Хочу быть твоей пышкой

      Стас прищурился от вокзальной пыли, брошенной ему в лицо тёплым июньским ветром, что нагнал прибывающий поезд — казалось, он даже почувствовал этот лёгкий морской и солоноватый запах, пронёсшийся мимо тормозящей машиной с тёмно-синими боками да скруглёнными по углам окошками; металл о металл заскрипел, нещадно раздирая какую-то странную идиллию на перронах, негусто заполненных людьми в шортах-майках, переговаривающимися меж собой, однако их разговоры были ненадолго заглушены звуком торможения, и многие обернулись поглядеть, что, зачем и откуда принёсся новый поезд. Парень заспешил влево, ведь не рассчитал, и прямо перед носом очутился одиннадцатый вагон, а его сосед по квартире ехал в седьмом; он уже представлял, как будет слушать всю дорогу домой рассказы о тёплом песочке и приятном море, чудесно проведённом отпуске... Ещё и загорел, наверное, падла! Клименко лишь патетически вздохнул, помогая какой-то женщине спустить с откидных ступенечек тяжёлый чемодан, и вновь чуть-чуть отошёл от входа, сплетая руки на груди в ожидании отдохнувшего соседа — Костю Ульянова, холерично-флегматичного брюнета с каре и тёмными глазами он знавал ещё с универа, ибо тот попал под характеристику «единственный на все годы обучения человек, которого я избрал для общения», да и не сказать, чтобы ситуация с другой стороны сильно отличалась. Так и получилось — образование уж год как закончено, а они всё так же снимали двухкомнатную в тихом обшарпанном центровом дворике, живя вместе и не жалуясь, ведь до работы Косте было исключительно близко, всего-то минут семь пройтись до отделения банка, а Стасу... Ну, ему надо было ежедневно топать полчаса до своего исторического музея, несмотря на то, что шесть месяцев назад в их пусть маленькую, но дружную семью приобрелась машина, не новая, однако белая и почти небитая-некрашенная, хоть Ульянов иногда по-доброму смеялся над выбором сожителя, залезшего в долги ради «французского уродца» марки «Рено». Подумаешь, днище зимой ржаветь очевидно будет... Зато Клименко двадцать четыре, а уже с иномаркой — это вам не «Жигули» и не «Москвич» на полтора литра! Впрочем, он мог бы и сам заработать, если бы пошёл не на зов сердца, а на зов диплома, гласящего, что перспективный молодой человек с короткими волосами цвета молочного шоколада, на самом-то деле, никакой не экскурсовод и не бесплатная уборщица в музее — финансы и налогообложение, вот его специальность, и сколь рьяно бы не пытались родители направить нерадивого сына на путь истинный, тот махнул ручкой и пожал плечами, мол, образование ваше любимое получил, дальше уж извиняйте, сам разберусь. Константин тоже качал головой, недоумевая, как так вышло-то, что учились вместе, а по итогу друг, как оказалось, вовсе экономику не любил и пошёл туда только из-за родственников, в тайне мечтая работать в историческом, где копейки сущие платят, однако не занимался нравоучениями, поскольку все, в конце концов, взрослые люди. Короче, взаимопонимание да идиллия били через край в их совместно-холостяцкой жизни, так что хоть парные трусы «Без баб» покупай и джампстайл танцуй, как Кирюха Капранов.       Стас моргнул, отгоняя внезапно налетевший ассоциативный ряд мыслей, без того нарушенный толпой галдящих детей-подростков в спортивной форме, вывалившихся из поезда с радостными воплями, и парочкой взрослых мужчин, по всей видимости, тренеров, раздающих указания, куда тем направляться; пришлось отойти немного в сторону, чтобы не быть снесённым этим потоком юных футболистов, ведь кто тогда Костю с багажом домой повезёт? Наконец, детки-конфетки удалились с платформы в подземный переход, а на выходе из вагона замаячила бочина знакомого дорожного чемодана, и карие глаза по кусочку принялись выхватывать спускающегося парня, а сердце отчего-то гулко застучало: то ли от понимания, что с Костей всё хорошо, то ли просто от мыслей о нём, ведь Клименко соврал бы, сказав, что ровно дышал по отношению к этому чуду, буквально на несколько сантиметров ниже его ростом. Возможно, именно — то есть, непосредственно — по этой причине он всё не задумывался съезжать, а тот, на удивление, был не против совместного проживания, даже не подозревая, что сосед испытывал к нему слишком передружеские чувства. Однако действительно ли тот «не подозревал»? Станислав грустно прикусил губу, запрещая себе и помышлять о таком, ибо не стоит тешить себя призрачными надеждами, лучше жить реальностью, где Ульянов тащил свой чемодан по направлению к нему, радостно приветствуя, и тут шатена словно разморозило — взгляд сфокусировался на подходящем парне, отчего дыхание на минуточку перехватило. Ну, вот, приплыли. Приехали, то есть. Прибыли на десятую колею, блять.       