***
Победа оказалась недолгой, так как Кевин вернулся на следующий день. В этот раз он привел с собой Натаниэля и его ручного вратаря. Натаниэль сел на край матраса возле колена Жана и серьезным взглядом начал осматривать его травмы. Кевин подошел к другой стороне кровати, так крепко скрестив руки на животе, что казалось, будто он пытается выдавить из себя все органы. Жан знал, что на лице Кевина сейчас отражались все оттенки страха, по крайней мере, он так думал. Эта мертвенная бледность была ему в новинку, и Жан был уверен, что он не хочет знать, откуда она взялась. Смотреть на Кевина было все же легче, чем на Натаниэля, потому что там, где должен был быть его номер, виднелись ожоги. После всего, чего стоила Жану эта чертова татуировка, он почувствовал онемение, потом холод, а желудок скрутило так сильно, что он был уверен, что его разорвет на куски. Желание разодрать Натаниэлю лицо было настолько сильным, что он едва мог дышать. — Привет, Жан, — сказал Натаниэль. — Уходи, — сказал Жан голосом, который едва мог узнать. — Мне нечего тебе сказать. — Но ты выслушаешь, так как я только что сказал Ичиро, где ты. Он ослышался. Он точно должен был ослышаться. Ни в одной вселенной Ичиро Морияма не снизошел бы до разговора с таким, как он. Но Кевин опустился на матрас рядом с его бедром, а выражение лица Натаниэля было мрачным, но решительным, когда он оглянулся на бесстрастное лицо Эндрю. Убедившись, что все обратили на него внимание, он повернулся к Жану. — Мой отец вышел из тюрьмы лишь для того, чтобы его сразу убили, — сказал Натаниэль. — Я провел взаперти с ФБР все выходные, пытаясь разобраться в его преступлениях и связях с ними. Ичиро достаточно уважает мою семью, чтобы после этого прийти ко мне за ответами. Он сказал, что рассчитывал стоимость нашего существования, поэтому я заплатил ему теми правдами, которые стоят наших жизней. — Я сказал ему, что Рико представляет угрозу стабильности его новой империи и что его безрассудное насилие по отношению ко всем присутствующим в этой комнате оставляет слишком много следов. Спортсмену не пристало так рисковать, и, если бы кто-нибудь начал сопоставлять наши трагедии, возникло бы слишком много опасных вопросов. Это ставит семью Морияма под угрозу, и Веснински, конечно, не может стать союзником такого человека. Я попросил Ичиро вернуть меня в его ряды. У Кевина отвисла челюсть, но Натаниэль продолжил, не дожидаясь возражений: — Я сказал ему, что мы прекрасно осознаем, что являемся инвестициями Мориямы, и что мы довольны этим. Натаниэль улыбнулся так холодно, что Жану показалось, что температура в комнате понизилась на несколько градусов. Прилив адреналина от того, что он пережил, от того, что ему удалось провернуть со слишком могущественным человеком, ударил ему в голову. Это было то же самое высокомерие, которое заставляло его бросать вызов Рико снова и снова несмотря на то, что он знал, что это скажется на нем и его команде. — Мы говорили о цифрах: сколько стоил Кевин до и после травмы, какие деньги приносят рекламные контракты, сколько в среднем зарабатывают профессиональные спортсмены… — Натаниэль небрежно махнул рукой, обозначая всю сумму сделки. — Поскольку мы попали под контроль тренера Мориямы, деньги изначально шли ему для финансирования его любимых проектов. Я предложил вместо этого вернуть деньги Ичиро. Ему нужно это, — настоял он, когда Кевин начал выглядеть так, будто собирался встать с кровати и сбежать из комнаты. — Даже я не понимаю всего могущества моего отца, но все, что у него было, теперь разваливается, ведь ФБР разбирает обломки. Даже если Ичиро вступит в союз с моим дядей ради большего доступа в Европу, он потеряет деньги впустую. Деньги, которые мы будем рады вернуть ему, если он нас дождется. — Он согласился, — сказал Натаниэль. — Восемьдесят процентов нашего заработка с момента, как станем профессиональными игроками, и до… ухода на пенсию? Я не спрашивал, — признался он. —Я достаточно испытал свою удачу и не хотел упоминать, что договоренности когда-то придет конец. Важно то, что сделка касается всех нас троих. Я согласился, что обсужу это с вами и что проблем не будет. Их нет, верно? — Это не прощение и не то, чтобы свобода, но это