По капле

Прошло точно больше суток. Наверное. Дань Фэну казалось, что прошла целая бесконечность. С потолка назойливо капала вода. Обычно она дарила спокойствие, ласкала в своих объятиях, но сейчас медленно сводила с ума, отсчитывая бесконечные минуты. В каждом падении капли — вечность его незнания. Это сводило с ума. Это убивало. Это ранило даже сильнее, чем кандалы, громко лязгающие в звенящей тишине. Послышались шаги — где-то в конце бесконечного коридора. Первые звуки за все это время. Если не считать звука падающих капель и собственных мыслей, которые сводили с ума своей хаотичностью. Дань Фэну было безразлично, кто пройдет сейчас мимо его камеры. Если это к нему и по его душу – без разницы. Могут наконец отправить его в цикл перерождений, лишить воспоминаний. Пусть делают, что угодно. Беспокоило только одно. И только один человек мог подарить ему нужную информацию. Но он сюда не придет. Он точно не простит Дань Фэна за грех — не сможет принять его, осознать целиком. Шаги становились громче — незнакомец подходил к его камере уверенной и твердой походкой. Кажется, они были даже отчетливее назойливых капель, падающих с потолка. Хотелось уснуть, чтобы не слышать ничего из этого. Незнакомец тихо зашел в его камеру. Дань Фэн услышал тихое шуршание одежд вошедшего и, кап-кап, опять капли с потолка. Неужели это такая насмешка от видъяхар – свести его с ума звуками воды. Дань Фэн старательно игнорировал человека, зашедшего к нему в камеру. Он узнавал эту начищенную обувь, эти сверкающие поножи — рука, которая выковала их, была самой родной на свете. — Ты пришел обвинить меня? — прохрипел Дань Фэн, не в силах слушать тяжелое дыхание, перемешанное со звенящей капелью. — Я пришел не для этого, — голос Цзин Юаня был по-привычному успокаивающий, ласковый и слишком тихий. — Мне интересно: почему? — Так было правильно, — только и ответил Дань Фэн резко. Ему совершенно не хотелось вести философские беседы о причинах. — Я не буду это комментировать. Меня накажут за мои деяния. «А его?», — проскользнула быстрая, но навязчивая мысль. Она не покидала головы все время заключения. Мысль, которая пугала. Мысль, которая сводила с ума. Мысль, которая звучала в каждой капле, падающей с потолка. — Да, тебя накажут, — ответил Цзин Юань твердо. Зачем он пришел? Зачем стоит, буравя его взглядом? Зачем рассматривает кандалы? Зачем трогает цепи из кораллового золота, которыми Дань Фэна подвесили в темнице? — Я попробую поговорить c ними, — проговорил Цзин Юань также твердо. Не спрашивал — ставил перед фактом. Дань Фэн не хотел принимать эту помощь, но знал — не переубедит. Цзин Юань уже все решил. Абсолютно плевать, что будет дальше. Если Цзин Юань готов унижаться перед этими вонючими старейшинами, это только выбор самого Цзин Юаня. Дань Фэн не хотел просить помощи, даже у своего друга. И не собирался. Но беспокоило только одно. — Что с ним? — спросил Дань Фэн хрипло. Цзин Юань не откликнулся. Опять воцарилась тишина, прерываемая только звуками падающей воды. Ответом был только этот противный звон. – Не знаю, – резко отозвался Цзин Юань на одном выдохе. Даже в темноте удалось разглядеть, как дрогнули