Тот был в своих любимых джинсовых шортах чуть выше колена, плотно прилегающих синей тканью к ногам, и простецкой белой футболочке по фигуре; его почти чёрные волосы были убраны в небрежный лохматый хвостик, так что редкие прядки выбились, ниспадая на лицо. Ничего необычного, ровно такой же, каким и уезжал месяц назад, однако Стас впился зубами в нижнюю губу уже не от грусти, а чтобы сдержаться, не выдавая неприличные поражённые вздохи, — брюнет очевидно поправился. Шорты облегали ляжки сильнее, бёдра стали больше, красивыми линиями изгибаясь под джинсой, футболка обтянула маленькие выступающие бочка и приподнялась снизу из-за округлившегося пузика, мягкой складочкой чуть-чуть нависшего над поясом — животик подрагивал в такт движениям парня, натягивая белую ткань, что задиралась иногда повыше, оголяя загоревшую гладкую кожу, под которой собрался очаровательный слой жирка. Костя в целом был будто бы мягче, руки пополнели, щёчки приобрели милую круглость, будучи пухленькими и румяненькими, стоило же ему открыть ротик, как под подбородком застенчивой складочкой показался совсем ещё незаметный второй. Стас не мог бы сказать, сколько килограмм тот набрал, однако попка стала явно пышнее, как раз хорошо помещаясь в шортах, и сексуально подходила к новым бёдрам. Ульянов смахнул пот со лба, отставляя чемодан в вертикальное положение, и завёл друга в объятия, говоря приветствия, а Клименко ошарашено пробормотал те же фразы в ответ, чувствуя, как чужой животик прижимается к его упругому прессу, складываясь в приятные изгибы. — Я так соскучился, неимоверно просто! — Брюнет ещё раз сжал его в порыве обнимашек, всё же отстраняясь и ловя на себе позорно нескрытый удивлённый взгляд. — Вот только не нужно делать замечания по поводу фигуры, — он отвёл взор, стараясь незаметно натянуть футболку пониже, — я и сам знаю. Ничё, в рабочий темп войду — сразу похудею. — Нет, нет, это... — Станислав пытался сформулировать внятную мысль, чтобы не показаться уж слишком неоднозначным. — Ты прекрасно выглядишь. Очень, правда. — Костя приподнял бровь, хмыкая и бросая бесполезную затею с верхней одеждой. — Ну, раз ты так говоришь, — он вновь опустил ладонь на ручку чемодана, — поверю тебе, но, учти, я ж вижу, что ты меня просто обижать не хочешь. — Нет, вообще, ты очень красивый сейчас, правда-правда, это не лесть. — То есть, до этого был некрасивым? — Костя откровенно потешался над мечущимся от стыда Стасом, явно пытавшимся утихомирить ураган эмоций внутри. — Ты всегда был красивым, но сейчас, — он запнулся, — особенно. Я имею ввиду... Ай, ладно, всё, ты понял. — Понял-понял, не нервничай, я и так не обидчивый, — брюнет подмигнул, собираясь покатить чемодан к лестнице в подземный переход, — пошли давай, а то на нас уже полперрона смотрит. — Вдруг ручка исчезла, и он посмотрел на Стаса, с воодушевлением забравшего багаж. — Чего это ты? Я и сам могу. — Не-не-не, тебе отдыхать надо, сутки в поезде, ни помыться, ни побриться, иди, расслабляйся, что ты уже дома.       Костя пожал плечами, в душе радуясь забранному чемодану, который нести стало явно сложнее, чем месяц назад, когда его футболка сидела в аккурат по талии, а не оттягивалась поправившимся пузиком, будто он только что плотно пообедал, и боками, на которых жир собрался в упругие валики, из-за потяжелевших ягодиц ходить было не так легко, но тащившему багаж другу не стоило знать, что в этом-то его цель и заключалась; он прикоснулся ладонями к плечам, будто бы поправляя одежду, а на деле слегка подтянул белую ткань, чтобы низ живота полностью оголился, выглядывая пухленьким шариком, что не остался незамеченным — Клименко палился, да ещё совсем-совсем очевидно, хоть и отчаянно пытался скрыть это. Костя незаметно улыбнулся, пока тот укладывал поклажу в багажник — кому-то не стоило оставлять