защита, — сказал Натаниэль. — Теперь мы активы главной семьи. Король потерял всех своих людей, и он ничего не сможет с этим поделать, не переча своему брату. Мы в безопасности… окончательно. Он сказал это так легко, будто искренне верил в это. Жан закрыл лицо руками и впился ногтями в виски. Это было кошмаром, это обязано было быть кошмаром. Ни в одной из реальностей Ичиро Морияма не встретился бы с таким ничтожеством, как Натаниэль Веснински, и не поддался бы чувству собственной важности, которое Рико так усердно пыталась из него выбить. Это просто выходило за рамки разумного — думать, что все это было на самом деле и что Ичиро действительно намеревался украсть игрушки своего брата. Жан отказывался в это верить, потому что если бы он хотя бы задумался о том, что это значит… Звук закрывающейся двери означал окончание разговора, но он все еще чувствовал тяжесть на своем теле. Кевин тронул Жана за локоть и сказал: —Посмотри на меня. — Нет, — сказал Жан. — Я Моро. Я Ворон. Я знаю свое место. Я на это не соглашусь. — Все уже решено, — сказал Кевин. — У тебя нет права голоса. — Ты сделал это с нами, — обвинил его Жан, когда Кевин наконец оторвал руки от его лица. — Тебе следовало выбить из него эту дикость, как только ты узнал его имя. — Я не смог, — последовал усталый ответ. — Все, кто пытался укротить его, потерпели неудачу. Жан длинно и тихо выругалась по-французски и вырвался из хватки Кевина. Если бы он только остался в Эверморе, его бы не втянули в это. Он проклял себя еще в январе, сбив первую костяшку домино в тот момент, когда ответил Рене. Как уместно, как это в его духе, что хорошенькое личико в очередной раз наебало его. Жану следовало бы выколоть себе глаза, чтобы больше никогда не поддаваться искушению, но без глаз он не смог бы играть, а если он не сможет играть… — Рико не может пойти против Ичиро, — тихо и настойчиво сказал ему Кевин. — Хозяин убьет его, если хотя бы заподозрит, что Рико может это сделать. Ни один из них больше никогда не сможет причинить тебе вреда, не повредив при этом собственность Ичиро. Ты понимаешь? — Уговор в том, чтобы я играл, — парировал Жан. — Не было сказано, в каком состоянии. Если Рико захочет... Жан поднял руку слишком поздно, чтобы выхватить эти слова из воздуха. Он застыл, прижав пальцы ко рту, глядя на Кевина и сквозь него, молясь, чтобы тот просто оставил все как есть. Пристальный взгляд Кевина говорил о том, что ему не повезло, и Жан тут же сильно ударил себя кулаком в бок. Раскаленная добела вспышка боли поглотила все оставшиеся безрассудные слова, которые он мог бы произнести, заставив его задыхаться, даже когда Кевин за плечи прижал его к спинке кровати. — Не надо, — предупредил его Кевин. — Ты не можешь лгать мне, Жан. Перестань пытаться. Он не мог солгать, но все равно должен был. Это бы единственный способ остаться в живых. Они оба знали, кто причинял Жану боль, и Кевин слишком часто был рядом с ним в эти моменты, но прошли годы с тех пор, как Жан в последний раз признавал это. Было проще просто склонить голову и принять это. То, что происходило с ним месяц за месяцем, год за годом, было просто платой за то, что он был Моро. Возлагать вину на кого-то значило вызывать негодование, а негодование только сломало бы его. Уйти было невозможно, оставалось только пройти через это. — Я Моро, — сказал Жан. — Да, — согласился Кевин. — Но ты не Ворон. — Мое место в Эверморе, — сказал Жан. — Мне приказали играть профессионально и отказаться от своей зарплаты. Нигде он не говорил, что я должен уйти из Эдгара Аллана. Я не сделаю этого. Я не сделаю этого. — Мы оба знаем, что Рико сделает с тобой, если ты вернешься, — сказал Кевин. — Он убьет тебя прежде, чем отдаст Ичиро. Если он не сделает этого сам, то заставит своего брата, когда искалечит тебя на корте. Ты знаешь, что это правда, даже если не хочешь этого говорить. Кевин встряхнул его, но Жан смотрел мимо него и отказывался обращать внимание на его слова. Кевин опустил свободную руку на поврежденное колено Жана и сильно ущипнул его. Он даже не поморщился, когда тот ударил его, и Жан, наконец, угрюмо посмотрел ему в глаза. Кевин подождал, пока он обратит на него внимание, и сказал: — Ты — Моро. Ты принадлежишь