его пальцы — единственное, что могло бы выдать волнение лейтенанта Облачных рыцарей. Врал. Он врал. Дань Фэн провел слишком много времени рядом с Цзин Юанем, чтобы знать, что тот врет. — Не лги мне, — просипел Дань Фэн. — Мне больше ничего не нужно. Ни твое спасение, ни прощение старейшин. Только скажи… что с ним. Единственное, ради чего он готов унижаться даже перед видъяхарами, перед Лофу — перед всем миром, если потребуется. — Я правда не знаю. Слишком неуверенно прозвучал голос Цзин Юаня. Слишком быстро он поспешил открыть дверь тюремной камеры. Слишком торопливо. Внутри Дань Фэна что-то обрушилось — ровно в ту же секунду тяжелая капля разбилась об пол. *** Второй раз Цзин Юань пришел через два дня. Наверное. Дань Фэну казалось, что прошла бесконечность. Незнание медленно сводило с ума, даже сильнее, чем эта случайная пытка водой. К нему последние дни заходили только визгливые старейшины. Пытались узнать, где сердце дракона. Выпытывали подробности обряда Арканума Трансмутации. Долго-долго возмущались. Громко выражали недовольство. Обвиняли его во всех грехах Лофу Сяньчжоу. Дань Фэн ничего им не отвечал — гордо смотрел исподлобья, испытывал их терпение, которое заканчивалось слишком быстро. Обойдутся. Сейчас он был готов говорить только в обмен на информацию. Но никто бы не рассказал ему, что с Инсином. Видъяхара вряд ли даже знают его имя. Для них он «тот смертный кузнец, что захватил ледяное сердце их старейшины». Для них он «а, тот самонадеянный юнец из гильдии ремесленников, который может создать хоть какое-то сносное оружие». Для них он никто. Для Дань Фэна — весь мир. Но этой кучка самовлюбленных бессмертных болванов никогда не понять его смертных мучительных чувств, которые застыли комом в горле. Поэтому он и молчал — потому что знал: стоит приоткрыть губы, как он тут же начнет расспрашивать их об Инсине. Ему и не ответят. Рассмеются в лицо, возможно, с легкостью кто-то скажет: «У смертных один итог» – и продолжат мучить его вопросами про Изобилие. Потому, когда в темницу наконец зашел Цзин Юань, Дань Фэн облегченно выдохнул — словно впервые за эти дни задышал. — Тебе не разрешат ни уйти, ни умереть, — сказал Цзин Юань, как только металлическая дверь за ним захлопнулась. Как будто кто-то, хоть кто-то в этой комнате, вообще ждал другого исхода. — Как он? — Дань Фэн проигнорировал суровый приговор, озвученный Цзин Юанем. Как будто кто-то, хоть кто-то в этой комнате, вообще ждал другого исхода. Цзин Юань стушевался, начал разглядывать дырявый потолок, с которого стекала вода, переминаться с ноги на ногу. В этой неловкости трудно было узнать смелого и сильного лейтенанта Облачных Рыцарей. Дань Фэн прекрасно понимал, что никаких хороших новостей он не услышит — реакция Цзин Юаня говорила сама за себя. Но нужны хоть какие-нибудь новости, а не это молчание. Хоть что-то. Если бы Дань Фэн мог, он бы уже плюхнулся на колени перед бывшим другом и умолял его рассказать хотя бы что-то. — Я все еще не знаю, – ответил Цзин Юань после долгой паузы. Дань Фэну оставалось лишь сдерживать слезы, предательски выступившие на глазах. Вместо них с потолка опять упало несколько капель.