на выходных месяц назад незакрытыми многочисленные вкладки браузера на компьютере в кухне, выходя по-быстренькому в магазин под домом. Не сказать, чтобы он был чрезмерно удивлён, поскольку в тихом омуте, что называется... Однако идея соблазнить нерасторопного парня засела в голове, и отпуск подвернулся очень-очень удачно, позволив ему четыре недели спокойно объедаться, валяясь на диване в номере и на пляже, а по вечерам с удовольствием трогать новые складочки на животе и располневшие ляжки, что теперь почти касались друг друга. Он никогда не был худощавым, даже наоборот — капельку полноватым, но сейчас его фигуру было впору именовать «пухлой» — если всё время залипать в телефоне и не забывать что-то жевать, то можно достаточно быстро набрать вес, однако Ульянов всё же немного расстроился, оглядывая себя в крайний день отпуска и понимая, что животик стал плотнее, жирок собирался мягкими складками, стоило ему усесться, но упитанного пузика не получилось, ведь прошло слишком мало времени, а результата хотелось побыстрее. Но это не помешало ему быстро подтянуть футболку, садясь на переднее сиденье, так что нижняя и самая крупная округлость кокетливо показалась наружу, укладываясь на шорты, однако он так же быстро изобразил наигранное смущение, извиняясь и закрывая живот, потому что в противном случае Стас явно въехал бы в ближайший столб или заработал косоглазие по пути домой. В квартире было прохладно, хорошо, и Константин почти сходу направился в душ, ибо помыться действительно хотелось — сутки в плацкарте это вам не шутки. Оставшуюся часть дня он разбирал вещи и протирал пыль, успевшую собраться на полочках в его комнате, а под вечер хитро улыбнулся всё ещё неотошедшему от новых форм его сожителя парню, сообщая, что заказал для них пиццы и сладенькой газировки в честь окончания его отпуска, ведь завтра работа на кассе в банке уже звала. Клименко шумно сглотнул — только не говорите, что... — Будем смотреть фильм какой-нибудь? А то скучно же так, м? — Брюнет поставил на столик перед диваном в гостиной три больших квадратных коробки, несколько жестянок колы и свой ноутбук, приглашая съёжившегося друга к просмотру и еде. — Ты там что-нибудь планировал глянуть, может?       Стас ничего не планировал и при виде раскрывающего первую коробку с пиццей Кости напрочь потерял дар речи, просто соглашаясь на какой-то бестолковый сериал, где в далёком будущем люди и неведомые инопланетные чудики летали вместе на одном космическом корабле по Вселенной, выполняя различные задания да встревая в передряги, в придачу ко всему этому — шикарнейший американский юмор о членах и прочей лабуде. Короче, идеальная хуета, дабы скоротать вечер, однако шатен почувствовал, что тот тянулся густой патокой, никак не рвущейся, чего и хотелось-то не особо — Ульянов бодро уплетал кусочки, покрытые томатным соусом, оливками, ломтиками салями, кукурузой и сыром, искренне наслаждаясь сериальчиком, что был, на самом деле, довольно неплох, однако шатен не мог при всём желании здраво оценить сейчас, ведь его взгляд был по большей части прикован к загоревшим рукам, подбирающим треугольничек пиццы, ещё один и ещё, и ещё, пока не осталась всего парочка в крайней, третьей коробке, а Костя не выдохнул тяжело, отдуваясь. Его домашние шорты на завязочках неприятно давили на полный желудок, и он решительно развязал те, приспуская, чтобы облегчить страдания для себя, но прибавить их для соседа, с затаённым дыханием наблюдавшего, как круглый живот освобождается от плена шорт, вываливаясь на них несколькими мягкими складочками, а майка задирается, не в силах скрыть выпирающую нижнюю часть. Серия закончилась; Костя поинтересовался, будет ли Стасик, съевший от силы кусочка два (если и вовсе не один), оставшуюся пиццу, на что тот отрицательно мотнул головой, лепеча, мол, уже накушался, потому брюнет потянулся к одному ломтику, поднося ко рту, хоть и понимал, что явно переел даже теперь, ощущая, как тянет внутри, но стыдливые взгляды парня справа того стоили, и он мужественно прикончил всю оставшуюся пиццу, чуть-чуть болезненно замычав, укладывая ладони на расплывшееся пузо, легонько поглаживая то внизу. — Ух, вот это я... наелся, — он вовремя прикрыл рот рукой, даже несколько культурно отрыгивая, — капец...       