семье Морияма. Но только не той, больше нет. — Прекрати, — предупредил его Жан. — Не говори мне таких вещей. Кевин проигнорировал его слова. — У тебя новый хозяин, и он приказал тебе играть для него. Если ты вернешься в Эдгар Аллан, то ослушаешься его. Ты не имеешь права отказываться ни от чего, о чем просит тебя твой хозяин. Верь в эту истину, даже если не веришь ни во что другое. Это единственное, что поможет тебе выжить. — Кевин подождал, если он захочет спорить, прежде чем сказать: — Ты проведешь эту весну, выздоравливая, а потом мы найдем тебе новую команду, за которую ты сможешь играть. Ты больше никогда не будешь Вороном. Я Ворон. Если я не Ворон, то кто я? Казалось, что грудь Жана вот-вот разорвется. В какой-то момент из комнаты вышел весь воздух. Он вцепился в свою рубашку, удивляясь, как что-то настолько свободное могло его душить. Кевин обхватил его лицо обеими руками, заставляя Жана посмотреть на него, когда тот попытался отвернуться. — Дыши, — сказал Кевин будто бы за тысячу миль отсюда. Я Жан Моро Я Жан Моро Я Жан Моро —Меня сейчас вырвет. Кевину пришлось отпустить его, чтобы опереться о край кровати, но он успел подхватить мусорную корзину и вложить ее в покрытые синяками руки Жана, прежде чем тот опустошит свой желудок. Жана стошнило так сильно, что он чуть не ослеп. Кевин ничего не сказал ни о запахе, ни о шуме, но забрал корзину обратно, когда Жан закончил сплевывать в нее остатки. Похитители Жана следили за тем, чтобы на тумбочке всегда была вода, поэтому Кевин передал ее ему. Жан отхлебнул, поморщившись от того, что вкус от этого стал только хуже. Жан знал кое-что о том, на что способна главная семья, но Ичиро всегда был загадкой: молодому человеку суждено было унаследовать кровавую империю, которая охватывала восточную половину Соединенных Штатов и имела полдюжины связей с Европой. Насколько можно было судить, ему было наплевать на Экси. Теоретически он был более устрашающим, чем другие, но, возможно, он был бы доволен, сидя на своем троне и собирая дань на расстоянии. Возможно, Жан больше никогда не увидит Морияму воочию. «Моро», — подумал Жан, и это стало для него неожиданным напоминанием, которое не давало ему слишком часто сходить с ума за последние пять лет. Я Моро. Я принадлежу к семейству Морияма. Я буду терпеть. Но это было камнем преткновения, не так ли? Его семья была в долгу перед Кенго. Хозяин вмешался и оплатил долг, когда увидел талант Жана на корте, но он хотел от них только его. Моро по-прежнему подчинялись главной семье. Жан, как и Натаниэль, просто возвращался на свое прежнее место в иерархии Мориямы. — Вы же не думаете, что я поставлю свою жизнь на эту уловку, — сказал Жан. — Ты сам виноват в этом, — сказал Кевин. — Твой отказ когда-либо называть Рико своим хозяином означает, что ты даже не можешь прибегнуть к своей мантре, чтобы спасти себя. — Я тебя просто ненавижу, — сказал Жан. Жан отмахнулся от этого, не впечатлившись столь откровенной ложью. — Я не верю в это. Рано или поздно что-то произойдет. Не имеет значения, сколько времени это займет. Как только появится способ, который не оставит следов, мне конец. — Возможно, — сказал Кевин. — Но у тебя нет другого выбора, кроме как довести это дело до конца. — У тебя есть выбор, — настаивал Жан. — Убей меня и дай мне покончить с этим. Выражение лица Кевина было угрожающим. — Ты дал мне обещание. — Пошел ты. У тебя нет права заставлять меня это делать. — Но я это сделаю. Кевин пристально посмотрел на него, и Жан возненавидел себя за то, что первым отвел взгляд. У Кевина, по крайней мере, хватило такта не обращать на это внимания, вместо этого он скользнул к краю кровати. — Мне нужно возвращаться в кампус. Если я опоздаю на следующее занятие, они пожалуются тренеру. Он оставил Жана наедине с его тревожными мыслями, и послеполуденные часы тянулись с черепашьей скоростью. Жан не был уверен, кто сказал Эбби и Ваймаку о том, что сделал Натаниэль, но он был уверен, что они знали, когда днем и вечером с удвоенной энергией ходили по его комнате. Ваймак даже принес ему ноутбук и обычный, неизвестный ему телефон. Жан переводил взгляд с одного на другой, пока Ваймак ставил их на матрас в пределах досягаемости. — Говорил