на земле, и слышит, как от гнева и злости кричит Намсок. Он и сам обращается в волка, отбивая всех от Чонгука, не давая спасти омегу из своих лап. Чонгук едва понимает, что происходит в округе. Он приподнимается на ослабших руках и вновь падает, тяжело и хрипло выдыхая. Ему больно до крика и жгучих слез, а перед глазами вновь образ Джиана, держащего в руках белого волчонка. Джиан говорил ему бежать. — Давай, милый, — просит Тэмин, подбираясь ближе, — ты должен уйти отсюда и спрятаться, слышишь? Вставай, ну же! Помощь уже здесь! Беги прямо сейчас! Чонгук встает, болезненно морщится и воет себе под голос. Перед глазами мелькает самая настоящая бойня, а пожар продолжает полыхать, переходя с одного дома на другой. Их нужно спасти. Дома. Людей. То, за что так боролись Джено и Чимин. От горечи Чонгук плачет. Он точно не достоин быть мужем вожака, потому что он чертовски слаб. Его волчица воет и скулит, мучаясь от боли, и Чонгук позволяет ей завладеть своим телом. Несмотря на беременность, он выглядит благородно. Статно и красиво. Намсок, отбиваясь от других, поздно замечает, что его белоснежный волк, за которым он так долго гонялся, пропал. Из-под носа ускользнул еще один, и это злит альфу до гневных темных пятен перед глазами. Хваён и другие взрослые омеги помогают сбежать выжившим в лес. Они укрывают всех в домах для течек и стягивают одеяла, покрывала и пледы, чтобы утихомирить и согреть напуганных и дрожащих волчат. Бёль прижимает к себе своих сыновей, сидя на полу. Они жмутся к нему, шумно дыша. Рядом с ним от усталости и напряжения садится Юнги, сжимая в руках лисенка. — Если Чонгук позволил себе принять облик волчицы, значит он спрятался, чтобы родить, — рассуждает Хваён, укрывая пледом не только внуков, но и Бёля. — Он был готов пойти с ним и отдать ему не только себя, но и ребенка, — шепчет дрожащим голосом Бёль, — он был готов защитить нас всех, пап… Даже я бы так не сделал, а я прожил здесь всю жизнь! — Тише, дорогой, — просит лекарь дрожащим голосом. Юнги вскидывает кулак, показывая жестами слова, которые хотел бы сказать. — Думаешь… он там? — уточняет Хваён. Юнги кивает. Он неплохо знает своего друга. Хваён кивает в ответ, покидая домик. Он тоже хочет помочь. В это же время Чимин громко рычит, выжимая на бег все свои силы. Он чувствует, как его омега воет от чудовищного страха и зовет его. Альфа уверен: если кто-то посмел напугать его мужа — они ответят за это своим страхом и кровью.