Клименко отстранённо кивнул, не сводя взора с пальчиков, оглаживающих плотный живот, что очаровательно лежал несколькими жировыми валиками, частично сокрытыми майкой, но тут Костя жалобно простонал, пытаясь дотянуться до жестяной баночки с колой, чтобы запить солёную пищу и упростить работу желудку, однако ему было слишком трудно наклониться. — Стасик, дай колу, пожалуйста, — Костя вымученно откинулся на спинку, тяжело дыша, — а то я даже пошевелиться почти не могу. — Парень услужливо, дрожащими руками взял ёмкость, открывая шипящую жидкость, и поднёс её сожителю, что благодарно забрал ту, принимаясь пить крупными глотками и чувствуя, как желудок растягивается сильнее, но он мог ещё. — Блин, дай вторую, пить хочется ужасно.       Шатен завороженно наблюдал, как складки постепенно разглаживаются, маечка ползёт выше, оголяя горизонтально расплывшуюся впадину пупка, а бока увеличиваются, пока другая баночка не была также подчистую осушена, и тогда Константин почувствовал, что всё, третью уж точно не сможет, хотя результат и так впечатлял — теперь живот раздулся, тихонечко булькая внутри; он застонал, чувствуя неимоверную тяжесть и понимая, что не только встать — ему и двинуться сложно было, но тут чужие руки пришли на помощь, оглаживая чувствительную кожу, слегка массируя и стискивая, отчего Ульянов довольно прищурил глаза, радуясь облегчению. — М-м-м, Стасик, спасибо, — он хитро посмотрел на краснющего человека, разминавшего жирок у пупка, — ох, как хорошо, — он с усилием приподнял руку, укладывая на чужую сверху, направляя в нужную сторону, — вот, вот здесь ещё, — ладонь елозила по округлому низу, растирая, — ах... Спасибо... — Ты... ты и в отпуске так объедался? — Шатен говорил тихо, но отчётливо, глядя в тёмные глаза, без стыда и совести взиравшие в ответ. — Ну, почти, — Костя снова рыгнул, уже не прикрывая рот, — обычно я просто всё время что-то жевал. — Зачем? — Станислав смутился, уже не понимая, в какое русло заходит их разговор. — То есть... Даже не знаю, как сформулировать. — Брюнет снова шумно отрыгнул, отрывисто выдыхая. — Я знаю, что тебе нравится, — он расставил ноги пошире, чтобы пузико могло спокойно отвиснуть тяжёлым шаром, — вот и решил попробовать набрать пару кило. Правда, я рассчитывал на большее, но уж как получилось. — Что?.. — Движения замедлились, пока Стас пытался осмыслить неожиданную информацию, лихорадочно думая, где же он прокололся, обмолвившись о своём подобном пристрастии. — Ты как-то оставил ноутбук в кухне... Ну, я увидел там вкладку с порнухой, думал, подколоть тебя потом, а в итоге, — Ульянов завёл его ладонь к упругому бочку, чувствуя крепкую хватку на нём, — всё получилось вот так. Блять... Придвинься ближе. — Клименко послушно выполнил просьбу, увереннее кладя руки на полный живот, обводя тот и хватаясь за бока с обеих сторон, шутливо потряхивая их. — Ах ты, — он смял валики, получая удовлетворённый стон, — как же мне тебя назвать? Ты теперь такой пухленький, мягенький, словно зефирка... — Стасик, падла, — Костя совсем незлобно шлёпнул его по руке, — какая ещё «зефирка» нахуй? — Обычная, вкусная и сладкая, — тот склонился над ним, нежно чмокая в мгновенно покрывшийся мурашками живот, — или пышка... Хотя нет, ты пока не дорос до пышки, но у тебя всё впереди, — вдруг его лицо приобрело неожиданно серьёзный оттенок, — если ты хочешь, конечно. — Предлагаешь мне набрать ещё? — Костя прикусил губу, представляя, как будет смотреться в гораздо большем объёме. — Если ты не про- — Не против, — он резко перебил его, — я бы не стал изначально всё это делать, если бы не хотел, — тут брюнет замялся, перебарывая отголоски стыда, — а скажи... Каким ты хочешь, чтобы я был, если поправлюсь ещё? — Ты и так очень милый сейчас, но... Твои бочка станут отвисать, а пузико будет таким очаровательным, когда наберёт немного, — Костя простонал, ощущая поцелуи по всему животу, — тогда оно округлится, а внизу жирок начнёт свободно трястись, и его можно будет сгребать в ладонь, оттягивать, а когда ты будешь кушать, то начнёшь чувствовать, как складочки давят на пах, и будет приятно. Твои ляжки станут очень мягкими, на них скопится такой хороший жирок, сладенький, и когда будешь ходить, то они начнут тереться друг об друга, а над коленочками