***

Третий раз Цзин Юань пришел перед казнью. Наверное. Дань Фэну казалось, что прошла бесконечность. До этого к нему лишь один раз зашли суровые судьи — зачитали безэмоционально приговор и удалились. Дань Фэн молчал. Умолять было не о чем — никто его не пощадит. Цзин Юань же пытался. Дань Фэн ничего другого не ждал. Казалось, будто дыру в его камере наконец залатали — с потолка больше не падала вода. Либо Дань Фэн уже настолько погрузился в собственное сознание, что не различал никаких звуков вокруг. Только громко, очень-очень громко, в голове крутился облик крепкого угрюмого мужчины. Ни о чем другом Дань Фэн думать не мог. Только бы Инсина не отправили вслед за ним. Только бы Инсин не ушел вслед за Байхэн. Только бы Инсин смог жить без него. — Я пришел попрощаться, — послышался тихий голос Цзин Юаня, который разбил родной образ в голове. — Прощайся, — ответил Дань Фэн, прикрывая глаза. Не хотелось смотреть на бывшего товарища. Не хотелось видеть разочарование и грусть. — Ты не спросишь, как он? — А ты мне ответишь? Дань Фэн не надеялся, что даже перед насильственным перерождением ему скажут хоть слово об Инсине. Он не надеялся услышать хоть какие-то новости… — Его больше нет, — ответил Цзин Юань слишком поспешно. Впервые за несколько дней Дань Фэн услышал громкий звук воды. Он заглушил все остальное. Только капли, падающие с потолка на пол. Внутри все оборвалось. Слезы, которые так долго просились наружу, наконец брызнули из глаз. Изобилие, которое должно было спасать и лечить, уничтожило сразу две жизни. — Инсина больше нет, — зачем-то еще раз повторил Цзин Юань, обреченно сползая на пол, на колени перед Дань Фэном, будто извинялся за тяжелую новость. Инсин был близок и Цзин Юаню. Дань Фэн не мог произнести и слова. Весь его мир, удерживаемый последней надеждой, рухнул. Он так молил о новостях — и так жалел, что их услышал. Сердце застыло от страха. Как он может переродиться теперь? От Инсина не останется ничего, даже воспоминаний. Цзин Юань продолжал сидеть на коленях около Дань Фэна, опустив голову. Вода с потолка продолжала назойливо капать. Дань Фэн продолжал тихо плакать, пытаясь принять реальность. Реальность, в которой Инсина не было. *** С казни Дань Фэна прошла неделя. Наверное. Цзин Юаню казалось, что прошла уже бесконечность. Цзинлю вытирала клинок от чужой — нечеловеческой уже — крови. Цзин Юань насильно заставлял себя смотреть на эту кровь. Они с наставницей сидели на веранде, укрывшись от дождя. Они оба молчали. Только ливень прерывал эту звенящую тишину, царившую вокруг них. — Ты соврал ему? — Цзинлю оторвалась от клинка. Тот был идеально чист, словно не она несколько часов назад проткнула им уже бывшего товарища. — Нет, – ответил Цзин Юань, разглядывая идеально чистую сталь. — Не соврал. Я сказал, что Инсина больше нет. Инсина больше не было — вместо их друга был кто-то другой. Кто-то с нечеловеческим сознанием. — Технически ты и правда не соврал, — усмехнулась Цзинлю. Она подошла к краю веранды, высунула руку и умылась дождевой водой. Даже великие воительницы устают после тяжелого боя. — Но, кажется, ему было бы легче уходить, зная, что тело Инсина живо. — И бессмертно, — грустно засмеявшись произнес Цзин Юань. — Дань Фэн всегда мечтал об этом. — И поэтому лучше бы ты ему сказал, что его дорогой Инсин теперь будет жить вечно, и не сможет умереть. Цзин Юань закрыл глаза рукой. Он быстро встал, дошел до Цзинлю и высунул голову под дождь. Капли моментально прибили бесцветные волосы, за затылок залилась вода, а сознание, будто затянутое туманом, немного прояснилось. До этого он постоянно мыслями был в темнице Дань Фэна, возле ледяного тела Инсина, на поле боя с Цзинлю, которая пронзила мечом Инс… нет. Не его. То существо, что оказалось в теле его товарища. Как он мог сказать Дань Фэну правду. Как он мог сказать, что его ритуал превратил Инсина в нечто нечеловеческое, хоть и бессмертное? Как он мог сказать Дань Фэну, что Инсин… или тот, кто пришел на его место, больше всего на свете желает только одного — мести. Мести тому видьядхаре, что сделал его бессмертным. — Вдруг в новой жизни он пробудит воспоминания о своем драгоценном Инсине, — внезапно тихо прошептала Цзинлю. — Он бы нашел его. Наверняка смог бы помочь. Цзин Юань устало вздохнул. Возможно, наставница была права. В камере ему казалось лучшим решением сказать, что Инсина нет — чтобы не так тяжело было Дань Фэну уходить. Чтобы не так тяжело было Цзин Юаню самому признать, что его Дань Фэна нет. Признать, что Инсина нет. Признать, что все теперь будет совсем не так, как прежде. Последние капли упали на землю. Дождь закончился. Цзин Юань увидел, как из-за тучи проступил яркий солнечный луч.