с Эндричем, он поговорил с твоими преподавателями, — сказал Ваймак. — Они готовят тебя к тому, чтобы ты закончил семестр дистанционно. Тебе придется установить все необходимые программы самостоятельно; я едва могу проверить свою электронную почту, чтобы не вырубить компьютер. Это временная линия связи, чтобы заменить твою, — сказал он, тыча пальцем в телефон. — Я полагаю, с тобой должны быть на связи твои преподаватели, но тебе не нужен легкий доступ к ублюдкам, от которых ты ушел. Когда пыль уляжется и ты немного придешь в себя, мы вернемся к этому вопросу. Жан постучал по телефону, чтобы включить его. Было сохранено всего пять номеров, и Жан не узнал ни один из них. — Би Добсон, — прочитал он вслух. — Психиатр из кампуса, отвечающий за то, чтобы мои дети были в рабочем состоянии, — сказал Ваймак. — Неудивительно, что Лисам он нужен, — произнес Жан. — Не отказывайся, пока не попробуешь, — сказал Ваймак. — Ужин немного запаздывает, но Эбби должна подать его примерно через пятнадцать минут. Нужно что-нибудь еще? «Основания полагать, что сделка Натаниэля не приведет к неприятным последствиям и не уничтожит их всех» — Жан мог бы сказать это, но он предпочел кое-что попроще: — Нет. Ваймак кивнул и ушел, а Жан скинул с кровати компьютер и телефон. Возобновление занятий привнесло в его жизнь столь необходимую частичку стабильности, даже если это и напоминало Жану обо всем, чего ему не хватало. Вороны всегда ходили на занятия с другими Воронами. Этот урок он посещал с Грейсоном и Жасмин, тот — с Луи, Кэмероном и Майклом, а эти два — с Зейном и Коллин. Он знал, что все они по-прежнему ходят на одни и те же занятия, но он был так далеко от них, что это сбивало с толку. Он скачал планы уроков и сканы своих учебников с электронной почты и почувствовал себя очень одиноким. Он задавался вопросом, что делал Рико в его отсутствие. Жан был вынужден сидеть на уроках вместо него после побега Кевина, но кто занял его место? Скорее всего, Уэйн Бергер, поскольку Уэйн теперь был партнером Рико по корту. Жану следовало бы написать Рико, чтобы проверить его, но он был в ужасе при мысли об ответе. Наверняка он уже слышал эту новость. Если бы Рико приказал Жану так или иначе вернуться домой, что он должен был ответить? Даже при участии Ичиро Жан не имел права отказать ему. Жан больше никогда не хотел разговаривать с Зейном, но ему не к кому было обратиться. Он дождался начала одного из их совместных занятий, прежде чем отправить ему пустое электронное письмо, однако от ответа, который он получил через несколько минут, у него свело желудок: — Где ты, блять, пропадаешь, Жанни? Хозяин здорово потрепал Короля и пригрозил вывести его из состава. Все чуть ли не от теней шарахаются. Большую часть времени у Жана ушло на то, чтобы придумать ответ, и в конце концов он просто написал: — Уехал, приказ хозяина. Технически это не было ложью, просто осторожной версией правды. Ему нечего было сказать об остальном. Хозяин ни за что не стал бы выводить Рико во второй состав, не так ли? Рико стоил хозяину двух самых дорогих игроков, но он был Королем. Возможно, это была просто угроза, чтобы держать его в узде. В лучшем случае это была временная мера, чтобы пристыдить его и заставить держать себя в руках. Если бы хозяин действительно пошел на это, они все были бы покойниками. Рико не стал бы спокойно воспринимать подобное оскорбление. Зейн не ответил, поэтому Жан удалил свое электронное письмо и снова стал искать глазами несуществующую вторую кровать. В пятницу вечером ни Ваймака, ни Эбби не было дома, они были на матче-реванше: Лисы играли против Красных панд. Жан наконец-то познакомилась с Добсон, которая взяла на себя роль няни, чтобы он не был дома один. Жан сразу же возненавидел ее, хотя она только заглянула в комнату, чтобы представиться. Что-то в ней было такое, от чего у него мурашки пробегали по коже. Он велел ей не возвращаться, и она послушно держалась на расстоянии весь остаток вечера. Жану оставалось прочитать не менее шестидесяти страниц, но он вытащил пульт от телевизора из ящика тумбочки. В телевизоре Эбби было около дюжины спортивных каналов, и три из них были направлены на студенческие игры. Методом проб и ошибок Жан