соберётся ещё более мягенький жир. У тебя будут кругленькие щёчки, и второй подбородочек, и ручки будут полненькими, и пальчики... Ты будешь таким толстеньким, как настоящая пышка, твоё упитанное пузико будет всегда круглым, красиво выпирающим, а жирок на нём будет плотным, и наслаиваться будет его очень много… — М-м, Стасик, — он прикрыл глаза, странно млея от мыслей, чтобы стать больше, — ты и вправду хочешь этого? Это ведь… Это ведь, — парень покусывал туго набитый живот, не прекращая держаться за оттопыренные бока, — не так привлекательно, наверное… — Вздор! Даже представить себе не можешь, каким милым ты будешь, поднабрав ещё, — тот вновь отстранился, серьёзно констатируя, — если действительно хочешь. — Хочу, — Костя уложил ладонь на острую скулу, притягивая парня повыше к лицу, чтобы выдохнуть в самые губы, — хочу быть твоей пышкой. — Клименко улыбнулся перед тем, как накрыть блестящие от сладкой колы губы своими. — Тогда придётся очень хорошо кушать.       Время почему-то начало лететь для брюнета стремительнее, чем обычно, и, возможно, всему виной был заботливый Стас, кормящий его, как на убой своей вкусной стряпнёй — тот всегда готовил замечательно, а теперь порции увеличились в два раза, добавилось сладкое, так что поначалу Костя с трудом съедал щедрые завтраки из каких-нибудь ароматных котлет и макарон, закусывая салатиком и запивая чаем с несколькими пирожными, на работе после по обыкновению не обедал, а вечером, перед сытным ужином, Клименко обязательно вытаскивал его походить километров с шесть, но это вовсе не препятствовало набору веса, что ощущался приятными килограммами на теле. Он уже прикупил новую одежду в офис и на повседневку, однако дома щеголял в старой, видя, как шатену нравится наблюдать за его пышной фигурой, обтянутой вещами, раньше сидевшими как раз. Прошло почти два месяца с того вечера и пиццы, но Костя чувствовал ощутимые изменения, как внутри, так и снаружи — теперь его бывший до этого просто полным животик хорошо округлился и раздался, выдвинувшись вперёд, бока набрали, немного нависая над резинкой боксёров, плотно впивающейся в кожу, а жирок внизу пуза собрался аппетитной складочкой, особенно хорошо растягивающейся, когда он ел; сосочки увеличились, становясь чувствительнее, торс обмяк и поправился, теперь оттопыриваясь двумя небольшими грудями; на спине у подмышек собрались складочки, переходящие к низу в толстые бочка, ляжки действительно тёрлись друг об дружку, забавно трясясь и напоминая желе, но сжимать их было очень приятно, рука погружалась в мягкость, проступающую меж пальцев и податливую, а над коленями собрались всё время подрагивающие жировые отложения; руки поправились, так что футболки впивались в них, плечи утратили остаточную остроту, приобретая покатость, пальцы на руках и ступнях, ладошки стали пухлыми, до невероятного милыми; щёчки заплыли жирком, округляясь и становясь румянее, и за них можно было спокойно браться, трепля парня; второй подобородок превратился в заметную складку, подчёркивавшую нежную форму лица, даже шея сзади покрылась слоем жира, складывающегося в ощутимые изгибы, стоило ему отклонить голову; попа стала тяжелее, облипая растяжками, и всегда чувствовалась при ходьбе, натягивая то офисные штаны, то домашние шорты. Костя довольно трогал себя, видя, как поправилась его фигура, налилась, округлилась, сглаживая все углы и неровности, а пузико очаровательно вываливалось из-под верхней одежды, закрывая резинку шорт, так что приходилось его приподнимать, дабы развязать те, но он всё чаще стал ходить по дому в одних трусах и обтягивающей футболке, красуясь набранными килограммами, нарочно поглаживая живот и бочка перед млевшим Стасиком, что усаживал его на диван или на стул, принимаясь сминать обильный жир, выцеловывая пузо. Если сначала это было просто приятно, то теперь, когда оно давило на пах, подобные движения приносили ещё и возбуждение, от которого Костя стонал и хныкал, зажимая меж пухлых пальчиков твёрдые соски, а шатен приподнимал складочки, оттягивая мешающиеся боксёры, и принимался неспешно надрачивать текущий член, поглаживая время от времени располневший лобок, играясь с нежным жирком на нём. Но однажды, к концу плотного ужина, тот попросил Ульянова самому придержать пузо, склоняя голову над органом, и распахнул губы, пропуская сочную головку в рот, посасывая, отчего Константин застонал, сильнее сжимая хорошо наполнившееся пузико, которое, несмотря на происходивший умопомрачительный минет, всё ещё было голодно. Стас втягивал щёки, обводя юрким язычком выступающие венки, насаживался глубже, позволяя слюне стекать на ствол и яйца, капая на паркет, мычал, посылая приятные вибрации по возбуждённому пенису, и Костя перехватил живот одной лишь левой рукой, потянув правую к надкушенному бургеру — сегодня они решили устроить день неполезной еды, терроризируя курьеров из Мака, что привезли по итогу уже почти слопанные брюнетом бургеры и картошечку, однако парочка всё ещё покоилась на столе, маня и завораживая, так что он сцапал булочку с видневшимися листьями салата и мясом, вгрызаясь в ароматную пищу, что отправилась прямиком в желудок, продолжая наполнять его, а крошки остались на выступающем животе, пропитывая своим соком серую кофточку. Костя утёр губы, берясь за бутылочку колы, продолжая стонать от чудесного мокрого минета и чувства наполненности; его глаза опустились на покорно глядящего Стаса, что упирался руками в растёкшиеся по стулу ляжки, сжимая их, а его блядовитые карие глаза смотрели с огромнейшим вожделениям. Он ненадолго оторвался от члена, слабо хрипя с просьбами выставить вперёд ступню, на которую сразу же опустился, вновь насаживаясь ротиком на мускусную головку, а пахом елозя о пухлую ножку, потираясь намокшими шортами, в которых колом стоящий орган грозился кончить без прикосновений от одного вида полного парня, с удовольствием прикончившего крайний бургер и допившего колу, смачно отрыгнув. Клименко спустился ниже, посасывая яички, дрожащие от напряжения, хорошо обводя каждое языком, согревая, и вновь вернулся к стоящему члену, заглатывая до упора, так что мелкие слезинки брызнули из уголков глаз, а чужая рука опустилась на скулу, поглаживая, — Костя держался изо всех сил, чтобы не кончить, грузно толкаясь вперёд бёдрами, а левая рука продолжала держать надутый живот, крупно подрагивающий от количества съеденного — теперь внутри всё тянуло и булькало, давя на слабые пальцы, что он не выдержал, изливаясь в горячий рот, но Стас не отстранился, принимая всю сперму, а после раскрыл тот, демонстрируя вязкие нити белёсой жидкости, тянущиеся меж языком и нёбом. Ульянов расслабился, отпуская пузо, осевшее массивным грузом на ляжках, но было всё равно дискомфортно, жёсткий стул давил деревяшками на спину и ягодицы, отчего он всхлипнул, оглаживая раздавшиеся бока. Шатен сглотнул, поднимаясь с колен, даже не мучаясь болезненным осознанием, что кончил, потираясь членом о ступню с пухленькими пальчиками, по которым хорошо елозил ствол; он натянул с трудом на Костю трусы, опустил ладони на круглый живот, приподнимая тот и поглаживая внизу, а после поцеловал парня в красную щёчку, слыша слабые стоны. — Стасик, я… Я хочу ещё кушать, — он захныкал, думая о восхитительном зефире, что покоился в одном из кухонных шкафчиков, — но мне так тяжело… — Зефирочка моя, ты разве не наелся? — Парень ощупал немного мягкий живот, понимая, что в него поместится ещё пищи. — И что же ты хочешь? — Как раз зефир, — Костя облизнулся, прикусывая губку, — я видел, там есть в пенале. Только, — он выдохнул, попытавшись встать, — мне нужно дойти до дивана, а то стул давит на спину. — Он еле встал, и Стас, придерживая его живот, помог ему доковылять до мягкой поверхности, на которую с удовольствием плюхнулся, расставляя ноги, чтобы ничего не мешало. — Принеси зефир, пожалуйста, — парень стремглав метнулся за купленной сладостью, раскрывая коробочку с белым и розовым суфле перед радостным Костей, потянувшимся было наклониться к столику, но тут же застонавшим, — уф, чёрт... — Ты точно уверен, что не наелся? — Станислав обеспокоенно смотрел за мучающимся человеком. — Да, я хочу ещё чуть-чуть, — он погладил живот, выдавшийся наполовину из-под серой кофты, — может... Покормишь меня? — Ульянов невинно похлопал глазами, вопрошающе смотря на, казалось, вновь возбудившегося парня. — Конечно.       