нашел матч Лисов и откинулся на спинку кровати, чтобы посмотреть предматчевое шоу. Жан уже смотрел интервью Натаниэля в среду, так что он знал, что этого маленького ублюдка не будет на корте сегодня вечером. Он все равно искал его среди Лисов, бегающих тренировочные круги. На переднем плане без умолку говорили ведущие, уделяя слишком много времени личной жизни Натаниэля и слишком мало — игре, которая должна была начаться через несколько минут. Жан понимал, что они никак не могли знать о сделке, которую Натаниэль заключил с Ичиро, но он слушал каждое слово с колотящимся сердцем. Когда прозвучал предупреждающий сигнал, оповещающий о последних пяти минутах перед первой подачей, Жан чуть ли не подпрыгнул. Он не ожидал, что матч сложится удачно. Он видел несколько игр Лисов прошлых лет, когда хозяин хотел, чтобы его Вороны изучили каждую из команд в их новом округе. Он играл против них прошлой осенью и вблизи убедился в их никчемности. Красные панды, с которыми Лисы встречались сегодня вечером, были не самыми лучшими, но у них были свои моменты и мощный состав для поддержки. Лисы проиграют еще до перерыва. Так он думал, но эта команда стояла на своем. Снова и снова Красные панды допускали фолы. Иногда судьи не замечали этого, в остальных случаях Красные панды забирали свои карточки и отмахивались от этого как от незначительной неудачи. Лисы приспосабливались, проявляли насилие на каждом шагу и сосредотачивались на том, чтобы просто играть как можно лучше. Защита пробивалась чаще, чем следовало бы, как из-за усталости, так и из-за разницы в навыках, но ручной монстр Кевина прикрывал их спины. Жан вспомнил, как Кевин впервые представил Рико досье Эндрю Миньярда. Жан до сих пор не понимал, как он на него наткнулся, но Кевин выглядел почти хищным, когда излагал свои доводы. «Мы должны заполучить его», — повторял он снова и снова, пока Рико не согласился отвезти его на юг для встречи. Они вернулись в тот же вечер с Кевином в очень плохом настроении. Большую часть года Рико насмехался над ним за его плохой выбор, но Кевин следил за результатами Лисов со злостью, которая на две трети состояла из негодования. Жан не понимал до октября. Эндрю не смог удержать Воронов от своих ворот, однако он довел себя до изнеможения, пытаясь это сделать, и это что-то говорило о нем. Пройдет еще несколько лет, прежде чем Эндрю по-настоящему оправдает одержимость Кевина, но, наблюдая за ним сегодня вечером, Жан почувствовал облегчение. Свита короля остро нуждалась во вратаре. Однако будь он проклят, если удовлетворит Кевина своим одобрением: Кевин был невыносим в хорошие дни и еще невыносимее, когда оказывался в чем-то прав. Жан чуть не выключил игру во время перерыва, потому что был только один вариант, как закончится этот матч. Это была команда из девяти человек, которая могла выставить только восьмерых, и Рене была вынуждена покинуть свою обычную позицию, чтобы играть с защитниками. Второй тайм стал бы для них медленной смертью, и облегчения не предвиделось бы. В конце концов, он решил посмотреть его хотя бы для того, чтобы оценить Рене как коллегу-защитника. Двадцать минут спустя Лисы каким-то образом все еще удерживали свои позиции. За пятнадцать оставшихся минут Кевин забил гол и вывел Лисов вперед со счетом 6:5. Десять минут спустя он забил снова, создав разрыв в два очка. — Этого не может быть, — сказал Жан, но рядом не было никого, кто мог бы ему ответить. Лисы никак не могли выиграть этот матч, но они это сделали, выбив Бингемтон из чемпионата и настроив себя на встречу с Большой тройкой через две недели. Жан наблюдал, как они оттаскивали друг друга с корта, чтобы отпраздновать это событие во внутренней зоне. Ведущие снова без умолку болтали за кадром, комментируя игру и беспрецедентный успех Лисов, но Жан пропустил это мимо ушей. Лисы будут уничтожены в полуфинале, но они заслужили право встретиться с Университетом Южной Калифорнии и Эвермором. Жан выключил телевизор, затем снова включил. Сцена, разворачивавшаяся перед его глазами, оставалась прежней. Он снова выключил его, досчитал до двадцати и включил, чтобы увидеть, что кто-то приставил микрофон к лицу Кевина. — …что мы снова играем с Университетом Южной