Клименко уселся на столик — благо, тот был деревянным и крепким — оказываясь на одном уровне с Костей, раскрывшим ротик для сладкой розовой зефирки, поднесённой к губам заботливыми пальцами; он довольно кусал мягкое лакомство, не стесняясь причмокивать, мыча от наслаждения, а затем вылизал липкие фаланги, собирая кусочки. Так была съедена ещё одна зефирка, и ещё, пока немаленькая коробочка не опустела наполовину, и брюнет откинулся на спинку, будучи не в силах даже двинуться, но Стас, наскоро ополоснув ладони, вернулся на столик, принимаясь оглаживать ещё больше округлившийся живот, на котором смешно задралась кофта, не скрывая раздавшихся контуров тела. Он нежно массировал, проминая пузо, колыхающееся и трясущееся, запускал руки под низ, чуть-чуть надавливая на чувствительное местечко, сдвигал жирок в две складочки по центру, отпуская и наблюдая, как тот расплывался обратно; подушечки пальцев нырнули в пупок, круговыми движениями массажируя тот, а затем вышли наружу, и Константин захныкал от удовольствия, тяжело дыша, — нежный участочек прямо под впадинкой, оттопыривающийся плотным жиром, был его слабостью, которую уже давно изучил брюнет, всегда уделяющий внимание немного влажному от пота меж складочек пупочку, растирая животик вокруг, невесомо очерчивая ноготками контуры впадины, покрывающейся мурашками. Стас переместил руки на бока, сминая обвисшие валики, которые скруглили бывшую талию, делая Костю мягким не только на ощупь, но и на вид — шатен обожал смотреть, как бочка вываливаются из-под футболок того дома при ходьбе, забавно подрагивая, и как те не хотят помещаться в рубашку, налившись после плотного завтрака, или как они расплываются под тяжестью съеденного, чтобы на следующий день прибавить в объёме. Он поднял пальцы выше, поглаживая с каждой неделей укрупняющийся второй подбородок, и уложил обе ладони на пухлые щёки, прикусывая губу от чувства мягкой, жаркой кожи; Костя, сдаётся, потихонечку засыпал, разморенный добротным ужином и успокаивающими движениями по телу, осоловело прикрывая глазки. — Ты уже не зефирка, — он чмокнул сладкие губы, слизывая крошки лакомства с них, — теперь ты пышка, нежная и плотненькая. — М-мх, Стасик, — брюнет начинал посапывать, глядя расфокусировано на расцеловывавшего его личико парня, — я так накушался... — Знаю, знаю, пышечка, твой животик хорошо поправится, не переживай, — он аккуратно положил Ульянова на диван, укрывая дежурным пледом и подкладывая ему под голову подушку, что лежали здесь как раз для таких случаев, когда дойти до комнаты не представлялось возможным, — ты у меня такой пухленький и красивый, Костя. — Правда? — Тот уже полусонно пробормотал уточнение, краем уха улавливая одобрительные фразы. — Я рад...       Шатен улыбнулся, влюблённо смотря на посапывающего парня, и размышляя, что он приготовит на завтрак. Если б не работа, Костик давно бы засел дома, лопая чудесную еду и не двигаясь, но даже в подобном случае его бы не оставили в покое, обязательно таща на улицу прогуляться с наставлениями о том, что сердце должно работать, отчего он всякий раз удручённо стонал, говоря, парню стоило тогда в медицинский поступать, раз он так о чужом здоровье заботится, но в душе ему было приятно от всеобъемлющего внимания — в принципе, Стас всегда был таким, но теперь стал особенно чутким, устраивая хнычущему Косте разгрузочные дни и длительную ходьбу, с перерывами и отдыхами, чтобы не перегружать колени, но заставлять сердце активнее качать кровь, разминаясь. Ульянов был, всё же, искренне благодарен тому, ведь если бы Стас не был Стасом, то кто знает, к чему привело бы его не слишком обдуманное и достаточно спонтанное решение поправиться, о котором он, впрочем, не жалел, приобретя некий стабильный вес к началу зимы, ощущая себя более чем комфортно — он подбавил с лета ещё буквально чуть-чуть, после чего шатен заключил, что им стоит остановиться, дабы не причинять тому вред, и сейчас, к декабрю, Костя чувствовал, что ему стало полегче, ведь пообвыкся с новым весом, научился вовремя себя останавливать, не переедая, но физическая активность вызывала всё такое же отрицание, однако он понимал, без неё нельзя. В конце концов, даже сжимать своё упитанное пузико в ванной перед зеркалом, удовлетворённо осматривая наплывший жир со всех сторон, было намного приятнее после улицы перед ужином, нагуляв аппетит, так сказать, хотя прекрасная еда Станислава и без прогулок шла за милую душу. Костя