Калифорнии, — сказал Кевин. — Я не разговаривал с Джереми или тренером Реманном с тех пор, как перешел, но их команда всегда удивительна. В этом году их сезон был почти безупречным. Нам есть чему у них поучиться. — Черт возьми, — сказал Жан несмотря на то, что спортивный комментатор рассмеялся. — По-прежнему их самый главный фанат, — сказала она. — Тебе также предстоит снова сразиться с Эдгаром Алланом в главном матче-реванше года. Что думаешь? — Я больше не хочу говорить о Воронах, — сказал Кевин. — С тех пор, как умерла моя мать, все только и говорили о Воронах. Я больше не Ворон. И никогда им больше не буду. Честно говоря, я не должен был им быть вообще. Мне следовало пойти к тренеру Ваймаку в тот день, когда я узнал, что он мой отец, и попросить, чтобы он взял меня на первый курс в Университет Пальметто. — Ты бы скорее умер, чем был в этой команде, — сказал Жан телевизору. Никто из них, конечно, не слышал его. Женщина выглядела так, словно подавилась чем-то. — В тот день... вы сказали, тренер Ваймак — ваш отец? — Да, сказал. Я узнал об этом, когда учился в старших классах, но не сказал ему, потому что думал, что хочу остаться в Эдгаре Аллане. Тогда я думал, что единственный способ стать чемпионом — это стать Вороном. Я купился на их ложь о том, что они сделают меня лучшим игроком на корте. Мне не следовало в это верить; я достаточно долго носил этот номер, чтобы понять, что это было не то, чего они хотели для меня. — Все знают, что Вороны стремятся быть лучшими, — сказал Кевин. — Лучшая пара, лучший состав, лучшая команда. Они вдалбливают это в тебя день за днем, заставляют поверить в это, заставляют забыть, что, в конце концов, «лучший» означает «единственный». Жан был за сотни миль от Эвермора, но, слушая, как Кевин без страха произносит эти смелые слова, он изо всех сил прижался к изголовью кровати и стал всматриваться в тени в поисках Воронов. Когда они узнают, что Кевин говорил о них в прямом эфире, как будто ему на все наплевать, они… Жан закрыл уши, словно мог заглушить собственные мысли. Он подумал о Натаниэле, Кевине и Ичиро. Прошло четыре дня с тех пор, как Натаниэль зашел к нему и сказал, что сдал их в аренду Ичиро, а Зейн по-прежнему был единственным Вороном, с которым Жан разговаривал. Он ожидал неприятных сообщений или расспросов от остальных, как только они узнают, что у него есть доступ к его студенческому аккаунту, но, похоже, Зейн им ничего не сказал. Жан опустил руки как раз в то время, когда Кевин сказал: — ...никогда не катался на лыжах? Но я бы хотел когда-нибудь попробовать. Храбрость Жана покинула его. Он выключил телевизор и швырнул пульт в другой конец комнаты, где не мог до него дотянуться. Прошло больше часа, прежде чем Ваймак и Эбби вернулись домой, и они вместе пришли навестить его. Эбби взглянула ему в лицо и сказала: — О, так ты видел. Голоден? Она оставила ему фрукты и ужин, который не нужно было разогревать, прежде чем отправиться на стадион, поэтому Жан только покачал головой. Эбби молча приняла это и принесла ему пузырек с таблетками. Ваймак последовал за ней через комнату и поднял руки. В одной у него был пустой стакан, в другой — бутылка скотча. — Только не с его лекарствами, — отчитала его Эбби. — Возможно, сейчас это помогло бы больше, — беззастенчиво сказал Ваймак. — Воронам запрещено пить, — сказал Жан. — Это не имеет значения, учитывая компанию, в которой мы собрались. Но как хочешь. Просто решил предложить, прежде чем выпить все до конца. — Он подождал, пока Жан снова покачает головой, кивнул, принимая этот отказ, и налил себе выпить. Легкость, с которой он осушил стакан, была отвратительной, но не такой пугающей, как то, что он тут же снова наполнил его. Жан внимательно изучал выражение его лица, пытаясь разглядеть за напряжением хоть какие-то признаки шока. «Он наконец-то рассказал тебе», — догадался он, когда не смог ничего разглядеть. — Вы знали об этом до сегодняшнего вечера. — Он признался пару недель назад, — сказал Ваймак. — Говорят, именно ты показал Нилу, где было спрятано письмо. Он привез его с собой в декабре. — Он хотел знать, почему Кевин убежал, а я нет, — сказал Жан, запивая таблетки водой. Ему следовало бы оставить все, как есть, но Жан