давно догадался, что лучшими комплиментами готовке будут пустые тарелки, с которых подчистую съедалось всё, щедро наложенное тающим в лужицу и от словесной похвалы парнем, кушавшим по сравнению с ним сущие крохи. Однако у брюнета был ещё один способ выразить свою благодарность, попросив ещё в начале осени того спать с ним, и зачастую он даже прикидывался спящим, улёгшись набок лицом к Стасу, робко поглаживающему растёкшееся складочками пузо, а сейчас, когда зимние холода понизили температуру в квартире, они засыпали в обнимку, и Костя грел его объёмными формами, прижимая худенького человека спиной к тёплой груди и пухлому животу, целуя в макушку. Но порою вечера заканчивались не так мило и переставали быть томными.       Клименко с восторгом оглаживал пышную попу, сминая ту и немного ударяя, чтобы вибрация разошлась по половинкам, выбивая звонкий стон из подающегося назад человека, что раздвинул стоящие на коленях ноги пошире, вжимаясь грудью и локтями в постельное — он знал, что парню нравилось наблюдать, как провисает его пузико в такой позе раком, трясясь от каждого движения и вздоха, и как раскрывается вымытая, растянутая дырочка меж полных ягодиц, призывно сжимаясь, как округляются бёдра при прогибе в пояснице и дрожат плотные ляжки. Горячий язык огладил отверстие, проникая кончиком внутрь и сразу же оказываясь стиснутым бархатными стеночками, а руки немного отпустили раздвинутые полушария, позволяя тем прикасаться к скулам, зажимая лицо, отчего нос уткнулся куда-то над анусом, тоже надавливая на чувствительное место, а мокрый орган вышел из него, широко проходясь по расселине, смачивая ту слюной, и Костя тяжело выдохнул, комкая простынь, когда язык вновь проник внутрь, толкаясь глубже и оглаживая стенки. Стас отменно работал им, вылизывая жадную дырочку, засасывающую всё дальше и дальше, но этого было чертовски мало, хотя ловкий орган не уступал в том наслаждении, которым одаривал вспотевшего брюнета твёрдый стояк, попадающий по простате, стоило ему хорошенько выгнуться, оттопыривая попку. Парень лизнул напоследок раскрасневшийся вход, приподнимаясь и неторопливо вставляя давно заждавшийся член, достаточно свободно проникающий в постаравшегося в ванной Ульянова, растрахивавшего себя прикупленной недавно резиновой игрушкой, чтобы уставшему после насыщенного экскурсиями дня человеку не пришлось долго и нудно ебать его пальцами. Крепкие руки ухватили за упитанные бока, насаживая прогибающегося внизу до упора, и головка сходу упёрлась в комочек нервов, приятно надавливая сочащейся плотью, дополнительно увлажняющей и без того мокрые от смазки ранее и слюны стеночки, обволакивающие тугим нутром размеренно толкающегося Станислава, чувствующего проступающие меж пальцев изгибы. Костик довольно ахал, подмахивая бёдрами, пока чужие руки переместились на пузо, шлёпая и похлопывая отвисший плотный жирок, об который тёрся возбуждённый член, оставляя следы предъэякулята на гладкой коже. — Какой же ты невероятный, блять, — он старался не ускоряться, растягивая удовольствие, но ягодицы, ударяющиеся о тазовые косточки, и складки, собравшиеся на чужой спине у рук, не давали этого сделать, вынуждая входить размашистее и чаще, — просто охуительный, Костя. — Ах, м-м-м, Стасик, — тот ощутил, как пот стекает обильнее от сильных толчков внутрь, — я скоро кончу... — Я тоже, — Клименко сгрёб правой ладонью нижнюю часть живота, запуская подушечки среднего и указательного пальцев во впадинку пупка, надавливая, а левой принялся надрачивать разгорячённый член, оттягивая крайнюю плоть, — ух, какая же ты у меня пышка, — брюнет довольно хныкал в ответ, ощущая, как покрываются испариной трясущийся живот и маленькая складочка на лобке, — мягкая, ленивая, толстенькая, — движения становились рваными, — но самая-самая любимая. — Сука-а-а, Стасик, — Ульянов вгрызся в подушку, спуская в быстро движущуюся на пенисе ладонь, — ах... — Моя пышечка, — он еле успел выйти, кончая на ягодицы, — только моя. — Твоя-твоя, — Константин обессиленно упал на кровать, переворачиваясь на спину и ловя в объятия не менее мокрого парня, оглаживавшего его второй подбородок и развязно впившегося в губы, покусывая в ответ чужую нижнюю и немного улыбаясь, сбивчиво шепча, разорвав поцелуй, — только твоя пышечка.