снова и снова вертел свой стакан в пальцах. — Отец Рико отказался от него, как только тот родился, не заинтересованный во втором сыне. Мой отец без колебаний продал бы меня, если это означало, что с его долгами было покончено. Несмотря на это, Кевин ни на секунду не сомневался, что ты примешь его. Он был не настолько глуп, чтобы говорить об этом там, где Рико мог его услышать, но он сказал это мне. Я посмеялся над ним. Никогда не считал его мечтателем. Эбби нежно посмотрела на Ваймака, но тот направил взгляд на дальнюю стену и только спросил: — Нужно что-нибудь еще сегодня вечером? Жан указал на прикроватный столик, где стоял таймер, и они оставили его наедине с мыслями.***
Жан был не особо удивлен, когда Кевин зашел к нему утром, но он никак не ожидал увидеть девушку, которая пришла с ним. Жан не видел Теодору Мулдани с первого курса, поскольку она была на пятом, когда он наконец попал в состав Воронов. Он был знаком с ней за пару лет до этого, потому что рано перешел в Эвермор, но не думал, что увидит ее снова, пока после выпуска не поступит в профессиональную команду и не встретится с ней на корте лицом к лицу. — Тея, — удивленно произнес он. — Почему ты здесь? — Она видела мое интервью после игры, — сказал Кевин, отступая назад, чтобы Тея могла поговорить с Жаном наедине. Он поднял левую руку и сказал: — Она пришла за ответами. Тея предостерегающе указала пальцем на Кевина. — Подожди снаружи. Я не верю, что ты не будешь подсказывать, что говорить. — Кевин нахмурился, но Тея пристально смотрела на него, пока тот не вздохнул огорченно и не ушел. Она подождала несколько мгновений после того, как за ним закрылась дверь, словно думала, что он вернется, затем скрестила руки на груди и устремила на Жана слишком тяжелый взгляд. — Доброе утро, Париж. Было бы слишком надеяться, что она перерастет это прозвище. Жан сердито посмотрел на нее. — В сотый раз повторяю, Марсель. — Ты ужасно выглядишь, — сказала Тея, аккуратно проигнорировав замечание, как и всегда. — Кев сказал, что ты на несколько месяцев отстранен от занятий. Что с тобой случилось? — Неудачная борьба за мяч, — сказал Жан. — Снаряжение болталось. — Вчера я, возможно, и поверила бы в это, — сказала Тея. — Но он клянется, что это что-то другое. Попробуй еще раз, не ври мне в лицо. Не врать, она сказала, как будто это вообще было возможно. Вороны привыкли терпеть жесткую дисциплину тренеров и без колебаний устраивали друг другу жестокую травлю, когда кто-то из них слишком сильно выходил за рамки дозволенного, но Рико будто бы голову терял во всем, что касалось команды. Они знали, что в его сердце таится жестокость, и не раз видели, как она вырывалась наружу, однако Жан и Кевин из кожи вон лезли, чтобы скрыть истинную степень его садизма от своих товарищей по команде. Конечно, это было не ради Рико: Вороны могли и последовали бы за тираном прямо в ад, если бы от них этого потребовали. Рико был Королем, бьющимся сердцем, вокруг которого был построен замок Эвермор. Возможно, это была гордость или безрассудный инстинкт самосохранения. Кевин не хотел, чтобы Вороны видели, как он подчиняется, а Жана и так достаточно презирали. Он не мог сказать им, я Моро, и это то, чего я заслуживаю, когда они даже не знали, кем на самом деле были семьи Моро и Морияма. — Тебе не следовало приходить сюда, — сказал Жан. Это было пустой тратой времени пытаться отослать ее. Тея села на кровать и указала на свое лицо. — Посмотри на меня прямо сейчас. Как бы он ни старался, он не мог игнорировать этот тон. Он провел два года, со стороны наблюдая за ее игрой, очарованный тем, как она доминировала на задней линии. Ночь за ночью на первом курсе он боролся за то, чтобы остаться с ней наедине, вырываясь из лап Рико, пока тот был занят Кевином, чтобы попросить у нее совета. Она шутила, что он ее маленький парижский утенок, игнорируя все жалобные просьбы выучить правильный город. Он него никогда не мог защищаться от Теи, и Кевин это знал. Жан убил бы его за то, что он привел ее сюда. Он беспомощно посмотрел ей в глаза. — Не спрашивай меня. — Я и не спрашиваю, — сказала она. — Расскажи мне, что случилось. — С рукой Кевина? — У тебя двадцать одно целое ребрышко, — сказала Тея. — Пока что. Вероятность того, что она блефует, была пятьдесят процентов, но Жан все равно наклонился к ней и сказал: — Тогда сделай это. Это не займет много времени — все мы знаем, что у меня хрупкие кости. Он услышал колкость в своих словах, но не смог сдержать ее. Это было как обвинение, так и насмешка. Вороны говорили это о нем в течение многих лет, зная, что за этим кроется нечто большее, но предпочитая не лезть. Его склонность появляться на корте со швами было трудно игнорировать. Вороны четыре раза находили его у подножия лестницы стадиона, и за три коротких года он принес на корт шесть сломанных пальцев. Безопаснее было сказать, что он до смешного хрупкий, чем привлекать нежелательное внимание сверху своим любопытством. — Король — ублюдок и задира, но он никогда бы не зашел так далеко, — сказала Тея. — Только не со своей Свитой. Только не во время чемпионатов. Отрицание было автоматическим и яростным: — Он не делал этого со мной. Тея несколько мгновений рассматривала его, прежде чем предположила: — Значит, хозяин? Господи, Жан. Скажи мне, что ты не взялся за старое. Ей не нужно было произносить это вслух, ее усталый тон сказал сам за себя. Воспоминания заставили его сердце затрещать, как бьющееся стекло. Вороны знали, что на первом курсе он переспал с большей частью линии защиты; это был секрет, который знали все, и он отказывался исчезать, даже когда большинство из тех, кто был замешан в этом, закончили университет Эдгара Аллана. Поскольку никто из пятерых не стал бы предавать Рико, говоря, что он их на это подговорил, они смеялись над этим, считая, что это плата за номер на лице Жана. Терпеть эти насмешки и презрение было ужасно несправедливо, но это было лучше, чем говорить правду. Даже Кевин не знал всей истории, только грубую полу легенду, которую ему скормил Рико. Жан все еще помнил их имена и номера. Двое пытались проявить к нему немного терпения, заметив напряжение в его дрожащих руках и списав это на нервы. Остальные трое не стали с ним церемониться. Вороны были озлобленными, зависимыми друг от друга существами, которые проводили вместе в Гнезде почти каждый час своего дня. Было неизбежно, что они будут трахаться почти так же часто, как и ссориться. Жан вызвал такой интерес к себе только из-за своего возраста и того, как быстро он менял партнеров. Четыре раза Жан умолял Рико не посылать его в их комнаты. Четыре раза он молил о прощении и милосердии, зная, что Рико не способен ни на то, ни на другое. В последний раз он заткнулся и пошел, куда ему сказали, и Рико вознаградил его за безжизненную покорность, перейдя к новым мучениям на следующей неделе. Хозяин не был столь великодушным. Как только он обнаружил, что его дорогостоящее вложение создает себе репутацию шлюхи, то избил Жана до полусмерти. — Я совершил несколько ошибок, — тихо сказал Жан, чувствуя себя настолько далеким от своего тела, что даже не чувствовал простыни под руками. — Это была не одна из них. Это было просто... Ему было трудно подобрать слова — становилось трудно дышать, когда Тея так пристально смотрела на него. Жану нужно было убрать ее из своего пространства, из этой комнаты, из своей жизни, пока он не восстановит свои стены. Он ухватился за единственное, что могло отвлечь ее от него, и сказал: — Рука Кевина не была случайностью. Когда он расскажет тебе, что произошло, поверь ему. Ты не захочешь, но должна. Но не спрашивай меня — ни об этом, ни о чем другом. — Париж, — сказала она. — Уйди, Тея. — Марсель. — Слишком запоздалое предложение мира. — Уйди и не возвращайся, — сказал Жан. — Пожалуйста. Тея колебалась еще мгновение, затем поднялась на ноги и потрепала его по волосам. Если у нее и было что сказать на прощание, то она передумала и оставила его наедине с его жалкими мыслями, даже не оглянувшись. Жан лежал, даже когда она направилась к двери. Как только она ушла, он натянул одеяло на голову и приказал своему несговорчивому телу дать ему поспать. Он все еще не спал, когда Эбби заглянула проведать его через несколько часов, и он не позволил ей уйти, пока она не дала ему какого-нибудь снотворного. В самом низу его ждали кошмары, как это всегда было и будет, но, по крайней мере, Жан мог проснуться и убежать от них.